Существуют культуры, в которых имя человека считается носителем его
мистической силы, и посему оно должно быть известно только Богу, самому
человеку и еще очень немногим избранным. Вслух произнеся имя – не важно, свое собственное или чье-то еще, – ты рискуешь вызвать беду. Данное имя, похоже, относилось к этой категории.
Мисс Винтер плотно сжала губы, но было уже поздно. Тело ее сотрясала
дрожь.
И мне стало ясно, что отныне я накрепко связана с этой историей.
Совершенно случайно я наткнулась на главную тайну, на самую суть того, о
чем должна была написать в своей книге. Это была любовь. И потеря. Ибо что
еще могло породить этот горестный вопль, как не воспоминание о тяжелой
утрате? На мгновение мне удалось заглянуть за маску из косметики и
экстравагантных нарядов, заглянуть в сердце мисс Винтер и в ее мысли. Одно
лишь мгновение, но его мне хватило, чтобы угадать ее истинную сущность – да
и как я могла не угадать, если эта сущность была также и моей собственной?
Мы обе были близнецами-одиночками. Едва я это поняла, как незримые путы
ее истории захватили меня, лишив свободы движений, и вслед за нервным
возбуждением я испытала страх.
– Где я могу найти информацию об этом пожаре? – спросила я, стараясь не
выдать голосом свое смятение чувств.
– В тамошней газете, «Банбери геральд».
Я кивнула и, сделав пометку, закрыла блокнот.
– Впрочем, есть еще одно свидетельство, которое я могу представить вам
прямо сейчас, – сказала она.
Я вопросительно подняла брови.
– Подойдите ближе.
Встав со стула, я сделала шаг вперед и сократила дистанцию между нами
наполовину.
Она медленно подняла правую руку, сжатую в кулак и на три четверти
покрытую драгоценными камнями в различных по форме оправах, а затем
повернула ее ко мне и раскрыла ладонь, словно хотела продемонстрировать
какой-то спрятанный в руке сюрприз.
Но в руке ничего не было. Сюрпризом оказалась сама рука.
Я в жизни не видела ничего хотя бы отдаленно похожего на ее ладонь. Эти
глубокие пурпурные борозды и белые рубцы не имели ничего общего с
бледно-розовой поверхностью моих ладоней. Ее расплавленная огнем плоть по
застывании обрела совершенно иной вид, подобно тому как изменяется
ландшафт, залитый раскаленной лавой после вулканического извержения. Ее
пальцы не могли до конца распрямиться, будучи стянутыми рубцовой тканью в
нечто вроде птичьей лапы. А в самом центре ладони – шрам внутри шрама, ожог на ожоге – выделялся некий гротескный знак. Он был настолько глубоко
вдавлен в плоть, что я, справляясь с внезапным приступом тошноты, подумала: что же случилось с костью, которая должна находиться в этом месте? Мисс
Винтер держала кисть своей руки так, словно она была посторонним, неживым
предметом, прикрепленным к ее запястью. Знак имел форму кольца с
небольшим выступом в том месте, где на нормальной руке находится
подушечка у основания большого пальца.
Позднее, вспоминая это зрелище в спокойной обстановке, я пришла к
выводу, что ожог похож формой на букву «Ц», но тогда я была слишком
шокирована увиденным, чтобы ясно соображать, и потому знак показался мне
чем-то абсолютно чужеродным, как буква из давно забытого и не
поддающегося расшифровке алфавита, непонятным образом очутившаяся на
странице с английским текстом.