Две-три переплетенных сюжетных линии, тут запоминающийся лейтмотивчик, там несколько броских деталей.
Всякая всячина из моей мусорной корзины, где подобного добра в
избытке. Забракованные фрагменты, романов и новелл, отвергнутые сюжетные
ходы, мертворожденные персонажи, образные описания, которым не нашлось
места в книгах, и прочая шелуха, отсеянная при редактировании. Достаточно
взять несколько таких лоскутов, наскоро их сшить, подровнять края – и готово.
Еще одна свеженькая биография.
Они уходили счастливыми и довольными, сжимая в руках свои блокноты, как детишки сжимают кулек со сластями по завершении праздничного вечера.
Потом они будут рассказывать своим внукам:
«Однажды я встречался с самой Видой Винтер, и она поведала мне
удивительную историю…»
Но вернемся к мальчишке из «Банбери геральд». Он с ходу попросил:
«Мисс Винтер, скажите мне правду». Каково? Я вынуждала людей идти на
самые невероятные ухищрения в надежде вытянуть из меня хоть одно слово
правды (таких ловкачей я чую за милю), но тут… Это было просто смешно. На
что он рассчитывал?
Кстати, хороший вопрос. На что он мог рассчитывать?
Испытующий, напряженно-внимательный взгляд. Ему было нужно нечто
особенное, и я это поняла. Глаза его лихорадочно блестели, на лбу выступили
капельки пота. Возможно, он был болен. «Скажите мне правду», – попросил он.
У меня возникло странное чувство: как будто возвращается к жизни давнее
прошлое. Где-то в глубине водоворотом закружились воспоминания, создавая
приливную волну, которая прокатилась вверх по жилам и обернулась холодной
зыбью, стучащей в мои виски. Жутковатое ощущение. «Скажите мне правду».
Я обдумала его просьбу. Я рассмотрела ее с разных сторон и взвесила
возможные последствия. Он выбил меня из колеи, этот мальчишка с бледным
лицом и горящими глазами.
«Хорошо», – сказала я.
Он покинул меня спустя час. Рассеянно промычал слова прощания и, уходя, ни разу не оглянулся.
Я не сказала ему правду. Как можно? Я угостила его очередной историей.
Тощей, жалкой, малокровной сказкой без ярких деталей и изящных поворотов: выцветшие лоскуты, сметанные на живую нитку, с бахромой по неровным
краям. Одной из тех историй, что так похожи на реальную жизнь. Точнее, на то, что представляется людям реальной жизнью, а это совсем не одно и то же.
Человеку моего склада, наделенному живой фантазией, нелегко сочинять
истории вроде этой.
Я следила за ним из окна. Он удалялся шаркающей подходкой, ссутулившись и опустив голову; казалось, каждый шаг давался ему с трудом.
Вся его энергия и живость, весь изначальный порыв сошли на нет. Я убила в
нем это. Впрочем, я не намерена брать на себя всю вину. Он должен был знать, с кем имеет дело, и не принимать рассказанное на веру.
Больше я его никогда не видела.
То самое чувство – глубинное волнение, зыбью восходящее к вискам, –
оставалось со мной еще долгое время. Оно то затихало, то вновь усиливалось
при одном лишь воспоминании о словах мальчишки-репортера. «Скажите мне
правду». – «Нет», – повторяла я снова и снова. Нет. Однако чувство не
исчезало. Оно не давало мне покоя. Более того, оно стало для меня реальной
угрозой. И тогда я пошла на сделку. «Не сейчас». Оно насторожилось, поколебалось, но в конце концов утихло. Утихло настолько, что я через
какое-то время напрочь о нем забыла.
Как давно это было? Тридцать лет назад? Сорок? Может, и больше. Время
проходит быстрее, чем мы успеваем это заметить.
А на днях мне вдруг вспомнился тот мальчишка. «Скажите мне правду».
Затем возвратилось и странное чувство. Нечто растет внутри меня, стремительно делясь и множась. Я чувствую его физически – где-то в районе