— Но почему? Иногда ведь без посторонней помощи никак не обойтись!
Фэн Синь произнёс:
— Не обращай на него внимания. Он только и горазд строить из себя невесть что. Думает, если примет от тебя помощь, позора не оберётся.
Покуда Му Цин и Фэн Синь обменивались выпадами, призрачная бабочка, испускающая тусклое свечение, неторопливо порхала вокруг Се Ляня. Тогда принц вспомнил ещё кое о чём и сразу сменил тему:
— Прекратите ссору! Если кто-то увидит, тогда точно позора не оберётесь. Скоро нас придут спасти.
Му Цин произнёс:
— В таком про́клятом месте ни до Небес, ни до Земли не докричишься, кто придёт нас спасать? Разве только… — Он вдруг вспомнил кое о ком, и конец фразы застрял в горле.
Фэн Синь же спросил прямо:
— Собиратель цветов под кровавым дождём явился с тобой?
Му Цин с сомнением добавил:
— Ты настолько ему доверяешь? Он точно придёт?
Се Лянь уверенно ответил:
— Придёт.
Несмотря на некую странность, появившуюся в поведении Хуа Чэна, которая даже заставила принца начать сомневаться, настоящий ли Хуа Чэн рядом с ним, всё же… интуиция подсказывала, что подмена невозможна.
Му Цин опять спросил:
— Даже если он придёт, как ему удастся найти эту яму?
— Может, попробуем ещё покричать? — предложил Фэн Синь. — Нас теперь больше, громче получится.
— Не нужно, — возразил Се Лянь. — Достаточно просто сидеть… то есть, лежать и ждать. Дело в том, что меня и Хуа Чэна связывает красная нить… — Принц запнулся, увидев, как скривились лица Фэн Синя и Му Цина, будто в уши им заползли какие-то насекомые, и сразу добавил: — Что вы такие физиономии состроили? Не подумайте, та красная нить, о которой я говорю, вовсе не какая-то эфемерная вещь вроде «красной нити судьбы». Это такой артефакт, обычный артефакт.
Тогда лица обоих перестали кривиться, и Фэн Синь выдохнул:
— Ах, вот оно что.
Му Цин же снова с подозрением спросил:
— Что за артефакт? Для чего?
— Вещь очень полезная, — ответил Се Лянь. — Это красная нить, которая повязана на наши пальцы, а между двумя концами существует невидимая связь. По этой нити один из нас может найти другого, покуда он не исчез, и она никогда не порвётся…
Он не успел рассказать до конца. Фэн Синь с Му Цином, не в силах больше слушать, перебили:
— И в чём же её отличие от «красной нити судьбы»? Совершенно одно и то же!
Се Лянь в недоумении пробормотал:
— Да нет же… Не одно и тоже!
Му Цин:
— Посуди сам, чем они отличаются? Очень похоже, тебе разве не кажется?
Поразмыслив как следует, Се Лянь и впрямь заметил — а ведь правда! И определение, и свойства артефакта в самом деле тем сильнее напоминали принцу так называемую «красную нить судьбы», чем больше он раздумывал об этом. Когда же принц решил, что дальше развивать мысль не следует, наверху послышался голос:
— Гэгэ? Ты внизу?
Едва Се Лянь услышал, его сердце тут же успокоилось. Он поднял голову и позвал:
— Сань Лан! Я здесь! — Затем вновь посмотрел на Фэн Синя и Му Цина. — Видите, я говорил, что он придёт.
При взгляде на его лучезарную улыбку Фэн Синь и Му Цин вновь изобразили странные выражения лиц. Хуа Чэн не заглядывал внутрь, но они услышали его расстроенный голос:
— Гэгэ, я же сказал, не убегай. Как же теперь быть?
Тон, которым он это произнёс, заставил Се Ляня застыть и перестать улыбаться.
— Ох, неужели дело в паутине? Даже Эмин не сможет её разрубить?
Принцу показалось, что Хуа Чэн ответил что-то вроде: «Дело вовсе не в паутине…», но он всё же не мог утверждать наверняка. Спустя несколько мгновений Хуа Чэн спокойно сказал:
— Сейчас Эмин не в лучшем состоянии.
Се Ляню это показалось удивительным — в прошлый раз Эмин показал себя бодрым и энергичным, словно живой тигр или дракон. Почему же его состояние вдруг сменилось на «не лучшее»?
Му Цин хмыкнул:
— Всё ясно, и спрашивать нечего. Разве изогнутая сабля Эмин может быть в плохом состоянии? Он попросту не желает помогать, вот и ищет отговорки.
Се Лянь бросил ему:
— Не говори так.
Самому принцу более вероятным казалось, что Эмина опять за что-то наказали, и Хуа Чэн запретил ему появляться. Стоило так подумать, и сверху мелькнула тень, а в следующий миг кто-то в красном одеянии бесшумно опустился на дно ямы возле Се Ляня, наклонился и взял принца за руку.
Се Лянь, приглядевшись, тут же затараторил:
— Сань Лан, зачем ты тоже спрыгнул? Осторожно, берегись паутины!
И в самом деле, белые путы тут же налетели на очередную жертву. Хуа Чэн даже не обернулся, лишь взмахнул рукой, и несколько сотен серебристых бабочек возникли настоящим боевым порядком за его спиной и схватились в ожесточённой битве с паутинками. Хуа Чэн тем временем разорвал нити, связавшие принца, одной рукой подхватил за талию, другой призвал красный зонт.
— Уходим!
Другие двое, видя, что он совершенно не собирается их спасать, просто остолбенели:
— А вы ничего не забыли?
Се Лянь не успел ответить, только Хуа Чэн, обернувшись, бросил:
— Ох, да. Забыл. — Оплетённый паутиной Фансинь тут же прилетел прямо в руки Хуа Чэну, который протянул оружие Се Ляню: — Гэгэ, твой меч.
Так вот о чём он, оказывается, «забыл». Фэн Синь и Му Цин возмутились:
— Эй!!!
Хуа Чэн прихватил Се Ляня покрепче, взмахнул рукой, раскрыв зонт, и сказал:
— Гэгэ, держись за меня!
И зонт стал подниматься вместе с ними наверх! Се Лянь, как было велено, крепко схватился за Хуа Чэна. Они уже взлетели на два чжана, когда принц, услышав крики внизу, почувствовал себя крайне неловко и воскликнул:
— Я про вас помню!
Жое слетела с его руки, обмоталась вокруг двух «куколок» на дне и понесла их из ямы. Уже в воздухе Фэн Синь вновь вскрикнул:
— Стойте! Стойте! Я ещё кое-что оставил внизу!
— Что ещё?! — спросил Се Лянь.
— Меч! Вон там, в углу!
Принц действительно увидел рукоять в белой паутине, поэтому велел Жое подобрать и меч тоже. Так все четверо наконец выбрались из ямы.
Жое, бросив на землю двух чересчур упитанных «личинок шелкопряда», немедля свернулась на запястье Се Ляня, неистово дрожа от страха, словно эти странные белые нити, чем-то на неё похожие, но при этом гораздо более свирепые, напугали ленту до невозможности.
Се Лянь успокаивающе гладил ленту, одновременно высвобождая двоих из шёлкового плена при помощи Фансиня. Едва обретя возможность двигаться, Му Цин и Фэн Синь тут же вскочили и принялись с остервенением срывать с себя остатки пут. Се Лянь протянул Фэн Синю меч, спасённый Жое, но взглянув на оружие, немало удивился:
— Это… Хунцзин? Нань Фэн, твой генерал починил его?
У него как-то само вырвалось, и лишь после принц понял, что не так. Сейчас Фэн Синь и Му Цин по-прежнему оставались в обличиях «Нань Фэна» и «Фу Яо», и Се Лянь случайно позабыл, что они уже себя раскрыли, поэтому по привычке продолжил спектакль. Он желал проявить заботу, но итог вышел вовсе не таким, как задумывалось, — лица обоих сделались озадаченными.
Фэн Синь не умел прятать эмоции. С жуткой неловкостью во взгляде он принял истинный облик, взял меч и ответил:
— Починил. Всё-таки на горе Тунлу кругом одни демоны, так проще распознавать их сущность.
Се Лянь мельком глянул на виновника, из-за которого меч пришлось перековать заново, тихо кашлянул и сказал:
— Прости, что пришлось тебя затруднить.
Всё-таки нелегко вернуть первоначальный вид мечу, разбитому вдребезги.
Му Цин, тоже обернувшись собой, отряхнул остатки паутины с рукава и вставил:
— Вот и отлично, что починил. Всё-таки большинство тварей привыкли менять личины, и уж если мозгов в голове не хватает, в любой момент можно прибегнуть к помощи Хунцзина и избежать обмана.
Фэн Синь рассердился на его слова:
— Ты кого это безмозглым назвал? Думаешь, я не расслышал намёка?
Опять началось. Се Лянь покачал головой и сказал Хуа Чэну:
— Сань Лан, извини, я убежал слишком быстро и потерял тебя.
Хуа Чэн, убирая зонт, ответил:
— Ничего. Я лишь надеюсь, что гэгэ больше не станет так делать.
Се Лянь расплылся в улыбке. И вдруг заметил странный взгляд, которым Му Цин взирал на Хуа Чэна.
— Му Цин? Что с тобой? — спросил принц.
Му Цин сразу отвёл застывший взгляд, посмотрел на Се Ляня и ответил:
— Ничего. Не приходилось видеть Собирателя цветов под кровавым дождём в этом облике, удивлён редким случаем.
В это объяснение Се Лянь не очень-то поверил. Да, действительно, Му Цин, вполне вероятно, впервые видел Хуа Чэна в завершённом истинном обличии, но ведь ранее им приходилось встречать его в облике шестнадцати-семнадцатилетнего юноши? Разница между двумя образами Хуа Чэна была не так уж велика, чтобы вызвать столь необычную реакцию.
Они покинули пещеру с ямой и прошли немного, когда Фэн Синь в замешательстве спросил:
— Что это за место?..
Му Цин тоже был немало озадачен:
— Что всё это значит?
Они сразу попались в яму с паутиной и не имели возможности осмотреть обстановку за её пределами. Теперь же их настигло потрясение — при виде множества связанных друг с другом пещер, в каждой из которых попадались божественные статуи, невольно возникал вопрос, как под заснеженной горой неизвестному мастеру удалось создать столь таинственное место, будто сотворённое руками самих богов и демонов?
Се Лянь объяснил:
— Это — пещера Десяти тысяч божеств.
Му Цин, озираясь по сторонам, пробормотал:
— Сколько же лет и сколько сил могло понадобиться, чтобы устроить такую пещеру? Поистине… поистине…
Он словно уже не находил слов, чтобы выразить свою мысль. И Се Лянь мог его понять. Всё-таки подобные пещеры строились, чтобы заниматься практиками совершенствования тела и духа, а также поклоняться божествам. Когда-то и для него родители приказали устроить такую пещеру. А при виде этой ни один небесный чиновник не смог бы не поразиться масштабу проделанной работы. Установка в подобном месте их собственной статуи, несомненно, стала бы уже немалым подспорьем в увеличении уровня божественной мощи.
Фэн Синь с подозрением спросил:
— Какому богу здесь поклонялись? Почему лица статуй закрыты?
— Разумеется, чтобы не дать таким как мы случайным визитёрам увидеть лицо божества, — ответил Се Лянь.
— Весьма странно, — вмешался Му Цин. — Почему бы тогда просто не отломать статуям головы? Тонкая вуаль определённо не удержит желающих взглянуть на их лица.
С такими словами он потянулся, чтобы сорвать покров с ближайшей статуи. Се Лянь не успел его остановить, но во тьме вдруг сверкнул холодный блеск — в полуцуне от пальца Му Цина завис серебряный изогнутый клинок.
От внезапного убийственного намерения, исходящего от сабли, между всеми четверыми мгновенно повисло напряжение. Фэн Синь настороженно воскликнул:
— Что всё это значит?
На лице же самого Му Цина, невзирая на возникшее перед ним оружие, не отразилось ни тени страха, он произнёс:
— Кажется, твоя сабля прекрасно себя чувствует. Разве это можно назвать «не лучшим состоянием»?
Хуа Чэн, стоя за его спиной, ответил, растягивая слова:
— Тебя не учили, что, оказавшись в чужих владениях, не стоит трогать ничего без спроса?
— Это же не твои владения, ты-то чего взялся бороться за их неприкосновенность?
Хуа Чэн спокойно ответил:
— Просто не желаю натолкнуться на неприятности. Всё же мы на горе Тунлу. Никто не знает, что произойдёт, если снять покров.
— Столь дерзкой личности как Собиратель цветов под кровавым дождём тоже приходится опасаться неприятностей? — Му Цин опустил руку ниже, к рукаву одеяния статуи, но клинок Эмина тоже переместился, вновь не давая ему совершить задуманное.
Тогда Му Цин спросил:
— Я ведь не собираюсь срывать вуаль, лишь хотел потрогать камень. Почему Собиратель цветов под кровавым дождём вновь чинит мне препятствия?
Хуа Чэн притворно улыбнулся:
— Чтобы ты ничего не натворил.
Се Лянь втиснулся между ними:
— Стойте, стойте. Нам ведь не столь важно, каким божествам поклонялись в этой пещере те, кто её построил. Здесь вообще лучше надолго не задерживаться, давайте выберемся наверх, а там поглядим, что делать дальше. Не забывайте, у нас важная миссия.
Хуа Чэн, не отрывая взгляда от руки Му Цина, произнёс:
— Раз уж гэгэ того желает, пусть он первым уберёт руку, и я от него отстану.
Се Лянь велел:
— Му Цин, опусти руку.
Му Цин уставился на принца:
— Ты, случаем, ничего не путаешь? Почему это я должен первым уступать? А если я уберу руку, а он свою саблю — нет?
Выбирая между небожителем и демоном, Фэн Синь, разумеется, встал на сторону первого:
— Единственный приемлемый вариант — оба отступят одновременно.
Но Хуа Чэн не желал уступать ни цуня:
— Несбыточные фантазии.
Видя, что ни один не желает пойти на компромисс, Се Лянь положил руку на плечо Му Цину и мягко произнёс:
— Му Цин, ох… Перестань. Всё-таки ты спровоцировал спор, так что должен первым выйти из него, верно? Хотя бы из уважения ко мне. Я тебя уверяю, когда ты опустишь руку, Сань Лан сдержит обещание.
Му Цин явно не желал покориться, однако, поупрямившись ещё некоторое время, всё-таки медленно отвёл руку, и они вновь направились по тоннелю. Теперь, когда натянувшаяся было тетива наконец ослабла, Се Лянь тоже вздохнул с облегчением. Как раз к тому моменту они вновь вышли к развилке, и принц обратился к Хуа Чэну:
— Куда нам следует свернуть на этот раз?
Хуа Чэн, казалось, не глядя сделал выбор:
— Сюда.
Фэн Синь и Му Цин, которые шли за ними следом, похоже, вновь принялись ругаться, а в перерыве между осыпанием друг друга бранью Му Цин спросил:
— Как это ты выбрал? Почему именно туда?
Двое впереди, одновременно повернувшись, ответили:
— Выбрал вслепую.
Фэн Синь тоже нахмурился:
— Да разве можно выбирать вслепую? Давайте всё-таки проявим осторожность, чтобы вновь не попасть в какую-нибудь яму.
Хуа Чэн с улыбкой произнёс:
— Даже если попадём, уж я найду способ вызволить оттуда Его Высочество. Вы можете идти с нами, а можете без нас. Но вообще-то, если честно, мне не очень хочется снова вас выручать.
— Ты…!
Такова была манера, в которой Хуа Чэн говорил с людьми — пусть с улыбкой на лице и с крайней вежливостью в словах, но создавалось впечатление невозможного притворства, а чем фальшивее он улыбался, тем сильнее его тон злил собеседников. Фэн Синь так рассердился, что даже натянул свой лук.
Се Лянь, понимая, что Фэн Синь не станет по-настоящему развязывать драку, сказал:
— Уж прости, Фэн Синь. Но в сложившихся обстоятельствах нет разницы, какой избрать тоннель.
Хуа Чэн рассмеялся:
— Как страшно, как страшно. Видимо, мне нужно держаться от него подальше, — он вздёрнул бровь в сторону Се Ляня и в самом деле отошёл на несколько шагов.
Принц понял, что он лишь хочет идти чуть поодаль от этих двоих, поэтому лишь с улыбкой покачал головой и только собрался присоединиться к Хуа Чэну, как вдруг Му Цин задержал его, коснувшись рукой. Се Лянь обернулся и не без удивления спросил:
— Му Цин? Ты что-то хотел?
Как вдруг Му Цин, не ответив на вопрос, схватил Се Ляня и бросился в другую сторону, на ходу выкрикивая:
— Давай!
Хуа Чэн впереди почувствовал неладное и обернулся. Но Фэн Синь уже ударил кулаком в каменную стену, посыпались крупные обломки камня, завалившие проход. Двое тут же со скоростью молнии наложили на камни более пятидесяти сдерживающих талисманов. Так Хуа Чэн оказался отделён от их троицы грудой камней.
Так значит, по пути они вовсе не переругивались, а планировали внезапную атаку! Се Лянь так и остолбенел:
— Что вы наделали?
Он хотел оттолкнуть Му Цина, чтобы проверить, не пострадал ли Хуа Чэн, но Фэн Синь сгрёб принца за плечо, и они вместе с Му Цином, схватив Се Ляня с двух сторон, помчались прочь, унося и принца с собой.
— Скорее, уходим! — на бегу прокричал Фэн Синь. — Талисманы долго не продержатся!
Му Цин забранился на Се Ляня:
— Он ещё спрашивает — что мы наделали! Ты что, не видишь, как странно он себя ведёт?!
— Да где же странность?
— Ты и впрямь сдурел, как я погляжу! Каждый его шаг так и кричит о странности! Только ты, слепец, этого не замечаешь!
Фэн Синь заорал на них:
— Хватит болтать, бежим!!! Мать их, похоже, призрачные бабочки нагоняют!
— Заблокируй тоннель! — крикнул в ответ Му Цин.
Пока они бежали, Фэн Синь всю дорогу обрушивал стены, наглухо засыпав несколько развилок огромными камнями. Двое, унося Се Ляня, ветром мчались по извивающемуся как кишка подземному лабиринту, покуда Се Лянь не почувствовал головокружение от бесконечных поворотов и не закричал им:
— Стойте! Остановитесь!
Пробежав довольно длинный отрезок пути, двое наконец прервались, чтобы отдышаться. Пользуясь моментом, Се Лянь заговорил:
— Нет, послушайте, вы двое, почему вы вдруг схватили меня и бросились наутёк? Что-то обнаружили?
Фэн Синь, упираясь руками в колени и тяжело дыша, ответил:
— Пусть вот он… тебе ещё раз всё расскажет!
Му Цин выпрямился и сказал Се Ляню:
— Ты до сих пор не заметил столь явную деталь? Бусина! Ты помнишь её, эту бусину?
— Какую бусину?
Му Цин выплюнул по слову:
— Праздник фонарей, торжественное шествие. Одеяние Воина, радующего богов. Пара тёмно-красных коралловых серёжек. Бусина, которую ты тогда потерял!
Се Лянь не мог припомнить, как ни старался, только растерянно потёр мочку уха и переспросил:
— Разве тогда на мне были коралловые серьги? Я правда потерял одну?
У Му Цина нервно дёрнулся уголок рта, он разгневанно зашипел:
— Вы двое тогда незаслуженно обвинили меня в воровстве. Как ты можешь не помнить об этом?
Се Лянь:
— Всё-таки прошло уже восемьсот лет…
Фэн Синь же возразил:
— Что ты несёшь, никто тебя не обвинял, ты сам себе навыдумывал!
Се Лянь помахал рукой:
— Не ссорьтесь, не ссорьтесь. Почему вы вдруг заговорили о той бусине?
Му Цин:
— Да потому что она нашлась! Красная бусина в волосах Хуа Чэна! Ты что, не видел?
Се Лянь широко округлил глаза:
— Ты имеешь в виду…?
Му Цин категорично заявил:
— Именно!
Так вот почему Му Цин состроил такое лицо, когда увидел Хуа Чэна.
— Но как эта бусина могла оказаться у него? — спросил Се Лянь. — Ты уверен, что не ошибся?
Му Цин перебил:
— Ту бусину я искал без малого год! И после продолжал поиски. Кто угодно мог ошибиться, но только не я!
Се Лянь, спрятав руки в рукава, задумчиво нахмурился:
— И всё-таки я думаю, что тебе, вероятно, показалось. Нет причины, по которой бусина могла оказаться у него! Ведь коралловые бусины высшего качества выглядят одинаково. К тому же, Сань Лану нравится коллекционировать драгоценные редкости, у него даже хранятся тысячелетние реликвии!
Му Цин закивал:
— Ладно, ладно. Считаешь, я ошибся, да? Хорошо. Тогда посмотри вот на это. — Он как раз стоял возле одной из божественных статуй, а с этими словами потянулся и рывком сдёрнул покров с её лица. — Посмотри, что тут такое, здесь-то уж точно не может быть ошибки!
В тот миг, когда покров слетел, и Се Лянь бросил взгляд на статую, его зрачки сузились до маленьких точек.
Никаких жутких уродств на лице статуи не было. Она изображала улыбающегося молодого человека с мягкими и вдохновенными чертами. Но когда принц посмотрел на него, от макушки по телу мгновенно разбежались мурашки.
И могло ли подобное не испугать? Ведь это лицо в точности повторяло облик самого Се Ляня!
Принц глядел на статую с близкого расстояния и будто бы смотрелся в зеркало. Даже его привычная мягкая улыбка сделалась несравнимо странной. Не в силах остановить волны мурашек, Се Лянь проговорил:
— Это…
Му Цин бесстрастным тоном спросил:
— Теперь ты тоже скажешь, что я ошибся?
Се Лянь с огромным трудом выдавил:
— Откуда здесь могла взяться моя статуя?..
— Статуя? А вот и нет. Смотри внимательно.
Он сорвал вуаль с лица другого изваяния поблизости. И это лицо тоже внезапно оказалось образом Се Ляня!
Сразу несколько статуй остались без покровов, и все лица были совершенно одинаковыми!
Му Цин добавил:
— Это действительно пещера Десяти тысяч божеств. Вот только посвящена она лишь одному богу.
Лишь одному Се Ляню!
Глядя на собственные лица, окружившие со всех сторон, Се Лянь будто погрузился в иллюзию или очень странный сон. У принца шла кругом голова, и вдруг он кое-что вспомнил:
— Постой, Му Цин. У тебя ведь ранее не было возможности увидеть лица статуй? Когда ты попытался, он ведь тебя остановил, верно?
Му Цин фыркнул:
— Мне не нужно смотреть на их лица, чтобы понять, что изваяния изображают тебя.
— Как это?
На лбу Му Цина чуть проступили вены, он швырнул на землю охапку вуалей.
— Как это? А вот как: когда-то я полностью отвечал за все твои одеяния, за украшения, за весь твой быт. Я стирал и латал твои одежды, и среди них каждая вещь была уникальной, на целом свете второй такой не найти. Мастер вырезал эти статуи слишком подробно — ничего не упустил, сходство идеальное. Разумеется, только посмотрев на одеяния, я понял, что там твоё лицо!
Се Лянь закрыл лоб ладонью и стал вспоминать странное поведение Хуа Чэна с самого их появления здесь.
Фэн Синь же произнёс:
— Он не хотел, чтобы мы увидели эти статуи. Значит, прекрасно знал, в чём их особенность. Боюсь, случайное попадание сюда после схода лавины — враньё от начала до конца. Ему наверняка известно, что это за место.
Му Цин же сказал:
— И не только. Думаю, вполне возможно, что он как раз и бросил нас в яму с паутиной. Он намеревался нас убить.
Се Лянь вмешался:
— Но… что же всё-таки означают эти статуи?
При внимательном рассмотрении каждое изваяние потрясало схожестью с оригиналом. Точность деталей вызывала истинный трепет. Не стоит даже сомневаться, насколько тщательно резчик изучил образ для их изготовления. Се Лянь даже осмелился бы заявить, что статуи, вырезанные самыми именитыми мастерами государства Сяньлэ, не достигали подобного уровня. При одном только взгляде на эти творения возникало ощущение, что все мысли создателя занимал лишь он один, глаза видели перед собой лишь его образ.
Троица оказалась окружена божественными статуями, которые все были на одно лицо. Фэн Синя пробрало морозом по коже.
— Сказать по правде… мне, мать его… жутко становится… как, мать его, похожи…
И к тому же такое огромное количество.
Му Цин сказал:
— Я подозреваю, что эти статуи — предметы некоего тёмного ритуала. Уничтожим их, а там посмотрим.
Он замахнулся и почти нанёс удар ребром ладони, но Се Лянь тут же пришёл в себя из глубин своих мыслей и воскликнул:
— Постой!
Му Цин посмотрел на него:
— Ты уверен? А что если этот тёмный ритуал направлен во вред тебе?
Се Лянь, подумав, всё же ответил:
— Давайте не будем действовать опрометчиво. Мне кажется, вероятность тёмного ритуала крайне мала.
Фэн Синь:
— Как по мне, так очень велика. Чтоб их… Тебе разве не жутко от взгляда на них?
Му Цин посмотрел Се Ляню в глаза.
— И где доказательства?
Се Лянь покачал головой:
— Доказательств нет. Но… статуи сделаны очень хорошо, на совесть. Пока мы ни в чём не разобрались, вот так опрометчиво уничтожить их… будет очень прискорбно, — помолчав, он добавил: — Сань Лан… возможно, что-то от меня скрыл, но я считаю, что он, по крайней мере, не сделал бы ничего мне во вред.
Му Цин просто не мог поверить в услышанное:
— Неужели он правда опоил тебя каким-то ядом, от которого у тебя помутился разум? Как я погляжу, напиши он хоть у себя на лбу слово «подозрительный», ты сразу сделаешься неграмотным!
Покуда они спорили, Фэн Синь, будто почуяв приближение врага, вдруг воскликнул:
— Берегитесь!
Се Лянь и Му Цин насторожились:
— Что такое?
— Опять эта паутина!
Так и есть: пламенем-на-ладони осветило каменную стену перед ними, покрытую плотным слоем белых нитей. Все трое уж было решили, что снова придётся сражаться, но эти паутинки не шевелились и не нападали, в отличие от тех, враждебно настроенных, со дна ямы. Они походили на обыкновенный плющ, вьющийся по стенам. Троица застыла в ожидании, пока Се Лянь не заметил:
— Кажется, паутина… не живая.
Фэн Синь:
— Если не живая, то каково её назначение?
Се Лянь, обуреваемый раздумьями, подошёл ближе и осмотрел стену, убедившись кое в чём.
— Похоже, она скрывает под собой нечто иное.
Они все встали перед стеной, и Се Лянь потянул за паутину, сорвав целый пласт. Это оказалось нелегко — весьма прочная паутина поддавалась с трудом, но всё же у принца хватило сил.
Под покровом вуали скрывалось истинное лицо божества. Что же скрыто на каменной стене?
Фэн Синь и Му Цин тоже присоединились к отряду уничтожения паутины. Они втроём разделились по разным участкам стены, и вскоре Се Ляню открылась та часть, которой занимался он.
— Это фреска! — воскликнул принц.
Паутина закрывала от посторонних глаз огромную фреску. Стена пестрела множеством разноцветных штрихов и рисунками человечков. Целая картина разделялась на маленькие, разного стиля, изображения. Некоторые были грубыми, некоторые — изящными, некоторые — искусными, некоторые — странными и непонятными. Поглядев некоторое время, Се Лянь заключил:
— Это он нарисовал.
Му Цин:
— Он? Хуа Чэн? Ты уверен?
Се Лянь прошептал:
— Да. Там есть надписи. Это его почерк.
Принц указал на маленького кроваво-красного человечка на стене, возле которого виднелись искривляющиеся закорючки, совершенно хаотичные и нечитаемые. Словно кто-то написал их в замутнённом сознании или попытке выплеснуть невыносимую боль. По надписям можно было догадаться, что кроваво-красный человечек — это сам Хуа Чэн. Только не ясно, что с ним происходит на изображении, всё слишком искривлено. Фэн Синь, только взглянув, не удержался от замечания:
— Написано… так уродливо, что я чуть не ослеп. Осмелюсь заявить, что даже я пишу лучше.
Почерк хуже, чем у Фэн Синя, — это и впрямь степень уродства, которую уже ничем не исправить. У Се Ляня перед глазами всё рябило от картинок, он даже не представлял, откуда начать смотреть. Но убедившись, что это работа руки Хуа Чэна, принц почувствовал себя так, словно обнаружил редчайшую драгоценность, даже кончики пальцев едва заметно задрожали.
Тем временем Му Цин, похоже, нашёл кое-что ещё неподалёку, он подозвал:
— Ваше Высочество, быстрее, иди сюда. Скорее, взгляни!
Се Лянь наконец пришёл в себя:
— Что там?
Фэн Синь и Му Цин уже не могли вымолвить ни слова, просто указывали принцу на картину, которая занимала довольно большую часть фрески. На ней изображалась высокая городская стена, под которой бушевало целое море людей. Толпа окружала разукрашенную платформу. Линии отличались простотой, однако несколькими мазками была ухвачена вся суть.
Му Цин, указывая на самый центр картины, дрожащим голосом пробормотал:
— Так значит… это… это он?
Взгляд Се Ляня приковало к тому же месту.
Только два персонажа на тусклой картине выделялись цветными пятнами. Один внизу, раскрашенный белым, весь будто светился ярким сиянием. Он поднимал голову к небу и протягивал руки, чтобы как раз поймать маленького человечка, падающего со стены.
И этот, второй человечек, бросался в глаза кроваво-красным.
Му Цин продолжал бормотать:
— Это он?.. Это он? Мальчишка, что свалился со стены во время шествия? Но как такое возможно? Неужели… Собиратель цветов под кровавым дождём? Это он???
Фэн Синь быстро похлопал их по плечам и указал на другую часть фрески:
— Вон там ещё!
Се Лянь приблизился и увидел другой сюжет — полуразрушенную кумирню и статую божества на постаменте, также окружённую ореолом белого света. В одной руке статуя сжимала цветок, в другой — красный зонт, который протягивала вниз. А у постамента уродливый красный человечек преподносил божеству маленький цветок, держа дар обеими руками.
Се Лянь ощутил лёгкую головную боль, прижал ладонь к стучащему виску и продолжил изучать фреску.
Ещё один её фрагмент описывал, похоже, поле брани. Огромная армия солдат в полном обмундировании застыла в ожидании битвы, а в небесах над ними парил белый человечек с мечом. От его образа так и исходила грозная божественная мощь. И здесь тоже, среди бесчисленной армии людей, присутствовал кроваво-красный человечек: он задирал голову, глядя на белую фигуру в небесах.
Се Лянь заворожено рассматривал картины, когда рядом прозвучал потрясённый голос Фэн Синя, который не мог поверить в увиденное:
— Этот красный — один и тот же человек? Это всё — он? Хуа Чэн? Чтоб меня… Он всё это время следовал за тобой по пятам?!
Му Цин, также с выражением крайнего потрясения, добавил:
— Не просто следовал, он следил. Очень, очень внимательно. Везде и всюду! Смотрите, вот ещё главная улица, Безмрачный лес, а это что? Горбатый склон? О Небеса… Выходит, все эти статуи — его работа?!
У Фэн Синя от увиденного просто волосы вставали дыбом от ужаса.
— Чтоб тебя… Да кто он такой?! Следил за тобой, начиная с того самого момента восемьсот лет назад?! Преследовал тебя до сегодняшнего дня? Твою мать! Это же настоящий кошмар! Он одержимый?! Что ему надо?! Обычные последователи не дошли бы до такой степени поклонения! Что он, в конце концов, задумал?!
Му Цин подхватил:
— Здесь кроется какой-то коварный замысел… наверняка кроется! Скорее, посмотрим дальше, мы точно сможем отыскать здесь ответ!
Се Лянь же совершенно остолбенел от потрясения.
Он лишь неотрывно смотрел на кроваво-красного человечка на стене и пока ещё не осознавал увиденное, лишь чувствовал, как беспорядочные фрагменты прошлого, которые он вовсе не забыл, просто не придавал им значения, то и дело сменяют друг друга и бурным потоком заполняют голову, да так, что становится уже трудно дышать.
Неожиданно до принца донеслись громкие крики Фэн Синя и Му Цина. Се Лянь вздрогнул:
— Что там ещё такое?
Небожители, стоя у стены, кажется, увидели нечто из ряда вон выходящее. А когда принц вознамерился тоже подойти и посмотреть, Фэн Синь торопливо развернулся, задержал и даже оттолкнул принца.
— Твою ж… Не смотри!
Се Лянь растерялся:
— В чём дело? Что там? Почему нельзя посмотреть?
Лицо Му Цина тоже сделалось чернее тучи.
— Не смотри. Не на что там смотреть, скорее, уходим!
И они, вновь подхватив принца под руки с обеих сторон, бросились наутёк. Се Лянь, зажатый между ними, воскликнул:
— Что вы делаете? Я ведь ещё не досмотрел фреску до конца!
Фэн Синь на бегу гневно забранился:
— И не надо! На такое смотреть нельзя! Твою ж мать, вот ведь…! Да я, чтоб его, никогда не встречал такого непотребства! И таких непотребников!!!
Се Ляню это всё показалось ужасно странным.
— Чего ты не встречал? Что такое с Сань Ланом?
Му Цин прикрикнул на принца:
— Он ещё и Сань Ланом его зовёт! Прекрати! Тут не знаешь, как бы от него отделаться! Впредь не вздумай даже приближаться к нему, он ненормальный, он больной! Он безумец!!!
Се Лянь, не в силах больше слушать, перебил:
— Почему вы на него так взъелись? Это не мои слова, но ни один из нас не может похвастаться нормальностью, идёт?
Фэн Синь в ответ снова закричал:
— Не спрашивай! Ты не поймёшь! Он не такой, как мы! Он свихнулся! У него к тебе… к тебе…
— Что у него ко мне? Будьте любезны, отпустите меня, чтобы я сам пошёл и посмотрел, хорошо?
Один порывался вернуться, двое других тянули его за собой, и покуда они застряли на одном месте, впереди внезапно послышался голос, отливающий холодом металла:
— Я разве не сказал, что, оказавшись в чужих владениях, не стоит трогать ничего без спроса?
Все трое моментально застыли и повернулись на звук, увидев красную фигуру. Хуа Чэн стоял, прислонившись к стене, и преграждал им путь. Он с улыбкой произнёс:
— В противном случае, я не берусь утверждать, какая участь за это постигнет.
Он улыбался, но во взгляде не было и тени улыбки, только тьма, в которой ничего не разглядеть. Одной рукой обняв другую, он поигрывал в пальцах чем-то маленьким.
Тёмно-красной коралловой бусиной, нанизанной на тонкую прядь его волос. Коралл переливался красным блеском и притягивал яркостью взгляд, так же как алеющая на его бледных пальцах нить.
Даже несколько сотен талисманов и груда булыжников не смогли его удержать!
Фэн Синь и Му Цин не промедлили ни мгновения — один сразу выпустил целый колчан стрел, другой сделал выпад саблей, посылая мощную атаку, схватил Се Ляня и помчался прочь. Фэн Синь, действуя по старому сценарию, на бегу обрушивал проход за ними.
— Твою ж мать! Как у него получилось так быстро нас найти?
Му Цин заорал в ответ:
— Я откуда знаю?! …Нить! Красная нить! Их руки до сих пор связывает эта нитка!!!
Оба, словно пробудившись от наваждения, одновременно попытались схватить Се Ляня за руку. Но разве принц позволил бы им совершить задуманное? Другой ладонью закрывая нить, он воскликнул:
— Нельзя её снимать!
— Ваше Высочество, пока на тебе эта нить, он найдёт нас где угодно. Если не хочешь, чтобы нас нагнали, придётся её отвязать!
Но Се Лянь, не отпуская ладони, ответил:
— Но что такого страшного случится, если он нас нагонит? Я… хотел бы подробно расспросить его обо всём.
Му Цин выпучил глаза:
— Ты ещё и расспрашивать его собрался? Я смотрю, он должен съесть тебя живьём, чтобы ты наконец понял, насколько он опасен!
— Но ведь мне и так уже известно, что он весьма опасен! А вы не хотите говорить мне, что было на той фреске, и к нему приближаться тоже запрещаете. Так вам ни за что меня не уговорить!
— Он — Князь Демонов. И ведёт себя странно. Зачем тебе ещё какие-то уговоры? Обычно люди, услышав хотя бы об этих двух вещах, понимают — лучше к такому не приближаться!
Се Лянь показал два пальца:
— Два варианта. Вы отпустите меня к нему, чтобы во всём разобраться, либо дадите мне взглянуть на фреску.
Фэн Синя и Му Цина словно посетили кошмарные воспоминания, у одного задёргался уголок рта, у другого запрыгали брови. Они остановились перед принцем и в один голос завопили:
— Ни то, ни другое!
Тогда Се Лянь стал закатывать рукава.
— Раз не получается решить всё на словах, сделаем это в бою! Кто из вас будет первым? Или нападёте сразу оба?
Му Цин сказал Фэн Синю:
— Давай ты! — и отошёл в сторону.
Фэн Синь, похоже, не был уверен, что сможет одолеть Се Ляня, но ради спасения юной души, потерявшей разум, всё-таки решился. Натянув до отказа лук, он предупредил:
— Ну хорошо! Ваше Высочество, прошу меня извинить!
Се Лянь тоже произнёс:
— Прошу ме… — однако, не успев закончить формальную фразу, он ощутил, как спину обдало жаром, а потом кто-то позади выкрикнул:
— Замри! И замолчи!
И принц застыл, подобно железному столбу. Причём не только застыл, он теперь не мог издать и звука!
Возникший из-за его спины Му Цин скомандовал Фэн Синю:
— Потащили его. Талисман поможет, но действовать будет недолго.
Фэн Синь растерянно проговорил:
— Зачем ты напал на него исподтишка? Мы же договорились, что будем драться один на один?
Се Лянь и сам не ожидал, что Му Цин скажет одно, а сделает другое. И если бы не безоговорочное доверие к двоим давним подчинённым, принц не попался бы на уловку так легко.
Му Цин ответил:
— Сейчас не до сражений один на один! Он ведь это специально предложил, потянуть время, чтобы дождаться Хуа Чэна, я это сразу понял. Ты что, не видишь, в каком он состоянии? Одержимый, ни дать, ни взять. Что бы ты ему сейчас ни сказал, он не поймёт, что всё ради его же блага. И вообще, может статься, увидев Хуа Чэна и послушав парочку выдуманных оправданий, он сразу же поверит, словно под действием чар лисьего демона [289]!
Фэн Синь, подумав, согласился и со вздохом произнёс:
— Ваше Высочество, мы вовсе не желаем намеренно тебя одурачить, но всё дело в том, что он питает к тебе… Нет, это слишком непристойно, не могу я такого вслух сказать! Пойдём с нами.
— Идём, — подхватил Му Цин.
Фраза эта не была ни предложением, ни просьбой, а приказом. Очевидно, перед тем, как ударить Се Ляня по спине, Му Цин собственной кровью изобразил на ладони талисман подчинения. Такие талисманы могли заставить любого следовать приказам заклинателя, однако обычно лишь самым простым, вроде «молчать», «идти», «замереть», «бежать» и так далее. Более сложные приказы уже не выполнялись, вместе с тем сознание подчинённого оставалось чистым. Только сильная нечисть, вроде Божества парчовых одежд, могла достичь более мощного эффекта.
Двое небожителей вновь схватили принца и помчались вперёд. Неожиданно путь им преградила груда камней. Фэн Синь, увидев, что дальше не пройти, удивился:
— Почему тоннель завален? Дальше хода нет?
Му Цин накинулся на него:
— А разве не ты засыпал весь путь булыжниками? Меня-то что спрашиваешь?
Фэн Синь возразил:
— Но ведь это ты нас вёл! Какой из тебя проводник, если мы пришли туда, где уже бывали? Почему мы вернулись на то же место?
Му Цин не принял его возражений:
— Шутишь? Я дороги не знаю, как я мог вас вести? Мы просто бежали, куда глаза глядят!
Между ними вновь назрела ссора, но Фэн Синь махнул рукой и сказал:
— Ладно, некогда препираться, копаем, копаем!
Погоня осталась за спиной, поэтому путь назад был отрезан. Оставалось только двигаться вперёд, чтобы не наткнуться на преследователя. Засыпать тоннель легко, а вот раскопать уже непросто. Они оставили Се Ляня послушно стоять у стены, и Фэн Синь принялся молотить по камням кулаками. У Му Цина на лбу вздулись вены, он занёс свою воинственную саблю и нанёс рубящий удар по завалу, в два счёта расчистив путь. Камни и песок полетели в стороны. Двое небожителей уже вновь собирались приказать Се Ляню идти, но когда рассеялась пыль, перед ними вдруг возник красный силуэт. Глаза Се Ляня в тот же миг сверкнули. Это был Хуа Чэн!
Он стоял, не произнося ни слова, с заведёнными за спину руками и угрозой во взгляде. У Фэн Синя тут же вырвалось:
— Да что же ты не отвяжешься, будто призрак, что никак не упокоится с миром!
А ведь и правда, собственной персоной — призрак, что никак не упокоится с миром [290].
Но ведь они совершенно точно оставили его позади, как же он оказался здесь??? Интересно, сколько времени он уже караулил беглецов, безмолвно ожидая, пока они сами преодолеют преграду и предстанут перед ним? Вот уж поистине настоящая жуть!
Фэн Синь и Му Цин мгновенно отбежали прочь, увеличив расстояние между ними. Но Хуа Чэн на них даже не взглянул, его взгляд переместился в сторону, и он сделал шаг к принцу. Тогда двое небожителей поняли, за кем он явился, и тут же загородили Се Ляня собой.
— Не приближайся! — выкрикнули они хором.
Лицо Хуа Чэна было мрачнее самой чёрной тучи.
Кому бы в иных обстоятельствах достало смелости велеть Собирателю цветов под кровавым дождём «не приближаться»? Было бы крайне странно, если бы он не рассмеялся на подобное и не поступил бы, как ему вздумается, совершенно не обратив внимания на запреты. Но на этот раз… он будто в самом деле чего-то испугался и застыл на месте, не решаясь совершать опрометчивых поступков.
Спустя некоторое время раздался его неторопливый голос:
— Извольте объяснить, что всё это означает.
Тон его звучал довольно спокойно.
Но Фэн Синь ответил прямо, без обиняков:
— Можешь больше не притворяться. Это место — твоё самое настоящее гнездо. Мы уже знаем, что за статуи здесь хранятся, и твои картины… мы видели все до одной!
Хуа Чэн стоял, повернувшись к ним в профиль, преграждая путь. А после этих слов его заведённые за спину руки, кажется, судорожно дёрнулись, будто неестественно поджались пальцы.
Он чуть опустил голову и бесцветным тоном спросил:
— Его Высочество… тоже видел?
Он сказал это тихо, почти неслышно, и хотя голос звучал подобно ровной глади воды, в нём угадывалась лёгкая хриплость, что выдавало очевидное отличие от привычного настроения Хуа Чэна.
Се Лянь в душе закричал: «Нет!»
Ведь на самом деле он и правда видел не так уж много, но в этот миг не мог ни пошевелиться, ни заговорить, ему оставалось лишь послушно стоять у стены, будто прячась за спинами защитников. Создавалось впечатление, что он не желает видеться с Хуа Чэном, не хочет с ним говорить.
Фэн Синь натянул лук и ответил:
— Да. Нам прекрасно известно, что у тебя… на уме. Из почтения к твоему статусу Князя Демонов, если в тебе самом есть хоть капля самоуважения, попрошу тебя больше не приближаться к Его Высочеству.
В душе Се Ляня сейчас словно занялась пожаром соломенная хижина и всё застлало густым дымом. Хуа Чэн должен был заметить его странное состояние, Се Лянь надеялся всем сердцем, что он сейчас обратится к нему и поймёт — что-то с принцем не так!
Но Хуа Чэн, кажется, совершенно не имел намерения вникать в детали. Он лишь с жестокой насмешкой в голосе переспросил:
— Не приближаться к нему? А вы двое какое имеете право заявлять мне подобное? — Не дожидаясь ответа, Хуа Чэн резко поднял опущенные веки. — Кстати, спасибо за напоминание. Я ведь ещё не поквитался с вами, продолжим же платить по счетам!
В следующий миг на двоих небожителей со свистом ринулся бесчисленный рой серебристых бабочек!
Единственным способом противостояния этой налетевшей яростным ураганом атаке было уйти в защиту. Фэн Синь и Му Цин выкрикнули:
— Щит!
Бабочки каплями дождя разбивались о магический заслон, сверкая серебристыми вспышками, но вскоре превращались в новых и продолжали нападать, без устали, ни на миг не останавливаясь. Небожители, отбивая атаки одну за другой, то и дело отступали, Хуа Чэн же шаг за шагом уверенно приближался. От магических волн его чёрные волосы заплясали без ветра, в глубине глаз полыхал гнев и жестокость, которые улавливались с первого же взгляда, озарённые ярким, подобным взошедшему солнцу, сиянием серебристых бабочек. Фэн Синь и Му Цин, загнанные в одностороннюю оборону, переглянулись и решили всё-таки перейти в активное наступление — не снимая щита, они бросились вперёд, каждый со своим оружием, и все трое принялись сражаться в пещере, которая, стоит заметить, не отличалась просторностью. Фэн Синь бился с призрачными бабочками, Му Цин же вышел против Хуа Чэна. Но тот протянул руку, и в его левой ладони появилась изогнутая сабля, Эмин, который и принял на себя атаку!
Впервые Се Ляню довелось увидеть Эмина в бою. Леденящий холод изогнутого клинка, отнимающий жизни серебряный блеск… Это и впрямь был совершенный, пышущий тёмной энергией, в полном смысле этого слова зловещий клинок!
Битва вышла на редкость впечатляющая. Хуа Чэн сражался один против двоих и нисколько не уступал, полностью сосредоточенный и собранный. Вскоре Эмин сделал выпад, подцепил остриём чжаньмадао Му Цина и вывернул саблю противника так, что она вонзилась в стену. Му Цин всё ещё держал рукоять своей сабли, но вытащить клинок из стены не смог. А стоило ему отвлечься, Хуа Чэн ударил его кулаком в челюсть, так что Му Цина отбросило в полёт, и саблю он наконец выпустил. Тем временем стрелы Фэн Синя непрестанно ломались, разрезаемые налету острыми краями крыльев призрачных бабочек. Всё-таки маленьких слуг Хуа Чэна оказалось слишком много, одолеть их было практически невозможно!
Победитель определился, и из всех углов с шорохом поползли белые паутинки, которые вновь оплели двоих небожителей как куколок. Чем сильнее те вырывались, тем сильнее запутывались, и тем крепче стягивались нити.
Му Цин, пытаясь разорвать путы, завопил:
— Так значит, это и правда ты! Ты бросил нас в ту яму!
Фэн Синь добавил:
— И это не паутина! Это…!
Се Лянь тоже сразу понял. Это нити коконов бабочек!
Прежде чем стать бабочкой, гусеница заворачивается в кокон, становится куколкой. Те странные нити, похожие на паутину, тоже служат Хуа Чэну, а может быть, даже связаны с этими жуткими призрачными бабочками [291]!
Битва завершилась, Хуа Чэн убрал саблю и с насмешкой обратился к проигравшим:
— Я бросил вас туда, чтобы вы переждали опасность. А коли разобраться до конца, если бы вы своими дурными криками не вызвали сход лавины, никогда и ни за что не попали бы в эту пещеру. Не хотите ли вознести мне благодарности за то, что я спас ваши жалкие жизни?
Должно быть, изначальный план Хуа Чэна был таков: дождаться, когда лавина сойдёт и стихнет, затем вывести Се Ляня наверх, а Фэн Синя и Му Цина бросить здесь и позабыть. Но кто же мог подумать, что эти двое прогрызут путы и устроят такой шум, что Се Лянь возьмёт да и найдёт их? Это и привело ко всем последующим событиям. Иначе Се Лянь, вероятно, в самом деле не увидел бы лица даже одной статуи и просто ушёл бы вместе с Хуа Чэном.
А теперь всё обернулось настоящим кошмаром. Все покровы оказались сорваны, все тайны озарены светом.
Душа Се Ляня полнилась переживаниями, однако тело под заклятием неподвижно стояло на месте. Леденящий душу холод во взгляде Хуа Чэна становился всё сильнее, он сверху вниз глянул на Му Цина и тихо произнёс:
— Как видно, всё-таки это я обладаю природным талантом к фехтованию саблей. А не ты.
Горло Му Цина стягивали белые нити, так что его лицо то краснело, то зеленело, а в уголке рта показалась кровавая пена. Он с трудом прохрипел:
— Ты!.. Ты…? Так вот в чём дело, теперь я понял…
Фэн Синь тоже прошипел сквозь сжатые зубы:
— Что… ты понял?!
— Я понял… почему этот паршивец так меня ненавидит… Возможно, и в твоём случае причина кроется где-то рядом!
— Ка… кхэ… какая причина?
Му Цин со злостью воскликнул:
— Его безумие! Ты забыл, что изображено на той фреске? Он же и есть тот… молодой солдат, которого Его Высочество велел повысить по возвращении с Горбатого холма. Его Высочество сказал, что мальчишка отлично владеет саблей, что ему подходит это оружие… кхэ-кхэ…
— И какое это к тебе имеет отношение?!
Но Му Цин замолчал. Раздался удар — Хуа Чэн врезал ему кулаком по лицу и с жутковатой улыбкой ответил:
— А такое, что он прогнал меня из военного лагеря!
Вот так неожиданность! Оказывается, Му Цин когда-то совершил подобный поступок!
— Мать твою! Зачем ты его прогнал?! Что он тебе-то сделал?! — поразился Фэн Синь.
Му Цин, по лицу которого заструилась кровь, ответил:
— Я лишь велел ему возвращаться домой, война — это ведь не праздник какой-то! Откуда я знал, что он настолько выживет из ума, что будет помнить обиду по сей день!..
Ещё один безжалостный удар не дал ему договорить, теперь его лицо и вовсе перекосило. Хуа Чэн с улыбкой произнёс:
— Думаешь, я не догадываюсь, почему ты тогда прогнал меня? Хм?
Взгляд Му Цина сверкнул. Хуа Чэн же, посмеиваясь, продолжил:
— Но теперь-то и дураку понятно, кто из нас на самом деле никчёмное создание, не находишь?
Му Цину будто наступили на больную мозоль. Сплюнув кровь, он отчеканил:
— И хорошо, что я прогнал тебя взашей. Или что же, надо было позволить тебе остаться в лагере, чтобы ты постепенно сближался с Его Высочеством, целыми днями наблюдая за ним и думая неизвестно о каких гадостях? Вот уж поистине отвратительно!
Сердце Се Ляня болезненно съёжилось. Ещё на первой фразе Хуа Чэн занёс кулак, однако стоило Му Цину выкрикнуть «отвратительно», и рука Хуа Чэна застыла в воздухе. На тыльной стороне бледной ладони проявились синие вены, пальцы крепко сжались и расслабились, расслабились и снова сжались.
Спустя некоторое время он угрожающе проговорил:
— За это я с тобой поквитаюсь позже. А сейчас отвечай, да не смей юлить. Сказанное тобой перед сходом лавины — правда?
Глаза Му Цина внезапно округлились, он посмотрел на Фэн Синя, который глядел на них точно таким же взглядом.
Они оба не знали, как следует ответить. Хуа Чэн сурово пригрозил:
— Моё терпение имеет границы. Считаю до трёх. Один! Два!
Медлить он явно не собирался. И вдруг Му Цин, проявив смекалку в миг опасности, вскричал:
— Ваше Высочество, беги!!!
В тот же миг Се Лянь, у которого на спине отпечаталось заклинание, бросился прочь. Хуа Чэн обернулся и призвал белые шёлковые нити, которые моментально скрутили Се Ляня. Не сделав и двух шагов, принц упал.
Выглядело всё так, словно мгновениями ранее Се Лянь от страха не мог шевельнуться, или же был не в состоянии принять случившееся, не желал марать руки битвой, вот и стоял в стороне. А теперь наконец решился сбежать, но ему это не удалось. Однако в действительности принц даже не собирался никуда бежать!
Руки и ноги Се Ляня в несколько витков крепко связало белыми путами, его чёрные волосы и белые рукава разметались по земле, шляпа отлетела в сторону. Хуа Чэн медленно развернулся, некоторое время постоял неподвижно, но всё-таки направился к нему. Но сделал лишь несколько шагов, когда Фэн Синь позади него не выдержал и воскликнул:
— Хуа Чэн!
Шаг Хуа Чэна застыл, он чуть повернул голову.
Фэн Синь, собравшись с духом, решился на уговоры:
— Прошу… отпусти Его Высочество! Он уже достаточно настрадался. Ты… не можешь с ним так…
Хуа Чэн не ответил. Он подошёл к Се Ляню, склонился и поднял принца, одной рукой под колени, другой обняв за плечи.
Се Лянь, оказавшись у него в объятиях, прекрасно смог разглядеть выражения лиц двух «куколок». Фэн Синь громко взревел, будто бы наблюдал страшную картину, как тигр утаскивает в своё логово барашка, где разорвёт его на части и сожрёт. Му Цин вновь принялся изо всех сил рвать зубами белые нити, но те коварно сплелись таким образом, что все его усилия были тщетны. Хуа Чэн знал все тоннели пещеры Десяти тысяч божеств как свои пять пальцев — поворот, ещё поворот, и вскоре принц уже не видел своих бывших подчинённых, не слышал их голосов.
Хуа Чэн с Се Лянем на руках продвигался всё дальше в тёмноту каменных пещер.
Лишь серебристые призрачные бабочки, танцующие вокруг них, давали немного тусклого света. Се Лянь не видел выражения лица Хуа Чэна, но мог почувствовать, что его руки и всё тело будто бы превратились в камень.
Хуа Чэн и раньше носил его на руках, но, очевидно, теперь что-то изменилось — он даже не прикасался напрямую ни к шее, ни к рукам принца. Се Лянь не отрывал глаз от его лица, активно подмигивая, но Хуа Чэн, как назло, всё время избегал смотреть на принца, ни разу не встретившись с ним взглядом. Так они оказались в одном из гротов, где стояло каменное ложе, на которое Хуа Чэн немедленно опустил Се Ляня. И уже почти уложил, когда вдруг кое-что обнаружил. Осмотрев одежду на спине принца, Хуа Чэн произнёс:
— Они применили к тебе заклятие?
Се Лянь возрадовался: ну наконец-то он заметил!
Впрочем, как раз тот факт, что Хуа Чэн только сейчас обнаружил неладное, давал понять, насколько сильно всё случившееся выбило его из колеи. Се Лянь ждал, что Хуа Чэн поможет ему стереть талисман подчинения, но тот, уже протянув руку, внезапно замер. И в итоге всё же отвёл ладонь, оставив Се Ляня на каменном ложе.
Видимо, чтобы успокоить принца, Хуа Чэн убедительно произнёс:
— Не волнуйся, Ваше Высочество. Я пока не стану убивать этих никчёмышей. Несмотря на жгучее желание это сделать.
Каменное ложе устилал толстый слой мягкой свежей травы, и Се Лянь не испытывал ни капли неудобства, лёжа на нём, но при этом от волнения его внутренности едва ли не дымились. Он никак не мог понять, почему Хуа Чэн не освободит его от заклятия, и всеми силами пытался сопротивляться собственной неподвижности, когда прямо на его глазах Хуа Чэн прикоснулся к поясу на одежде принца и потянул за него.
К счастью или к сожалению, но именно в этот момент Се Лянь почувствовал, что действие талисмана подчинения начинает ослабевать, поэтому с силой дёрнул ногой и вскрикнул:
— А!
Это было похоже на то, как выброшенная на сушу рыба перед смертью бьёт хвостом, пытаясь воспротивиться, но никакой угрозы не несёт. Однако Хуа Чэн вмиг отдёрнул руку и замер, воскликнув:
— Я не стану!..
Возможно, собственный тон показался ему слишком резким, или он побоялся, что напугал принца, отчего тот и запротестовал — Хуа Чэн отшатнулся на несколько шагов и насилу успокоил дыхание. Выражение его лица то и дело менялось от опасений к попыткам сдержать эмоции.
— Ваше Высочество, я ничего не сделаю. Прошу… не бойся, — с нажимом проговорил Хуа Чэн.
Се Лянь понял: Хуа Чэн всё ещё не был уверен, какая реакция Се Ляня ждёт его после снятия заклятия, поэтому предпочёл просто не знать.
Казалось, всеми силами подавляя некий внутренний порыв, Хуа Чэн вновь заговорил, тоном, которым обычно люди дают клятвы, и очень тихо:
— Ваше Высочество, верь мне.
Эта фраза, «верь мне», в сравнении со всем, что он сказал ранее, звучала уже не столь убедительно. Се Лянь хотел бы ответить ему, но не мог, колеблясь и боясь, что Хуа Чэн не так его поймёт. Принцу только и оставалось, что лежать ровно и не шевелиться, спокойно дожидаясь, когда действие талисмана сойдёт на нет. Увидев, что принц больше не «противится», Хуа Чэн вновь подошёл, протянул руку и с шорохом развязал пояс на его одежде.
В мыслях Се Ляня пронеслось: «Сань Лан???»
Разумеется, принц был абсолютно уверен, что Хуа Чэн не воспользуется его беспомощным положением. И всё же события развивались совершенно вне рамок его ожиданий, и Се Лянь чуть округлил глаза. Впрочем, несмотря на то, что Хуа Чэн действительно раздевал Се Ляня, он старательно избегал прикосновений к телу принца, поэтому процесс шёл крайне медленно — лишь спустя долгое время он стянул верхнее одеяние, затем и нижнюю рубаху. Лишь когда призрачная бабочка присела на плечо Се Ляня и, мягко щекоча, проползла по коже, принц скользнул глазами в сторону и наконец увидел, что его плечо слегка побагровело и опухло, кое-где даже потрескалась кожа. Лишь там, где сидела бабочка, виднелись явные улучшения.
Оказывается, после барахтанья в снежном потоке во время схода лавины принц получил обморожение.
Сам Се Лянь вообще ничего не заметил, поскольку почти растерял чувствительность к боли. Ну обмёрз и обмёрз, а даже если заметил бы, наверное, не стал бы ничего предпринимать, просто дождался бы, пока заживёт. Но Хуа Чэн знал лучше принца, где тот поранился. И до сих пор держал в памяти, что эти раны необходимо залечить.
Будто пребывая в душевном оцепенении, Хуа Чэн приподнял с каменного ложа руку Се Ляня. Именно руки и ноги принца пострадали сильнее всего, а после яростного бега и перетягивания из стороны в сторону кое-где даже пошла кровь. Се Лянь, впрочем, не боялся боли, но зато… боялся щекотки. К тому же, в его памяти по-прежнему неподконтрольно всплывали обрывки прошлого. Тёмная пещера, дрожащие и обжигающие руки молодого парня, беспорядочные прикосновения в полном смятении, сбивающееся дыхание и стук сердца…
Воспоминания эти размылись до такой степени, что бледнее уже некуда, принц давным-давно их запечатал и забросил в дальний угол памяти. Теперь же, вспоминая об этом, Се Лянь ощущал совершенно иные эмоции, от которых хотелось схватиться за голову и пронзительно закричать. В особенности и от того, что сейчас Хуа Чэн находился прямо перед ним и занимался почти тем же самым. Лицо и голова Се Ляня едва не воспламенялись, он по-настоящему испугался, что Хуа Чэн это заметит. Однако тот на принца не смотрел и стойко держал обещание не переступать черту — чуть отвернувшись, старался не касаться взглядом полуобнажённого бледного плеча.
Неожиданно за спиной Хуа Чэна раздался крик:
— Хуа Чэн! Что ты собрался сотворить с Его Высочеством, ты, безумец?! Какая мерзость!
Хуа Чэн рывком обернулся, Се Лянь тоже смог перевести взгляд к выходу из пещеры.
Голос принадлежал Му Цину! И Фэн Синь стоял рядом. Только что Хуа Чэн завернул их в коконы, но они каким-то образом выбрались и нашли это место. Увидев картину происходящего, оба прямо-таки побелели. И Се Лянь побелел вслед за ними.
Хуже и не выдумать!
Фэн Синь указал пальцем на Хуа Чэна, затем на полуголого Се Ляня и лишь спустя какое-то время смог выдавить из себя:
— А ну… а ну… немедленно отпусти его!
Хуа Чэн, быстро запахнув одежду на Се Ляне, угрожающе произнёс:
— Вы, двое никчёмных созданий, снова посмели явиться? Никак, собственная жизнь слишком длинной показалась?
Му Цин съязвил:
— Убери от него свои грязные лапы. Жаба решила мясом лебедя полакомиться! Потрать хоть восемьсот, хоть тысячу, хоть десять тысяч лет на свои несбыточные, безумные фантазии, ты и пальцем к Его Высочеству не притронешься, даже не мечтай!
При этих словах в душе Се Ляня словно гонг прозвучал, так забилось сердце. Но вместе с лёгким приступом гнева он также смутно ощутил недоумение.
Что это с ними? Пускай Хуа Чэн поколотил их как следует, всё же настолько злые речи казались излишними. Особенно странно было слышать такое от Му Цина, он словно старался всячески вывести Хуа Чэна из себя. Но ведь в таком случае их ничего хорошего не ждёт. Одолеть Князя Демонов этим двоим явно не под силу, в чём же их истинная цель? К тому же, в их словах акцент незаметно перемещался к Се Ляню, будто они вовсе не стремились к благополучному исходу событий, а даже наоборот — надеялись, что Хуа Чэн в приступе гнева что-то сделает с принцем.
Хуа Чэн и впрямь разъярился, на бледном лице мелькнула мрачная тень. Затем он тихо произнёс:
— Раз вы так настойчиво ищете смерти…
Се Лянь, разглядев в его глазах нескрываемую жажду убийства, хотел закричать, но получилось только мысленно: «Нет!!!»
Слишком поздно. Изогнутая сабля покинула ножны, мгновение — Эмин ледяным блеском прорезал воздух!
Фэн Синь и Му Цин застыли как вкопанные и невольно опустили взгляд. Повезло, их нисколько не задело.
Но ни один из них не успел ни выдохнуть, ни ответить на атаку. В следующее мгновение верхние половины их тел отделились от нижних и повалились на пол.
Кровь хлестанула фонтаном, стремительно заливая всё вокруг.
Се Лянь ни при каких обстоятельствах не мог ожидать, что случится нечто подобное. Обмякший на каменном ложе, он просто оцепенел.
Хуа Чэн… разрубил Фэн Синя и Му Цина пополам!
Но они всё ещё были живы и катались по земле, один — сжав зубы, другой — с гневным рёвом. Зрелище потрясало жестокостью. Хуа Чэн с невозмутимым лицом убрал саблю. Немного крови брызнуло ему на скулу, и теперь тёмно-красная полоса оттеняла демоническое выражение, отчего оно становилось более явным, более притягательным.
Он ещё мгновение стоял среди растекшейся крови, затем повернулся и вновь подошёл к Се Ляню. Увидев, как мрачное лицо Хуа Чэна приблизилось, Се Лянь наконец пришёл немного в себя. А Хуа Чэн тем временем склонился, взял по-прежнему беспомощного принца за руку, приподнял и притянул к своей груди, прошептав:
— Разве могу я отпустить…
Се Лянь, которого он крепко прижал к себе, не мог произнести ни слова. Хуа Чэн же прошептал ему на ухо ещё одну фразу. Сердце в груди Се Ляня забилось как бешеное, будто вот-вот выпрыгнет наружу, и вдруг его тело расслабилось.
Талисман подчинения, который на его спине отпечатал Му Цин, наконец был стёрт.
Даже сказав, что не отпустит, Хуа Чэн, который как раз и стёр талисман, чуть ослабил объятия и всё же отпустил Се Ляня. Принц сделал глубокий вдох, мгновенно вскочил и бросился к раненым, лежащим в луже крови:
— Фэн Синь? Му Цин? Как вы?!
Рана Му Цина была более серьёзной, у него из уголка рта сочилась кровь, взгляд сделался затуманенным. Фэн Синь всё ещё держался, он ухватил принца за руку и прохрипел:
— Ваше… Высочество…
Се Лянь сжал его руку в ответ.
— Что? Что ты хочешь сказать?
Фэн Синь, сглотнув кровь, сквозь зубы прошептал:
— Берегись… Хуа Чэна… Не приближайся к нему… Он… он монстр!
Казалось, он тратит последние силы, только чтобы перед смертью предупредить Се Ляня об опасности. Но выражение лица принца неожиданно сделалось равнодушным.
— Монстр? — Он отпустил руку Фэн Синя и поднялся. — Очень любопытно узнать, кто из вас больше «монстр».
Фэн Синь застыл от его слов. Се Лянь же, едва замолчав, молниеносно выхватил меч и пронзил грудь Фэн Синя, пригвоздив того к полу!
Не веря в случившееся, тот воскликнул:
— Ваше Высочество! Ты… — не успев договорить, он испустил дух.
Се Лянь же выдернул Фансинь из его сердца, отряхнул клинок от крови и отступил, оказавшись возле Хуа Чэна. Направив остриё меча на два трупа на полу, принц произнёс:
— Кровь уже пролилась, так может, нет необходимости продолжать скрываться под этими двумя личинами?
— Ха-ха-ха… — неожиданно раздался зловещий смех. Мёртвое тело разрубленного пополам Му Цина повернуло голову. Это оно смеялось.
Поваленное навзничь, оно могло повернуть голову, лишь прижавшись щекой к земле, но… у него немыслимым образом получилось развернуть шею так, что теперь голова смотрела в потолок и смеялась, смеялась над Се Лянем!
Всё верно. Эти «двое» — вовсе не настоящие Фэн Синь и Му Цин, а неизвестно кем присланные сюда фальшивки.
Му Цин и Фэн Синь всё ещё оставались в плену белых нитей и пытались высвободиться любыми способами, однако не преуспевали в этом. Только что, когда Хуа Чэн приблизился и снял талисман подчинения с принца, он именно это прошептал ему на ухо.
И лица фальшивок были такими бледными вовсе не от удивления или испуга, а потому, что они вовсе не могли называться человеческими существами!
Се Лянь уже обнажил клинок, а «Фэн Синь» и «Му Цин», зловеще ухмыльнувшись, ответили хором, но одним и тем же голосом:
— Как тебе будет угодно.
После этого они разом обернулись подобием растёкшихся луж густой крови. Хуа Чэн закрыл Се Ляня собой, покуда эти лужи стеклись вместе и стали принимать форму человеческой фигуры, при этом отвратительно булькая и испуская клубы пара, словно вскипающая жижа. Принц смотрел, как безобразные комки постепенно обретают очертания и «растут» прямо на глазах, и холодок постепенно перебирался от его поясницы к середине спины.
Ещё мгновение, и «Фэн Синь» с «Му Цином» окончательно исчезли, вместо них показался высокий юноша в белых одеждах. Судя по телосложению, ему было около семнадцати-восемнадцати лет, но лицо скрывалось под маской. Наполовину плачущей, наполовину смеющейся. Облика его они не видели, только из-под маски прозвучал чистый юный голос, который мягко прооизнёс:
— Здравствуй, Се Лянь.
Губы Се Ляня неподконтрольно шевельнулись, кровь в жилах застыла от ужаса. Хуа Чэн, закрывая принца собой, выхватил саблю и незамедлительно нанёс рубящий удар!
Юноша в белом не выказал ни капли испуга, столкнувшись со зловещим клинком Эмина. Он увернулся, сделав малейшее движение в сторону, а в следующий миг молнией оказался за спиной демона и протянул руку к Се Ляню, будто желал коснуться его лица.
Сверкнула серебристая вспышка, Хуа Чэн вновь закрыл принца собой и леденящим душу тоном произнёс:
— Убери от него свои грязные лапы.
Что ж, фраза вернулась к отправителю в точности такой, какой ранее была адресована Хуа Чэну. Юноше отсекло руку клинком Эмина, конечность упала на пол. Однако это не возымело никакого действия — он лишь тряхнул широким рукавом, закрывшим обрубок, ещё раз, и на месте среза выросла новая рука, пальцы которой, растопырившись будто когти, метнулись к правому глазу Хуа Чэна!
Всё это заняло не более мгновения. Хуа Чэн тоже оказался молниеносно быстр, он увернулся, но всё же на его щеке остались две кровавые отметины.
Дело невиданное, но Хуа Чэн всё же не мог превзойти противника в скорости. Его взгляд сделался суровым, тактика тут же переменилась. Он призвал бесчисленный рой бабочек, которые безумным вихрем налетели на врага и практически обернулись вокруг него сверкающим серебристым коконом в форме человеческой фигуры. Однако и они наверняка не смогут продержаться слишком долго. Хуа Чэн потянулся к Се Ляню, но спустя мгновение раздался пронзительный визг, который издали серебристые малютки, обернувшиеся мириадами искрящихся частичек!
Хуа Чэн чуть переменился в лице, что не укрылось от взгляда Се Ляня. Принц сразу понял, что их положение оставляет желать лучшего, если противнику удалось разом уничтожить такое количество призрачных бабочек. Юноша в белом, расправившись с очередным препятствием, внезапно протянул руку сквозь серебристые искры, которые накрыли его сплошной завесой, и вновь сделал выпад, будто бы пытаясь вырвать Хуа Чэну правый глаз!