тыльной стороне – этакий непринужденный старомодный жест. Затем его
массивная фигура взлетела по ступеням крыльца, и тяжелая дверь затворилась, лязгнув засовом с внутренней стороны.
Медленно шагая по аллее к часовне, я размышляла о человеке, с которым
только что подружилась. На меня это было совершенно не похоже. Перед
входом на кладбище я вдруг подумала: «А что если он – это я сама? Вдруг он
плод моего воображения? Может, после знакомства с мисс Винтер я – уже не
совсем я?»
МОГИЛЫ
Я покинула старый дом слишком поздно; фотографировать при таком
освещении не имело смысла. Посему я решила осмотреть кладбище. Оно было
старым, как и сама усадьба, но небольшим ввиду скромных размеров местной
общины. Я нашла могилы Джона Коупенса («Вознесен во Сады Господни» –
гласила эпитафия) и женщины по имени Марта Данн («Верна во службе
Господу»), которую, судя по датам на плите, можно было отождествить с
Миссиз. Я переписала имена, даты и эпитафии в свой блокнот. На одной из
могил я увидела свежие цветы – букет ярких оранжевых хризантем – и подошла
поближе, чтобы узнать, за чьей могилой так ухаживают. Захоронение
принадлежало «Незабвенной Джоан Мэри Лав».
Меня удивило отсутствие среди прочих фамилии Анджелфилдов. Но
удивление длилось недолго. Как и следовало ожидать, господ не хоронили на
церковном дворе за компанию с простолюдинами. Их куда более помпезные
надгробия – со статуями или рельефными портретами и пространными
эпитафиями – находились внутри часовни.
Там царила угрюмая полутьма. Узкие стрельчатые окна зеленоватого
стекла, утопленные в кладке стен, отбрасывали тусклый свет на арки и
колонны, на белые сводчатые перекрытия и черные стропила, на полированное
дерево скамей.
Когда мои глаза привыкли к такому освещению, я принялась один за
другим осматривать надгробные памятники, сгрудившиеся в тесном
пространстве часовни. Здесь были похоронены все Анджелфилды, скончавшиеся на протяжении нескольких веков, и каждому из них посвящалась
хвалебная эпитафия, высеченная на плите дорогого мрамора. Я решила
отложить расшифровку всех этих надписей на следующий приезд; сейчас же
меня интересовали конкретные представители рода.
Семейная склонность к надгробному многословию иссякла на Джордже
Анджелфилде. Чарльз и Изабелла – ибо кому, как не им, надлежало решать этот
вопрос – предпочли не вдаваться в подробности, описывая для потомков
жизненный путь своего отца, и ограничились одной фразой: «Избавлен от
земных скорбей, ныне он со своим Спасителем». Роль Изабеллы в этом мире и
ее кончина нашли отражение в стандартной формуле: «Любимая мать и сестра, она ушла в лучший мир». Тем не менее я занесла в блокнот и эти слова, после
чего прикинула по датам ее возраст. Младше меня! Она умерла хоть и не столь
трагически юной, как ее муж, но все равно в прискорбно раннем возрасте.
Чарли я нашла с большим трудом. Обследовав все надгробия в часовне и
уже собираясь уходить, я в последний момент заметила среди них небольшой
темный камень. Скромные размеры и неброский цвет камня как будто
указывали на желание скрыть его от глаз посетителей. Высеченные на нем
слова не имели позолоты, и, будучи не в состоянии их разглядеть, я прибегла к
методу Брайля, определяя каждую букву на ощупь:
ЧАРЛИ АНАЖЕАФИЛА ОН УШЕЛ ВО МРАК НОЧИ МЫ ЕГО
НИКОГДА НЕ УВИДИМ