Супруга доктора вовсе не была плохой женщиной. Но, глубоко
убежденная в собственном священном предназначении, она верила, что
Господь неусыпно следит за каждым ее шагом и слышит каждое сказанное ею
слово, и была настолько поглощена корчеванием ростков гордыни, порождаемой ощущением своей праведности, что просто не замечала иных
совершаемых ею ошибок. Она являлась благодетельницей по призванию, а это
значило, что все сотворенное ею зло творилось неосознанно и только с
наилучшими намерениями.
Какие мысли роились в ее голове, когда она сидела на неудобном
вращающемся табурете у рояля и глядела в пространство? Она попала в дом, хозяева которого годами не меняли цветы в вазах. Неудивительно, что их дети
так дурно воспитаны! Серьезность проблемы окончательно дошла до ее
сознания лишь при виде вазы с мертвыми стеблями, и только полнейшим
душевным смятением можно объяснить ее следующие действия: она сняла
белые перчатки и опустила пальцы обеих рук на черно-серые клавиши рояля.
Отвратительный звук, наполнивший комнату, менее всего напоминал звук
музыкального инструмента. Отчасти это объяснялось ужасным состоянием
рояля, расстроенного до последней степени. Но дело было не только в этом.
Дребезжание рояльных струн сопровождалось еще одним звуком, ничуть не
более мелодичным: визгливо-шепелявым завыванием сродни воплю кошки, которой наступили на хвост.
Контраст между этой жуткой какофонией и предшествовавшей тишиной
был чересчур резок. Миссис Модели потрясенно уставилась на рояль, встала с
табурета и поднесла ладони к ушам. После всего этого у нее оставался лишь
один краткий миг на то, чтобы осознать: она была здесь не одна.
Из-за спинки шезлонга поднялась неясная фигура в белом…
Бедная миссис Модели.
Она едва успела заметить, что белая фигура угрожающе вздымает скрипку
и что эта скрипка очень быстро и энергично перемещается в ее сторону.
Прежде чем она хоть как-то среагировала, скрипка обрушилась на ее череп; в
глазах докторши потемнело, и она без чувств рухнула навзничь.
Она безжизненно простерлась на полу, раскинув руки в стороны, и
белоснежный носовой платочек пугливо высовывался из-под ремешка ее
наручных часов. Клубы пыли, поднятые с ковра при ее падении, медленно
оседали обратно.
Так она пролежала примерно полчаса. На ее счастье, Миссиз по
возвращении с фермы, куда она ходила за свежими яйцами, случайно заглянула
в эту комнату и заинтересовалась происхождением большого темного пятна
перед роялем, где она прежде таких пятен не наблюдала.
А белая фигура исчезла без следа.
***
Когда я вечерами записывала историю мисс Винтер, ее голос заполнял
мою комнату почти так же явственно, как это ранее происходило в библиотеке.
У нее была особенная манера произносить слова, которые отпечатывались в
моей памяти, как на фонограмме. На сей раз после слов «исчезла без следа» она
сделала паузу; я замерла, держа карандаш над страницей и ожидая
продолжения.
Я была так поглощена ее историей, что не сразу смогла иерефокусировать
взгляд с распростертой на пыльном попу воображаемой докторши на реальную
рассказчицу. Когда же я с этим справилась, увиденное меня напугало. Обычная
бледность мисс Винтер приобрела желтовато-серый оттенок, а ее тело, всегда
отличавшееся прямой осанкой, мучительно напряглось, словно с трудом