костюме, более уместном на человеке гораздо старше его. Покрой, воротник, материя – все не годилось. Это был костюм из разряда вещей на вырост, какие
мать покупает сыну, по окончании школы вступающему во взрослую жизнь.
Однако мальчишки не перестают быть мальчишками, едва избавившись от
школьной формы.
Держался он очень напряженно. Я сразу это отметила, подумав: «Что ему
от меня нужно?»
Я ничего не имею против правдолюбцев, хотя собеседники из них хуже
некуда, особенно когда они пускаются в столь милые их сердцу рассуждения об
истине и лжи. Мне претит подобная болтовня, но если эти люди оставляют
меня в покое, я их тоже не трогаю.
По-настоящему меня раздражают не правдолюбцы, а правда как таковая.
Почему иные с ней так носятся? Разве кто-нибудь находил в ней поддержку и
утешение, какие дарует нам вымысел?
Поможет ли вам правда в полночный час, в темноте, когда ветер голодным
зверем завывает в дымоходе, молнии играют тенями на стенах вашей спальни, а
длинные ногти дождя выбивают дробь на оконном стекле? Нет. Когда холод и
страх делают из вас застывшую в постели мумию, не надейтесь, что лишенная
крови и плоти правда поспешит к вам на помощь. Что вам нужно в такой
момент, так это утешительный вымысел. Милая, славная, старая добрая ложь.
Некоторые писатели не любят давать интервью. «Вечно одни и те же
вопросы», – жалуются они. А что они, собственно, ожидают услышать?
Репортеры – это наемные работяги, у которых дело поставлено на поток, тогда
как писатель производит штучный продукт. Но если они задают нам одни и те
же вопросы, это еще не значит, что мы обязаны повторяться с ответами. Я
говорю о вымысле – в конце концов, это и есть наш хлеб насущный. В год я
даю десятки интервью, а за всю жизнь их у меня набралось несколько сотен. Я
считаю, что талант не должен отгораживаться от мира, загоняя себя в
тепличные условия. Во всяком случае, мой талант не настолько нежная вещь, чтобы вянуть и съеживаться от прикосновения грязных пальцев бульварных
писак.
В прежние времена меня не раз пытались поймать в ловушку.
Раскопавшие малую толику правды журналисты являлись ко мне с
намерением выложить этот козырь в удобный момент и, застав меня врасплох, узнать еще что-нибудь из той же серии. Приходилось все время быть начеку, чтобы сбивать их со следа. Обычно я пускала в ход свежую приманку и
осторожно уводила их в сторону от изначальной цели – вожделенной правды –
к очередной придуманной истории. В их глазах понемногу разгорался азартный
огонь, и, увлеченные вымыслом, они ослабляли хватку, позволяя настоящей
добыче, той самой толике правды, выскользнуть из жадных репортерских рук и
благополучно кануть в небытие. Этот прием срабатывал безотказно. Хорошая
сказка всегда берет верх над жалкими огрызками правды.
Позднее, когда я стала по-настоящему знаменитой, «интервью с Видой
Винтер» превратилось для журналистов в своего рода обряд посвящения. Они
уже примерно знали, чего следует ожидать, и были бы разочарованы, уйдя от
меня без новой истории. Начиная интервью с пробежки по стандартным
вопросам (Откуда вы черпаете вдохновение? Ваши персонажи основаны на
реальных людях? Что есть в главной героине от вас самой?), они вполне
удовлетворялись краткими ответами – чем короче, тем лучше (Из собственной
головы. Нет. Ничего.) и переходили к тому, ради чего они здесь появились. На
их лицах возникало мечтательное, предвкушающее выражение, как у
маленьких детей в ожидании сказки на сон грядущий. «Расскажите что-нибудь
о себе, мисс Винтер», – просили они.