кораблекрушений, эпидемий и стихийных бедствий уже не могла превратить в
сливки общества эту седьмую воду на киселе. Ежегодники устанавливали свои
ограничения, и как раз под такое ограничение попала Изабелла. Она была
женщиной; у нее не было мужского потомства; ее супруг (не лорд) был мертв; ее отец (также не лорд) был мертв. По причине всего вышеизложенного
ежегодник выбросил ее и двух ее дочерей из своих благородных списков в
бескрайний океан простонародья, чьи рождения, браки и смерти – равно как их
любовные связи, ночные кошмары и гастрономические предпочтения – не
стоили того, чтобы фиксировать эти данные для потомства.
Однако Чарли был мужчиной, и ежегодник мог снизойти до его
последующих упоминаний, хотя тень незначительности уже нависала и над
ним. Информация о нем была предельно краткой. Его звали Чарльз
Анджелфилд. Он родился тогда-то. Он Жил в Анджелфилде. Он не был женат.
Он не был мертв. С точки зрения ежегодников, этих сведений было вполне
достаточно.
Я брала один выпуск за другим и натыкалась на тот же скромный набор
пометок. Открывая очередной том, я думала:
«На сей раз они его выбросят». Но каждый год он был на месте: все еще
Чарльз Анджелфилд, все еще живет в Анджелфилде, все еще не женат. Я
вспомнила рассказы мисс Винтер о Чарли и его сестре и закусила губу, воображая, что может означать это затянувшееся безбрачие.
И вот, когда возраст Чарли приближался к пятидесяти годам, я наткнулась
на нечто новое. Имя, дата рождения, место жительства – все как прежде, но в
конце странная аббревиатура, которой я ранее не замечала: «ОПУ».
Я заглянула в список сокращений.
ОПУ: официально признан умершим.
Вернувшись к записи о Чарли, я долго и внимательно ее изучала, как будто
усилием взгляда могла проявить какие-то водяные знаки, разъясняющие эту
загадку.
В тот год он был официально признан умершим. Насколько я знала, такая
процедура проводится в случаях, когда человек бесследно исчезает, и через
определенное время его родственники, претендующие на наследство, поднимают вопрос о признании его мертвым, хотя никаких свидетельств этого, как и собственно трупа, в наличии не имеется. Я даже припомнила срок: между
исчезновением человека и признанием его умершим должно пройти семь лет.
Он мог скончаться когда угодно в течение этого периода. Он мог и вовсе не
скончаться, а блуждать где-нибудь в дальних краях или затеряться среди чужих
людей, ничего не знающих о его прошлом. «Узаконенная» смерть не
обязательно предполагала реальную. Я подумала: и что это могла быть за
жизнь, которая пришла к столь нелепому и невнятному завершению? ОПУ.
Я закрыла ежегодник, поставила его на полку и спустилась на первый
этаж, чтобы приготовить себе какао.
– Что тебе известно о юридических процедурах, необходимых для
признания пропавшего человека мертвым? – спросила я у отца, стоя над плитой
в ожидании, когда закипит молоко.
– Вряд ли мне известно больше твоего, – раздалось в ответ.
А через несколько секунд он возник в дверях и протянул мне карточку с
именем одного из наших постоянных клиентов.
– Вот кто тебе все объяснит. Профессор-юрист. Сейчас уже на пенсии, живет в Уэльсе, но приезжает сюда каждое лето, чтобы прикупить парочку книг
и прогуляться по берегу реки. Славный старик. Почему бы тебе не послать ему
письмо? Заодно сообщи, что я могу придержать для него редкий экземпляр
«Justitiae Naturalis Ргinciria"*.
></emphasis > * «Принципы естественного права» (лат.).