внешность древней царицы, колдуньи или богини. Она, как на троне, восседала
в кресле у камина, окруженная бархатными подушечками различных оттенков
красного цвета. Прямую царственную осанку не могли скрыть даже свободные
складки накинутой на ее плечи бирюзово-зеленой шали. Медно-красные
волосы были уложены в замысловатую прическу – сочетание волнистых
локонов, тугих завитков и колечек. Лицо с четким, как контурная карта, абрисом было покрыто слоем белой пудры, с которой смело контрастировала
алая губная помада. Сложенные на коленях руки выставляли на обозрение
коллекцию перстней с рубинами и изумрудами, меж которыми проглядывали
белые костяшки пальцев; и только ногти, некрашеные и коротко остриженные
(совсем как у меня), вносили элемент дисгармонии в этот помпезный образ.
Но самой неприятной, раздражающей деталью оказались солнцезащитные
очки. Я не могла разглядеть ее глаза, но тотчас вспомнила их неестественный, нечеловечески зеленый цвет на рекламном плакате. Темные линзы очков, казалось, обладали мощностью прожектора – у меня возникло такое чувство, будто ее взгляд проникает сквозь мою кожу и подбирается к самым потаенным
глубинам моей души.
Тогда я попыталась мысленно окружить себя защитным полем, оставив
доступной для обозрения лишь нейтральную внешнюю оболочку.
Она, должно быть, удивилась, обнаружив мою непрозрачность (то есть
свою неспособность видеть меня насквозь), но пришла в себя очень быстро –
намного быстрее, чем это сделала я после первого потрясения при встрече.
– Очень хорошо, – произнесла она с язвительной улыбкой, адресуя ее
скорее себе самой, чем мне. – Перейдем к делу. Как я поняла из вашего
ответного письма, у вас есть кое-какие сомнения относительно предложенной
мною работы.
– Да, собственно…
Она продолжила, словно не замечая моей попытки ответить:
– Я готова повысить вашу месячную ставку и размер финальной выплаты.
Я провела языком по сухим губам, подбирая подходящие выражения. Но
прежде, чем я с этим справилась, черные очки-прожекторы прошлись по мне
сверху вниз, чуть задержавшись на моей челке, темно-синем джемпере и
простенькой юбке. На губах ее промелькнула жалостная улыбка. И снова мисс
Винтер меня опередила, не позволив вступить в разговор.
– Насколько я понимаю, финансовый аспект вас не интересует, – сухо
констатировала она. – Это весьма необычно. Мне случалось писать про людей, равнодушных к деньгам, но живьем подобного человека вижу впервые. – Она
откинулась на подушки. – Отсюда я могу заключить, что камнем преткновения
для вас является правда. Люди, неспособные наполнить свою жизнь здоровой
любовью к деньгам, обычно страдают патологической тягой к таким вещам, как
правда, честность и справедливость.
Она махнула рукой, отметая мое замечание еще до того, как я успела его
озвучить.
– Вы боитесь приступать к работе над биографией в условиях, когда ваша
авторская независимость находится под вопросом. Вы подозреваете, что я
захочу перекроить содержание вашей книги на свой лад. Зная, что в прошлом я
отказывалась сотрудничать с биографами, вы гадаете, почему я сейчас решила
изменить своим принципам. А более всего, – заключила она, вновь окидывая
меня темным взглядом сквозь стекла очков, – вы боитесь, что я буду вам лгать.
Я хотела возразить, но не нашлась, что сказать. В сущности, она была
права.
– Вы не знаете, что на это ответить, ведь так? Вам неловко обвинять меня в
намерении вас обмануть? Люди вообще не любят в глаза винить друг друга во
лжи. Да сядьте же вы наконец!