Хуа Чэн улыбнулся:
— Гэгэ поистине обладает божественной проницательностью.
Так, смеясь и беседуя, они наконец совместными усилиями завершили каллиграфическое произведение, всё те же четыре стихотворные строки. Хуа Чэн взял получившуюся работу в руки, полюбовался немного, и, кажется, остался весьма удовлетворён:
— Хм, неплохо. Оформлю в свиток.
Услышав от него «неплохо», Се Лянь тихонько подавился. И потом ещё раз после фразы «оформлю в свиток».
— Неужели ты правда намереваешься повесить это на стену?
Если бы покинувшие этот мир учителя Се Ляня увидели подобную картину, к которой принц приложил руку, наверное, от гнева превратились бы в ходячих мертвецов.
Хуа Чэн, однако, с улыбкой ответил:
— Нет. Я сохраню его лично для себя и никому не позволю смотреть.
Внезапно до них донеслись крики, раздавшиеся вдали снаружи:
— Пожар!
— Пожар!
— Дом Блаженства горит!
В храме Тысячи фонарей царила звенящая тишина, да к тому же оба, и Хуа Чэн, и Се Лянь, могли похвастаться слухом, превосходящим простых смертных. Они быстро переглянулись, и у Се Ляня вырвалось:
— Опять Дом Блаженства?
Уже после принцу показалось, что «опять» из его уст прозвучало несколько комично. Хуа Чэн без суеты и спешки свернул бумагу с каллиграфией и произнёс:
— Не стоит беспокоиться. Гэгэ, посиди пока здесь, а я скоро вернусь.
Но как же Се Лянь мог усидеть?
— Я пойду с тобой!
И принц второпях последовал за Хуа Чэном, про себя сокрушаясь: ну почему каждый его визит в Призрачный город знаменуется пожаром в Доме Блаженства? Вновь подтвердилась его слава злого духа, приносящего несчастья. И хотя на этот раз Се Лянь ни при чём, он уже по привычке стал испытывать угрызения совести. Когда они прибыли к Дому Блаженства, всю улицу перед зданием заполняли клубы дыма, а мелкие демоны и оборотни шумно носились туда-сюда с вёдрами воды, заливая огонь. Увидев Хуа Чэна и Се Ляня, они завопили:
— Градоначальник! Вам не стоит беспокоиться! Пожар небольшой, уже почти всё потушили!
Хуа Чэн остался бесстрастен, Се Лянь же с облегчением выдохнул и мягко произнёс:
— Просто замечательно! Огромное вам спасибо за труды.
Даже простая благодарность стала бы для демонов неожиданностью, а услышав её от самого друга градоначальника, они тут же возрадовались и заголосили:
— Какие же это труды! Так, мелкие хлопоты!
— Это наш долг!
Тут Се Ляню показалось, что ему всё же не следовало благодарить демонов, ведь спасённые от пожара владения принадлежат вовсе не ему. Но раз Хуа Чэн сам не проронил ни слова, должно быть, ничего плохого принц не совершил, поэтому, устыдившись лишь про себя, больше не возвращался к этим мыслям.
Они вошли в Дом Блаженства и осмотрели очаг пожара, которым, как и ожидалось, оказалась небольшая комнатка, расположенная в неприметном уголке. Не удивительно, что пожар так быстро потушили.
Однако Се Лянь лишь сильнее насторожился и сказал:
— Поджигатель — не из невежд, бесстрашных настолько, чтобы творить подобное ради злой шутки. Но и по-настоящему сжигать что-либо он не собирался. Более вероятно, что таким образом отвлекли наше внимание, чтобы переключить его с чего-то другого.
Но от чего же именно их отвлекали в такой момент?
Как вдруг Се Ляня осенило:
— Дух нерождённого!
Когда они покинули Дом Блаженства и отошли довольно далеко, дух всё не переставал хныкать, да ещё плакал так пронзительно и время от времени звал «маму». Но теперь эти звуки стихли!
Они вновь вернулись в одну из пристроек снаружи главного зала Дома Блаженства. Сосуд с запечатанным в нём духом всё ещё находился на столике, где не глядя оставил его Хуа Чэн, выходя за порог. Но когда Се Лянь подошёл и взял сосуд в руки, то заметил, что вес изменился — ёмкость стала слишком лёгкой. А когда поднял крышку и заглянул внутрь, то убедился — внутри оказалось совершенно пусто!
Запертая в нём нечисть ни за что не смогла бы изнутри сломать печать. Се Лянь тут же заключил:
— Духа кто-то выпустил.
Хуа Чэн, однако, не выказал ни тени тревоги:
— Его выкрали. Этой твари досталось от моих бабочек, с такими ранами дух не смог бы сбежать сам.
— В таком случае, всё намного проще. Сань Лан, в Доме Блаженства есть охрана, которая следит за всеми, кто входит и выходит? Возможно, они помогут нам отыскать подозрительного посетителя?
— Нет.
— Нет? — моргнул Се Лянь.
— Ага. И никогда не было.
Вот почему в тот раз, когда принц незаметно пробрался в Дом Блаженства, он не встретил ни одного охранника. Се Лянь даже решил, что его не обнаружили, потому что он отлично затаился, но оказалось, что охраны в самом деле не существует. Принц на миг застыл.
— Ты настолько спокоен за безопасность Дома Блаженства?
— Гэгэ, ты не обращал внимания на двери в Доме Блаженства?
Поразмыслив, Се Лянь ответил:
— Нет, не обращал. Неужели в них заключается какая-то особенность?
— Именно. — Он указал на вход, ведущий в пристройку: — Если кто-то, кроме хозяина, без разрешения последнего, вознамерится вывести кого-то отсюда или унести что-либо, ему не принадлежащее, пусть даже самую мелкую вещицу, он не сможет открыть дверь и окажется в ловушке.
Се Лянь припомнил, что в прошлый раз, передвигаясь по Дому Блаженства, он открывал двери при помощи игральных костей, а в итоге сбежал, благодаря урагану, поднятому Повелителем Ветров, через сорванную крышу, а вовсе не через «дверь». Подобные действия отличались необузданной грубостью, и чем чаще Се Лянь о них вспоминал, тем отчётливее чувствовал, что лучше этого не делать, вот и теперь немного устыдился.
После недолгой паузы принц вновь спросил:
— Но что если, к примеру, Сань Лан, ты украдёшь у меня драгоценный артефакт и принесёшь в свой Дом Блаженства? Смогу ли я забрать отсюда эту вещь, будучи её первоначальным хозяином?
Хуа Чэн приподнял бровь:
— Разумеется, нет. То, что попало ко мне в руки, стало моим. Однако, гэгэ, не стоит возводить на меня напраслину, я никогда не стану красть твои артефакты.
Се Лянь мягко кашлянул:
— Конечно, я прекрасно это знаю, поэтому ведь и сказал «к примеру». К тому же… у меня и драгоценных артефактов нет, чтобы кто-то захотел их украсть…
Хуа Чэн, в меру пошутив и посмеявшись, продолжил:
— Поэтому унести что-то отсюда и при этом остаться незамеченным — невозможно. Разумеется, и охранники тогда не нужны.
Се Лянь первым делом подумал, что похититель духа покинул комнату как-то иначе, не через двери. Но оглядевшись по сторонам, обнаружил, что и крыша, и пол, и стены находятся в совершенно целостном состоянии, никаких следов разрушения. Невольно появилась ещё более невероятная догадка.
Неужели злоумышленник вовсе не сбежал, а до сих пор находится здесь, прямо в этом зале?
И хотя в помещении совершенно негде было спрятаться, во всём мире имелось немало самых разных способов сделаться невидимым чужому глазу. Возможно, похититель прямо сейчас где-то рядом с ними, незаметно наблюдает за каждым их шагом, каждым действием. Се Лянь с подозрением огляделся, пытаясь рассмотреть в воздухе малейшие искривления, однако и глаза, и интуиция сообщили ему, что здесь вовсе нет кого-то третьего, будь то демон или человек. Возможно, принц ошибся в своих размышлениях, и стоит искать в другом направлении? И тут Хуа Чэн с улыбкой произнёс, при том весьма уверенно:
— Гэгэ, нет нужды беспокоиться. У меня есть способ отыскать похитителя.
Се Лянь развернулся к нему, задумался на пару мгновений, а потом его вдруг осенило.
Им оставалось спокойно ждать. Спустя некоторое время вдали послышался всё приближающийся разноголосый гул, огромная толпа всевозможной нечисти нахлынула тёмной волной, разлившейся вокруг пристройки с криками:
— Наш высокочтимый градоначальник, какие будут указания?!
В этой толпе насчитывалась по меньшей мере тысяча демонов, и если бы Дом Блаженства вместе с окружающей территорией не оказался достаточно просторным, они бы точно сюда не поместились. Их привёл всё тот же подручный Хуа Чэна в маске, который обратился к нему:
— Градоначальник, все те, кто появлялся сегодня на улицах города, должны быть здесь. Мы заперли город, никому отсюда не сбежать.
Се Лянь, услышав уже знакомый голос молодого мужчины, не смог не задержать на нём взгляд.
Толпа зашумела:
— Градоначальник, вы поймали того, кто устроил поджог?
— Я слышал, ещё и что-то украдено! Наверное, жизнь опостылела, захотел снова помереть!
— Каков наглец! Устроил пожар, да ещё и ограбил! Решил над головой бога Тайсуя землю копнуть[197]? Градоначальник, и вы отпустите наглеца?!
Конечно, сейчас толпа демонов имела в виду вовсе не Се Ляня, однако принц, поскольку в прошлый раз и устроил пожар, и выкрал пленника, и в конечном счёте действительно был отпущен Хуа Чэном, почувствовал себя так, словно в него вонзилось бессчётное множество стрел. Мучаясь ещё более сильными угрызениями совести, принц тихо кашлянул и украдкой глянул на Хуа Чэна. И надо же такому случиться, что Хуа Чэн в тот же миг с необъяснимым выражением лица посмотрел в сторону принца. Их взгляды на мгновение встретились, так что Се Ляню пришлось поспешно отвести глаза. Следом послышался бесстрастный голос Хуа Чэна:
— Тот, кто выкрал дух нерождённого, сейчас назовёт себя сам. Не тратьте моё время.
Потрясённые демоны загомонили:
— Он среди нас?
— Я-то думал, какой-то чужак…
— Кто это? Скорее выходи!
Спустя время волна потрясения понемногу улеглась, но никто так и не вышел из толпы. Хуа Чэн произнёс:
— Очень хорошо. А ты и впрямь смельчак. Мужчины налево, женщины направо. Построиться рядами.
Демонам приказ показался странным, но никто не посмел и в мыслях ослушаться Хуа Чэна, поэтому все немедля повиновались — быстро разделились на две большие группы. Слева грубо пыхтящей толпой сгрудились демоны-мужчины; а справа — женщины, почти каждая из которых зазывала очаровательной кокетливостью. Хуа Чэн и Се Лянь переглянулись и направились прямо к женской половине, бегло оглядывая по десять девушек за раз, подобно любованию цветами на скаку. Пройдя немного вдоль ряда демонесс, принц вдруг остановился возле одной из них. На женщине красовалось длинное платье, лицо она умастила толстым слоем пудры, поэтому выглядела пугающе белой, практически до неузнаваемости. И всё же столь броский макияж показался принцу знакомым. Се Лянь обратился к ней:
— Госпожа Лань Чан?
Женщина застыла, будто сама увидела привидение. И действительно, перед принцем стояла та самая демонесса, что в прошлый раз прицепилась к нему на улице, закатила перебранку с мясником-вепрем, а потом посмеялась над «бессилием» и растрезвонила об этом на весь Призрачный город. Лань Чан.
Когда первоначальное изумление отступило, женщина упёрла руки в боки и горделиво вскинула голову.
— Чего? Ты же сам сказал, что у тебя не стои́т! Я тебя не оговаривала! Или что, решил отомстить и нажаловался градоначальнику, чтобы он меня проучил?
Все демонессы и оборотницы вокруг немного нервничали, но услышав тираду Лань Чан, всё-таки тихонько захихикали.
Хуа Чэн тоже подошёл к ним, и хотя неясно, что выражало его лицо, Лань Чан всё же его устрашилась и больше не осмелилась вставать в позу и грубить.
Се Лянь мягко обратился к ней:
— Подобные шутки вы, госпожа, вправе шутить сколько вздумается, я вовсе не протестую. Однако… дух нерождённого навредил немалому количеству людей, он очень кровожаден, нельзя так просто выпускать его на волю. Поэтому всё-таки попрошу вас выдать его.
Даже сквозь толстый слой пудры легко угадывалось, что лицо Лань Чан сделалось ещё бледнее. Она принялась отступать, но вокруг столпились другие демонессы, и женщина не сделала пары шагов, как оказалась схвачена сразу несколькими руками, которые отрезали ей путь к бегству. Единственное, что ей оставалось, это закричать:
— Я не знаю, о чём ты говоришь! Какой ещё дух?
— Прошу, отдайте его, — повторил Се Лянь.
— Да что отдать? — взвилась Лань Чан. — У меня ничего нет! Говоришь, я украла что-то из покоев градоначальника? Но всем известно, что у градоначальника ничего украсть невозможно, ведь вынести не получится!
Толпа подтвердила: «Да, верно, это все знают», даже мясник-вепрь кричал вместе со всеми.
— Ведь пожар в Доме Блаженства случился совсем недавно, — добавила Лань Чан, — а я всё это время стояла на улице и никуда не отлучалась. А если бы я что-то украла, то наверняка не успела бы спрятать, верно? — С такими словами она развела руки в стороны, показывая всем, что её ладони пусты. И даже приподняла юбку, чтобы доказать, что под ней ничего не спрятано.
— Девушка, в прошлую нашу встречу даже на холодном ветру вы не стесняли себя множеством одежд, — возразил Се Лянь. — Но сегодня, в столь прекрасную погоду, почему же вы, наоборот, надели длинное платье? Просто захотели сменить наряд или желаете что-то скрыть?
Стоило ему сделать замечание, и демоны тоже обратили внимание на эту деталь. Ведь Лань Чан обычно одевалась крайне откровенно, и Се Лянь, сказав, что она «не стесняла себя множеством одежд», выразился довольно мягко. Ведь по улице женщина разгуливала чуть ли не с оголённой грудью. Сегодня же Лань Чан оделась в длинное платье, которое плотно скрыло от чужих взглядов и талию, и ноги, что и впрямь весьма странно. Кроме того, когда Хуа Чэн с Се Лянем прогуливались по Призрачному городу, среди толпы демонов, нахваливающих различные яства, никто не видел Лань Чан, которая обыкновенно обожала браниться на всю улицу, тем самым привлекая к себе внимание, а также активно распространять сплетни о том, что «это у него бессилие, дело вовсе не во мне». По толпе пробежали взволнованные обсуждения.
Се Лянь неторопливо заключил:
— Вы не забирали из Дома Блаженства ничего, что вам не принадлежит, лишь взяли часть самой себя. И дух нерождённого сейчас находится в вашем чреве!
Ведь если похититель не сбегал из Дома Блаженства каким-то иным способом, а также не спрятался внутри, в таком случае оставался только один вариант: этот человек вышел как положено, ни от кого не скрываясь, через главный вход.
Если бы дух принадлежал когда-то рождённому ребёнку, он сам бы в таком случае уже являлся отдельным человеком. Однако кто-то вырезал его из живота матери, когда ещё не подошёл срок ему появиться на свет, и, если мать вернула его в своё чрево, он, разумеется, считался её «собственностью». Нет, даже так — дух нерождённого сам по себе являлся её плотью и кровью, частью её самой. Всё-таки кровная связь матери и дитя крепче любой другой связи, и в данном случае они являлись единым целым, поэтому женщина смогла совершенно беспрепятственно, в целости и сохранности покинуть Дом Блаженства, пройдя через все двери на своём пути.
Поэтому дух нерождённого наверняка выкрала женщина, а именно — его родная мать. И если запереть все выходы из Призрачного города и поискать среди демонесс, которые появлялись на улицах до и после пожара, пропажа наверняка найдётся. Должно быть, Хуа Чэн подумал об этом в первое же мгновение после того, как они оказались в пристройке.
Внезапно Лань Чан громко взвизгнула и схватилась за живот.
Се Лянь воскликнул:
— Госпожа?!
Лань Чан, побелев пуще любого мертвеца, не могла произнести ни слова. Внезапно её живот раздулся, будто его чем-то распирало изнутри: изначально плоский, он вдруг увеличился до состояния огромного мяча, и казалось, подол её платья вот-вот треснет по швам, сквозь которые начал сочиться чёрный дымок!
Демонессы отпустили Лань Чан и попятились, а сама женщина, изо всех сил прижимая руки к животу, закричала со смесью страха и удивления в голосе:
— Не шуми!
Всё-таки дух нерождённого не усидел в её животе.
Хуа Чэн спокойно произнёс:
— Гэгэ, отойди назад.
— Всё в порядке! — ответил принц.
Лицо Лань Чан исказилось болью, она повалилась на колени и завопила:
— Послушай маму! Послушай маму, ну же! Будь умницей, будь умницей, хорошо?!! Хватит капризничать!!!
Се Лянь обратился к ней:
— Госпожа Лань Чан, для начала советую вам его выпустить.
Но та замотала головой, будто в приступе безумия:
— Нет! Нет, нет! Я обязательно оставлю его в своей утробе и буду как следует взращивать, он больше не сбежит и не навредит никому! Градоначальник, умоляю вас, не забирайте моего сына. Я искала его несколько сотен лет! Не забирайте моего сына! Не отдавайте его этой шайке чиновников с Небес!!!
По всей видимости, в Призрачном городе все демоны давно знали, что Се Лянь — служащий Небесных чертогов. Лань Чан взвизгнула, и принялась кататься по земле, крепче обхватив живот, который, казалось, больше не принадлежит ей и живёт собственной жизнью: то уменьшается, то раздувается, то мечется во все стороны, источая всё больше густого чёрного дыма. Наверняка зловредный дух нерождённого, вернувшись в чрево матери и посидев там некоторое время, восстановил силы и теперь вновь принялся безобразничать. Демонессы, что ненадолго разошлись в стороны, снова налетели, чтобы схватить женщину, только сил им на это явно не хватало, поэтому нечисть мужского пола с левой стороны бросилась на помощь с криками «Дайте-ка мы!» Воцарился совершеннейший беспорядок, и Се Лянь, крепко сжав кулаки, воскликнул:
— Госпожа Лань Чан! Плод в вашем чреве намного превосходит вас по силе, к тому же он может вас поранить, тогда как вы не найдёте в себе сил причинить ему вред. Вы абсолютно ничего не сможете с ним сделать! Рано или поздно он выпьет из вас все соки, а потом всё равно вырвется наружу! Немедленно отпустите его!
Если Лан Чан не захочет выпустить то, что запрятала в утробе, рано или поздно озлобленный дух высосет её досуха, а затем растерзает внутренности. Чтобы предотвратить подобный исход, Се Ляню придётся самому вскрывать её живот, что явно лучше, чем наблюдать как ребёнок разорвёт собственную мать на кусочки. Но разве принц мог решиться на подобное, пока ещё не наступил момент, когда ничего иного не остаётся? Он не хотел бы делать этого сам, и тем более ни в коем случае не желал, чтобы за него это сделал Хуа Чэн. Но Лань Чан оказалась невероятно упрямой и, даже заходясь приступами боли, никак не соглашалась выпустить дух нерождённого. Так дальше продолжаться не могло, и принц решился вмешаться. Стиснув зубы, он произнёс:
— Прошу меня извинить!
Но когда он уже положил ладонь на рукоять Фансиня, Хуа Чэн остановил принца и уверенно произнёс:
— Не нужно.
Одновременно с его словами живот Лань Чан вдруг охватил ореол золотого сияния, настолько яркий, что стоящие ближе всех демоны все как один завопили «Ай-яй!» и разбежались в стороны с криками:
— Что это такое?!
Се Лянь смотрел, не отрывая глаз, и когда золотое сияние померкло, изо всех сил рвущийся наружу дух будто бы чем-то запечатало, а живот Лань Чан вновь сделался ровным. Тем, что запечатало дух, оказался широкий пояс.
На первый взгляд пояс совсем ничем не выделялся, но Се Лянь присмотрелся и изумлённо проговорил:
— …Как он мог оказаться на тебе?
Должно быть, из-за частых стирок вещь немного потеряла в цвете, но Се Ляню всё же удалось разглядеть, что пояс принадлежал Небесным чертогам.
Многие вещи, которые встречались лишь на Небесах, являлись магическими артефактами искусной работы и при необходимости проявляли удивительную способность защиты владельца в момент опасности. К тому же, пускай вышивка на поясе заметно поистёрлась, Се Лянь был твёрдо уверен, что перед ним «золотой пояс», который могли носить лишь небожители.
И судя по рангу, пояс принадлежал кому-то из чиновников Верхних Небес!
В Небесных чертогах преподнесение в дар золотого пояса считалось довольно популярным и элегантным жестом, а также несло на себе особый смысл. Если мужчина-небожитель дарил кому-то свой пояс, вещь сама по себе содержала некую чувственную составляющую, а уж об особом смысле подобного подарка можно было легко догадаться. Поэтому такой пояс, разумеется, нельзя дарить кому попало, а также совсем не просто потерять.
Се Лянь произнёс:
— Госпожа, неужели это ребёнок…
Но тут принц опомнился и вовремя придержал язык, ведь даже в логове нечистой силы задавать женщине подобные личные вопросы на виду у всех явно нехорошо.
Лань Чан же немедля бросила:
— Нет!
Се Лянь подумал: «Я ведь ещё ничего не спросил, зачем же сразу кричать “нет”?»
Принц задал другой вопрос:
— Значит, эти восемьсот лет ты жила на свете, полагаясь на этот пояс?
Услышав его слова, демонессы кругом разинули рты от удивления:
— Мамочки… Лань Чан, ты настолько старая?!
— Но ты же говорила, что тебе всего триста!
— Да нет же, она говорила, что ей двести! Солгала про свой возраст!!!
Дух нерождённого обладал мощью, накопленной за восемь столетий, а значит, его мать была примерно такого же возраста. Но ведь сама Лань Чан не могла похвастаться столь же сильной Ци. И раз ей, будучи обычным демоном, удалось прожить на свете так много лет, наверняка именно золотой пояс, наделённый магической силой, оказал ей в этом немалую помощь. Ну а если отец ребёнка — один из небожителей, то зверский характер духа вполне объясним.
Выходит, какой-то небожитель имел тайную связь с простой смертной, соблазнил её и бросил, а может, просто чувства его остыли, это теперь никому неизвестно. А несчастную постигла страшная участь — ребёнка из её утробы кто-то вырезал живьём. В итоге оба — мать и дитя — обернулись демонами, а нерождённый плод, весьма вероятно, погубил множество жизней. Как ни посмотри, инцидент в тяжести не менее серьёзный, чем случай с Сюань Цзи, да и сюжет немного знакомый.
Как разрешить эту проблему, придумать не составило труда. Се Лянь немедля развернулся к Хуа Чэну:
— Сань Лан, эту женщину…
Но принцу не пришлось тратить слова, Хуа Чэн ответил:
— Поступай так, как считаешь нужным. Нет необходимости меня спрашивать.
Се Лянь тихонько хмыкнул, выражая понимание.
Получив позволение, принц вернулся к Лань Чан. Как раз когда демоны засыпали её вопросами:
— Лань Чан, Лань Чан, а кто отец твоего ребёнка???
— Вот ведь! Убил, да не закопал! Зачал, да не воспитал!
— Так всё-таки, кто же это? Может, стоит заявиться к нему на порог и потребовать воздаяния?
Лань Чан, глядя на Се Ляня, сквозь зубы прошипела:
— …Кто же ещё?!
Она не назвала имени, но Се Лянь понял и без слов.
— Ты поднимешься со мной в чертоги Верхних Небес, хорошо?
Лань Чан немедля возразила:
— Нет!!!
Разумеется, её отказ ничего не значил. Что бы она ни сказала, Се Лянь всё равно забрал бы её с собой. Принц с серьёзным видом заговорил:
— Это крайне озлобленный дух. Неизвестно, сколько крови он пролил. Теперь же выяснилось слишком много обстоятельств, ты больше не сможешь скрывать случившееся. Непременно нужно подняться на Верхние Небеса, уведомить их обо всём и провести очную ставку. Если небожитель окажется честным, или же между вами произошло недопонимание, вначале он признает тебя и ребёнка, а затем решит, как поступить с ним; если же выяснится, что ты пострадала по вине того небожителя, или же он совершил какую-то более серьёзную ошибку, тем более следует воззвать к справедливости. Как бы то ни было, этот дух — твой сын. И его сын тоже. И если отец не вмешается в это дело, как тут вмешиваться кому-то постороннему?
Демонам его речи показались довольно разумными. Кроме того, если Лань Чан поднимется в чертоги Верхних Небес со скандалом, от одного предвкушения слухов побегут волнующие мурашки. Будто боясь, что скандал выйдет недостаточно крупным, и желая разжечь его как можно больше, все принялись уговаривать:
— Верно, Лань Чан! Чего тебе бояться! Призови его к ответу!
— А если посмеет не признать вину, так мы спалим его храмы!
Се Лянь обратился к Хуа Чэну:
— Мне нужно будет вернуться в чертоги Верхних Небес, чтобы незамедлительно доложить об инциденте.
Лань Чан, хоть и протестовала, уже прекрасно поняла, что не сможет воспротивиться. Ненадолго застыв, она вдруг бросилась на колени перед Хуа Чэном, отвешивая поклоны и восклицая:
— Градоначальник, премного благодарна вам за доброту и приют!
Се Лянь так и остолбенел, а женщина продолжила:
— Лань Чан устроила пожар в Доме Блаженства, но решилась на это лишь от безысходности. Я нарушила законы Призрачного города и так виновата перед вами! Надеюсь, вы не будете держать на меня зла.
Услышав от привычно сварливой распутницы подобные речи, многие демоны, что знали женщину и виделись с ней изо дня в день, немало удивились — её будто бы подменили. Хуа Чэн, впрочем, сохраняя спокойное выражение лица, обратился к Се Ляню:
— Гэгэ, жаль, что ты уходишь так спешно. Когда спустишься в следующий раз, я окажу тебе достойный приём.
Се Лянь кивнул в ответ. Затем забрал Лань Чан и вместе с ней отправился прямо в Небесные чертоги.
Проходя по главной улице столицы бессмертных, принц отправил в сеть духовного общения объявление:
— Господа! Прошу всех собраться во дворце Шэньу для обсуждения важного дела, — затем сразу же покинул сеть, не задерживаясь ни на миг, и повёл Лань Чан во дворец Шэньу.
Будучи демоном, женщина не могла войти в божественный дворец по своей воле, и Се Ляню пришлось вместе с ней подождать снаружи, покуда не появился Цзюнь У и личным разрешением не впустил Лань Чан в свои чертоги.
Очень скоро небожители, которые находились в столице бессмертных, постепенно собрались в назначенном месте, и каждый, замечая рядом с Се Лянем ярко накрашенную демонессу, которая совершенно не вписывалась в божественную обстановку столицы бессмертных, от удивления округлял глаза.
Во дворец вошёл небожитель в чёрных одеяниях. Увидев развернувшуюся в центре зала картину, он на мгновение остановился. То был не кто иной, как Му Цин. Лань Чан тоже бросила на него взгляд, но тут же потупилась, а губы её задрожали. Му Цин же, сохраняя непринуждённое выражение лица, лишь бесстрастно спросил:
— Ваше Высочество наследный принц, кто эта женщина?
Услышав, как Му Цин обратился к Се Ляню, Лань Чан слегка изменилась в лице и посмотрела на принца, словно что-то припомнила, но не могла быть уверенной до конца. К тому моменту подошли и двое братьев, Повелители Ветров и Вод, внешность которых на две трети повторяла друг друга. Каждый мягко помахивал бумажным веером, а широкие рукава белых одежд колыхались в воздухе, отчего их облик завораживал красотой.
Ши Цинсюань, качнув веером, произнёс:
— Да, настоятель, зачем вы сегодня привели на Небеса ещё и демоницу?
— Настоятель? — в недоумении переспросил Се Лянь.
Настоятель чего? Монастыря Водных каштанов? Почему вдруг такое обращение? Поразмыслив ещё, принц догадался — скорее всего, его назвали «настоятелем храма Тысячи фонарей»!
Не зная, как на это реагировать, Се Лянь притворился, что не расслышал. Ши Цинсюань же, весьма довольный собой, поздоровался со всеми вокруг и добавил:
— Хм? У этой демонической сестрички в утробе что-то есть??? И мне почему-то кажется…
С такими словами он направился к Лань Чан, будто бы захотел потрогать её живот. Ши Уду резким движением сложил веер и окликнул:
— Цинсюань!
Ши Цинсюань немедля отдёрнул руку и пустился в оправдания:
— Я лишь почувствовал очень нехорошую тёмную Ци и захотел проверить, нет ли внутри чего-то опасного…
Ши Уду принялся его отчитывать:
— Ты мужчина, к тому же небесный чиновник, а мы находимся во дворце Шэньу! Как тебе не совестно творить подобные непотребства? И не вздумай принимать женский облик! В женском облике для тебя это по-прежнему недопустимо, сейчас же превратись обратно!
Линвэнь, покачав головой, убрала документы подмышку, подошла к Лань Чан и положила ладонь ей на живот. На лице небожительницы отразилась задумчивость, когда она наконец убрала руку и спросила:
— Такой свирепый дух. Сколько ему сотен лет?
Се Лянь ответил:
— Около восьми.
Он поведал собравшимся о том, как уже дважды повстречал этого духа нерождённого, о том, как дух вредил беременным женщинам и как след вывел принца к матери духа. Принц умолчал лишь о Хуа Чэне и случившемся в Призрачном городе, и Лань Чан, конечно, не стала сама об этом упоминать. Завершив доклад, Се Лянь произнёс:
— Вот так всё и было. Мне неизвестно, жив ли сейчас этот небожитель и находится ли при чине, имеет ли место быть недоразумение между ними и знает ли он сам о произошедшем. Поэтому я привёл эту госпожу сюда.
Фэн Синь нахмурился:
— Если недоразумений не было и ему прекрасно известно о ребёнке и случившемся с матерю, но при этом он на восемьсот лет позабыл о них, ничего не желая знать, подобный поступок — вопиющая безответственность.
Пэй Мин, скрестив руки на груди, неторопливо произнёс:
— Я согласен с генералом Наньяном, подобное нельзя не назвать безответственным поступком. Интересно, кто из моих божественных коллег оставил этого ребёнка? Если он ещё занимает свою должность, пусть лучше выйдет и признается сам.
Едва договорив, Пэй Мин почувствовал, как в него впились бесчисленные взгляды, а во дворце Шэньу воцарилась тишина, будто у всех застрял ком в горле.
Спустя некоторое время молчания Пэй Мин наконец изрёк:
— …Господа, не слишком ли превратное представление у вас обо мне сложилось?
Ши Цинсюань даже перестал обмахиваться веером:
— Мне кажется, оно вовсе не превратное. Следовало бы сказать, что мы слишком хорошо вас знаем.
Пэй Мин немедля ответил:
— Ничего подобного я не совершал!
Остальные лишь сухо усмехнулись, и даже взгляды Ши Уду и Линвэнь не отличались доверием. Пэй Мин почувствовал, что его голова сейчас опухнет, приложил ладонь ко лбу и со всей искренностью произнёс:
— Ну… я действительно находился в сердечных отношениях с некоторыми представительницами мира демонов. Но именно эту барышню я в самом деле никогда раньше не встречал.
Если как следует вслушаться в его слова, их, впрочем, можно найти заслуживающими доверия. Неужели ему самому неизвестно, с какой женщиной он состоял в близких отношениях? И хотя ветреность генерала Пэя вызывала всеобщее неодобрение, всё же он ещё ни разу не высказал непричастности к каким-либо любовным связям, и коли уж сделал дело, то не увиливал от ответа, поскольку был не из тех, кто не в состоянии заплатить за свои деяния достойную цену. Женщины, имевшие отношения с генералом Пэем, за исключением подобных Сюань Цзи, которая сама отказалась от всяческих притязаний, по крайней мере гарантированно ни в чём не нуждались, остаток жизни купаясь в роскоши, будто в бочке с мёдом. И если бы Лань Чан действительно когда-то водила интрижку с Пэй Мином, в её жизни не дошло бы до столь страшных событий, как вырезание плода из чрева и превращение в демона.
Кроме того, Пэй Мин выбирал женщин, руководствуясь высокими стандартами. Все без исключения его любовницы могли похвастаться незаурядной привлекательной наружностью, а он ещё и особенно привечал красавиц, чьи лица очаровывали без какой-либо косметики. На взгляд же всех собравшихся, Лань Чан, намалёванная так, что не разглядеть настоящего облика, ни внешностью, ни качеством наряда и рангом причёски, ни речью и манерами не могла достичь критериев, по которым Пэй Мин всегда определял своих избранниц. Поэтому в сердцах присутствующих смутно зародилась вера в его слова о том, что с этой женщиной его ничего не связывает. Но пока только лишь «смутно» и «в душе». Ведь кто не желал насладиться зрелищем, как генералу Пэю поставят шах в этой партии? Поэтому все молча с улыбками наблюдали, как он пытается оправдаться. А верить или нет — тут уж всё зависит от их настроения!
Сначала и Се Лянь тоже считал, что вероятность причастности Пэй Мина к делу наиболее велика, из-за неоднократных инцидентов в прошлом. Но глядя на реакцию генерала Пэя, не похожую на притворство, принц усомнился в своих предположениях. Он вспомнил слова Хуа Чэна о том, что Пэй Мин не пойдёт на бесчестные методы, поэтому не стоит его бояться, или что-то вроде того. Поразмыслив минуту, принц всё же сказал:
— Ранее госпожа Лань Чан расплывчато ответила на вопрос о том, кто же отец — «Кто же ещё?», и я воспринял небезызвестную кандидатуру как само собой разумеющееся. Однако раз генерал Пэй так говорит, возможно, здесь действительно какое-то недоразумение, ведь не может каждый раз виновником быть именно он. Может, спросим…
К его неожиданности, Лан Чан сама вмешалась:
— Это не он.
Се Лянь удивлённо запнулся и обернулся к женщине. Она же повторила:
— Это не он.
Линвэнь прохладно переспросила:
— Что? Так значит, не он?
Ши Уду тоже весьма недружелюбно бросил:
— Вот как, не он, значит?
Пэй Мин ответил им обоим:
— Я же сразу сказал, что это не я. Вы двое, вздумали бить лежачего[198]? Ну погодите у меня.
Остальных же после недолгого разочарования обуял ещё больший восторг. Ведь Пэй Мин издавна являлся героем романтических россказней, и если бы даже тут виновником оказался именно он, новизной подобные слухи уже не блистали бы. Но в случае его непричастности… получается, вина ложится на другого небожителя, присутствующего или же отсутствующего, а значит, у них появится новая «восходящая звезда» сплетен и слухов. Как тут не возрадоваться?
Ранее, ещё в Призрачном городе, Лань Чан явно намекала на Пэй Мина, а теперь пошла на попятную. Се Ляню это показалось весьма странным, однако вида он не подал и произнёс:
— Хм. Так кто же тогда всё-таки?..
Лань Чан вперила в него взгляд:
— Ты.
Се Лянь решил, что она не закончила фразу:
— Что — я?
— Я сказала, что тем человеком был именно ты!
И смех, и грех. Беспорядочные обвинения
Заяви Лань Чан сейчас «тем, кто убил меня, был именно ты», эффект получился бы не столь ошеломительным.
Её слова прозвучали как гром среди ясного неба, и Се Лянь стоял, этим громом поражённый:
— Я?!
Рука, которой Цзюнь У, сидящий на своём высоком троне, придерживал лоб, даже соскользнула немного. Небожители на миг погрузились в молчание, а затем обратили все взгляды к Владыке. Цзюнь У тут же вернул руку на место, продолжив сидеть в позе мыслителя. Небожители вновь дружно повернулись к Се Ляню.
Неужели наконец свершится? Третье низвержение на глазах у всех!
Се Ляню почудилось, что вместе с его сердцем содрогнулась и вся земля, и он усилием воли сдержал в горле фразу, которую привык говорить в таких случаях и которая уже едва ли не вырвалась сквозь зубы: «Я бессилен».
Эту обыкновенную отговорку не следовало использовать в подобных обстоятельствах. Тому имелась, кроме прочего, иная причина. Среди чертогов Верхних Небес негласно существовала широкоизвестная шутка, объединяющая факты об отношении некоторых небожителей к «женскому полу»: Фэн Синь, увидев женщину, держится на почтительном удалении; Лан Цяньцю, увидев женщину, заливается краской; Му Цин отказывается смотреть на уродин; лицо Пэй Су при виде женщины ничего не выражает, и нельзя угадать, о чём он задумался; Цюань Ичжэнь и вовсе о женщинах не думает; Пэй Мин же, напротив, только о женщинах и думает. Если бы принц сейчас выкрикнул излюбленную фразу, наверняка к этой шутке впредь прибавили бы и его.
Се Лянь убедительно произнёс:
— Госпожа Лань Чан, прошу вас успокоиться. Ничего подобного между нами не случалось.
Но Лань Чан выпучила глаза до размеров бронзовых колокольчиков и стояла на своём:
— Случалось. Это точно был ты, Его Высочество наследный принц государства Сяньлэ!
И хотя смерть обоих пострадавших последовала позднее вознесения принца, всё же время примерно совпадало. Но неужели сам принц не мог знать, встречался ли он когда-нибудь с этой женщиной? Покуда вокруг поднялись шепотки, Се Лянь с абсолютно серьёзным лицом и таким же тоном произнёс:
— Госпожа, я хоть и не святой, но всё же знаю, что означает верность всем сердцем и душой. И если я не испытываю к кому-либо искренней любви, то ни в коем случае не позволю себе выйти за рамки дозволенного. Если же такое случится, я разобью последний котёл и продам обломки, пойду собирать мусор, выступать с цирковыми номерами на улицах и тем кормить семью, но не позволю, чтобы этот кто-то жил в страдании. Вы находитесь во дворце Шэньу, здесь не стоит необдуманно высказывать всё, что взбредёт в голову.
Ши Цинсюань поддержал:
— Если подобное действительно сотворил Его Высочество, разве мог он собственноручно привести эту демоническую сестрицу сюда на допрос? И почему госпожа Лань Чан признала его только сейчас? Если подумать, станет ясно, что здесь дело нечисто.
Предельно ясно, что здесь дело нечисто. Но когда выпала возможность поглазеть на шумиху, все проигнорировали чистоту дела, поэтому никто больше не высказался. Затем кто-то выдвинул совершенно дурацкое предположение:
— А может, вот как дело было? Может, Его Высочество наследный принц потерял память и потому не помнит, что наделал?
— Честно говоря, я скорее поверю, что он осмелел настолько, что был твёрдо убеждён — она не узнает его по прошествии восьми сотен лет.
Се Лянь, не придумав, что им возразить, напомнил:
— Чтобы доказать нечто невероятное, выдумываете нечто ещё более невероятное? Господа, не кажется ли вам, что это довольно скользкая дорожка размышлений?
Фэн Синь как будто тоже вознамерился что-то сказать, но при этом не был до конца уверен, поэтому всё же промолчал. Цзюнь У негромко кашлянул и произнёс:
— Сяньлэ, сколько всего золотых поясов у тебя имелось в прошлом?
Се Лянь, прикрыв лоб рукой, ответил:
— Слишком много. По меньшей мере, десять…
Му Цин дежурным тоном поправил:
— Более сорока. И каждый был вышит разными узорами.
Но стоило этим словам вылететь изо рта, как Му Цин тут же замолчал, сочтя их неподобающими. Ведь кто-то немедля припомнил, что Му Цин когда-то служил при Се Ляне личным помощником, занимаясь при этом повседневными рутинными делами, поэтому настолько хорошо осведомлён о подобных мелочах. У собравшихся небожителей промелькнула мысль: «Одних только золотых поясов — сорок штук! Этот Его Высочество некогда поистине купался в роскоши». Не только они, но и сам Се Лянь, вспомнив прошлое, покрылся испариной. В те времена он ежедневно менял роскошные одеяния, а пояс подбирал в соответствии с разным стилем одежд. Разве можно его прежнюю жизнь сравнивать с нынешней, когда весь год он носит только три наряда, стирая и меняя один за другим? К тому же, все три выглядят абсолютно одинаково, и несведущему на первый взгляд наверняка подумается, что принц обеднел до того, что у него лишь один комплект одежд на каждый день.
Цзюнь У задал ещё вопрос:
— Помнишь ли ты, куда их положил?
Се Лянь и Фэн Синь вдвоём про себя подавились воздухом. Принц потёр точку между бровей и ответил:
— Кхм. Не очень хорошо помню. Всё-таки прошло более восьмисот лет, я уже и не знаю, куда их забросил.
В данном случае речь шла не только об утере. Основной причиной являлось то, что когда Се Лянь и Фэн Синь оказывались стеснены в средствах, они шли в ломбард. Отданных под залог вещей было не перечесть, и принц в самом деле не помнил, числились ли среди них пояса. Фэн Синь, хотя и не горел желанием обсуждать этот вопрос, всё же произнёс:
— Чтобы заполучить золотой пояс, не обязательно дожидаться, что его кто-то подарит. Возможно и просто случайно его подобрать.
Кажется, Цзюнь У с самого начала не надеялся, что Се Лянь вспомнит хоть что-то о своих поясах. Владыка продолжил:
— Сяньлэ, помнится, твои техники самосовершенствования подразумевают необходимость сохранять невинность плоти. В противном случае это нанесёт немалый урон магическим силам.
Се Лянь ответил:
— Это так.
Ши Цинсюань между прочим заметил:
— Хах, да при одном взгляде на Его Высочество я сразу понял, что именно такой способ он и избрал. И ведь я не ошибся. Если так, то ни о каком зачатии ребёнка не может идти речи. Думается, он и за руку-то ни с кем ещё не держался, а?
Се Лянь только хотел ответить «Да», но тут в его памяти возникла мертвенно-бледная рука с изящными длинными пальцами, на среднем из которых повязана тонкая-тонкая красная нить. Рука, наполовину скрытая за свадебным покровом, на ощупь прохладная словно яшма. И ответ «Да» неумолимо застрял в горле, принц не смог его произнести. Тем временем все присутствующие уставились на принца и по реакции прекрасно поняли — его замешательство как раз означает «Нет»!
Но всё же «подержаться за руку» — весьма низкий порог, и даже если что-то подобное с принцем случалось, ничего предосудительного за этим не следовало. Ши Цинсюань тут же решил исправиться:
— Ну даже если держался, то уж точно никогда ни с кем не целовался.
И Се Лянь вновь захотел ответить «Да», но на этот раз перед его глазами будто бы замелькали вереницы пузырей, похожих на нити хрустальных бусин, а когда пузырьки рассеялись, принц увидел невыразимо прекрасное лицо с закрытыми глазами, над лбом у которого вырисовывался маленький мыс красавицы, весьма привлекательный.
На этот раз он не просто не смог выдавить из себя ни слова, но даже весь залился краской.
Повисла неловкая тишина.
Присутствующие мгновенно всё поняли и сухо прокашлялись. Ши Цинсюань уже пожалел, что вмешался — ударил себя легонько веером по голове и незаметно шепнул Се Ляню по сети духовного общения:
— Ваше Высочество, уж простите. Я лишь хотел убедить всех, что вы чисты и непорочны в своих помыслах, но никак не мог подумать, что это не так. Оказывается, у вас случался подобный опыт, а сразу и не скажешь!
Его фраза «никак не мог подумать, что это не так», разбила вдребезги всю непоколебимость Се Ляня. Тот не без труда ответил:
— Не будем об этом. Это была… случайность…
Цзюнь У поднёс ко рту ладонь, сжатую в кулак, и кашлянул чуть громче:
— Что ж, хорошо. Думаю, за эти годы ты не нарушал своего обета?
Тут Се Лянь наконец вздохнул спокойно:
— Истинно так.
— В таком случае, вопрос решить легко. У меня в коллекции есть меч по имени Яньчжэнь[199], обладающий волшебным свойством: кровь девственного тела стекает по клинку, не оставляя следов, и даже делает его блеск более ярким. От тебя потребуется лишь капля крови, и мы всё выясним.
Небожители многие годы прекрасно знали об увлечении Цзюнь У коллекционировать разнообразные редкие и необычные драгоценные мечи, но в тот момент всё же подумали: «И откуда у тебя столько всяческих странных мечей? Зачем ты вообще подобное собираешь…»
Се Ляню сложившееся положение казалось весьма неловким, поэтому он хотел поскорее закрыть тему. Линвэнь принесла тот самый меч тончайшей работы, «Яньчжэнь», и принц тут же провёл пальцем по лезвию. Бесчисленные взгляды уставились на меч, Ши Цинсюань хлопнул в ладоши:
— Ну вот и всё, правда раскрылась!
Как и ожидалось, капелька крови скатилась по металлу, не оставив ни единого следа. Доказательства были неопровержимы, так что небожителям пришлось отступиться:
— Ах, вот оно что.
— Но кто же тогда?..
Их постигло разочарование, и всеобщий настрой явно пошёл на спад.
Линвэнь вежливо обратилась к Лань Чан:
— Госпожа, прошу вас честно ответить, кто же всё-таки тот небесный чиновник? Если дух в вашей утробе останется таким же беспокойным, а ваших магических сил для этого недостаточно, боюсь, только его настоящему отцу под силу мягко его перевоспитать. Я…
Но к всеобщему удивлению, не успела она договорить, как Лань Чан снова ткнула пальцем, теперь уже в саму Линвэнь:
— Ты! Тем человеком был ты!
Линвэнь так и остолбенела с немым вопросом на лице. Вероятно, она явилась на собрание прямиком из своего храма, поскольку пребывала в мужском обличии. И когда Лань Чан вдруг узнала в ней отца ребёнка, на лице Линвэнь отразилось трудноописуемое потрясение. Остальные все как один прыснули со смеху. Пэй Мин даже высказался:
— Дражайшая Цзе, так значит, ты закончила с бумагами и спустилась в мир смертных, заделать какой-то девушке ребёнка? Ха-ха-ха-ха-ха…
Возможно, именно это и называется мгновенным воздаянием. Линвэнь покачала головой, с благодарностью отказалась от милосердного жеста Ши Уду, который протянул ей красный конверт с деньгами для «племянника», и, вернув себе серьёзный вид, произнесла:
— Ещё не закончила. У меня нет на это времени.
Неразбериха продолжалась, а поскольку подозрения падали то на того, то на этого, разумеется, уже никто не верил женщине. Фэн Синь, не в силах больше наблюдать за действом, тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнёс:
— Я всё понял. Эта демоница просто сумасшедшая и намеренно устроила нам здесь скандал, привязываясь с обвинениями ко всем подряд.
Лань Чан хихикнула, чем стала ещё больше походить на безумную. Небожители, опасаясь, что если так пойдёт и дальше, женщина, не ровён час, укажет на них тоже, изменили свою политику:
— Верно! Кто знает, может быть, она выкрала золотой пояс…
— Говоря по справедливости, у меня тоже хранится не один такой пояс, я и сам не могу сосчитать, сколько их, и припомнить, все ли до сих пор на месте.
Лань Чан же, уперев руку в бок, всё не унималась:
— Что, теперь решили прикинуться невиновными? Поздно! Деваться некуда! Это ты, ты, и ты!
Затем она и вовсе принялась в приступе гнева не глядя указывать на каждого. Даже Мин И, который с равнодушным, но сосредоточенным видом молча стоял в углу и, запихнув что-то за щёку, успевал жевать, против своей воли оказался признан отцом ребёнка. В зале на короткое время поднялся переполох, и небожители, пытаясь укрыться от обвинений, заголосили:
— Уведите её, уведите!
— Не давайте ей болтать попусту!
— Сестричка, мне нравятся совсем другие девушки, не такие как ты, не стоит возводить на меня напраслину!
— Да это же никуда не годится!
Цзюнь У сделал знак рукой, и младшие небожители немедля подбежали, чтобы увести Лань Чан. Когда они волокли женщину из зала, она всю дорогу пронзительно хохотала. Затем небожители наконец вернулись на свои места, ещё не оправившись от испуга, охваченные головной болью. Первоначально каждый считал, что это дело его не коснётся, и пришёл лишь поглазеть на представление. Но теперь неизвестно, не повесят ли на них этот ушат грязи, и очень может статься, что в следующий раз в мире людей появится новая постановка с ними в главной роли, где также будет фигурировать размалёванная демонесса-возлюбленная и погубивший несчётные жизни демон-сынок. Почувствовав себя в опасности, все лишь отмахнулись:
— Здесь до истины не докопаться!
— Мне думается, у неё просто не всё в порядке с головой. Здесь нечего расследовать, только зря потратим время. Нужно заточить её под стражу, и дело с концом.
— Очень может быть, что её намеренно прислали из мира демонов, чтобы мутить здесь воду.
Се Лянь, однако, не согласился:
— Но по дороге сюда госпожа Лань Чан явно вела себя совершенно нормально и пребывала в здравом уме. Почему же, едва явившись во дворец Шэньу, она стала вести себя подобным образом? Боюсь, дело не объясняется одним лишь «сумасшествием».
Мнения снова разделились на два лагеря, и после непродолжительного спора итогом всё равно оказалось тысячелетнее «поживём-увидим». Когда собрание разошлось, принц попрощался с Ши Цинсюанем, который пообещал через пару дней спуститься вместе с ним в мир смертных и повеселиться, и вышел из дворца Шэньу, про себя вздыхая: «Все жалуются на низкую эффективность от работы дворца Линвэнь, но ведь это тоже неизбежный результат, если каждый раз во время обсуждения какой-то проблемы мнения бесконечно расходятся и утопают в шумных спорах, а конечный итог в большинстве случаев зауряден — решение откладывают в долгий ящик. Разве в подобных условиях дворец Линвэнь способен действовать незамедлительно?»
Внезапно принц почувствовал, что за ним кто-то идёт. Оглянувшись, Се Лянь увидел Фэн Синя и на мгновение замешкался. Тот, оставив в стороне приветствие, быстрым шёпотом бросил фразу:
— Берегись Му Цина.
— Му Цина? — переспросил принц, тоже понизив голос.
— Когда он вошёл во дворец, лицо той демоницы странно исказилось, будто бы она его боится. Я не стану вмешиваться в чьи-то личные дела, но лучше тебе быть настороже, — сказав всё это, Фэн Синь спешно удалился.
Се Лянь же остался стоять на месте и, лишь дождавшись, пока тот ушёл довольно далеко, медленно зашагал восвояси.
Заметить это было нелегко, но на самом деле сам Се Лянь постоянно обращал внимание на малейшие изменения выражения лица каждого небожителя, а также на реакцию Лань Чан, и конечно, Му Цин от его взгляда не укрылся.
Однако принц посчитал, что вероятность того, что отцом ребёнка является Му Цин, не слишком велика. Се Лянь совершенно не мог представить, что Му Цин способен вытворить что-то подобное. Ведь в действительности тот посвящал всего себя боевому искусству и самосовершенствованию, увеличению количества последователей и расширению территорий влияния, а кроме того, практиковал тот же способ совершенствования тела и духа, что и Се Лянь — ему категорически запрещалось прикасаться к женщинам, иначе это наносило урон уровню магических сил. Должно быть, Му Цин действительно знал Лань Чан, но зацепок всё ещё слишком мало. Покачав головой, Се Лянь спустился с Небес.
Дух нерождённого был пойман и усмирён, Лан Ин и Гуцзы благополучно расположились в доме купца, где им хватало и еды, и питья, и ничего не вызывало беспокойства. Но всё же оставлять их там слишком надолго было нехорошо, ведь купец мог заподозрить Се Ляня в нерадивости. Поэтому принц сразу направился в посёлок Водных каштанов. Купец, едва завидев Се Ляня, крепко схватил его за руки и взволнованно заговорил:
— Даочжан! Вы мастер, настоящий мастер! Вчера ночью вы уснули в комнате моей второй жены, мы даже двери затворили на засов, а когда утром вошли туда, то не поверили своим глазам — вы словно в воздухе растворились! Высокое мастерство, поистине чрезвычайно высокое! Ну как? Схватили демона?
— Схватил, можете больше не волноваться, проблема исчерпана. Как мальчишки, что я оставил у вас?
Купец, будто с него сняли тяжкий приговор, с огромной радостью воскликнул:
— Очень и очень послушные! И едят совсем немного! Даочжан, где находится ваш храм Тысячи фонарей? Я отправлюсь туда совершить пожертвование, исполнить обещание! С сегодняшнего дня я стану неофициальным учеником вашего храма, и никто не посмеет занять моё место!
Се Лянь не знал, плакать ему или смеяться. Но всё же и у него в рядах последователей прибыло, к тому же новичок оказался довольно богатым. Вполне удовлетворённый, принц засы́пал купца наставлениями, предостерёг, что впредь ему следует отказаться от излишних связей с женщинами, быть верным и преданным мужем, любить и оберегать своих домочадцев. В конце ещё попросил как-нибудь заглянуть в монастырь Водных каштанов, а после взял Лан Ина и Гуцзы и беззаботно удалился.
Когда они возвратились в деревню Водных каштанов и приблизились к монастырю, Се Лянь взял табличку с просьбой о посильном пожертвовании на ремонт здания и поставил её на более приметное место, в тайне надеясь, что купец, явившись сюда, сразу увидит надпись. Лишь проделав всё это, принц толкнул дверь в монастырь, однако, к собственному удивлению, в тот же миг обнаружил, что кое-что изменилось.
А переступив порог, убедился, что изменилось очень многое. В комнате кто-то прибрался — подмёл полы, протёр стол для подношений и табуреты, собрал пыльную паутину со стен и потолка, даже дочиста вымел засаленный мусор по углам. Создавалось впечатление, что монастырь посетила Девушка-улитка[200], в помещении царила слишком уж ослепительная чистота.
Потому что даже Цин Жун пропал!
Стоило ему исчезнуть, и вся комната словно обернулась светлым и просторным залом, даже казалось, что воздух стал немного чище. Только Гуцзы, прижимая к груди специально принесённую из посёлка мясную лепёшку, которой мальчик хотел покормить отца, не увидев никого, запереживал:
— Гэгэ, а где мой отец?
Се Лянь тут же развернулся на выход. Но едва успел переступить порог, как ощутил приближение опасного холодного блеска, поэтому занёс руку за спину и выхватил Фансинь, немедля отразив удар. Звонкий «цзынь», и холодный блеск вмиг отлетел прочь, упав на землю где-то в паре десятков чжанов.
Се Лянь выхватил оружие подобно молнии и точно так же снова убрал Фансинь за спину, затем легко выдохнул и сразу задумался: почему же за первой атакой не последовал ещё один выпад?
Се Лянь обратил взгляд к оружию, которое он только что отправил в полёт. Оно косо вонзилось в землю, но даже издали Се Лянь смог углядеть в кривой серебристой дуге знакомые черты. Вместе с детьми принц подошёл ближе, а приглядевшись, тут же опустился на корточки:
— Это же… это Эмин? Что с тобой случилось?
Беспримерно странно спрашивать у сабли, что с ней случилось. Проходящие мимо крестьяне наградили Се Ляня изумлёнными взглядами и тихонько толкнули друг друга локтём:
— Смотри, смотри скорее, он с саблей разговаривает…
— Да видел, пойдём, не обращай внимания…
Но Се Лянь просто не мог не задать этого вопроса, поскольку и весь Эмин, и даже его глаз на рукояти, обрисованный серебристыми линиями, сейчас неудержимо дрожал, будто подвергся какой-то неизлечимой болезни, и с каждым мгновением дрожь усиливалась. Се Лянь, не в силах сдержать чувств, протянул к нему руку:
— Я причинил тебе боль тем ударом?
Битва за благосклонность: Эмин против Жое
Клинок задрожал ещё горестнее. Се Ляня охватила лёгкая паника, принц осторожно погладил саблю по тыльной стороне клинка и произнёс:
— Прости, прости. Тогда я не разглядел, что это ты. Больше так не буду.
После нескольких поглаживаний Эмин сощурил глаз и наконец перестал дрожать. Се Лянь спросил:
— А где твой хозяин?
Позади раздался голос:
— Не обращай на него внимания.
Стоило принцу обернуться, как он тут же вскочил на ноги и со смесью радости и удивления в голосе спросил:
— Сань Лан? Что ты здесь делаешь?
Юношей, что с самодовольным видом стоял у принца за спиной, оказался Хуа Чэн. Он вновь забрал чёрные волосы в неровный хвост, надел лёгкую белую сорочку, красную рубаху повязав на поясе, и закатал рукава, открыв взору бледные, но крепкие руки и татуировку на предплечье. Серебряные цепочки на его сапогах тонко позвякивали при ходьбе, весь он выглядел небрежно, будто восемнадцатилетний соседский паренёк, но при этом не без щеголеватости. Покусывая травинку, юноша улыбнулся Се Ляню:
— Гэгэ.
Се Лянь предполагал вначале устроить мальчиков, а затем отправиться к Хуа Чэну, чтобы выразить глубокую признательность за помощь, но к его удивлению тот явился сам. Хуа Чэн неторопливо подошёл к Се Ляню, одной рукой выдернул торчащую из земли саблю, поглядел на неё немного и закинул на плечо со словами:
— Гэгэ, у тебя здесь так много дел. Я подумал, что ни к чему тебе специально отправляться ко мне, это лишние хлопоты, поэтому пришёл сам. Ты забыл вот это.
На спине юноши висела бамбуковая шляпа, которую он снял и протянул Се Ляню. Принц оставил её в доме купца. На миг замерев, он тут же ответил:
— Я совсем позабыл о ней. Вот спасибо!
Неожиданно принц вспомнил, что после некоего события говорил Хуа Чэну: «Я ищу свою шляпу, моя шляпа пропала». Те слова вылетали в полнейшем бреду, но Хуа Чэн действительно отыскал его пропажу. Принц внезапно почувствовал себя ужасно неловко, испугавшись, что Хуа Чэн станет подшучивать над ним. Но к счастью, Хуа Чэн даже не упомянул о том случае, а с улыбкой сменил тему:
— Гэгэ, ты подобрал ещё двоих детей? — Он небрежно потрепал Гуцзы по голове, приведя волосы мальчишки в полнейший беспорядок.
Кажется, Гуцзы очень испугался незнакомца — тут же спрятался за Се Ляня.
— Всё в порядке, этот братец — хороший, — сказал ребёнку Се Лянь.
Хуа Чэн, однако, возразил:
— Ну что ты, куда там. Я ужасный негодяй, — он действительно так сказал, но при этом перевернул ладонь и вытряхнул из рукава крошечную серебристую бабочку, которая захлопала крыльями и запорхала перед лицом ребёнка.
Гуцзы раскрыл пошире чёрные блестящие глаза, неотрывно следя за бабочкой, а затем всё-таки не удержался и принялся её ловить.
Таким образом настороженность мальчика по отношению к Хуа Чэну заметно спала. Затем Хуа Чэн с виду безразлично бросил взор на Лан Ина. В отличие от расслабленного взгляда, каким он смотрел на Гуцзы, теперь его глаза сверкнули недружелюбием. Лан Ин опустил голову и тоже встревоженно юркнул за спину Се Ляня.
Принц, держа бамбуковую шляпу в руке, произнёс:
— Пришёл так пришёл, но зачем же наводить чистоту в монастыре Водных каштанов?
— Просто походя прибрался. Тебе не показалось, что после того как я избавился от всего мусора, даже улучшилось настроение и очистилось сознание?
Се Лянь вспомнил об исчезнувшем Ци Жуне и подумал, уж не выбросил ли Хуа Чэн и его как мусор. Внезапно он услышал со двора за монастырём жуткие крики:
— Хуа Чэн, проклятый пёс, чтоб тебе скатиться в ад и там зажариться в масляном котле да напороться на тысячи ножей! Убивают! Хуа Чэн учинил смертоубийство!!!
Гуцзы громко вскрикнул:
— Отец! — и на маленьких ножках помчался на звук.
Се Лянь направился следом. За монастырём Водных каштанов протекала речушка, в которой Се Лянь обыкновенно стирал одежду и промывал рис. Ци Жун как раз бултыхался в воде, накрепко связанный Жое. Из последних сил высовывая лицо на поверхность, он орал что есть мочи:
— Я не вылезу! Ни за что не вылезу! Я останусь в этом теле до самой его смерти! Я не покорюсь!
Хуа Чэн выплюнул травинку:
— Доблестным воином себя возомнил? Никчёмная дрянь.
Се Лянь бессильно произнёс:
— Я пару дней назад схватил его на одной горе... Он вселился в смертного и никак не желает вылезать. Этот человек ещё жив, и чтобы вытащить душу Ци Жуна насильно, придётся умертвить плоть. Вот ведь… Сань Лан, у тебя есть какой-нибудь другой способ?
— Хм? Ты имеешь в виду способ, чтобы ему смерть показалась слаще жизни? Такого имеется в достатке.
Хуа Чэн явно угрожал Ци Жуну, и тот вновь забранился:
— Вы двое! Поистине, два сапога пара[201]! Бесчеловечность и коварство[202]! Буль-буль-буль-буль… — не договорив, он вновь скрылся под водой.
И хотя Се Лянь при взгляде на Ци Жуна вспоминал тело матери, обернувшееся прахом, отчего в нём зарождалась скорбь и гнев, всё же это тело принадлежало другому человеку, и его непременно следовало сберечь. Поэтому принц вытащил Ци Жуна из воды за шиворот и оставил у входа в монастырь Водных каштанов. Ци Жун ничего не ел целый день и ночь, так что у него живот прилип к спине, а после подвергся издевательствам Хуа Чэна, и теперь еле-еле держался на ногах. Гуцзы скормил ему мясную лепёшку, что незаметно принёс из дома купца, и тот вцепился в еду с таким остервенением, что клочки летели во все стороны, поистине зрелище жалкое и отвратное. Се Лянь покачал головой и заметил, что Ци Жун не может пошевелить конечностями вовсе не потому, что связан лентой. Наверняка это Хуа Чэн применил к нему какое-то заклятие, чтобы тот оставался на месте.
Принц позвал:
— Жое, вернись ко мне.
Жое уже чувствовала себя ужасно оскорблённой, поскольку ей пришлось несколько дней связывать собой Ци Жуна. Она молнией соскользнула с демона и, будто белая змея, круг за кругом целиком обвилась вокруг Се Ляня. Принц же открыл дверь в монастырь, попутно снимая с себя ленту и успокаивая:
— Ну всё, всё. Я чуть позже тебя постираю, не расстраивайся. Пока поиграй в сторонке.
Лента, подчиняясь, удручённо отползла в сторону. Хуа Чэн тоже не глядя бросил Эмин в угол, но тот ещё в воздухе принял подобающую позу и опустился на пол вертикально. Жое, что прижалась к стене, вдруг обнаружила неподалёку сверкающую серебристым блеском изогнутую саблю и осторожно подкралась ближе. Глаз на рукояти Эмина моргнул и скосился в сторону ленты, оценивая незнакомое существо. Фансинь же мёртвым грузом лежал в стороне, не шевелясь и не выражая никаких эмоций.
В последние дни Се Лянь посвящал немало времени постижению искусства приготовления пищи, и самому принцу казалось, что он добился немалых успехов, поэтому уверенность его в собственных силах многократно возросла. От всего сердца желая показать всё, на что способен, и как следует уважить Хуа Чэна, он уговорил того остаться отобедать, и Хуа Чэн, разумеется, с удовольствием принял приглашение. В посёлке Се Лянь купил целую гору овощей, которую теперь высыпал на стол для подношений. Взявшись за нож, принц принялся резать овощи с мерным частым стуком по столешнице. Стол для подношений в монастыре Водных каштанов мог использоваться как для написания каллиграфии, так и для приготовления еды, на него принц ставил тарелки и чашки, даже сажал детей. Можно сказать, стол являлся универсальным предметом. Хуа Чэн, прислонившись к стене, некоторое время наблюдал, затем всё-таки не выдержал и спросил:
— Не нужна ли помощь?
У Се Ляня готовка как раз кипела в самом разгаре, и он ответил:
— Не нужна. Мне будет достаточно помощи Жое.
Принц бросил на пол несколько не расщеплённых на тонкие деревяшки дров. Хлоп! Подобно кобре-царице, белая лента хлыстом ударила по брёвнам, расщепив дрова толщиной в голень на несколько тонких хворостинок.
Проделав трюк, Жое изогнулась перед Эмином и Фансинем необычайно кичливой дугой, будто демонстрируя свою силу и красоту. Но недолго ей пришлось красоваться — Се Лянь поставил на стол тарелку, на которую бросил большой кочан капусты. Жое вознамерилась приступить к делу, но тут Эмин, одарив её суровым взглядом, подлетел в воздух и затанцевал, сверкая слепящими серебристыми вспышками. Всё поле зрения заняли эти вспышки вперемешку с капустой, а когда Эмин остановился, все увидели, что кочан порублен на ровные мелкие кусочки.
Се Лянь наклонился, взял тарелку и, глядя на неё, похвалил:
— Вот это да, ты порезал даже лучше, чем Жое.
Жое немедля прилипла к стене, напоминая человека, который будто отступил на несколько шагов назад и упёрся в стену, оказавшись в тупике. Эмин же принялся бешено вращать глазом, источая крайнее самодовольство, словно исполнившись божественной лёгкости и радости. В отличие от сабли и ленты, Фансинь вовсе не шевелился. Принц же совершенно не замечал небольшой скрытой борьбы между волшебным оружием. Он ссыпал в котёл семь-восемь различных видов овощей, при этом обернувшись к Хуа Чэну:
— Кстати, Сань Лан, надолго ли ты в этот раз?
Хуа Чэн неотрывно следил за всеми действиями принца и будто бы хотел о чём-то напомнить, но всё-таки решил промолчать и лишь улыбнулся:
— Посмотрим по обстоятельствам. Если не возникнет никаких других дел, могу остаться погостить подольше. Надеюсь, гэгэ не побрезгует моим присутствием, если я не захочу уходить.
Се Лянь тут же заверил:
— Как можно? Главное, чтобы ты сам не брезговал пребыванием в моей каморке.
Так, за праздным разговором о том о сём, принц рассказал Хуа Чэну, как демонесса Лань Чан по прибытии во дворец Шэньу устроила скандал, гневно тыча в присутствующих пальцем. Впрочем, умолчав о том, как сам оказался подвержен обвинению, а также о проверке при помощи Яньчжэня. Однако затем принца посетила другая мысль — он вспомнил слова Цзюнь У о том, что у Хуа Чэна в Небесных чертогах есть лазутчик, которого пока не обнаружили, и, возможно, ему уже всё давно известно. К счастью, независимо от того, знал Хуа Чэн о случившемся или нет, он никоим образом не выказал своей осведомлённости, только, кажется, задумался о чём-то.
Се Лянь спросил:
— Сань Лан, а как ты считаешь, кто же всё-таки отец этого духа?
Хуа Чэн поднял на него взгляд, его губы тронула лёгкая улыбка:
— Трудно сказать. Возможно, тот золотой пояс она действительно где-то подобрала, такое вполне вероятно.
Подобный размытый ответ совсем не походил на привычный принцу характер Хуа Чэна, и Се Ляню это показалось немного странным. Но вскоре его внимание отвлекло бульканье кипящего варева.
Спустя ещё час принц снял с котла крышку.
Ранее Ци Жун питался лишь тем, что приносили Се Ляню в качестве подношений жители деревни. И пусть обыкновенно его рацион составляли маньтоу и соления, мучные лепёшки и яйца, да ещё кислые дикие ягоды, во всяком случае, это была человеческая еда. Но сейчас, стоило принцу снять крышку, монастырь Водных каштанов заполнился запахом содержимого котла, и Ци Жун, которого бросили снаружи у дверей, забранился:
— Про́клятый Небесами Се Лянь! Белый лотос с чёрной сердцевиной! Лучше зарежь меня, чтобы оборвать страдания! Выудил меня из воды, лицемерно притворившись спасителем, а всё для того, чтобы подвергнуть пыткам?! Теперь-то я разглядел твою сущность!!!
Перед тем как снять крышку, Се Лянь был полон уверенности в своём мастерстве. Однако сейчас его вновь охватили сомнения. Он приложил все силы и умения, но приготовил котёл такого вот содержимого… Да ещё Хуа Чэн стоит рядом и наблюдает за ним. Что же делать? Неужели предлагать Хуа Чэну отведать??? Нечеловеческие крики Ци Жуна только сильнее раздосадовали принца. Услышав, что Хуа Чэн, скрестив руки на груди, собрался на выход, Се Лянь поднял ладонь и остановил:
— Ничего, — принц вздохнул, наполнил одну чашку содержимым котла и сказал Хуа Чэну: — Это тебе лучше не есть. Подожди меня немного.
Затем он вышел из монастыря, отправил Гуцзы и Лан Ина за водой, чтобы они отошли подальше от места событий, и присел на корточки рядом с Ци Жуном, держа в руках чашку с варевом.
— Братец, время обедать. — Лицо его при этом лучилось доброжелательностью.
Насмерть перепуганный Ци Жун завопил:
— Ты чего… Ты чего? Ты чего задумал?! Се Лянь, я тебя предупреждаю, я сейчас представляю собой живого человека, подумай как следует! Любой, кто отведает твоего варева, освободится от оков всех трёх миров и перескочит через шесть кругов перерождения, без исклю…
Он так и не договорил, поскольку своими глазами увидел, как Хуа Чэн в монастыре, стоя у котла, сам взял половник и наполнил себе чашку, затем уселся за стол и отправил кушанье в рот, нисколечко не изменившись в лице, оставшись непоколебимым словно гора Тайшань. Ци Жуна вмиг повергло в шок и трепет, а в сознании его промелькнула мысль, которой не возникало там ещё никогда…
Поистине — непревзойдённый!
Се Лянь поднёс чашку к лицу Ци Жуна и хладнокровно произнёс:
— Не хочешь есть, хорошо. Тогда выходи.
Но такому не бывать и подавно. Ци Жун крепко стиснул зубы, но Се Лянь с негромким щелчком разжал ему челюсть, схватил за подбородок и насильно влил содержимое чашки в рот.
В следующее мгновение небо над монастырём Водных каштанов огласилось пронзительным криком.
Чашка в руках Се Ляня опустела, а Ци Жун на земле весь скривился, даже голос охрип до такой степени, что он стал похож на старика на пороге смерти, который простонал:
— Я… ненавижу…
Се Лянь сам не знал, радоваться или печалиться тому, что Ци Жун не пожелал покинуть чужое тело даже после целой чашки сего кулинарного творения. Он очень надеялся поскорее вытравить Ци Жуна наружу, но раз попытка не удалась, стало быть, это живое доказательство тому, что блюдо, в которое принц вложил душу, не настолько отвратное, что его невозможно проглотить. Кажется, это всё-таки стоит того, чтобы порадоваться хоть немного. Обернувшись, принц увидел, что и Хуа Чэн положил себе чашку, а теперь неторопливо трапезничал и смотрел в его сторону, уже почти расправившись со своей порцией. Взгляд принца просветлел, он поднялся на ноги со словами:
— Сань Лан, ты всё доел?
Вначале ему показалось, что блюдо не удалось, и потому принц постеснялся предлагать его Хуа Чэну. Но к его удивлению тот решил попробовать сам, а теперь с улыбкой ответил:
— Ага.
Се Лянь осторожно поинтересовался:
— И как тебе на вкус?
Хуа Чэн допил даже бульон и улыбнулся:
— Неплохо. Немного резковато, в следующий раз можно сделать чуть более пресным.
Се Лянь вздохнул с облегчением и кивнул:
— Хорошо, я запомнил. Спасибо за твоё замечание.
Ци Жун:
— Буэээээээ…!!!
Принц-кулинар встречает незваных гостей похлёбкой
Се Лянь, изначально движимый желанием показать всё своё мастерство, тем вечером пережил несколько взлётов и падений уверенности в собственных силах.
Хуа Чэн, впрочем, предлагал свою помощь в приготовлении пищи, но разве совесть могла позволить принцу принять помощь на кухне, когда демон однажды уже услужил ему, починив дверь, а после ещё и прибравшись в монастыре? Какой хозяин позволяет себе обращаться подобным образом с гостями? Кроме того… с прославленным непревзойдённым Князем Демонов!
К счастью, в этот раз принц вернулся из посёлка с немалой поклажей. И хотя прошлым вечером половина припасов ушла в котёл, остались ещё маньтоу и лепёшки, немного овощей и фруктов, которые можно было просто погрызть и тем перебиться. Но что делать, когда и эта провизия закончится?
На следующий день вопрос решился сам собой. Ранним утром в дверь монастыря Водных каштанов постучали селянки, которые принесли большой котелок каши и свежесваренную курицу. Зачем сюда явились краснеющие девушки, понятно и без слов. Се Лянь не удержался от мысли: «И правда, красота способна прокормить».
Курицу Се Лянь поделил между мальчиками, сам же съел только немного каши, а Хуа Чэн и вовсе не притронулся к еде.
— Гэгэ, твой монастырь в самом деле пользуется популярностью.
Се Лянь рассмеялся:
— Сань Лан, не насмехайся надо мной. Мы прекрасно знаем, что помыслы старого пропойцы обращены вовсе не к вину[203].
После той злополучной чашки Ци Жун снаружи монастыря промучился всю ночь, без остановки причитая что-то наподобие: «Лучше бы меня схватил Лан Цяньцю и порубил живьём на множество кусков, чем есть отраву, приготовленную тобой!» или же «Мой царственный брат, я так виноват перед тобой, прошу, дай мне противоядие!» К тому же, кажется, ему мерещились разнообразные галлюцинации, отчего Гуцзы до смерти перепугался за отца. С утра Ци Жун пребывал в удручённом состоянии, даже лицо позеленело. Как раз когда принц и Хуа Чэн разговаривали, он с жадным причмокиванием хлебал кашу из чашки, которую ему поднёс Гуцзы. Придя же наконец в себя, прохрипел:
— Брехня! Какая ещё популярность? Да кто бы пришёл к нему, к этому нищеброду? И ты тоже, шелудивый пёс Хуа Чэн, не радовался бы раньше времени! Только какие-то деревенские девки из глухого горного закоулка могли положить на тебя глаз, и то лишь потому, что ты вырядился как богач, вот они и прилипли к тебе, рты разинувши в надеждах! А попробуй одеться в лохмотья бедняка, и тогда ни за что не поверю, что ты точно так же приглянешься им!
Се Лянь подумал, что в этом Ци Жун категорически ошибается, ведь Хуа Чэн, в чём Се Лянь был уверен, даже в робе нищего попрошайки мог бы навыпрашивать целые золотые горы. Однако принц промолчал, лишь неторопливо принялся за дело. Спустя некоторое время комнату вновь заполнил соответствующий аромат, и Ци Жун взвыл:
— Что ты опять там делаешь?! Что это такое?!
Се Лянь мягко ответил:
— Это целый котёл похлёбки «Столетнего мира и согласия»[204], я как раз её разогреваю.
Хуа Чэн, услышав, тут же похлопал в ладоши:
— Прекрасное название, прекрасное.
Ци Жун взвился:
— Ты ещё, мать его, вздумал этому вареву названия выдумывать?! Не подходи!!!
Даже кормить Ци Жуна не требовалось — достаточно поставить блюдо на огонь, и запах пробуждал в нём жуткие воспоминания, так что он не смел больше вымолвить ни слова.
Закончив со своей трапезой, Лан Ин молча стал собирать чашки и палочки, намереваясь отправиться мыть посуду, но Се Лянь остановил:
— Не нужно, поиграй где-нибудь в сторонке, а я помою сам.
Может быть, повар из него был ужасный, но хотя бы с мытьём посуды принц справлялся. Хуа Чэн, проводив взглядом Гуцзы и Лан Ина, которые вышли за порог поиграть, сказал:
— Позволь мне.
Се Лянь отказался.
— Тебе уж тем более не стоит таким заниматься. Просто посиди.
Но едва принц закончил фразу, снаружи вдруг послышалось, как Ци Жун, который наелся досыта и теперь бездельничал, не зная, чем себя занять, призывно присвистнул и масляным голосом произнёс:
— Эй, барышня, а что ты так смотришь на господина? Воспылала ко мне страстью?
И этот самый демон обвинял кое-кого в том, что на него заглядываются только селянки из захолустья, а теперь и сам принялся приставать к девушке, да к тому же столь банальными фразами. Се Лянь покачал головой и подумал, что всё же лучше втащить его внутрь, чтобы не пугал народ. Но кто же мог подумать, что не успеет принц открыть дверь, как услышит удивлённые восклицания жителей деревни:
— Красавица, каких свет не видывал!
— И как такая прекрасная девушка заглянула в нашу деревню…
— Я за всю жизнь не встречал столь прелестных девушек, а тут на тебе — сразу две!
Следом раздался стук, и стучали как раз в дверь монастыря Водных каштанов. Се Лянь недоумевал в душе: «Красавица, каких свет не видывал? Да ещё сразу две? Но для чего две красавицы, каких свет не видывал, могут стучаться в мои двери? А, неужто тот купец явился со своими новыми жёнами, чтобы воздать за исполнение молитвы?»
Стоило принцу так подумать, он тут же схватил табличку с надписью «Монастырь находится в обветшалом состоянии, просим посильного пожертвования» и приготовился выставить её снаружи. Как вдруг услышал женский голос, отдающий прохладой:
— Что это за дрянь у порога? Поистине, больно смотреть.
Другой женский голос задумчиво произнёс:
— Может, оно сторожит дом? Да нет, не может быть. Он ведь не мог завести столь низкоуровневого волшебного зверя?
Оба голоса принадлежали женщинам, однако Се Ляню уже приходилось их слышать. Повелитель Ветров Цинсюань и Повелитель Земли И!
Принц поначалу хотел сразу отворить дверь, но потом рывком обернулся и бросил взгляд на Хуа Чэна, который как раз неторопливо собирал чашки и палочки со стола. Рука Се Ляня застыла, приоткрыв лишь маленькую щёлку, и принц осторожно выглянул за дверь.
Снаружи он увидел двух высоких девушек. Одна из них оказалась заклинательницей в белых одеждах и метёлкой из конского волоса, чью белоснежную улыбку обрамляли ярко-красные губы, от фигуры веяло женственностью и очарованием, а глаза ярко сверкали. Спутница её облачилась в чёрные одеяния, на фоне которых белоснежная кожа выделялась сильнее, прекрасные глаза лучились колким блеском, дополняющим неописуемо мрачное выражение лица — девушка стояла с заведёнными за спиной руками и глядела куда-то в сторону, будто не желая сталкиваться ни с кем взглядом.
Заклинательница в белом как раз налево и направо раздавала благодарные поклоны, лучезарно улыбаясь.
— Ха-ха, большое всем спасибо, большое спасибо. Мы не достойны похвалы и столь высокой оценки. Так вы ставите меня в неловкое положение. Похвалили — и будет, спасибо. Ха-ха.
Вдоволь наглядевшись на красавиц, окружившие девушек плотной толпой жители деревни снова начали показывать пальцем на Ци Жуна, отпуская замечания. Тот, вне себя от недовольства, закричал на них:
— Чего уставились?! А может, мне нравится лежать на земле, вам-то какая печаль? Катитесь прочь отсюда! Не на что здесь пялиться!
Жители деревни нашли его манеры весьма странными, а от свирепого выражения лица, которое ещё и позеленело от злости, разбежались, подобно перепуганному пчелиному улью. Ши Цинсюань обратился к Ци Жуну:
— Простите… зелёный господин, не подскажете, Его Высочество сейчас у себя в монастыре?
Едва заслышав, что гостья назвала Се Ляня «Его Высочество», Ци Жун в мгновение ока потерял всяческий интерес к двоим красавицам и презрительно сплюнул:
— Тьфу! Так вы — сучьи чиновники с Верхних Небес?! Я ему не какая-нибудь сторожевая псина. Слушайте внимательно, я — собственной персоной…
Однако закончить представление Ци Жуну не дали — Мин И, не говоря ни слова, приблизился к нему, после чего последовал истошный крик и звуки ударов. Се Лянь со своей позиции не мог рассмотреть, что именно сделал Мин И, только увидел, как Ши Цинсюань махнул метёлкой и произнёс:
— Мин-сюн, как-то нехорошо прибегать к насилию, не находишь?
Мин И равнодушно ответил:
— Чего бояться? Он же сказал, что не служит здесь волшебным зверем.
Боясь, как бы Ци Жуна не забили насмерть, Се Лянь был вынужден отворить дверь и замахать руками, останавливая избиение:
— Ваше Превосходительство! Проявите милосердие! Его бить нельзя, это простой смертный!
Увидев, что Се Лянь открыл дверь, Мин И встряхнул подолом чёрного платья и убрал сапог со спины Ци Жуна. Ши Цинсюань же сделал шаг навстречу принцу, выставив руки в поклоне:
— Ваше Высочество, я решил наведаться к вам чуть раньше оговоренного срока. А что с этим человеком? От него такая мощная демоническая Ци, что никак не скроешь. Неужто он принял нас за слепых? Ах, давайте поговорим внутри. На этот раз мне понадобится ваша помощь в крайне важном деле… — с такими словами он собрался обойти лежащего на земле Ци Жуна и переступить порог монастыря.
Но ведь Хуа Чэн всё ещё там! Разве Се Лянь мог так просто впустить их?
— Постойте! — торопливо воскликнул принц.
Но опоздал. Монастырь Водных каштанов не мог похвастаться обширными залами, всё его убранство представало как на ладони, нигде не спрячешься, не скроешься. Двое гостей сразу увидели за спиной Се Ляня непревзойдённого Князя Демонов, который как раз был занят мытьём чашек. Трах-бах, четыре пары глаз скрестили взгляды, Хуа Чэн обнажил белоснежные зубы в улыбке, излучающей скрытую угрозу, во взгляде же его и вовсе не наблюдалось ни намёка на радушие.
Зрачки Мин И мгновенно сузились до точек, он отступил на три чи назад. Ши Цинсюань же одним движением раскрыл Веер Повелителя Ветров, приняв крайне настороженную позу, будто в любой момент готов был броситься в бой:
— Собиратель цветов под кровавым дождём!
Ци Жун, которого за дверью втоптали лицом в грязь, вскипел гневом:
— А я вообще-то — Лазурный фонарь в ночи! Какого рожна вы навешали мне тумаков и даже не признали, а про него всё поняли с первого взгляда?!
Мин И несколько лет служил подручным Хуа Чэна, будучи лазутчиком, посланным в Призрачный город, и только недавно оказался раскрыт и посажен Хуа Чэном под замок в подземном лабиринте, где его нещадно избивали. Теперь же, увидев давнего врага, Мин И ощутил исключительную злость. Казалось, всё небольшое пространство монастыря Водных каштанов и даже воздух снаружи заполнился ядом.
Хуа Чэн отложил тряпку и сощурился:
— Его Превосходительство Повелитель Земли поражает меня своей прыткостью!
Мин И холодно парировал:
— Его Превосходительство Князь Демонов тоже умеет проводить время в праздности, как, впрочем, и всегда.
После обмена такими притворными приветствиями, следующую фразу Хуа Чэн произнёс с заметно охладевшим выражением и таким же тоном.
Он предостерёг:
— Уходите. Мне всё равно, что у вас за важное дело, не приближайтесь к этому месту.
Даже испытывая страх перед Хуа Чэном, Мин И не собирался показывать перед ним и каплю слабости, тем более уступать. Его голос прозвучал уверенно и мрачно:
— Я вовсе не по своей воле пришёл сюда!
Понимая, что вместо яда в воздухе вот-вот запахнет порохом, Се Лянь обратился к Повелителю Ветров:
— Н-н-ну… Ваше Превосходительство, что же нам делать?
Ши Цинсюань постучал веером по голове.
— Я и сам не ожидал, что как раз сейчас Собиратель цветов под кровавым дождём окажется вашим гостем! Но вы же только недавно виделись? Зачем так скоро встречаться вновь? Как бы то ни было, если проблему можно разрешить без применения грубой силы, то так и нужно поступить. Насилие ни к чему хорошему не приведёт. Если они подерутся, всё-таки лучше нам их разнять.
Се Лянь ответил:
— Я, в целом, согласен.
Ци Жун, который, напротив, только и ждал, чтобы эти двое сцепились в драке, знай себе подслушивал, навострив уши. И тут вмешался:
— О-о-о… Так ты и есть та падшая стерва, Повелительница Ветров???
Се Лянь и Ши Цинсюань одновременно повернулись к нему. Именно такими словами Ци Жун бранил Ши Цинсюаня, сидя в своём логове, а теперь посмел произнести их же, встретившись с ним лично. Трудно сказать, взыграла ли в нём храбрость, достойная всяческих похвал, или же дал о себе знать недостаток ума. Ши Цинсюань, избалованный всеобщим обожанием, должно быть, впервые слышал, чтобы кто-то бранил его подобными выражениями. Поморгав с озадаченным лицом, он обратился к Се Ляню:
— Ваше Высочество, подождите меня немного.
С такими словами он вышел за порог и закрыл за собой дверь. Снаружи послышался очередной истошный вопль Ци Жуна и серия глухих ударов. Лишь спустя долгое время Ши Цинсюань вновь открыл дверь и вошёл, уже в облике мужчины.
— Вот и всё. О чём мы только что говорили? Я тоже проголодался. Мне думается, нам лучше для начала сесть за стол и чем-нибудь подкрепиться, любые проблемы можно обсудить мирно, и нет таких вещей, которые не разрешала бы совместная трапеза.
Конечно, Се Лянь очень не хотел, чтобы они подрались прямо в монастыре Водных каштанов, но Хуа Чэн явно был крайне зол на Мин И из-за предательства последнего, и неизвестно, какая ещё подоплёка за этим скрывалась. Вряд ли удастся усадить их за стол и заставить дружелюбно разделить трапезу. Однако Хуа Чэн, вопреки ожиданиям, не выразил протеста. После обмена угрожающими взглядами с противником, холод постепенно отступил с его лица, и он вернулся к мытью чашек. А когда закончил, сам подошёл к котлу и щедро положил себе похлёбки «Столетнего мира и согласия».
Стоило ему добровольно отозвать войска, и вся битва свернулась, даже не начавшись, а остальные присутствующие испустили вздох облегчения. Далее полагалось как можно скорее сменить тему разговора, чтобы оживить обстановку, поэтому Ши Цинсюань спросил:
— Ваше Высочество, а что это у вас в котле? Кажется, ещё горячее.
— О, это я приготовил.
Варево кипятилось достаточно долго, чтобы пропитаться вкусом, да и запах уже давным-давно развеялся. И хотя цвет у него получился каким-то невообразимым, форма уже выварилась и стала выглядеть намного приятнее, чем вчера вечером. Ши Цинсюань, услышав ответ, пришёл в совершеннейший восторг:
— Правда? Я ещё никогда не пробовал блюд, сваренных лично небесными чиновниками! Давайте, давайте, позвольте нам отведать.
С такими словами Повелитель Ветров тоже взял пару чашек и две пары палочек, затем наполнил чашки содержимым котла. Честно говоря, Се Лянь хотел его остановить. Но поскольку Хуа Чэн, неоднократно похвалив готовку принца, заронил в его душе семена уверенности, да к тому же сегодня утром, заново разогревая похлёбку, принц учёл все рекомендации, которые вчера дал ему демон, в голове Се Ляня родилась мысль «быть может, блюдо всё же спасено». Так что, поколебавшись немного, принц не произнёс ни слова против, в тайном ожидании глядя, как Ши Цинсюань подвинул чашку к Мин И: