силу, причем мы вдвоем едва удерживаем в ванне эту худышку. Все мои
попытки сблизиться она отвергает с ходу. Мне кажется, она попросту лишена
многих нормальных человеческих чувств, и, между нами говоря, доктор
Модели, я сомневаюсь, что из нее когда-нибудь выйдет полноценный член
общества.
– Как у нее с интеллектом?
– Она очень хитра и изобретательна. Но в ней невозможно пробудить
интерес к чему-либо, что выходит за рамки ее желаний и склонностей.
– А как с учебой?
Вы, конечно же, понимаете, что понятие «учеба» применительно к этим
девочкам не имеет ничего общего с образованием обычных детей. У нас нет
уроков арифметики, латыни или географии. Тем не менее я внесла в распорядок
дня занятия – по два часа утром и после обеда – и стараюсь донести до них
информацию путем рассказывания историй.
– Она понимает смысл и цель этих уроков?
– Честное слово, я не знаю, как ответить на ваш вопрос, доктор Модели.
Она ведь совершенно неуправляема. Ее приходится заманивать в класс
хитростью, а иногда я вынуждена привлекать Джона, чтобы он тащил ее силой.
При этом она яростно сопротивляется, хватаясь за что попало, или, наоборот, застывает как деревянная, расставив руки и ноги, так что ее с трудом удается
пропихнуть в дверь. Усадить ее за письменный стол практически невозможно.
Обычно Джон просто оставляет ее на полу. Во время урока она не глядит на
меня и не слушает, что я говорю, а погружается в какие-то свои мысли.
Доктор внимательно слушал рассказ, кивая.
– Да, это действительно трудный ребенок. Я понимаю, вас очень тревожит
ее поведение и вы опасаетесь, что ваши усилия не приведут к столь же
успешному результату, как в случае с ее сестрой. И все же, простите меня, мисс
Барроу, – продолжил он с обаятельной улыбкой, – но я не верю, что вы
поставлены в тупик. Мало кто из студентов-медиков, имея на руках те же
данные, смог бы составить более связный и грамотный отчет о ее поведении и
психическом состоянии.
Гувернантка прямо взглянула ему в лицо.
– Я еще не дошла до самого главного.
– Вот как?
– Существуют методики, которые в прошлом давали хорошие результаты в
работе с такими детьми, как Аделина. У меня есть и свои оригинальные
подходы, проверенные на практике, и я не замедлила бы их применить, если бы
не…
Эстер запнулась, и на сей раз у доктора хватило такта воздержаться от
комментариев и дождаться продолжения. И она продолжила, тщательно
подыскивая и взвешивая каждое слово:
– У меня создалось впечатление, что разум Аделины окутан мглой, которая
отделяет ее не только от остальных людей, но и от самой себя. Временами эта
мгла становится более прозрачной, а порой и совсем рассеивается, и тогда я
вижу перед собой другую Аделину. Но потом вновь наползает мгла, и все
возвращается в прежнее состояние.
Эстер смотрела на доктора, оценивая его реакцию. Он сосредоточенно
морщил лоб, однако выше, у корней редеющих волос, его кожа была все такой
же гладкой и розовой.
– Как она выглядит в периоды просветлений? – спросил он.