Теперь настал черёд Се Ляня пустить в ход Фансинь — меч нанёс безжалостный удар! И на этот раз юноше в белом не просто отрубило руку, всё его тело почти рассекло пополам. Не теряя времени, Хуа Чэн бросил:
— Ваше Высочество, уходим!
Се Лянь тоже прекрасно понимал, что нельзя ввязываться в этот бой. Покуда есть возможность — надо отступать. И они вместе вылетели из грота в темноту запутанных тоннелей, не встречая на пути никаких препятствий.
Се Лянь набегу крикнул:
— Это он! Он… и правда не умер!
Хуа Чэн бежал чуть быстрее, выбирая дорогу, и явно сохранял спокойствие лучше, чем Се Лянь. Он тут же выставлял за ними боевые порядки призрачных бабочек и заслоны в виде плотных стен из белых нитей. И даже успевал отвечать принцу:
— Вовсе не обязательно, что это тот же самый.
Се Лянь резко остановился и дрожащими руками обхватил себя за голову.
— Нет… я почувствовал, это тот самый! Он не только не умер, но и стал сильнее, что-то возродило его к жизни… В противном случае, как он мог вот так сразу принять облик Фэн Синя и Му Цина? Надеть на себя личину вознёсшегося небесного чиновника крайне трудно. Создать их фальшивые оболочки практически невозможно!
Услышав тревожные нотки в голосе принца, Хуа Чэн развернулся и взял его за руку, говоря:
— Ваше Высочество! Не бойся. Возможно, дело не в том, что он стал сильнее. Существует и другой вариант — просто он слишком хорошо знает Фэн Синя и Му Цина! Поэтому у него и получилось создать их фальшивые личины. Вы все наверняка его…
Он так и не договорил, потому что взгляд Се Ляня опустился на ладонь, которой тот взял его за руку. Заметив это, Хуа Чэн запнулся, а его лицо будто окаменело. Он постарался скрыть эмоции, разжал руку и даже убрал за спину, после чего развернулся и вновь направился вперёд.
Вот только Се Лянь не последовал за ним.
— Сань Лан.
Хуа Чэн застыл на месте как вкопанный, не в силах сделать больше ни шага. И всё же не обернулся, лишь ответил:
— Ваше Высочество.
Его голос звучал довольно ровно. Се Лянь, стоя у него за спиной, произнёс:
— Только что… произошло очень многое, и всё как-то перемешалось в суматохе.
— Гм.
— И пусть суматоха до сих пор не улеглась, всё же… я хотел бы прямо сейчас задать тебе один вопрос. И прошу тебя ответить мне честно и совершенно искренне.
— Хорошо, — помолчав, сказал Хуа Чэн.
Се Лянь совершенно серьёзно, почти торжественно спросил:
— Кто же та «благородная золотая ветвь с яшмовыми листьями»?
Палец Хуа Чэна, на котором была повязана красная нить, едва заметно дрогнул. Он долгое время молчал. Затем медленно произнёс:
— К чему вопросы, если ответ уже известен Вашему Высочеству?
Се Лянь кивнул и сказал:
— Вот оно что. Значит, это не напрасные наветы. И всё действительно так.
Хуа Чэн не проронил ни слова.
Помолчав, Се Лянь продолжил, при этом тон его звучал ровно и абсолютно невыразительно:
— Ты… не хотел бы узнать, каково моё отношение к этому?
Хуа Чэн чуть повернул голову, словно хотел обернуться, и в то же время не осмеливался встречаться взглядом с принцем. Се Лянь увидел лишь две тонкие царапины на его щеке. Хуа Чэн произнёс:
— Ваше Высочество, нельзя ли… не говорить мне этого? — его голос даже охрип немного.
Се Лянь ответил:
— Мои извинения. Но это то, что ни в коем случае нельзя оставить без объяснений.
Хуа Чэну не требовалось дышать, однако, услышав эту фразу, он всё же сделал глубокий вдох.
Его лицо стало невыносимо бледным, но, тем не менее, он улыбнулся. И с достоинством произнёс:
— Верно. Так будет лучше.
Словно смертник в ожидании приговора, он закрыл глаза. Но веки сомкнулись лишь на мгновение и резко распахнулись вновь.
Сзади его обхватила и крепко обняла пара рук.
Се Лянь, прижавшись лицом к спине Хуа Чэна, тоже ни слова не проронил. Но… пусть даже он ничего и не сказал, этого было достаточно.
Потом Се Лянь почувствовал, как тот, кого он обнимает, развернулся и, переняв инициативу, сам крепко обнял принца в ответ.
Сверху раздался запинающийся голос Хуа Чэна:
— …Ваше Высочество. Ведь ты же так в самом деле… погубишь меня.
Неожиданно из глубины каменных тоннелей позади послышался взрыв, где-то далеко во тьме сверкнула белая вспышка, сопровождаемая писком серебристых бабочек.
Двое одновременно вскинули голову, переменившись в лице. Се Лянь отпустил рукав Хуа Чэна, в который вцепился ранее, и воскликнул:
— Поговорим позднее!
Они снова помчались вперёд, но только… теперь крепко взявшись за руки.
Лицо Се Ляня до сих пор горело огнём. Изо всех сил пытаясь придать голосу спокойный тон, будто не произошло ничего из ряда вон выходящего, принц спросил:
— Сань Лан, как ты понял, что те Фэн Синь и Му Цин — фальшивки? И что сейчас с настоящими?
Хуа Чэн, пребывая практически в том же состоянии, что и принц, ответил:
— За теми никчёмышами я оставил следить призрачных бабочек, так откуда взяться ещё двоим? Не волнуйся, Ваше Высочество, с ними всё замечательно, не умрут!
— Нам нужно вернуться за ними и выпустить из плена, иначе, если он их найдёт, а Фэн Синь и Му Цин не смогут ничего предпринять, быть беде!
— Сюда, за мной!
Не зря Хуа Чэн назвал эти пещеры своими владениями. Даже если дорога разделялась на шесть тоннелей, он мог сразу безошибочно выбрать, по какому следует идти. И вскоре они вернулись в грот, из которого ранее ушли — уже издалека послышались голоса небожителей, осыпающих друг друга взаимными обвинениями:
— Зачем ты велел Его Высочеству бежать?! Видишь теперь, что случилось? Он просто его забрал!
— А что я должен был делать? Позволить ему стоять на месте и ждать, пока он попадёт в лапы злодея?!
— Чего? Да ты же просто хотел, чтобы он отвлёк внимание Хуа Чэна, вот и всё!
Се Лянь почувствовал себя ужасно неловко, слушая их. Оказавшись в гроте, принц увидел две огромные куколки, висящие на стене, которые успевали переругиваться и при этом разрывать белые путы зубами. Заметив принца, Фэн Синь и Му Цин от потрясения даже позабыли выплюнуть шёлковые нити изо рта, прошамкав:
— Как тебе удалось спастись?
Шляпа Се Ляня всё ещё валялась там, где он её обронил. Принц поскорее поднял доули и нацепил на спину. Белые нити отпустили пленников, спрятавшись в темноту, и оба небожителя кулем свалились на землю, и без того изрядно потрёпанные. А стоило им увидеть, как за спиной Се Ляня из тени показался Хуа Чэн, их лица аж скривились — видимо, оба решили, что сейчас вновь начнётся бой и им опять достанется.
Фэн Синь только собрался схватить Се Ляня и завести себе за спину, когда принц на их глазах взял Хуа Чэна за руку.
Фэн Синь:
— Ваше Высочество???
Хуа Чэн уже направился дальше.
— Гэгэ, сюда.
Но разве те двое решились бы пойти следом?
— Ваше Высочество, почему ты теперь с ним? — спросил Фэн Синь.
Му Цин же буркнул:
— Я же говорил, его одурачили до потери разума!
Но Се Лянь не стал с ними спорить, только мягко, но уверенно сжал ладонь Хуа Чэна и сказал:
— Некогда объяснять. Нужно уходить отсюда. За нами гонится враг!
Когда принц сжал его руку, взгляд Хуа Чэна блеснул, он с улыбкой произнёс:
— Советую вам поменьше тратить время на болтовню. Следуйте за нами, и всё. Я в добром расположении духа и пока не стану с вами препираться.
От такого на лицах обоих небожителей отразилось явственное нежелание верить своим ушам, их чувства в тот миг поистине трудно было описать одним словом. Фэн Синь и Му Цин, со своей стороны, никак не могли понять — почему Се Лянь, словно ничего страшного не случилось, вдруг опять пошёл за этим проклятым жутким демоном, который преследовал его восемьсот лет? При этом целыми днями думая о вещах, о которых даже рассказывать никому нельзя! Это ведь самая настоящая игра с огнём, когда и самому сгореть недолго.
Му Цин, всё ещё обуреваемый сомнениями, в итоге приметил другую важную деталь:
— Ты упомянул врага? Но эта пещера Десяти тысяч божеств — владения Хуа Чэна, откуда здесь взяться врагам? Это «враг» порезал Хуа Чэну лицо? Боюсь, тех, кто способен ранить Собирателя цветов под кровавым дождём, под этим небом не так уж много найдётся.
Се Лянь ответил:
— Это Безликий Бай.
Едва услышав имя, Фэн Синь и Му Цин переменились в лице. Затем, не проронив больше ни слова, направились за принцем.
Поскольку им как никому другому было известно: Се Лянь мог выбрать любой повод для шутки, любой предлог для обмана, но только не в случае с этим существом. И обознаться принц также не мог, только не он.
Совсем недавно между небожителями и Хуа Чэном произошла стычка, а теперь они снова неслись в едином порыве по тоннелям пещеры Десяти тысяч божеств.
— Объясни наконец, что произошло! — воскликнул набегу Му Цин.
Се Лянь рассказал им, как юноша в белых одеждах обернулся ими двумя, и это известие потрясло обоих до глубины души.
— Он принял наш облик?! Но это невозможно!
— И всё же это чистая правда! В суматохе я не успел рассмотреть как следует, но с первого взгляда от вас было не отличить!
Фэн Синь изумлённо спросил:
— Но как вышло, что Безликий Бай до сих пор жив? Ведь он был убит самим Владыкой!
Му Цин вмешался:
— Легко догадаться, что подобную тварь не так-то просто умертвить. Возможно, тогда он действительно сгинул, но каким-то образом нашёл способ возродиться!
Се Лянь, вспомнив кое о чём, обратился к Хуа Чэну:
— Сань Лан! Когда мы только попали на гору Тунлу, ты пробудился из состояния сбережения сил и поторопил нас в путь, чтобы не сталкиваться с неким демоном. Это его присутствие ты ощутил тогда?
— Да, — с лёгким кивком ответил Хуа Чэн.
Се Лянь пробормотал:
— Так я и думал! Потом мы выбрали западную тропу, и получается, несколько тысяч демонов на восточной были убиты им. Он возродился, но всё ещё не в полной мере, поэтому стал убивать проникшую на гору Тунлу нечисть, чтобы те стали ему подспорьем в накоплении магических сил… Теперь он восстановился и, боюсь, обрёл ещё бо́льшую силу, чем раньше.
Ведь он был первым непревзойдённым Князем Демонов в мире!
Пока принц рассуждал, Му Цин заметил странность:
— Ваше Высочество, тебе известно, куда он нас ведёт? Кажется, мы направляемся вовсе не на поверхность.
Хуа Чэн ответил:
— Разумеется, это путь не на поверхность. Поскольку сейчас нам и не выбраться отсюда.
Фэн Синь встревожено спросил:
— Что? Это ведь твои владения! Ты же не мог здесь заблудиться?
— Ну конечно, не мог… — сказал Се Лянь.
А Хуа Чэн ответил:
— Безликий Бай занял тоннель, который ведёт к выходу. Мимо него не пройти. Если считаете, что в вашем теперешнем состоянии способны одолеть его, — я вас не держу, можете идти, куда захотите. Пожалуйста.
Но всё-таки Фэн Синь и Му Цин, как и Се Лянь, были уроженцами государства Сяньлэ, и в их сердцах также осталась неизгладимая мрачная тень, связанная с Безликим Баем. Они бы ни за что на свете не захотели столкнуться с ним, если существовал иной путь. Фэн Синь, посмотрев наверх, спросил:
— Мы можем пробиться прямо сквозь потолок?
Хуа Чэн насмешливо ответил:
— Над нами снежная вершина. Хочешь опять попасть под лавину?
Жаль, что лопата Повелителя Земли осталась у Инь Юя на случай крайней необходимости, да и никто из них не умел ею пользоваться. Иначе они могли бы бесшумно прокопать ход и выбраться через него.
Фэн Синь возмутился:
— Тогда какого рожна мы сейчас куда-то бесцельно бредём?
Се Лянь ответил на это:
— Пока мы бесцельно бредём, он будет гнаться за нами. А значит, рано или поздно освободит тот путь, который ведёт наружу. И тогда кто-то сможет воспользоваться шансом и сбежать.
Му Цин, расслышав в его словах подоплёку, переспросил:
— Постой, «кто-то»? Хочешь сказать, мы разделимся? Одни будут отвлекать его, как приманка, а другие просто сбегут?
— Именно так! Необходимо оповестить Владыку о возрождении Безликого Бая. Когда выберетесь, найдите способ передать весть Верхним Небесам…
— Постой ещё раз! — перебил Му Цин. — Значит, ты уже решил, кто станет приманкой, а кто сбежит?
Се Лянь покачал головой со словами:
— Не я. Безликий Бай решил.
Му Цин всё понял и замолчал. И ведь правда: за кем будет погоня, решать не им. А если среди четверых и выбирать того, к кому Безликий Бай питает наибольший интерес, то это наверняка окажется Се Лянь!
Фэн Синь без раздумий выпалил:
— Я останусь с тобой, сразимся с ним.
Прежде, если случалось что-то серьёзное, Се Лянь отправлял Му Цина с известием, а Фэн Синь оставался рядом в качестве поддержки. Похоже, теперь обстоятельства вновь развивались в таком ключе, однако Се Лянь, посмотрев на Хуа Чэна, возразил:
— Благодарю! Но… в этом нет нужды. Со мной останется Сань Лан.
У Фэн Синя вырвалось:
— Как ты можешь оставить его? Он же…
Брови Хуа Чэна чуть дрогнули, нахмурившись, но Се Лянь поспешил ответить:
— Могу. Я ему верю.
Он говорил мягко, но при этом настолько убеждённо в своём решении, что Фэн Синь невольно застыл.
— Ваше Высочество.
Се Лянь хлопнул его по плечу.
— Уходите вместе. Гора Тунлу уже запечаталась, и мы даже не знаем, получится ли у вас покинуть её территории. К тому же, вам ведь нужно было отыскать… Лань Чан и её сына?
От напоминания лицо Фэн Синя сделалось пепельно-серым.
С узора на одном из наручей Хуа Чэна слетела призрачная бабочка.
— Следуйте за ней, — велел он.
Двое небожителей посмотрели на Хуа Чэна, потом на Се Ляня, и в конце концов Му Цин бросил лишь:
— Будьте осторожны, — затем сразу развернулся и направился за серебристой бабочкой, исчезнув в другом тоннеле. Спустя мгновение Фэн Синь последовал за ним.
Они разделились на этой развилке. Только Се Лянь успел посмотреть им вслед, как издали вновь донёсся грохот взрыва. Принц и Хуа Чэн переглянулись.
— Он идёт, — мрачно произнёс Хуа Чэн.
— Веди меня, — отозвался Се Лянь.
Существо в белых одеждах действительно нацелилось на Се Ляня. Хуа Чэн на всём пути их бегства выставлял заслоны из призрачных бабочек, чтобы между ними и преследователем всегда оставалось какое-то расстояние. В то же время малютки помогали наблюдать за происходящим в разных частях лабиринта. Каждый раз взрывы и писк призрачных бабочек заставляли Хуа Чэна помрачнеть. У Се Ляня тоже при этих звуках сердце обливалось кровью. Они то и дело сворачивали, петляя по тоннелям, и когда вновь оказались в каменном гроте, принц не удержался от замечания:
— Как же это… мы потеряли так много серебристых малюток.
О бабочках Хуа Чэна в мире ходила недобрая молва, но для Се Ляня они были всего лишь милыми и послушными маленькими духами. И сейчас, когда бабочки то и дело, рой за роем, жертвовали собой, только чтобы задержать врага хоть на мгновение, принц не мог не печалиться по ним. Но Хуа Чэн лишь холодно усмехнулся, взгляд его сделался будто способным пронзить каменную скалу, а голос — уверенным и сильным.
— Не волнуйся. Он убьёт одну, я создам ещё десяток. Как бы стремительно он ни наступал, я вовек не остановлюсь. Посмотрим, кто первый не вынесет битвы.
Его слова необъяснимо тронули сердце Се Ляня, и он про себя пробормотал: «…Плохи мои дела, совсем плохи».
Хуа Чэн вовсе не специально показал столь серьёзный настрой, это получилось само по себе, но принц почувствовал, что просто не может устоять перед его столь яростной и мятежной уверенностью.
Спустя ещё несколько мгновений Хуа Чэн замедлился, будто получил какое-то известие, и сказал Се Ляню:
— Мы его отвлекли. Те двое скоро смогут выбраться.
— Отлично! Теперь мы можем, не торопясь, придумать способ, как ему противостоять.
— Да. Срочность отпала. Мы оторвались от него на приличное расстояние, спрячемся здесь и как следует обдумаем ответные действия.
Но в тот же миг между ними вдруг воцарилась неловкая тишина. Эта неловкость вовсе не походила на ту, которая возникает, если кто-то опозорился. Её скорее можно назвать лёгким смущением.
До этого момента им приходилось бежать от жуткой твари, да и присутствие Фэн Синя и Му Цина несколько сглаживало ощущение неловкости. Ранее принц произнёс «поговорим позднее», но теперь, когда они оба смогли остановиться и передохнуть, настало это «позднее», и ни один не знал, о чём сейчас «поговорить».
Се Лянь тихо кашлянул и потёр пальцем щёку, однако сейчас любое действие казалось ему неподходящим. Он хотел было заговорить, но беспокоился, что скажет нечто неподобающее и его слова прозвучат глупо или же наигранно. Оставалось надеяться, что Хуа Чэн заговорит первым. Однако тот стоял с совершенно непроницаемым лицом, словно старательно обдумывал план противостояния врагу. Впрочем, трудно сказать, действительно ли его занимали именно эти мысли, поскольку заведённые за спину руки Хуа Чэна, казалось, слегка подрагивали.
Как раз в этот момент они проходили мимо одной из божественных статуй. Большая часть изваяний в пещере Десяти тысяч божеств в точности повторяла облик принца, но эта оказалась погрубее и размером меньше вполовину. Се Лянь походя стянул покров с головы статуи, его глаза тут же сверкнули.
— Сань Лан, это тоже создал ты? — спросил принц.
Хуа Чэн, поглядев на статую, промолчал. Лишь спустя некоторое время дал ответ:
— Работа из ранних, когда я ещё не набил руку. Не смотри, гэгэ.
И он наверняка не лгал. Поскольку эта статуя вышла поистине уродливой! По ней было видно, что резчик прилагал все усилия, чтобы воссоздать идеальный образ, существующий в воображении, но ему явно не хватало мастерства, поэтому результат оставлял желать лучшего. Конечно, статую нельзя было назвать полным провалом, черты лица вышли довольно ровными, однако пропорции головы не соответствовали телу, да и улыбка смахивала на признак слабоумия.
Но даже несмотря на это, Хуа Чэн со всей тщательностью воссоздал все детали. Поэтому Се Лянь и смог увидеть в изваянии образ Воина, радующего богов. Даже его коралловая серёжка виднелась на положенном месте.
Се Лянь молча зажал себе рот и отвернулся. Чтобы сохранить как можно более естественное выражение, он с силой потёр лицо. Хуа Чэн, не находя других слов, повторил:
— Ваше Высочество, не смотри, — и вознамерился вновь скрыть облик статуи.
Се Лянь тут же воскликнул:
— Не пойми превратно! Я правда думаю, что она очень милая!
Но если поразмыслить, Хуа Чэн ведь изобразил принца, а значит, называя статую милой, Се Лянь невольно назвал милым самого себя! Подумав, что болтать подобное с серьёзным видом — настоящее бесстыдство, принц не удержался от смешка. Глядя на него, Хуа Чэн склонил голову, опустил веки и тоже посмеялся.
Смех заметно разбавил тревожную атмосферу неловкости, только что окружавшую их.
Они направились дальше и снова прошли мимо статуи, на этот раз лежащей на каменном ложе и с ног до головы закрытой белым покрывалом, напоминающим лёгкую дымку. Се Ляню стало жутко любопытно, что же там за образ, и он уже собирался стянуть со статуи покров, когда Хуа Чэн резко схватил его запястье и воскликнул:
— Ваше Высочество!
С тех пор как они попали в эти пещеры, Хуа Чэн чаще стал обращаться к принцу «Ваше Высочество». Се Лянь поглядел на него, и Хуа Чэн снова выпустил его руку, которую только что схватил, при этом движения его сделались слегка напряжёнными.
— Я ведь уже знаю, что это моя статуя. Всё ещё нельзя взглянуть? — спросил Се Лянь.
— Гэгэ, если хочешь посмотреть на статуи, позднее я покажу тебе лучшие свои творения, каких ты ещё не видел. А те, что находятся здесь… забудь о них.
Се Лянь с непониманием поинтересовался:
— Почему же? Я считаю, что все статуи в этих пещерах вышли просто отличными! Правда, они очень хороши. Если я не увижу их, то буду искренне сожалеть. Кстати говоря, та фреска…
К удивлению принца, Хуа Чэн тут же перебил:
— Я её уничтожу.
Видя, что он сделал шаг, будто и впрямь решил претворить замысел в дело, Се Лянь поспешно его удержал.
— Нет, нет, нет! Зачем же её уничтожать? Потому что я увидел, что на ней? Ладно, ладно… я признаюсь. Если честно, я рассмотрел лишь самую малость, только шествие на Празднике фонарей да несколько отрывков времён войны… Я ещё очень многое не увидел, Фэн Синь и Му Цин не позволили. Так что я не имею понятия, что ты на ней изобразил. Не нужно её уничтожать!
Хуа Чэн лишь после этих слов развернулся к нему.
— Правда?
Се Лянь, держа его за руку, со всей искренностью заверил:
— Правда. Если не хочешь, я не стану смотреть, вот и всё.
Кажется, Хуа Чэн едва заметно выдохнул с облегчением. Затем с улыбкой произнёс:
— Да и нет там ничего интересного. Если пожелаешь взглянуть на какие угодно картины, просто скажи, и я нарисую их для тебя.
После такого ответа Се Ляню стало ещё любопытнее. И всё же он не хотел, чтобы Хуа Чэн сам уничтожил ту драгоценную фреску, поэтому пришлось сдержать любопытство.
Пройдя ещё несколько шагов, принц вдруг нахмурился:
— Что-то тут не так...
— Что?
Се Лянь обернулся и посмотрел на Хуа Чэна.
— Для чего Безликий Бай… явился на гору Тунлу?
— Возможно, его силы ещё не полностью восстановились, и он намерен при помощи горы «родиться» вновь?
— Но если это так, выходит… сейчас он вовсе не… непревзойдённый?
— Такую вероятность нельзя исключать.
Только что, когда Безликий Бай выдал себя за «Фэн Синя» и «Му Цина», а затем внезапно напал, это настолько испугало принца, что первой же его реакцией стало «Нам его не одолеть, бежим!»
И Хуа Чэна он тоже потянул за собой, лишившись при этом возможности по-настоящему столкнуться с противником в бою, а значит, доподлинно выяснить, насколько силён теперешний Безликий Бай.
Тот лишь блефовал? Или в действительности расправился бы с ними в два счёта? Несколько молниеносных ударов, которыми они обменялись в спешке, не давали полной картины.
Се Лянь пробормотал:
— Я только по тем фальшивым личинам решил, что он стал сильнее, но что если… он ещё не окончательно восстановил прежнюю мощь? Что если сейчас он слабее, чем когда бы то ни было? Иначе зачем ему являться на гору Тунлу? Возможно… я могу попытаться?
Попробовать одолеть его!
Хуа Чэн немедля ответил:
— Хорошо. Я выйду на битву с ним.
Се Лянь сразу же вернулся из своих размышлений и торопливо заговорил:
— Нет, нет, тебе не придётся с ним сталкиваться, я сам!
Непревзойдённые Князья Демонов обычно не вступали в сражения между собой. Например, Хозяин чёрных вод и Собиратель цветов под кровавым дождём долгие годы сосуществовали мирно. Ведь Князь Демонов — это совсем не то что небожитель, о котором известно всё. Хочешь узнать истинную мощь божества? Подсчитай его храмы и последователей, измерь сферу влияния, и при должном рвении всё станет ясно. Но Князья Демонов скрывали свою настоящую силу, как и любые другие сведения. Ни один из них в полной мере не ведал об истинных способностях другого, никто не мог представить, чем может закончиться битва между ними. И если был шанс сохранить равновесие, никто не стремился его нарушать.
— Волноваться нет нужды, — сказал Хуа Чэн. — Исход битвы ещё неизвестен. Гэгэ, или ты считаешь, что я позволю тебе выйти против него в одиночку?
Но Се Лянь, помолчав, покачал головой.
— Нет, Сань Лан. Между нами есть разница. Он… меня не убьёт. Я могу это гарантировать.
— Почему?
Поколебавшись, Се Лянь всё же решил не отвечать на вопрос, только произнёс:
— Ты не знаешь, насколько он страшен…
Но Хуа Чэн уверенно перебил:
— Ваше Высочество! Я знаю.
И тут Се Лянь вспомнил, что ведь Хуа Чэн служил в армии Сяньлэ и так же на собственном опыте испытал ужасы войны, своими глазами видел страшные картины поля брани, заваленного трупами. Но всё же… Хуа Чэну не довелось, как принцу, лицезреть ту поразительную битву между Цзюнь У и Безликим Баем. И сам Хуа Чэн никогда не сражался с последним.
При мысли об этом Се Лянь помотал головой ещё яростнее.
— Дело не в том, что я не верю в тебя, просто я… не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Взгляд Хуа Чэна блеснул, он улыбнулся:
— Гэгэ, можешь быть спокоен. Я уже мёртв, и меня не так просто убить ещё раз. И вообще, неужели ты забыл, что я говорил тебе? Покуда он не отыщет мой прах, ничего мне не сделает.
Се Лянь вспомнил, что Хуа Чэн действительно об этом рассказывал, и тут же воскликнул:
— Постой! Пока отложим в сторону всё остальное, но… Сань Лан, твой… п-прах спрятан?
— Давно спрятан.
Се Лянь кивнул, однако, помолчав, всё же не выдержал и спросил ещё:
— Ты уверен, что спрятал как следует? Тайник достаточно надёжный? Его никто не отыщет?
Хуа Чэн непринуждённо ответил:
— Для меня… это самое безопасное место на свете.
Се Лянь же считал, что в мире всё что угодно может случиться, и спросил:
— Ты правда настолько в этом уверен?
Хуа Чэн лучезарно улыбнулся:
— Если мой тайник будет разрушен, то… и мне незачем существовать на свете. Разумеется, я уверен.
Се Ляня обеспокоило это его «незачем существовать на свете», но сейчас они находились в довольно опасном положении, и возможно, вокруг скрывались чужие уши, место для подобных разговоров явно не подходило, так что принц решил пока не поднимать этой темы. Но теперь Се Ляню захотелось спросить Хуа Чэна о другом… Как именно тот погиб?
Се Лянь очень хотел бы узнать, но не мог заставить себя спросить об этом. Ведь после смерти душа человека остаётся в мире лишь потому, что у неё есть, за что удержаться. В большинстве случаев наибольшей силой, тянущей душу назад, обладают страдания и жажда мести. Ну а для того, кто смог достичь уровня непревзойдённого Князя Демонов, причина должна быть необычайно серьёзной. Принц переживал, что Хуа Чэну больно говорить об этом, словно бередить старые раны, да и самому принцу, возможно, тоже будет невыносимо слушать. И как Хуа Чэн пережил все эти восемьсот лет?
От этих мыслей в сознании Се Ляня вдруг возник страшный вопрос, от которого вся спина покрылась холодным потом. Он выпалил:
— Сань Лан!
— Что? — отозвался Хуа Чэн.
Се Лянь нервно поджал пальцы.
— Я… хочу ещё кое о чём спросить тебя.
— Спрашивай, не стесняйся.
Глядя на Хуа Чэна, Се Лянь проговорил:
— За эти восемьсот лет ты… ещё где-нибудь встречал меня, кроме как во времена государства Сяньлэ?
Хуа Чэн помолчал, повернулся к принцу и ответил:
— Мне очень жаль. Я все силы бросил на поиски и не останавливался ни на миг, однако… так тебя и не встретил.
— Это правда?
Хуа Чэн посмотрел принцу в глаза.
— Правда. Гэгэ, почему ты спросил?
Се Лянь незаметно вздохнул с облегчением и выдавил улыбку:
— Да так, просто… это были не лучшие годы, я прожил их кое-как, потерпел множество неудач. Я подумал, что если бы тебе пришлось всё это увидеть, боюсь, мне было бы ужасно стыдно.
— Ну что ты! — рассмеялся Хуа Чэн.
Но Се Ляню было совсем не смешно.
— Я не шучу, всё именно так плохо.
Хуа Чэн спрятал улыбку и заверил:
— Ну и пусть, не важно. Ваше Высочество ведь сам мне как-то говорил.
Се Лянь застыл.
— Я? Что я сказал?
Хуа Чэн неторопливо произнёс:
— Для меня ты в беспредельном великолепии — это ты. И ты, упавший в грязь — тоже ты. Главное здесь "ты", а не "какой" ты. — Он подмигнул Се Ляню, приподнял бровь и добавил: — И для меня это в той же степени верно.
Се Лянь от услышанного надолго замер. И вдруг с громким хлопком ударил себя по лбу, ощущая жар, будто его голова сейчас закипит.
— Я… я такое когда-то сказал?!
— Да! Гэгэ, даже не думай отпираться.
Се Лянь закрыл лицо обеими руками.
— Д-да нет же!
— Гэгэ, хочешь взглянуть? Я отыщу для тебя тот фрагмент.
Се Лянь резко вскинул голову.
— ??? Ты… неужели… быть не может… Сань Лан, ты… Ты же не мог абсолютно всё записывать?!
— Шучу, шучу.
— Честно говоря, теперь я не очень-то верю…
— Гэгэ, верь мне.
— Не верю!
Они как раз проходили очередную развилку, на которой из тоннеля вдруг налетел порыв ветра. Хуа Чэн чуть повернулся, вышел вперёд и поднял руку, словно желая защитить принца.
Ветер был совсем не сильным, и разумеется, закрывать Се Ляня от такой мелочи вовсе не стоило, однако это движение Хуа Чэна вышло совершенно естественным. Ветер пролетел, чуть растрепав его волосы, не более, однако Се Лянь неожиданно заметил, что когда Хуа Чэн не смотрит на него, черты его лица и взгляд серьёзны и холодны, а в этот миг даже слегка задумчивы и прекрасны в своей бесстрастности. Хуа Чэн даже не придал значения собственным бессознательным действиям, будто для него защищать принца было неким инстинктивным порывом.
— Сань Лан! — вновь вырвалось у Се Ляня.
Хуа Чэн повернулся к нему, и его лицо наконец озарилось улыбкой.
— Ваше Высочество, что такое?
Се Лянь подумал, что Хуа Чэн, наверное, точно так же не заметил, что теперь улыбается.
Уверенный голос отчётливо прозвучал в голове принца, сказав, что для Хуа Чэна он действительно самое настоящее божество.
Пальцы Се Ляня незаметно сжались так, что ногтями врезались в ладонь.
— Когда выберемся с горы Тунлу, мне нужно очень многое тебе сказать.
Хуа Чэн спокойно кивнул:
— Хорошо. Я буду ждать.
— Фэн Синь и Му Цин уже сбежали?
— Сбежали.
— А где Безликий Бай? Он не погнался за нами, но и их не стал удерживать? Где он сейчас? Далеко?
— Сейчас он… — Не договорив, Хуа Чэн чуть переменился в лице, приложил два сложенных пальца к правой брови и спустя мгновение сказал: — …Он исчез.
Се Лянь растерялся:
— Как это — исчез?
Хуа Чэн, не теряя самообладания, продолжал поиски.
— Растворился в воздухе.
Но даже для демона невозможно взять и исчезнуть в этих пещерах, под пристальным наблюдением призрачных бабочек!
Се Лянь не выдержал:
— Я взгляну? — и тут же схватил Хуа Чэна за плечи, приподнялся на носочках и прижался к его лбу своим. Рука Хуа Чэна коснулась талии принца, словно собравшись мягко отстранить, но всё же потом легла Се Ляню на пояс и притянула ближе.
Перед взором Се Ляня замелькали картинки, которые Хуа Чэн увидел мгновением ранее. Существо в белом, не торопясь, продвигалось по тоннелю, бесчисленные бабочки налетели на него, снова превратив в сияющий кокон, некоторое время держались, а потом разлетелись в стороны серебристым взрывом, дождём ярких искр. Но едва эти искры осыпались, Безликий Бай исчез!
Затем Хуа Чэн показал принцу множество других тоннелей, где даже размытого силуэта в белых одеждах не было видно. Се Лянь немного отстранился от лица Хуа Чэна и с сомнением спросил:
— Неужели он… ушёл?
Но даже если кто-то и пребывал в неведении, уж принц знал наверняка — стоит Безликому Баю встретиться с ним, и тот будет преследовать его неотступно.
Хуа Чэн ответил:
— Возможно, наши недавние предположения верны, и он действительно намерен при помощи силы горы Тунлу создать себе новое, непревзойдённое тело? Возможно, для него именно это — дело первостепенной важности, и он пока решил оставить тебя в покое?
Голос Хуа Чэна прозвучал так близко, что Се Лянь наконец пришёл в себя и обнаружил, что держит его лицо в ладонях, так что Хуа Чэну приходится чуть наклоняться.
Быстро убрав руки, Се Лянь воскликнул:
— Остановим его!
Ведь именно за этим они прибыли на гору Тунлу — чтобы остановить всех демонов, способных достичь уровня непревзойдённого. Только что Се Лянь и Хуа Чэн всячески скрывались от Безликого Бая, но когда обстоятельства немного прояснились, они сами отправились на его поиски. Вскоре, проходя мимо бесчисленных божественных статуй, они добрались до места, где видели создание в белых одеждах в последний раз.
Здесь действительно было пусто, лишь стояли несколько изваяний. Землю усыпали серебристые искры, кое-где ещё хлопали порванными крылышками чудом выжившие бабочки. Се Лянь склонился к ним, чтобы собрать в ладонях, хоть и понимал, что уже ничем не сможет помочь. И в этот момент позади него раздался голос Хуа Чэна:
— …Гэгэ, встань рядом со мной.
В этой фразе слышался едва сдерживаемый гнев, но мощь этого гнева была направлена не на принца.
Се Лянь поднял голову и увидел пламя в глазах Хуа Чэна, который смотрел прямо на божественную статую впереди.
Изваяние скрывалось за белым газовым покрывалом целиком и стояло неподвижно, только смутно просвечивали его очертания. Похоже, оно куда-то указывало мечом, который держало в руке, и потому остриё едва не пронзало тонкую вуаль.
Прямо в этот миг от острия медленно расползалось багровое пятно, которое становилось всё больше, пачкая и пропитывая белую ткань.
На мече кровь!
Кто угодно, увидев подобное, понял бы, что с божественной статуей что-то не так. И возможно, под белым покровом вовсе никакая не статуя, а нечто иное. Се Лянь отпрыгнул назад, оказавшись плечом к плечу с Хуа Чэном, и направил на изваяние Фансинь. Хуа Чэн тем временем с мрачным лицом взмахнул рукой, и белый покров слетел со статуи.
Зрачки Се Ляня резко сузились.
Под вуалью всё-таки оказался его образ, образ Воина, радующего богов. В одной руке — меч, в другой — цветок, улыбка на лице. Только улыбка эта была окрашена кроваво-алым.
Кровь текла по мечу. Клинок пронзил окровавленное с ног до головы тело юноши с бинтами на лице.
Это был Лан Ин!
Закроется медная печь, и непревзойдённый неизбежно родится
Голова юноши склонилась набок. Похоже, он был без сознания. Едва увидев Лан Ина, Се Лянь чуть не бросился на выручку, но тут же шаг принца застыл, и он осознал: только что они видели здесь лишь Безликого Бая. Откуда внезапно появился Лан Ин?
Статуя Воина, радующего богов, некогда чистая в своей святости, теперь оказалась запятнана кровью до невыносимого состояния. При виде такой картины Хуа Чэн явно разгневался, его лицо помрачнело, от Эмина разошлись волны холодной Ци.
Он отчеканил:
— А ну, слезай.
И «Лан Ин» повиновался — выпрямил свесившуюся набок голову, открыл глаза и, медленно заскользив по клинку, опустился на землю.
Только что он, разбив окруживших его серебристых бабочек на сотни искр, воспользовался этим сиянием и спрятался под белым покровом божественной статуи, обернувшись Лан Ином.
Но раз уж он принял этот облик, следовательно, ему приходилось видеть мальчика.
— Где настоящий Лан Ин? — спросил Се Лянь.
Но Хуа Чэн возразил:
— Возможно, не было никакого «настоящего Лан Ина».
Если… с самого начала… существовал не «Лан Ин», а лишь не до конца восстановившаяся форма Безликого Бая, то всё остальное очень легко объясняется. Но Се Лянь, вспомнив как на горе Юйцзюнь погибла дева Сяоин, не пожелал поверить в это предположение. Принцу на ум пришла другая мысль, он медленно проговорил:
— Или же… он пожрал Лан Ина.
Тем временем тело «Лан Ина» постепенно вытягивалось, становилось выше, бинты медленно опадали с лица, открывая спрятанную за ними маску Скорби и радости. Услышав слова принца, он чуть приподнял голову и, будто бы с улыбкой, произнёс:
— Угадал.
Вот оно что. Всё действительно так, как предположил Се Лянь.
Когда Цзюнь У разбил Безликого Бая в пух и прах, от демона осталась лишь частичка призрачной души. И эта частичка скиталась в мире людей, пока однажды не нашла Лан Ина, который тоже оказался демоном.
Безликий Бай неким образом завлёк или обманул мальчика, чтобы тот позволил ему поселиться в своём теле. В противном случае слабой частице души не удалось бы поглотить Лан Ина.
Но когда душа оказалась в новом теле, она начала постепенно восстанавливаться, и результат Се Лянь и Хуа Чэн могли лицезреть воочию. Демон пожрал демона. Безликий Бай поглотил Лан Ина, заняв тело своего бывшего носителя. Так же как Хэ Сюань пожрал истинного Божка-пустослова. И теперь Лан Ин стал слугой, а не хозяином.
Всего спустя несколько мгновений «Лан Ин» полностью принял облик Безликого Бая.
Хуа Чэн, не отрывая от него взгляда, задал вопрос:
— Почему Лан Ин согласился разделить с тобой тело и дух?
Следует знать, что подобное могло приравниваться к просьбе незнакомца открыть двери вашего дома, впустить его и позволить жить с вами. Лан Ин тоже являлся демоном, прожившим несколько сотен лет, и, несмотря на пугливый и робкий характер, всё-таки не был настолько глуп.
Безликий Бай мягко ответил:
— Разумеется, я могу рассказать тебе. Но… ты уверен, что тот, кто рядом с тобой, захочет, чтобы я говорил прямо здесь?
Хуа Чэн посмотрел на принца. Выражение лица Се Ляня стало немного странным, он даже не обратил внимания на взгляд Хуа Чэна, направленный на него.
Безликий Бай заговорил:
— Мальчик по фамилии Лан, из государства Юнъань, перенёсший поветрие ликов. Почему он позволил мне себя поглотить? Неужели ты сам не понимаешь, почему?
Лицо Се Ляня мгновенно сделалось на тон бледнее, на тыльной стороне ладоней вздулись вены. Он рубанул мечом и закричал:
— Замолчи!
Безликий Бай молниеносно уклонился, и удар со звоном отколол длинный меч от божественной статуи, которая держала оружие в руке.
Ну вот, теперь меч Воина, радующего богов, оказался сломан, и статуя уже ни на что не годилась. Се Лянь немедля опомнился, словно его окатили с ног до головы холодной водой. Призрачные бабочки, будто бы разгневавшись, налетели на Безликого Бая роем, но тот лишь издал равнодушный смешок, непринуждённо укрылся своим широким рукавом и, больше не медля, растворился в темноте.
Се Лянь же, глядя на сломанный каменный клинок, невольно произнёс, обращаясь к Хуа Чэну:
— Прости…
Хуа Чэн прервал:
— Ваше Высочество, как тебе самому не смешно просить у меня прощения? Он ушёл. Как поступим дальше?
Се Лянь, чуть придя в себя, отозвался:
— Он сбежал? Нельзя позволить ему попасть в Медную печь!
В погоне за Безликим Баем они покинули пещеру Десяти тысяч божеств и вновь ступили на снежную вершину. Но только оказавшись на поверхности, ощутили, как гора качается, а земля уходит из-под ног. Посмотрев наверх, двое увидели несущуюся вниз лавину, по силе во множество раз превосходящую ту, что сошла ранее. Будто бы нечто, скрытое под снегами, пробудилось и сейчас с яростным рёвом сбрасывало с себя покров тысячелетней мерзлоты.
Се Лянь воскликнул:
— Неужели мы сможем подняться?!
Хуа Чэн крепко сжал руку принца и ответил:
— Просто идём со мной!
И они начали восхождение сквозь снежно-ледяной оползень. Путь выдался полным опасностей, временами приходилось отступать, но всё же им удалось, избежав самых яростных потоков снега и камней и бесчисленных подснежных ям, выбраться на дорогу, ведущую к цели.
Оказавшись наконец на самом верху, они увидели вершину, которую сковали льды, намёрзшие бесчисленными слоями. Се Лянь чувствовал, что стоит чуть ускорить шаг, и он поскользнётся, но Хуа Чэн, держа его за руку, уверенно шёл вперёд, так что принц мог ничего не бояться. Вскоре они оказались у кратера вулкана. Зрелище потрясало величием — кратер напоминал огромный, зияющий чернотой ревущий зёв, распахнутый в небеса. Возможно, это была лишь иллюзия, но в самой его глубине будто бы сверкали пугающие красные всполохи, которые то появлялись, то исчезали вновь. Се Ляня охватил необъяснимый страх, он покрепче прижал шляпу, чтобы её не унесло снежным ветром, и спросил:
— Он уже там, внутри?
Хуа Чэн, бросив лишь взгляд, сделался сосредоточенно-серьёзным.
— Уже там.
— Как ты это понял?
— Медная печь запечатывается.
Се Лянь немало удивился и почувствовал себя застигнутым врасплох.
— Как же это? Так быстро, и уже запечатывается? Но ведь внутри должны оказаться несколько демонов, чтобы между ними началась битва?
— Обычно так и происходит. Но если Медная печь посчитает, что вошедший обладает достаточным потенциалом, чтобы пробиться наружу, и этот демон потребует от горы, чтобы она запечаталась, то гора выполнит требование. — Помолчав, он добавил: — Когда-то я именно так и поступил.
— И всё же, непревзойдённый он или ещё нет? Что случится, если внутрь Медной печи попадёт Князь Демонов, который уже достиг высшего уровня?
— С ним случится то же, что происходит с вознёсшимся небожителем, когда он повторно проходит через Небесную кару.
Другими словами, сильный демон станет лишь сильнее! Если позволить Безликому Баю преодолеть этот рубеж… Последствия вообразить невозможно. Ну а когда он выберется из плена Медной печи, первым делом наверняка отправится на поиски Се Ляня!
Принц долго не отрывал взгляда от бездонной, бескрайней пропасти, затем медленно произнёс:
— Сань Лан, мне… возможно, придётся спуститься туда. Чтобы покончить со всем раз и навсегда.
Хуа Чэн преспокойно отозвался:
— Спускайся. Я с тобой.
Се Лянь посмотрел на него. Хуа Чэн тоже поднял голову, встретился взглядом с принцем, приподнял бровь и улыбнулся:
— Всего-то спрыгнуть вниз, убить надоедливую помеху, а потом снова пробиться наружу из Медной печи. Вряд ли это представит какую-то сложность.
Благодаря его беззаботному отношению натянувшееся струной сердце Се Ляня тоже само собой расслабилось, принц даже чуть улыбнулся в ответ.
Затем Хуа Чэн сказал:
— Вот только… сначала одно дело.
Се Лянь:
— ?
Принц только и успел, что чуть повернуть голову, когда Хуа Чэн внезапно обхватил его рукой за талию и притянул к своей груди, а другой рукой мягко приподнял за подбородок, накрывая губы Се Ляня своими.
Поцелуй среди снежной бури длился долго, после чего их губы наконец медленно отстранились. Се Лянь какое-то время находился в полном замешательстве, потом наконец содрогнулся от осознания и залился румянцем. Широко распахнув глаза, он воскликнул:
— З-зачем же так неожиданно?!..
Подобное случалось уже далеко не в первый раз, но всё же ранее они находили высоконравственные причины вроде «заимствования магических сил», «передачи воздуха», «неосторожности» и тому подобного. Но сейчас, особенно когда кое-что наконец прояснилось, стал ясен истинный смысл, который крылся за этими выдуманными отговорками. И суть самого процесса теперь не могла восприниматься пустяком.
Принц просто не знал, куда ему девать руки. Положить Хуа Чэну на плечи, чтобы крепко сжать? Или на грудь, чтобы оттолкнуть? Или может, обхватить или заслонить ладонями его лицо?
Хуа Чэн, кажется, коротко выдохнул возле уха Се Ляня, потом прошептал:
— Я… одолжил Вашему Высочеству капельку магических сил, на случай, если вдруг понадобятся… Прими их от меня, хорошо?
Се Лянь невольно сглотнул и, запинаясь, ответил:
— Эт-то по-твоему капелька? Кажется, многовато… Я ведь ещё не вернул п-прошлый долг…
— Это совсем немного. Не спеши, вернёшь постепенно, как сможешь. Рано или поздно будем в расчёте.
Се Лянь невпопад закивал и уж было куда-то помчался, но Хуа Чэн задержал его:
— Ваше Высочество! Куда ты? Нам в другую сторону.
Се Лянь заметил, что побежал прочь от жерла вулкана, и сразу же вернулся, при этом поскользнувшись несколько раз и схватившись за шляпу, чтобы не улетела.
— Н-нет. М-мне просто что-то стало холодно, решил пробежаться, разогреться…
Он то надевал шляпу на голову, то снова снимал и вешал на спину, то опять возвращал на голову. В конце концов просто взял Хуа Чэна за руку и крепко сжал. Стоя плечом к плечу, они посмотрели вниз, в огромную пропасть.
Хуа Чэн совершенно спокойным тоном сказал:
— Когда всё закончится, я покажу гэгэ божественную статую, которую считаю лучшим своим творением.
— Хорошо.
А после они спрыгнули вниз, вдвоём.
В ушах засвистел порывистый ветер, ударивший в лицо огромной волной. Но разбить их руки ветру не удалось, напротив — они лишь сильнее сплели пальцы.
Но в какой-то момент в полёте Се Лянь вдруг почувствовал… как ладонь опустела. Дело не в том, что она выскользнула или была брошена Хуа Чэном. Просто внезапно рука, которую Се Лянь держал в ладони, исчезла, растворилась в воздухе!
Сердце Се Ляня беспокойно сжалось, он закричал:
— Сань Лан?!
Но принц стремительно летел вниз, и слова его мгновение спустя затихли в десятке чжанов где-то наверху, все звуки становились неразборчивыми. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем Се Лянь наконец коснулся ногами земли и встал ровно. Он немедля выпрямился и позвал снова:
— Сань Лан?
Никто не ответил. Только эхо сказало принцу, что он находится посреди какого-то колоссально обширного пустого пространства.
Вокруг царила полная темнота, Се Лянь поднял голову кверху и увидел над собой белоснежный кусочек неба, который постепенно уменьшался в размерах. Это медленно запечатывался кратер Медной печи.
Но… куда же делся Хуа Чэн?
Гулко полыхнул огонь — это Се Лянь зажёг Пламя-на-ладони, чтобы осмотреться. Но тьма оказалась такой глубокой, что крохотный источник света совсем ничего не осветил — казалось, непроглядный мрак равнодушно поглощает его сияние, и попытки озарить хоть что-то этим светом пропадают втуне. К тому же принц в первые мгновения зажёг пламя слишком сильно, не сумев взять магические силы под контроль, и по неосторожности едва не подпалил себе волосы. Пришлось тут же сбросить пламя на землю. Случайно или нет, но вышло так, что брошенный сгусток огня осветил стоящую неподалёку белую фигуру.
Се Лянь немедля насторожился и воскликнул:
— Кто ты?!
Белая фигура развернулась к нему и бесстрастно ответила:
— Ты знаешь, кто я.
Не смотря на прозвучавший ответ, ни один мускул не пошевелился на лице говорящего. Поскольку это было никакое не лицо, а маска, наполовину плачущая, наполовину смеющаяся.
У Се Ляня вырвалось:
— Сань Лан!
Да, при виде этого лица у принца кровь застыла в жилах, а по позвоночнику пробежал мороз. Но позвал он Хуа Чэна не потому, что испугался, а потому, что Се Ляня охватило беспокойство за него. Конечно, ответа по-прежнему не последовало. А вот маска Скорби и радости чуть приблизилась.
— Нет нужды его звать. Медная печь запечаталась. Здесь только мы с тобой, больше никого.
Се Лянь невольно вновь обратил взгляд наверх.
Минутами ранее он ещё видел над собой белоснежный клочок неба, но теперь маленький сияющий круг окончательно поглотила темнота. Это означало, что Медная печь по-настоящему запечаталась.
Се Лянь и в страшном сне не мог представить, что всё так повернётся. Он… и Безликий Бай… вдвоём… оказались запечатаны внутри Медной печи?
Они вдвоём? Но почему только они вдвоём?!
Сжимая в руке Фансинь, Се Лянь направил остриё на белый силуэт.
— Что всё это значит? Опять твои выходки? Что с ним? Где он сейчас?
Безликий Бай поймал клинок Фансиня двумя пальцами, другой рукой легонько щёлкнул по металлу, извлекая чистый звон, и ответил:
— Ушёл.
Взгляд Се Ляня чуть посуровел от этого жеста, он до хруста сжал кулаки и спросил:
— Говори прямо… что значит — ушёл?
Безликий Бай неспешно протянул:
— Не пожелал следовать за тобой, покинул тебя, умер. Можешь выбрать что-то одно.
Сначала сердце Се Ляня обдало холодом, но затем накатила захлёстывающая ярость, он нанёс удар мечом и закричал:
— Не думай меня одурачить!
Но противник вновь с лёгкостью поймал клинок и ответил:
— Ладно, ладно. Я действительно тебя дурачу. Не стоит беспокоиться, я лишь проводил его за пределы Медной печи, и даже если он сейчас поспешит сюда, то уже не успеет.
Впрочем, успеет или нет, Се Ляня не волновало. Главное, что с Хуа Чэном всё в порядке. Принц про себя выдохнул с облегчением.
Но Безликий Бай добавил:
— Впрочем, лучше ему не спешить сюда вовсе. Иначе, пускай сейчас он об этом не задумывается, увидев, каким ты вскоре станешь… Захочет ли он после этого следовать за тобой — очень большой вопрос.
Се Лянь, не в силах слушать, вновь сделал выпад мечом и выкрикнул:
— Закрой свой рот!
Безликий Бай непринуждённо увернулся и от этого удара, а Се Лянь в гневе выпалил:
— С меня хватит! Что тебе нужно?! Чего ты, в конце концов, добиваешься?! До каких пор ты собираешься меня преследовать?! Почему ты не умер? Ради чего явился на гору Тунлу?!
В ответ было сказано:
— Ради тебя!
Се Лянь застыл и резко выдохнул, затем спросил:
— Что это значит?
Безликий Бай спокойно пояснил:
— Ты явился сюда, поэтому пришёл и я.
От такого ответа у Се Ляня немного скривилось лицо, будто мышцы свело судорогой.
Но как бы принц ни бесновался, как бы ни желал убить врага, демон будто бы угадывал каждый его следующий шаг и в последний момент успевал уклониться. С каждой попыткой Се Лянь всё яснее понимал страшную правду.
Ему не победить!
— Да, — словно прочитав его мысли, сказал Безликий Бай. — Тебе меня не победить.
С такими словами он сложил пальцы вместе, в форме клинка, и нанёс удар ребром ладони по запястью Се Ляня. По телу принца распространилась резкая боль, он невольно расслабил пальцы и выпустил рукоять меча. Демон схватил его за волосы и с силой вбил в землю!
В ушах у принца зазвенело, в голове всё будто заходило ходуном, нос и рот наполнились кровью.
Лишь спустя какое-то время Се Лянь наконец почувствовал, как чья-то рука за волосы тянет его голову наверх, отрывая от земли, которая от удара пошла трещинами. Где-то над ним прозвучал голос:
— Бедняжка, бедняжка…
Се Лянь отхаркнул кровь, обзор ему застилал алый цвет и темнота.
Безликий Бай добавил:
— Каждый раз, когда я вижусь с Вашим Высочеством, ты всегда так выглядишь… И больно от этого, и радостно.
Се Лянь сдержал кашель, не дав выплеснуться очередной порции собственной крови.
— Не ликовал бы раньше времени, — хрипло ответил принц. — Сейчас я действительно не могу одолеть тебя, но… это под силу кое-кому другому. И даже если ты выберешься из Медной печи, не думай, что Цзюнь У не уничтожит тебя снова.
Кроме того, ещё есть Хуа Чэн!
Но Безликий Бай возразил:
— Кто сказал, что из Медной печи выберусь именно я?
Се Лянь, услышав это, так и застыл.
Не он? Но если не он, то кто же?
Безликий Бай поднял его лицо до уровня своей маски и мягко произнёс:
— Ваше Высочество, мне думается, что ты, вероятно, кое в чём заблуждаешься. Из Медной печи действительно должен родиться один непревзойдённый. Но… не я. А ты.
Се Лянь, безмерно ошеломлённый, проговорил:
— Что ты сказал?.. Но ведь я не…
Но принц не договорил, его холодным потом окатило страшное осознание.
Безликий Бай произнёс:
— Именно. Прими мои поздравления, ты наконец постиг мою истинную цель. Разве это не тот самый «третий путь», к которому ты всегда стремился?
Сейчас в Медной печи оказались заперты один демон и один небожитель. На первый взгляд, существовало лишь два выхода из сложившегося положения: либо Безликий Бай убьёт принца и вырвется наружу, либо никто из них никогда не покинет это место, и они навеки останутся запечатанными в Медной печи.
Но… на самом деле, существовал и третий путь.
Если Се Лянь прямо сейчас совершит самоубийство, обернётся демоном, а затем убьёт Безликого Бая, он сможет сам стать непревзойдённым и вырваться из Медной печи!
Се Лянь с огромным трудом пришёл в себя и заговорил:
— Что ты, в конце концов, задумал? Даже не мечтай! Да и ради чего тебе идти на такое?! Чтобы сделать из меня непревзойдённого? Я не настолько безумен, как ты! Даже если хочешь заставить меня убить тебя, мне не победить! А если поддашься мне, чтобы проиграть, Медная печь может и не признать за мной победы!
Но Безликий Бай ответил:
— Правда? Тебе не победить? Это мы ещё посмотрим.
С этими словами он вытянул другую руку, и в свете тусклого пламени Се Лянь увидел, что в ней Безликий Бай держит маску. Точно такую же, как на своём лице.
— Помнишь эту маску Скорби и радости? — спросил демон. — Она тебе очень к лицу.
Се Лянь в тот же миг широко округлил глаза.
Ужас волной мелких насекомых накатил на принца, поглотив его душу. Он насилу смог проговорить:
— Убери… убери… убери её!
Безликий Бай засмеялся:
— Вижу, Ваше Высочество не может похвастаться хорошей памятью! Что ж, раз так, я помогу тебе вспомнить, идёт?
Больше он не сказал ни слова. Мертвенно-белая маска Скорби и радости слилась в единое целое с непроглядной темнотой и, нависая тяжёлым грузом, накрыла лицо Се Ляня.
Том четвёртый
В ночь разукрашенных фонарей он купил на все деньги неприкаянную душу
Се Ляня будто выдернули из мира грёз.
Весь в холодном поту от испуга, он рывком сел и закрыл лицо ладонями.
Причиной такого пробуждения был сон. Там, во сне, принц видел, как его родители покончили с собой, повесившись на потолочной балке. А сам Се Лянь, наблюдая столь ужасающую сцену, не испытал никаких эмоций, не проронил и слезинки, только отупело приготовил для себя белую шёлковую ленту, чтобы сделать то же самое. Когда принц уже взялся за петлю и просунул внутрь голову, ему в глаза бросилась фигура в белых одеждах и маске Скорби и радости, которая холодно усмехнулась ему. Испугавшись, принц ощутил, как затягивается лента на шее, на него накатил приступ удушья… и он пробудился.
За окном уже рассвело, снаружи послышался крик:
— Ваше Высочество! Ты проснулся?
Се Лянь, не задумываясь, отозвался:
— Проснулся!
С трудом отдышавшись, он наконец осознал, что спал вовсе не на кровати, а прямо на полу, на охапке соломы. И хотя подстилка оказалась довольно толстой и мягкой, всё же принцу было неудобно спать на ней. Он по-прежнему не мог привыкнуть к такой простой обстановке. Разумеется, ночевал он не на постоялом дворе и не во дворце, а лишь в разрушенной кумирне, когда-то посвящённой наследному принцу Сяньлэ, во внутренних чертогах, опустевших после погромов.
Снаружи Се Ляня только что окликнул Фэн Синь. Ранним утром он ушёл добыть съестного и сейчас поторапливал принца идти завтракать. Се Лянь ещё раз отозвался и поднялся на ноги.
Удушье, которое принц испытал во сне, было настолько реалистичным, что он невольно дотронулся до своей шеи. Изначально желая лишь убедиться, что на ней нет никакой белой ленты или же смертельной раны, Се Лянь немало удивился, когда нащупал нечто иное.
Вначале его постигло потрясение, принц кинулся к брошенному на пол зеркалу, поднял, заглянул…
Белоснежную шею опоясывал чёрный обруч. Теперь Се Лянь наконец успокоился и вспомнил.
Проклятая канга.
Он осторожно коснулся обруча пальцами.
У небожителей, низвергнутых в качестве простых смертных, не имелось никаких особых привилегий, разве что они старели чуть медленнее обычных людей. Но, надевая на принца эту кангу, Цзюнь У всё-таки сжалился и оставил небольшую лазейку.
Проклятая канга запечатала магические силы Се Ляня, но в то же время печать накладывалась и на его возраст, и на его тело, так что принц не мог ни состариться, ни умереть. Кроме того, Цзюнь У сказал: «Если сможешь вознестись вновь, все прошлые прегрешения будут забыты, и проклятую кангу с тебя снимут».
Но сейчас на его теле чёрный обруч выглядел печатью преступника, клеймом, которое ставили на лицо как напоминание о совершённом грехе, и, вне сомнения, несмываемым позором. Подумав об этом, Се Лянь протянул руку, схватил какую-то белую ленту и намотал себе на шею. Стоило поднять ладони к шее, и принца вновь посетило то кошмарное ощущение медленно затягивающейся петли. Он поколебался, но в итоге всё-таки не снял ленту, скрыв за ней даже нижнюю часть лица, чтобы не осталось ни просвета, и после этого вышел в передний зал кумирни.
Фэн Синь и Му Цин уже ждали здесь. Первый принёс на завтрак ещё горячие маньтоу, второй как раз неторопливо поедал свою порцию. Фэн Синь протянул Се Ляню две булочки, но тот, поглядев на грубую пищу из белого сухого теста, совсем не почувствовал аппетита, поэтому покачал головой и отказался.
— Ваше Высочество, — сказал Фэн Синь, — утром всё-таки нужно что-то поесть, ведь то, чем мы собираемся сегодня заниматься, потребует немалой траты сил.
Му Цин, даже не поднимая глаз, согласился:
— Ага! Кроме этой еды, ничего другого у нас нет. Сколько ни падай в голодные обмороки, а только этим и сможешь подкрепиться.
Фэн Синь вытаращил на Му Цина глаза:
— Ты как разговариваешь?
Се Лянь вознёсся несколько лет назад и за это время уже позабыл, что значит принимать пищу, а совсем недавно чуть не грохнулся в обморок, и тогда вспомнил, что уже три-четыре дня ни крошки в рот не брал. Именно о том случае и говорил Му Цин. Принц не хотел, чтобы эти двое затеяли ссору с самого утра, и своевременно сменил тему:
— Идём. Ещё неизвестно, получится ли сегодня найти какую-нибудь работёнку.
В прошлом Се Ляню, как золотой ветви с яшмовыми листьями, а позднее как небесному божеству, не было нужды заботиться о мирском. И конечно, не требовалось печалиться о средствах к существованию. Теперь же… Назвать его наследным принцем? Но ведь государства Сяньлэ больше не существовало. Сказать, что он — божество? Но ведь его низвергли с Небес. В целом сейчас он ничем не отличался от простого смертного, и разумеется, ему приходилось думать, на что и как жить дальше.
Главным заработком для людей, идущих по тропе совершенствования, вполне логично, были ловля демонов и проведение магических обрядов. Но ведь не каждый день под руку подворачивается нечисть или желающие совершить обряд. Поэтому чаще всего Се Ляню, Фэн Синю и Му Цину приходилось заниматься каким-нибудь мелким трудом, к примеру, подряжаться разгрузчиками повозок или посыльными.
Но даже за такой незначительный заработок иногда приходилось побороться, и не всегда удача улыбалась им. Времена настали такие, что бездомного бродячего люда стало слишком много. Бедняки брались за любую работу, даже денег не требовали, готовы были трудиться за маньтоу и полчашки риса. У такой толпы разве можно что-нибудь отобрать? А даже если и получилось бы, Се Лянь, стремясь к справедливости, вполне был способен решить, что кому-то эта работа нужнее, чем им. Сегодня так и получилось — прошатавшись по улицам полдня, они снова остались ни с чем.
— Неужели мы не можем поискать что-нибудь приличное и постоянное? — спросил Му Цин.
— Чушь собачья, — огрызнулся Фэн Синь. — Могли бы — давным-давно бы нашли. На приличную работу берут, глядя на лицо. А кто не знает Его Высочество в лицо? Стоит им узнать его, долго ли мы на такой работе продержимся?
Му Цин промолчал. А Се Лянь потуже подтянул белую ленту. Фэн Синь был прав: если люди поймут, кто перед ними, троице придётся либо поскорее уносить ноги, либо, если не сбегут сами, их погонят палками. Вот и в охрану уже не устроишься — кто же со спокойной душой примет в свою свиту человека, скрывающего лицо, если о нём ничего толком неизвестно? А становиться бойцами, выбивающими из должников деньги для хозяев, и тем самым причинять людям вред, они тоже не могли. Это сильно ограничивало выбор подходящей работы.
Боги никогда не станут переживать по поводу недостатка пропитания. Но людям нужно что-то есть. Се Ляню с детства не приходилось задумываться ни о чём подобном, и за два десятка лет, можно считать, эта проблема впервые затронула принца по-настоящему. Но если божество не познало голода, сможет ли оно понять чаяния своих голодающих последователей? Сможет ли искренне им сострадать? В теперешнем положении приходилось воспринимать это как ещё один способ обретения опыта.
Внезапно где-то вдалеке послышался шум, туда потекла толпа людей, и трое тоже решили вместе со всеми взглянуть, что происходит. Оказалось, что несколько умельцев в боевом искусстве и шутов зазывали толпу, чтобы показать уличное представление.
Тогда Му Цин предложил:
— Если ничего другого нам не остаётся, может, попробуем устраивать представления?
Се Лянь тоже задумался об этом, но ещё ничего не ответил, когда Фэн Синь, глядя на выступающих бойцов, возразил:
— Что ты городишь? Как можно позволить Его Высочеству, в ценности приравненному к золоту, заниматься подобными вещами?
Му Цин закатил глаза и ответил:
— Мы уже и кирпичи таскали, чем это отличается от уличных представлений?
— Тогда мы полагались на собственную силу, чтобы заработать на пропитание. Но выступления на публику — это ублажение чужих прихотей, когда над тобой потешаются. Разумеется, это совершенно другое!
Как раз в этот момент скачущий и кривляющийся шут комично упал, чем вызвал громкий хохот толпы, затем вновь вскочил, раскланялся и бросился подбирать мелкие монеты, посыпавшиеся в награду. При виде такого в душе Се Ляня зародилось неприятие, он помотал головой и отказался от идеи с «уличными представлениями». Му Цин же, видя его реакцию, предложил:
— Ладно. Тогда давайте что-нибудь заложим.
Фэн Синь ответил ему:
— Мы уже и так много чего заложили, иначе бы не продержались до сего дня. Остальное закладывать нельзя.
Неожиданно за толпой послышались вопли, кто-то крикнул:
— Стража! Стража!
Стоило людям услышать слово «стража», и все тотчас же разбежались. Вскоре в конце улицы показался отряд вооружённых воинов в новеньких блестящих доспехах. Они с грозным и важным видом ступали по дороге, а увидев кого-то подозрительного, сразу хватали и опрашивали. Трое затерялись в разбредающейся толпе и подслушали людские разговоры:
— Кого это они ищут?
— Будь спокоен, не нас. Я слышал, ловят скрывающихся членов царственного рода Сяньлэ.
— Поговаривают, неподалёку видели кое-кого подозрительного, поэтому в городе участились дозоры.
— Не врёшь?! Вот это да, ничего себе… Они даже до нашего городка добежали!
Троица обменялась взглядами, и Се Лянь прошептал:
— Давайте-ка сходим проверить.
Му Цин и Фэн Синь согласно кивнули. Они разделились и потихоньку выбрались из толпы, немного прошлись по улице, стараясь не привлекать внимания, после чего вновь встретились и куда-то помчались.
Оказавшись в небольшом леске на окраине города, Се Лянь издали увидел столб густого дыма, поднимающегося из-за деревьев. Его сердце охватил страх — неужели воины Юнъань обнаружили и подожгли укрытие, а его обитателей убили?
Принц бросился дальше, к спрятанной среди зарослей ветхой хижине, которая когда-то служила временным жилищем какому-нибудь охотнику во время походов за добычей. Дым поднимался именно отсюда. Се Лянь закричал, едва не плача:
— Матушка! Что стряслось? Вы здесь?
Стоило только позвать, и из хижины показалась женщина, которая радостно встретила Се Ляня:
— Мой сын, ты пришёл!
Это была государыня. Сейчас её облик несколько отличался от прежнего образа благородной дамы: одежда из простой холщовой ткани, ветки вместо шпилек в волосах, фигура немало осунулась. Убедившись, что с матушкой всё в порядке, и ко всему прочему её что-то очень обрадовало, а значит, ничего ужасного не случилось, Се Лянь наконец успокоился. Но тут же поспешил спросить:
— Откуда дым? Что произошло?
Государыня, смутившись, ответила:
— Вообще-то ничего страшного… Просто сегодня я решила сама приготовить поесть…
Се Лянь, совершенно обескураженный, воскликнул:
— Не надо! Зачем? Вы можете есть то, что каждый день приносят Фэн Синь и Му Цин. Дым слишком привлекает внимание, ведь если где-то разведён огонь, значит, там кто-то живёт. Вас могут заметить солдаты Юнъань. Только что мы натолкнулись на целый отряд. В этом городе тоже участились дозоры. Лучше нам снова куда-нибудь переселиться.
Фэн Синь с Му Цином тем временем вошли в хижину и потушили огонь. Государыня, не смея отнестись беспечно к словам сына, отправилась в дальнюю комнату, чтобы поговорить с мужем. Фэн Синь вышел к принцу и тихо спросил:
— Ваше Высочество, не желаешь проведать Его Величество?
Се Лянь покачал головой:
— Нет.
Двое, отец и сын, первый — правитель погибшего государства, второй — низвергнутый бог. Поистине трудно судить, чья жизнь оказалась более бессмысленной, кто в большей степени потерял лицо. Если кому-то непременно понадобилось бы посадить их друг напротив друга, разговора бы всё равно не получилось, они бы просто молча обменивались взглядами. Поэтому, если встречи можно избежать, то лучше так и поступить.
Се Лянь громко позвал:
— Матушка, соберите вещи, мы сегодня же покинем эти места. Вечером вернёмся за вами. А пока оставим вас.
Государыня тут же выбежала из хижины.
— Мой сын, ты уже уходишь? Так долго не приходил повидаться с нами, почему же не останешься?
— Мне нужно заниматься тренировками.
На самом деле принц собирался поискать работу. Иначе им не удастся прокормить столько ртов.
— Ты сегодня завтракал? — спросила государыня.
Се Лянь покачал головой. Сейчас в желудках троих молодых людей было пусто. Государыня сказала:
— Это хуже всего для здоровья. Как хорошо, что я только что сварила целый котёл каши. Скорее заходите, поешьте.
Се Лянь подумал: «Если вы сварили всего-то котёл каши, откуда взялся такой огромный столб дыма, как будто целый храм спалили?..»
Государыня обратилась к Фэн Синю и Му Цину:
— И вы тоже, ребятки, заходите, поедим все вместе.
Те двое не ожидали подобного приёма и принялись вежливо отказываться, но государыня настояла. Тогда им всё-таки пришлось в смущении усесться за стол, ощущая себя неловко из-за столь внезапной доброты. Впрочем, это была радостная неловкость.
Однако стоило государыне поставить котёл на стол, и приятное удивление сменилось испугом.
Они уже возвращались в город, но Му Цин так и не оправился от тошноты. Пошатываясь на ходу, он произнёс:
— По запаху этой каши… я было подумал… что она похожа на варево из рисовой шелухи. Но оказалось, что она и на вкус такая!
Фэн Синь, стиснув зубы, бросил:
— Замолчи! Не заставляй меня опять вспоминать этот кошмар! Всё-таки государыня… фигура драгоценнейшая… никогда не занималась готовкой… и для неё это уже очень… Буэ!..
Му Цин хмыкнул:
— Я не прав? Если тебе кажется, что на варёную шелуху не похоже, можешь… пойти попросить добавки! Буэ!..
Их тошнило налево и направо, а Се Лянь помогал им идти и, похлопывая по спинам, увещевал:
— Ну хватит! Смотрите, впереди… кажется, подвернулась работёнка!
И правда, покуда они, пошатываясь, шли по дороге, то увидели нескольких хорошо одетых мужчин, зазывающих помощников в каком-то деле. Вознаграждение обещали сносное, да и количество народа не ограничивалось, сколько наберётся — столько и возьмут. Поэтому трое сразу согласились и, затерявшись среди толпы тощих голодранцев в лохмотьях, отправились на какой-то грязный пустырь. Похоже, здесь собирались строить дом, территорию требовалось привести в порядок, для начала — разровнять. Трое приступили к работе и вскоре с ног до головы вымазались в грязи. Фэн Синь, таская землю, успевал с потемневшим лицом хвататься за живот и браниться:
— Чтоб тебя! Такое ощущение, что эта каша в моём желудке ожила и обернулась демоном!
Се Лянь, неся на спине корзину с землёй, тихо спросил:
— Ты ещё держишься?.. Может, присядешь в сторонке, отдохнёшь?
Му Цин же сказал самому принцу:
— Это тебе лучше посидеть в сторонке и отдохнуть.
— Не нужно. Я вполне справляюсь.
— Лучше бы не справлялся, — закатил глаза Му Цин. — Одежду запачкаешь, а мне стирать. Я скорее соглашусь сделать работу и за себя, и за тебя.
Кто-то неподалёку прикрикнул:
— Работайте добросовестно, без разговоров! Не отлынивать! Или не хотите деньги получить?
Фэн Синю упорства было не занимать — он продолжил трудиться, даже взвалил себе на спину корзину в два раза тяжелее, только пробурчал:
— Тоже мне, деньги. Было бы из-за чего такой шум поднимать.
С огромным трудом они продержались полдня, от момента, когда палящее солнце висело прямо над головами, до самого заката, наконец с успехом завершив большое дело. Нельзя сказать, чтобы трое сильно устали физически, но тот факт, что за работу они получат совсем немного денег и провизии, утомлял душу гораздо сильнее, чем тело. Наконец заслужив отдых, они улеглись на более-менее чистую землю. И вдруг мимо с криками прошествовала другая группа работников — несколько крепких мужчин несли каменное изваяние.
Се Лянь, приподняв голову, спросил:
— Что это за статуя?
Му Цин, тоже бросив взгляд, ответил:
— Наверное, новое божество, которое будет покровительствовать этому месту.
Се Лянь замолчал.
В былые времена, вне всяких сомнений, люди первым же делом избрали бы в качестве покровителя статую наследного принца. Но теперь неизвестно, какое божество они выбрали. Скорее всего, Цзюнь У, а может, какого-то новоиспечённого небожителя.
Се Лянь полежал ещё немного, но в конце концов не выдержал и решил посмотреть, кто же занял его прежнее место. С трудом поднявшись, принц протиснулся через толпу. Каменное изваяние стояло к нему спиной, лица не было видно сразу, но, кажется, статуя изображала коленопреклоненный образ. Тогда Се Ляню стало ещё любопытнее, какого же бога изобразили в такой позе? Принц обошёл толпу с другой стороны и вновь приблизился к статуе.
Однако от одного взгляда на неё в голове принца всё опустело.
Черты лица статуи повторяли его собственный облик!
Изваяние поставили на землю, и тут же кто-то бесцеремонно похлопал каменного Се Ляня по голове.
— Ну наконец-то притащили. Этот проклятый сосунок ещё и таким тяжёлым оказался!
— Для чего нам здесь такая статуя? Непомерно уродливая. Не могли выбрать Владыку Шэньу? А ведь это же тот самый…
— Тот самый, точно! Сейчас в народе говорят — кто ему поклонится, того постигнет неудача. Неужели посмеете ему поклоняться? Ещё и специально принесли…
— Ничего вы не понимаете! Поклониться духу поветрия в самом деле — к несчастью. Но эта статуя не для того создана, чтобы ей кланяться, а чтобы на неё наступать. А кто попирает ногами духа поветрия, тот ведь, напротив, заслуживает благословения и удачи на веки вечные!
Остальные немедля осознали смысл сказанного и поддержали:
— Замысел прекрасный, просто отличный!
Фэн Синь и Му Цин, заподозрив неладное, подошли взглянуть и тоже потеряли дар речи. Фэн Синь едва не взорвался на месте, но Му Цин удержал его за руку, предостерегая взглядом, и прошептал:
— Сам наследный принц промолчал, ты-то куда лезешь?
Се Лянь действительно не сказал ни слова. Фэн Синь, не до конца уверенный, нет ли у принца каких-либо иных измышлений на этот счёт, не мог поступить опрометчиво по своей прихоти, поэтому всё же смолчал, хотя его глаза будто сыпали искрами. Наконец кто-то заметил:
— А это… не кажется вам слишком уж неподобающим? Он всё-таки бывшее божество, Его Высочество наследный принц.
— Ха! Сяньлэ больше нет, какой ещё Его Высочество наследный принц!
Кто-то добавил:
— Вовсе не кажется. Мы попираем ногами духа поветрия, ничего неподобающего в этом нет, даже наоборот — он должен нам сказать спасибо.
Се Лянь вдруг вмешался:
— О? Почему это?
Тот человек тут же бойко заговорил:
— Видели когда-нибудь пороги в храмах? На них наступают десятки тысяч людей, но разве не знаете, сколько богатеев наперегонки стараются выкупить храмовый порог в качестве собственного «отпущения грехов»? Каждый раз, когда кто-то попирает ногой такой порог, с владельца отмывается часть греха, прощается долг, снимается отрицательная карма. Смысл этой коленопреклоненной статуи в том же. Каждый раз, когда мы будем её пинать или плевать на неё, этому наследному принцу будут копиться добродетели. Поэтому он должен поблагодарить нас…
Се Лянь не мог больше это выслушивать.
Когда тот человек произнёс «поблагодарить», принц вскинул кулаки и набросился на говорящего.
Толпа в тот же миг взорвалась, словно масло в раскалённом котле: «Что творится!», «Драка!», «Кто тут ссору затеял?!»
Фэн Синь, у которого давно чесались кулаки, тоже с громким криком присоединился к сражению. Не избежал боя и Му Цин, вот только не ясно, сам ли он решил не остаться в стороне, или же его затянуло случайно. В общем, все трое стали участниками потасовки. В процессе Се Ляню несколько раз чуть не сдёрнули ленту с лица, но, к счастью, этого не произошло. Конечно, они могли похвастаться поразительным мастерством в бою, но всё же против них вышла целая толпа, а вскоре Му Цин придержал Фэн Синя и Се Ляня, напомнив, что они ведь не хотят добавить к своим грехам ещё и убиение простых смертных! Пришлось стерпеть обиду, и хотя битва принесла немного успокоения, в итоге их выгнали взашей.
Грязные и уставшие, они долго шли вдоль реки. А когда наконец замедлили шаг, Му Цин, лицо которого уже опухло, гневно выпалил:
— Мы полдня трудились, а в результате устроили драку и ничего за работу не получили!
Фэн Синь, стерев кровь с губ, огрызнулся:
— Ты даже в такой момент думаешь о деньгах?
— Именно в такой момент и нужно подумать о деньгах! — сорвался Му Цин. — Какой момент? А такой, когда нам нечем наполнить желудок! Можешь не признавать, но от этого ничего не изменится — без денег нам не прожить! Вы что, не могли потерпеть немного?
Се Лянь молчал. Фэн Синь ответил:
— Как это можно стерпеть? Из него сделали коленопреклоненную статую, чтобы люди по нему топтались! Конечно, не на тебя же будут наступать, тебе и говорить легко.
— С самого поражения в войне и до сего дня это уже далеко не первый раз. И впредь наверняка подобного случится немало. Если он как можно раньше не научится воспринимать это как норму, боюсь, не видать ему жизни.
Фэн Синь запротестовал:
— Воспринимать как норму? Что ты предлагаешь воспринимать как норму? Как другие его унижают? Как простые смертные топчут ногами его лицо? С какой стати он должен привыкать к такому?
Се Лянь раздражённо бросил:
— Хватит! Не ссорьтесь. Стоит ли из-за такой ерунды затевать очередной спор?
Двое как по команде закрыли рты.
Помолчав, Се Лянь со вздохом произнёс:
— Идёмте. Отыщем повозку, чтобы забрать матушку и отца. Сегодня мы должны покинуть этот город.
Фэн Синь отозвался:
— Хорошо.
Они вдвоём прошли ещё немного, когда вдруг заметили, что Му Цин не последовал за ними. Се Лянь обернулся и в недоумении позвал:
— Му Цин?
Тот долго молчал, прежде чем заговорить:
— Ваше Высочество, я хочу сказать тебе кое-что.
— Что?
— Что у тебя опять случилось? — нетерпеливо перебил Фэн Синь. — Сказано же, никто с тобой не спорит. Чего тебе ещё надо?
— Я хочу уйти.
Ещё до того, как он произнёс эту фразу, Се Ляня посетило нехорошее предчувствие. Но когда слова прозвучали вслух, принц всё-таки на миг задержал дыхание.
Фэн Синь даже решил, что ослышался:
— Что? Что ты сказал?
Му Цин выпрямился, устремил на них решительный взгляд обсидиановых глаз и совершенно спокойно сказал:
— Прошу Ваше Высочество дозволить мне Вас покинуть.
Фэн Синь возмутился:
— Покинуть? Но что будет с Его Высочеством, если ты уйдёшь? Что будет с Их Величествами?
Му Цин открыл рот, потом опять закрыл, и в итоге всё же произнёс:
— Прошу меня простить. Я ничего не могу поделать.
— Погоди, а ну объясни, что значит «ничего не могу поделать»?
— Их Величества — родители Его Высочества. И у меня тоже есть мать, которая нуждается в моей заботе. Я не могу сказать ей, что пошёл помогать другим людям и чужим родителям, и потому должен оставить собственную мать. Поэтому прошу Ваше Высочество войти в моё положение. Я не могу больше следовать за Вами.
Се Лянь почувствовал головокружение и прислонился к стене. Фэн Синь со злостью в голосе спросил:
— Это истинная причина? Почему я раньше такого от тебя не слышал?
— Это лишь одна из причин. Ещё одна состоит в том, что, как мне кажется, мы сейчас находимся в тупике. И по поводу того, как выбраться из тупика, наши мнения разнятся. Простите за прямоту. Но если так пойдёт и дальше, мы застрянем в этом тупике ещё на десять тысяч лет. Поэтому… наши пути расходятся, и строить планы вместе бессмысленно.
Фэн Синь от злости даже рассмеялся. Потом кивнул и обратился к Се Ляню:
— Ваше Высочество, ты это слышал? Помнишь, что я тебе когда-то сказал? Если тебя низвергнут, он наверняка сбежит первым. Ну вот — я не ошибся!
Му Цина, кажется, немного рассердили эти слова, однако голос по-прежнему звучал ровно:
— Попрошу не винить меня. Я лишь сказал правду, по-честному. У каждого свои мотивы. Никому не предопределено от рождения стать истиной всего человечества, центром всего мира. Может, тебе и нравится, когда твой мир крутится вокруг кого-то, но другие могут считать иначе.
— И где ты только берёшь все эти душещипательные отговорки? Слушать лень. Что, не можешь прямо сказать «я позабыл о долге и обо всём добре, которое мне сделали»?
— Довольно! — Стоило Се Ляню вмешаться, оба спорщика тут же замолчали. Принц отнял руку от лба, повернулся к Му Цину, некоторое время смотрел на него в упор, затем произнёс: — Мне не нравится заставлять других делать то, чего они не хотят.
Му Цин поджал губы, стоя всё так же прямо.
— Можешь идти, — добавил Се Лянь.
Тогда Му Цин ещё раз посмотрел на принца, не говоря ни слова, затем отвесил тому поясной поклон, в самом деле развернулся и ушёл.
Фэн Синь, когда прямо на его глазах силуэт Му Цина растворился в ночи, обратился к Се Ляню, до сих пор не в силах поверить в произошедшее:
— Ваше Высочество, и ты позволил ему вот так уйти?
Се Лянь вздохнул и ответил:
— А что я мог возразить? Я же сказал, мне не нравится заставлять других делать то, чего они не хотят.
— Ну нет! Вот паршивец! Что он вообще творит? Просто взял и ушёл?! Сбежал? Чтоб его!
Се Лянь сел на корточки у реки и потёр лоб.
— Ладно. Раз душой он уже не с нами, какой толк в том, что он останется? Прикажешь привязать его верёвками, чтобы стирал мне одежду?
Фэн Синь и сам не знал, что сказать. Он уселся рядом с принцем, помолчал немного и вновь сердито забранился:
— Мать его… Паршивец прекрасно разделял с нами жизнь в достатке, но как пришла беда — не выдержал, сбежал. Совершенно позабыл, сколько ты для него сделал!
— Я сам просил его забыть, и тебе… не стоит то и дело заговаривать об этом.
— Всё равно он не должен был по-настоящему забывать! Чтоб его! Но ты, Ваше Высочество, не беспокойся, уж я-то точно тебя не оставлю.
Се Лянь выдавил улыбку, но слова не шли на ум. Фэн Синь вновь поднялся и сказал:
— Мы ведь собирались за Их Величествами? Я найду повозку, а ты подожди здесь.
— Спасибо тебе, — кивнул Се Лянь. — Будь осторожнее.
Фэн Синь хмыкнул «ага» и ушёл. Принц тоже встал и немного прошёл вдоль берега. Он всё ещё чувствовал себя слегка потерянным, как будто всё это происходит не наяву.
Уход Му Цина стал для него настоящим потрясением.
Во-первых, принц никогда не думал, что настолько близкий человек может вот так просто уйти, лишь сказав пару слов. Во-вторых, Се Лянь верил, что бывает «навсегда». Например, что существуют друзья, которые навсегда, которые не предадут, не обманут, не разорвут отношений. Может случиться, что они расстанутся, но ни в коем случае не по той причине, что «стало слишком тяжело, и дальше так жить нельзя».
Как в сказках о героях и красавицах, о союзах, заключённых на Небесах, когда двое должны быть вместе навсегда, на веки вечные. А если уж разлука настигает их, то лишь по какой-то страшной, непреодолимой причине, к примеру, из-за смерти. Но никак не потому, что герой любит мясо, а красавица — рыбу, или же герой недоволен тем, что красавица слишком расточительна, а красавице не по душе дурные привычки героя.
В одно мгновение потерять землю из-под ног, пролететь десять тысяч чжанов, упасть и обнаружить, что ты до сих пор в мире людей. Ощущения не самые приятные.
Принц так и брёл куда глаза глядят, и вдруг ему навстречу выплыло множество сверкающих золотых звёздочек. Тогда Се Лянь наконец опомнился, пригляделся и увидел, что это разукрашенные фонарики плавно покачиваются на поверхности воды, несомые речным течением. На берегу смеялись и играли с фонариками маленькие дети.
Се Лянь вспомнил: «Ах, сегодня Праздник призраков».
В монастыре Хуанцзи на Праздник призраков всегда устраивали торжественный магический обряд, который ожидали загодя, забыть о столь важном событии было невозможно. Но сегодня утром принц даже не вспомнил о празднике. Он покачал головой и направился дальше. Неожиданно впереди раздался голос:
— Дитя, хочешь купить?
Голос явно принадлежал дряхлому старику, от него веяло недобрыми намерениями. Се Лянь инстинктивно почуял — дело нечисто — и тут же посмотрел туда, откуда шёл звук, увидев на дороге перед собой двоих детишек, которые только что резвились у речки. Дети, обнимая свои фонарики, с любопытством, но в то же время и с опаской на что-то смотрели.
Перед ними на обочине дороги в темноте сидел человек. Кажется, какой-то старик в чёрном одеянии, настолько грязный, что сливался с чернотой ночи. Держа в руках разукрашенный фонарь, он вкрадчиво обратился к детям:
— Мой фонарик совсем не таков, как ваши. Это редкое сокровище. Зажжёте его, загадаете желание — и оно непременно сбудется.
Детишки, пока не решив, верить или нет, спросили:
— П-правда?
— Ну конечно. Глядите.
Внутри фонарика в руках старика, совершенно очевидно, не горел фитиль. Однако внезапно вещица зажглась красным светом, появившимся невесть откуда. И несколько таких же фонариков, разложенных на земле вокруг старика, тоже отозвались — тусклое зелёное свечение то появлялось, то исчезало, создавая картину весьма и весьма загадочную.
Для детей это выглядело диковинкой, Се Ляню же всё стало ясно. Какое ещё редкое сокровище? Это ведь мерцание душ погибших людей!
Внутри фонариков наверняка были запечатаны призраки, поэтому они и испускали зловещий свет сами по себе. Ну а этот старик — совершенно точно заклинатель-дилетант, не принадлежащий ни к каким школам, который где-то наловил стайку невезучих неприкаянных душ и заточил их в самодельные фонарики. Дети по незнанию захлопали в ладоши от радости и даже принялись шарить по одёжкам в поисках денег, но Се Лянь поскорее подошёл к ним и предостерёг:
— Не покупайте ничего. Он вас обманывает.
Старик вытаращился на него:
— Эй, паршивец, что ты такое болтаешь?!
Се Лянь без обиняков заявил:
— Это вовсе не сокровище, а колдовской предмет. Внутри спрятан призрак, и если вы поиграете с ним, то этот призрак впоследствии будет преследовать вас повсюду.
Едва ребятишки услышали слово «призрак», не посмели задержаться больше ни на миг — громко вскрикнули и в слезах убежали прочь. Старик же, вне себя от злости, чуть не подпрыгнул на три чи и завопил:
— Да как ты смеешь мешать моей торговле?!
Се Лянь возразил:
— А как ты посмел в таком месте продавать что попало? Не говоря уже о неразумных детях, пускай даже взрослые купили бы твои демонические фонарики, им не поздоровилось бы! Что, если к ним пристанут эти неприкаянные души? Кто знает, какие беды это за собой повлечёт? Если тебе непременно понадобилось продавать подобный товар, шёл бы в специально предназначенные для этого места и там торговал!
Старик в ответ возмутился:
— Легко сказать! Где же такие места найти?! Все на свете так и торгуют: где придётся, разложив товар у дороги! — Он подхватил в охапку свои уродливо склеенные фонарики и, раздражённо пыхтя, вознамерился уйти.
— Постой! — торопливо позвал Се Лянь.
— Что? Чего тебе ещё? Хочешь купить?
— Да нет же. Ты что, и впрямь собрался продолжать торговать в другом месте? Где ты взял этих призраков?
— Наловил на пустыре, бывшем поле битвы. Они там повсюду.
Получается, это скитающиеся души погибших воинов?
Теперь Се Лянь уже не мог остаться в стороне. Он серьёзно сказал:
— Перестань торговать. Сегодня ведь Праздник призраков! Что, если случится несчастье? Будет уже не до забав. К тому же, это ведь души погибших героев, как ты можешь продавать их, подобно безделушкам?
— Они всё равно мертвы, только струйка дыма и осталась, какая мне разница, герои или не герои? Мне мои старые кости важнее, всем нужно на что-то жить. Не торговать? Хочешь, чтобы я северо-западным ветром питался[292]? Раз такой благодетель, выкупил бы тогда их за деньги!
— Ты… — В конце концов, Се Лянь признал поражение. — Хорошо. Я куплю. — Принц запустил руку за пазуху, пошарил по всем складкам одежды и выудил несколько мелких монет. — Этого хватит?
Старик, бросив взгляд на монеты, заявил:
— Нет! Жалкие гроши, как этого может хватить?
Се Лянь не очень разбирался, за сколько можно купить чуть больше десяти разукрашенных фонариков — раньше он никогда не обращал внимания на цену, покупая что-то. Но сейчас выхода не было — пришлось наспех учиться торговаться:
— Твои фонарики не такие уж красивые, да ещё притягивают неудачу. Отдай подешевле!
— Ты даже такую цену просишь сбавить? Не видел я ещё настолько убогих нищих, позор, да и только!
Се Ляня немного обидели его слова, он попытался защитить свою гордость:
— Вообще-то я — наследный принц, и никто никогда не называл меня убогим нищим! — Однако тут же пожалел о сказанном.
Впрочем, старик нисколько не поверил и рассмеялся:
— Ты — наследный принц? Ну тогда я — сам отец-император!
Се Лянь про себя порадовался, но в то же время ощутил неловкость и решил — была не была, раз горшок треснул, то нечего его беречь, и прямо заявил:
— Ну так что, по рукам? Больше денег у меня нет!
Они ещё поторговались, и в конце концов пришли к согласию. Се Лянь, выкупив за свои жалкие гроши больше десятка фонариков, принёс их к реке. Старик, схватив плату, сбежал, только его и видели. Принц уселся на берегу и принялся развязывать узелки на красных шнурках, которые сдерживали мелких призраков внутри фонариков. Отпуская пленников на свободу, Се Лянь заодно проводил для них простенький обряд упокоения.
Подобно мелким звёздочкам, тусклые призрачные огоньки вылетали из фонарей. Эти новоиспечённые призраки погибли совсем недавно, ещё пребывали в бестолковом состоянии, собственного сознания не имели и были очень слабы, поэтому старик с лёгкостью их поймал. Выбираясь из разукрашенных фонариков, они вначале сгрудились возле Се Ляня и принялись летать вокруг него, временами даже задевая, будто прижимаясь к принцу.
Се Лянь поднялся и тихо сказал им:
— Летите, летите.
Он мягко взмахнул рукой, как бы поднимая огоньки в воздух, и души стали взлетать выше, постепенно исчезая. Это и означало, что они «вернулись на небо».
Се Лянь ещё долго стоял, глядя на звёзды, когда рядом неожиданно прозвучал тихий-тихий голос:
— Ваше Высочество…
Принц застыл, потом сразу же повернулся на зов и обнаружил, что один маленький призрачный огонёк остался на земле, не поднялся на небо, не рассеялся искрами.
Как видно, этот призрак оказался сильнее других — у него не только сформировалось сознание, он даже уже мог говорить. Се Лянь подошёл и с интересом спросил:
— Это ты только что меня позвал? Ты… меня знаешь?
Кажется, огонёк очень обрадовался, что Се Лянь его заметил, — начал подлетать в воздухе вверх-вниз. Судя по голосу, он тоже был совсем юн:
— Конечно, я знаю вас!
Се Лянь вспомнил, что выглядит своеобразно, поскольку весь вымазан в грязи, и ему стало совсем неловко. Прикрыв рот рукой, зажатой в кулак, он хотел притвориться, что огонёк обознался. Но спустя мгновение серьёзно спросил:
— Почему ты остался? Я ведь освободил вас от груза мирского. Неужели я что-то упустил в ходе обряда?
Иначе почему после его проведения один огонёк остался?
Но призрак, имени которого он не знал, подплыл к нему ближе, остановившись на почтительном расстоянии, и ответил:
— Нет. Вы ни в чём не ошиблись. Просто я пока сам не хочу уходить, вот и всё.
Се Лянь, подумав, спросил:
— У тебя остались неисполненные чаяния? Что-то держит тебя здесь?
— Да.
— Тогда… поведай мне, что тебя держит. Если это не очень трудное дело, я приложу все усилия, чтобы завершить его за тебя.
За призраком по поверхности ночной реки заскользили три тысячи плавучих фонариков.
— Человек, которого я люблю всем сердцем, всё ещё здесь, в этом мире.
Помолчав немного, Се Лянь произнёс:
— Вот как. Это твоя жена[293]?
— Нет, Ваше Высочество. Мы не были связаны узами брака.
— А…
— Честно говоря… возможно, у него не осталось обо мне воспоминаний. Мы даже почти не разговаривали.
Се Лянь подумал: «Даже не разговаривали? Но раз так, почему она стала “той, которую ты любишь всем сердцем”, которая держит тебя на этом свете? Что же это за необычайная красавица, что за великий дар Небес?»
Подумав, принц всё-таки спросил:
— И в чём же заключается твоё желание?
— Я хочу защитить его.
Часто у таких призраков посмертным желанием было нечто вроде «Я хочу сказать ей о своих чувствах», «Я хочу немного побыть рядом с ней», или даже более жуткое: «Я хочу, чтобы она отправилась за мной следом». Но чтобы «защитить»… Такое поистине встречалось редко. Се Лянь застыл в замешательстве и ответил:
— Но ведь… ты уже не принадлежишь к этому миру!
— И что же?
— Если останешься по своей воле, не обретёшь покоя.
Но призрака это совершенно не заботило.
— Я согласен вовек не обрести покоя.
Маленькая неприкаянная душа оказалась на редкость упрямой. Вообще-то подобные ему в девяти случаях из десяти становятся крайне опасными демонами. Но Се Лянь почему-то совсем не ощущал от этого призрака жажды убийства, так что беспокоиться не стал, только сказал:
— Но если та, кого ты любишь всем сердцем, узнает, что из-за неё ты не обретёшь покоя, боюсь, это её опечалит, ведь она будет чувствовать за собой вину.
Поколебавшись немного, призрак сказал:
— Тогда я не позволю ему узнать, почему остался, и всё.
— Если она будет часто видеть тебя, то рано или поздно поймёт.
— А я не дам ему заметить, что оберегаю его, и всё.
Тут и сам Се Лянь не выдержал — его сердце дрогнуло, растроганное речами призрака. Принц подумал: «Любовь, о которой он говорит, не просто слова».
Блуждающие души для своих фонарей старик наловил на пустыре, бывшем поле брани. И этот призрак наверняка когда-то был молодым солдатом. Принц неторопливо произнёс:
— Восстание разлучило тебя с твоей возлюбленной… Прости. Я не одержал победу.
Неизвестный призрак ответил на это:
— Умереть за тебя в бою — высочайшая честь для меня.
Се Лянь в тот же миг застыл.
«Умереть за наследного принца в бою — высочайшая честь для каждого воина Сяньлэ», эту фразу девизом для своих солдат избрал какой-то генерал государства Сяньлэ. Фраза поднимала воинский дух бойцов, провозглашая, что пусть даже их ожидает смерть, эта смерть будет ненапрасной, а после они отправятся в обитель бессмертных. Разумеется, всё это было ложью. И принц не ожидал, что душа молодого солдата, оставшись в мире людей, даже после смерти будет крепко помнить этот девиз. И к тому же произнесёт его с таким торжественным трепетом.
Се Лянь вдруг почувствовал, как обожгло и заволокло слезами глаза.
— Прости, забудь об этом, — сказал он.
Но пляшущее пламя призрачного огонька сделалось ярче, когда тот ответил:
— Не забуду. Ваше Высочество, я навсегда останусь твоим самым преданным последователем.
Се Лянь, с трудом сглотнув, произнёс:
— У меня больше нет последователей. Вера в меня ничего хорошего не принесёт, а может, даже навлечёт беду. Знаешь, даже мой друг меня покинул.
Неизвестный призрак, словно принося клятву, сказал:
— Я не покину.
— Покинешь.
— Верь мне, Ваше Высочество, — непоколебимо произнёс призрак.
— Я не верю.
Он не верил никому, как не верил и самому себе.
Жалкие гроши способны сломить дух настоящего героя
Жалкие гроши способны сломить дух настоящего героя[294]
Покуда в городе не ужесточились дозоры, Се Лянь и остальные беглецы поспешили в дорогу. Проведя в пути всю ночь, они добрались до другого места.
Принц снова поселил отца и мать в уединённом домике на окраине, а сам отправился с Фэн Синем на заработки. Но только в предыдущем городе они не раздобыли ни копейки, а значит, нечего было и надеяться, что здесь на них внезапно свалится богатство.
На одного человека в их отряде уменьшилось, и двое оставшихся чувствовали себя ужасно непривычно. К примеру, раньше Му Цин отвечал за хранение денег и в любой момент мог сказать, сколько у них ещё в запасе. Теперь Му Цин ушёл, и Се Ляню пришлось оставить кошелёк у себя, ведь Фэн Синь, говоря откровенно, мог и потерять все их сбережения. Но каждый раз, пересчитывая те жалкие монетки, принц просто не мог поверить, что это их награда за ежедневный труд. Следует сказать, что когда-то Се Лянь даже попрошайкам подавал и того больше!
Без Му Цина также некому стало носить еду родителям Се Ляня, и тому приходилось каждый день лично наведываться к ним вместе с Фэн Синем. Вот только возможность часто видеться с сыном весьма радовала государыню, а когда она пребывала в хорошем настроении… то принималась готовить еду. Сегодня она вновь заставила Се Ляня и Фэн Синя пробовать суп, который сожгла. Усадив их за стол, женщина сказала:
— Вам нужно как следует набираться сил, оба ужасно похудели.
Фэн Синь облился холодным потом и сразу вскочил, не успев даже присесть. Он замахал руками и затараторил:
— Нет, нет, нет, Ваше Величество, Фэн Синь не осмелится, ни в коем случае!
Государыня с самым благожелательным видом произнесла:
— Ну что за дитя. Чего тут стесняться? Давай же, садись за стол.
Как Фэн Синь мог отказаться? Он и правда не осмеливался, однако всё же заставил себя сесть, и государыня вынесла им результат своих трудов. Се Лянь тем временем сел на почётное место за столом. Фэн Синь сделал резкий вдох и рывком снял крышку с котла. Вид содержимого поверг в ужас обоих.
Се Лянь прошептал:
— Какая страшная… смерть постигла этого петуха.
Фэн Синь, едва шевеля губами, сказал:
— Ваше Высочество, вам показалось, никакого петуха там нет.
— А что это плавает, похожее на дохлую птицу?
— Предположу, что это похлёбка… только консистенции немного своеобразной.
Они ещё долго гадали, но так и не смогли понять, что же это такое плавает в котле. Государыня наполнила чашку Се Ляня, Фэн Синь же положил блюдо себе сам, опередив её. Но когда женщина вышла, чтобы позвать мужа, они тут же выбросили содержимое своих чашек и сделали вид, будто опустошили их за раз, не в силах остановиться после одного глотка. Когда государыня вернулась, они с довольным видом вытирали рты и приговаривали:
— Сытно, очень сытно.
Женщина, поглядев на них, преисполнилась радости:
— Вкусно?
Се Лянь совершенно неискренне заверил:
— Вкусно, вкусно!
Государыня обрадовалась:
— А раз вкусно, то съешьте добавки!
Се Лянь чуть не выплюнул изо рта суп, которого там даже не было, схватил платок и принялся делать вид, что вытирает уголки губ. Похоже, в тот момент государыня о чём-то вспомнила, спросив его:
— Сын мой, позволь задать тебе вопрос, только не вини матушку в излишнем любопытстве.
Сердце Се Ляня чуть сжалось, он положил платок.
— О чём? Прошу, задавайте.
Государыня села рядом и спросила:
— А где тот юноша, Му Цин? Почему он перестал приходить?
Чего и следовало ожидать.
Се Лянь напрягся ещё сильнее, когда матушка упомянула Му Цина, но ответил так:
— Ах, я поручил ему кое-какие дела, он отправился в другое место.
Тогда государыня, будто бы вздохнув с облегчением, кивнула и сразу же поинтересовалась:
— А когда он вернётся?
— Возможно… ему придётся пробыть там довольно долго… и вернуться он пока не сможет.
Кажется, его слова расстроили государыню. Се Лянь почувствовал это и спросил:
— А что такое?
Матушка тут же ответила:
— Ничего.
Зато Фэн Синь оказался острым на глаз — он вдруг поинтересовался:
— Ваше Величество, что с вашими руками?
С её руками?
Се Лянь опустил взгляд и застыл, потрясённый.
Руки его матери, всегда ухоженные и изящные, сейчас выглядели ужасно. На суставах лопнула кожа, кое-где виднелась кровь. Се Лянь сразу вскочил и схватил ладони матушки.
— Что случилось?
Женщина торопливо ответила:
— Ничего. Просто я постирала кое-какую одежду и одеяла. Но я ведь толком не умею стирать…
У Се Ляня вырвалось:
— Но почему вы решили сами взяться за стирку? Вы ведь могли…
Принц осёкся, не договорив. Могли что? Велеть дворцовым служанкам помочь со стиркой? Попросить о помощи Му Цина? Это было невозможно.
Во время их скитаний Му Цин, как личный слуга, взял на себя различные обязанности, связанные непосредственно с ежедневным бытом Се Ляня, государя и государыни. А когда Му Цин ушёл, все эти мелкие дела стало некому выполнять.
Некому готовить, некому стирать, некому складывать одеяла. Та жизнь, свободная от мелких хлопот, которую они вели благодаря Му Цину, внезапно перестала быть такой уж простой. Се Лянь ещё мог как-то перетерпеть, ведь у него и без того хватало забот. Но разве его матушка, привыкшая к безмятежной жизни во дворце, могла управиться с таким тяжёлым трудом? Но если не браться за дело самой, кого она теперь могла попросить о помощи?
Се Лянь надолго замолчал, затем произнёс:
— Оставьте эту затею. Я сам всё постираю.
Государыня с улыбкой сказала:
— Не нужно. Лучше занимайся тем, чем должен. Я никогда не стирала и не готовила, мне всё равно больше нечем заниматься целыми днями, самой потрудиться тоже оказалось довольно занимательно. Особенно мне отрадно видеть, с каким аппетитом вы едите мою стряпню.
И такими руками его матушка приготовила целый котёл супа. Но они не сделали и глотка, незаметно выбросив варево. Се Лянь и Фэн Синь, переглянувшись, почувствовали себя преотвратно. А государыня вдруг сказала:
— Верно. Ещё кое-что. Ты… не мог бы завтра принести какое-нибудь снадобье?
Се Лянь чуть округлил глаза.
— Снадобье? Какое?
Лицо государыни сделалось встревоженным.
— Ох, я и сама не знаю… Лучше тебе спросить в лавке лекаря, что обычно принимают при кровохаркании.
— При кровохаркании?! — Се Ляня не на шутку испугали её слова. — Кто харкает кровью? Вы? Мой отец? Почему вы раньше не сказали?
Он выкрикнул это слишком громко, и государыня всполошилась:
— Потише!
Но было слишком поздно. Из дальней комнаты раздался разгневанный голос:
— Я же просил не болтать лишнего!
Голос принадлежал государю. Поняв, что тот всё услышал, государыня решила не скрываться больше и крикнула в ответ:
— Но… оставаться в таком состоянии — это ведь тоже не выход!
Се Лянь уже сам направился в комнату, где нашёл государя в кровати, накрытого дырявым одеялом. В последнее время он не присматривался к отцу, но сейчас заметил, что тот выглядит явно нездоровым, щёки совсем впали, а в мрачной комнатушке цвет лица государя и вовсе казался ужасно болезненным. Это ли образ величественного правителя государства? Перед принцем предстал измученный больной старик.
Се Ляню даже не требовалось прощупывать его пульс, чтобы понять — наверняка болезнь давняя, к тому же очень тяжёлая. Даже воздух в комнате пропитался болезненностью, словно туманной дымкой, от которой становилось тяжко дышать. Вспомнив, что государыня упомянула «кровохарканье», Се Лянь разволновался так, что невольно повысил голос:
— Что всё это значит?!
Государь с мрачным как туча лицом прикрикнул:
— Ты как со мной разговариваешь?
Государыня и Фэн Синь вошли следом за принцем.
Се Лянь же ответил:
— Сейчас не время заботиться о том, как я с тобой разговариваю. Почему ты сразу не рассказал мне о болезни?
В голосе отца послышался гнев:
— Будешь поучать меня, самого государя? Я никогда не нуждался и не буду нуждаться в твоих наставлениях, что должен или не должен говорить!
Видя, что отец даже сейчас упрямится, Се Лянь, не веря своим ушам, воскликнул:
— Ты просто невозможен! Даже в подобном состоянии выпячиваешь свой статус и авторитет?
Государь, охваченный гневом, заорал:
— Пошёл вон! Сейчас же!
Матушка с Фэн Синем вывели Се Ляня из комнаты.
— Сын мой! — сказала женщина. — Не нужно так с ним. Он твой отец, к тому же болен. Уступи ему.
Спасаться бегством, будучи больным, — всё равно что посыпать снег инеем[295].
Се Лянь, зарывшись лицом в ладони, произнёс:
— Матушка! Что же вы не сказали раньше? Может быть, тогда не дошло бы до кровохаркания! Известно ли вам, как трудно излечить подобную болезнь?
Следовало бы сказать, что в нынешних условиях её и вовсе невозможно вылечить!
Государыню охватило некоторое смятение, но в то же время и печаль.
— Мы ведь… мы и сами не знали, что это может быть так серьёзно!
Фэн Синь поддержал:
— Да! К тому же, мы должны спасаться от погони. Как ты прикажешь остановиться?
Се Лянь поднял голову и сказал:
— Я прямо сейчас отведу его к лекарю.
Но государь из комнаты крикнул:
— Нет нужды!
Се Лянь обернулся на крик, собираясь возразить, что сейчас последнее слово за ним, а не за отцом, но Фэн Синь удержал его:
— Ваше Высочество, если мы поведём Его Величество в лавку лекаря, наверняка привлечём к себе внимание.
Се Лянь словно одеревенел. Государыня добавила:
— Этого-то мы и опасались, поэтому никак не могли тебе рассказать. Сын мой, лучше всё-таки… придумать, где раздобыть снадобье.
Из комнаты послышался сильнейший кашель, и государыня ушла позаботиться о муже. Се Лянь долго сидел, не шевелясь, затем вскочил на ноги.
Фэн Синь окликнул его:
— Ваше Высочество! Что ты собираешься делать?
Не ответив, принц начал переворачивать все сундуки и ящики в комнате.
— Что ты ищешь? — спросил Фэн Синь.
Всё так же не удостаивая его ответом, Се Лянь спустя мгновение выудил что-то со дна одного из сундуков. В его руках оказался проникнутый духом древности драгоценный меч.
— Зачем ты достал Хунцзин? — удивился Фэн Синь.
Помолчав, Се Лянь ответил наконец:
— Я его заложу.
Фэн Синь, потрясённый его словами, тут же возразил:
— Так никуда не годится!
Но Се Лянь с силой захлопнул сундук.
— Мы заложили столько мечей, что и этот сойдёт.
Чтобы оплатить аренду повозок при переездах и взятки на некоторых опасных для них заставах, Се Лянь уже заложил бо́льшую часть своих любимых мечей. К тому же, поскольку они не могли отправиться в крупные ломбарды, куда приходило множество посетителей, иногда нечестные торговцы, обнаружив их жилище, начинали шантажировать беглецов выдачей властям, и принцу приходилось, скрепя сердце, отдавать драгоценные клинки за небольшую цену.
— Это совсем другое! — воскликнул Фэн Синь. — Ведь ты так любишь этот меч! Иначе не стал бы прятать на самое дно сундука. И потом, его тебе вручил сам Владыка. А вдруг кто узнает, что мы его заложили? Некрасиво получится!
Се Лянь утомлённо произнёс:
— Как бы меч мне ни нравился, не может он быть дороже жизни. Идём, идём.
Они взяли меч и добрались до города. Лица обоих всю дорогу были мрачными. Перед самым ломбардом Се Лянь остановился и взглянул на Хунцзин в своих руках.
Фэн Синь, посмотрев на принца, предложил:
— Может быть, не стоит его закладывать? Попробуем… придумать что-то другое?
Се Лянь покачал головой:
— Не успеть. Кроме того, я не знаю, как мы ещё сможем гарантированно раздобыть денег.
Реши они отправиться воровать, грабить, обманывать… ни один смертный не смог бы им помешать, и деньги появились бы не в пример быстрее. Но всё же, как назло, они были обязаны уважать правила мира смертных и нормы морали, искать способы честного заработка, только так можно выбраться из затруднительного положения. Приняв окончательное решение, Се Лянь сказал:
— Заложить придётся всё равно. А на вырученные деньги купим снадобье.
Но всё же ноги его не сдвинулись с места.
Фэн Синь знал, что принц не хочет отдавать Хунцзин, ведь это его последний меч, и произнёс:
— Что ж, тогда давай ещё что-нибудь придумаем.
Внезапно с другой стороны улицы послышался шум и встревоженные крики толпы, кто-то заголосил: «Кто тут драку устроил?!», «Совсем осмелел!», «Хватайте его, хватайте!»
Двое вздрогнули от неожиданности, Се Лянь настороженно метнулся в сторону, с его губ сорвалось:
— Кого хватайте?!
Фэн Синь тоже насторожился, но сходил проверить, вернулся и спокойно поведал принцу:
— Ничего страшного! Не волнуйся! Нас это не касается. Это не за нами, да и не солдаты Юнъань вовсе.
Сжавшееся было сердце Се Ляня немного расслабилось, он спросил:
— И что там происходит?
— Я не очень понял. Кажется, драка среди слуг. Пойдём взглянуть?
— Пойдём, главное, чтобы не какие-то злодеи избивали честных людей.
Они вместе протиснулись через толпу, увидев, как в середине круга два человека устроили потасовку, а зрители подбадривают их одобрительными возгласами. Фэн Синь похлопал по плечу одного из зевак, который смотрел на действо с особым восторгом, и спросил:
— Дружище, что тут такое творится?
Тот осклабился в ухмылке:
— А вы не знаете? То ещё представление! Слуга избивает хозяина!
Вот оно как! Се Лянь даже потерял дар речи на некоторое время, потом спросил:
— Но за что? И почему все так одобрительно кричат?
— Ещё бы не одобрять! Таких подлецов, как его хозяин, ещё поискать! Тот парень с детства ему служил, верой и правдой, а что же он?! Только и знал, что ездить на его шее, денег почти не платил, да ещё заставлял трудиться без продыху. Слуга и не стерпел. Вот же, смотрите, смотрите! Драка в самом разгаре!
И правда — слуга, о котором тот говорил, избивал хозяина с криками: «Я слишком долго всё это терпел!», «Припомни-ка, ты чем-нибудь мне отплатил?!», «Сам обнищал так, что в доме есть нечего, а всё ездит на моём горбу и самодурствует!», «С этого дня я больше не буду твоим верным псом!» и так далее. Хозяин же, на которого сыпались тумаки, с криками и воплями прикрывал голову. Толпа хлопала в ладоши от восторга, а вот Се Лянь чувствовал, как сердце с каждой фразой сжимается сильнее, по неизвестной причине мурашки поползли по телу, и он невольно бросил косой взгляд на Фэн Синя.
Тот же нисколько не обратил внимания на странную реакцию принца, а выслушав, что люди говорят о злодеяниях избиваемого, просто сказал:
— Вот оно что. Значит, хозяин из него и впрямь никудышный, нельзя винить слугу в том, что тот взбунтовался.
Он никакого скрытого смысла в свои слова не вложил, но сердце Се Ляня тем не менее застучало громче, руки крепче сжались на ножнах Хунцзина.
После долгих проволочек они всё же заложили меч, получили деньги и немедля отправились в лавку лекаря, где купили несколько десятков разных целебных снадобий, с которыми возвратились к хижине.
Лекарства от кровохаркания стоили очень дорого, к тому же их требовалось большое количество — ведь лечение не ограничивалось одной-двумя чашками отвара и занимало больше, чем один-два дня. Поэтому следовало уже сейчас подумать, что они будут делать дальше. Вечером Фэн Синь вскрыл несколько свёртков с лекарственными ингредиентами и принялся готовить отвар перед домом, раздувая специальную печь старым веером из тростника. Се Лянь тем временем снова взялся обыскивать ящики. После долгих поисков он наконец достал со дна другого сундука сверкающий золотом мягкий пояс.
Когда-то Се Лянь владел множеством подобных поясов, но их постигла та же участь, что и его драгоценные мечи, — быть заложенными в ломбард. Остался последний, который принц хотел оставить как память. Но теперь решил, что найдёт поясу другое применение.
Как раз кстати Фэн Синь оторвал взгляд от печи и посмотрел на принца.
— Ваше Высочество, зачем ты вытащил этот пояс? Неужели и его тоже хочешь заложить?
Но Се Лянь подошёл и протянул золотой пояс ему.
Тот округлил глаза, не понимая, что происходит.
— А мне ты его зачем даёшь? Ваше Высочество, ты что, когда захлопнул крышку сундука, голову туда просунул?
Се Лянь только сейчас вспомнил, что в чертогах Верхних Небес у золотого пояса существует ещё одно, особое значение, и его лицо в тот же миг почернело.
— Ты не то подумал, — ответил принц, — я совсем не это имел в виду. Просто прими его, как обычное золото! — и нацепил сверкающий пояс на шею Фэн Синю.
Тот вытаращил глаза:
— Нет уж. Тебе всё же придётся объяснить мне, зачем тебе вдруг понадобилось совать мне золотые пояса?!
— Просто представь, что это твоё жалование, которое я задолжал тебе за всё время службы.
Фэн Синь в недоумении пробормотал:
— Да нет же. Что с тобой сегодня такое? В такие времена… о каком ещё жаловании ты говоришь? Чем отдавать пояс мне, лучшим решением было бы заложить его и купить для государя ещё снадобий. Или можешь не закладывать, а оставить себе. Такими вещами могут владеть лишь небесные чиновники.
Когда Фэн Синь заговорил о снадобье, Се Лянь обернулся и посмотрел на хижину, где отдыхали его отец с матушкой. Спустя мгновение принц сказал:
— Насчёт снадобья я что-нибудь придумаю. А пояс ты возьми.
Он настаивал, и Фэнь Синю, который так ничего и не понял, происходящее даже показалось смешным. Пожав плечами, он поднял с земли упавший веер, которым раздувал огонь, и ответил:
— Ну ладно, я присмотрю за ним для тебя. Захочешь забрать назад, только скажи.
Се Лянь покачал головой:
— Я не заберу его. Можешь поступить с ним, как тебе вздумается.
Заложив Хунцзин, они наконец обзавелись деньгами и смогли несколько раз поесть как следует. А приняв во внимание поразительные кулинарные способности своей матушки, Се Лянь деликатно попросил её ни в коем случае больше не заниматься готовкой, лучше вместо этого ухаживать за отцом. Готовить же принц взялся сам. Не имея ни малейшего опыта в поварском деле, Се Лянь всё же неоднократно наблюдал за процессом. Получившиеся у принца блюда ещё хоть как-то можно было есть, тем самым их желудки оказались спасены от мучений.
После недавнего спора с государем Се Лянь пожалел о своих словах, но не смог признаться в этом. Принц ухаживал за отцом, по возможности, молча. При кровохаркании нельзя переохлаждаться, поэтому принц принёс в хижину побольше одеял и стал чаще топить печь.
Солдаты армии Юнъань бросали все силы на поиски беглых членов дома Сяньлэ, и вскоре в этом городе тоже участились дозоры. С таким трудом устроившись на новом месте, они должны были вновь пускаться в бега.
Се Лянь уже сбился со счёта, какой город они покидали, спасаясь от погони. По правде говоря, обстановка в государстве, которую он видел на протяжении их пути, оказалась намного спокойнее, чем принц себе представлял. Хуже всего было именно в столице, но во многих других городах смена власти, похоже, почти не повлияла на жизнь людей.
Государь, принц, столица, аристократия… Всё это для простого люда было чем-то далёким, почти как бессмертные божества, существующие лишь в легендах. Казалось, народу нет особой разницы, кто теперь сидит на троне. Тем более, что новый государь после прихода к власти не проявил себя тираном, не издал жестоких законов, и людей сей факт совершенно не затронул, разве что на одну животрепещущую тему для обсуждения на досуге стало больше.
«Сколько му[296] земли я возделывал при государе дома Се, столько и буду возделывать при государе дома Лан!» — такие разговоры слышал Се Лянь среди людей.
Это было правдой. Но вот что странно: когда речь заходила о Его Высочестве наследном принце, который из непобедимого защитника превратился в вечно проигрывающего неудачника, людей охватывало невероятное единодушие, как будто, стоило заговорить о нём, и все в тот же миг становились единым народом Сяньлэ, который горячо любил своё погибшее государство. Этого Се Лянь никак не мог понять и принять.
Впрочем, ему не очень-то хотелось переживать по этому поводу. Деньги, которые они выручили, заложив Хунцзин, не задержались и на несколько месяцев — вскоре снова ничего не осталось.
Кровохаркание и без того было крайне трудно вылечить, а если учесть меланхоличный настрой самого государя, который лишь усугублял положение, требовалось огромное количество снадобий, чтобы поддерживать его самочувствие хотя бы стабильным. Но стоит перестать принимать лекарства, ему сразу станет хуже. У Се Ляня больше не осталось ценностей, которые можно было бы заложить. И однажды, когда они с Фэн Синем снова долго бродили по улицам, принц, подумав и так, и сяк, в конце концов сказал:
— Может быть… попробуем?
Фэн Синь, посмотрев на него, ответил:
— Что ж, давай попробуем.
Они уже не в первый раз задумывались о том, чтобы «попробовать», но никак не могли окончательно решиться. К тому же, однажды смысл их разговора случайно дошёл до государя, который лежал в доме, и тот не на шутку разгневался и настрого запретил Се Ляню зарабатывать деньги таким унизительным способом, в противном случае он грозился перестать принимать снадобья. Тогда принцу пришлось оставить эту затею. Но сейчас… объяснять не требовалось, и Фэн Синь, и сам Се Лянь всё прекрасно понимали. Принц кивнул и получше затянул белую ленту на лице.
— Ваше Высочество, тебе не нужно ничего делать. Я сам. Так, даже если государь узнает, ничего страшного не случится! — предложил Фэн Синь.
Затем он сделал глубокий вдох, надолго задержал дыхание и вдруг громко закричал, обращаясь к прохожим:
— Уважаемые господа, почтенные земляки, прохо́дите мимо — не проходи́те мимо…
Люди вокруг вначале испуганно отшатнулись, затем стали понемногу собираться, послышались вопросы: «Чего ты так орёшь?!», «Чем вы занимаетесь?», «Коль чего умеете — так показывайте!», «Хочу посмотреть на разбивание камня на груди!»
Фэн Синь снял со спины лук и, позабыв о всяком стыде, заявил:
— Меня… меня называют «Божественным Стрелком», я могу пронзить лист тополя с расстояния в сотню шагов и готов продемонстрировать вам на потеху свой талант. Если господам понравится, не откажусь… от награды!
Фразы про «Божественного Стрелка» и «талант на потеху» они подслушали у других уличных артистов. И хотя сами то и дело повторяли, что ни за что не станут заниматься подобным, а всё же как-то так вышло, что все эти зазывальные речи остались в памяти.
Толпа зашумела:
— Хватит болтать попусту! Сколько можно ждать?! Показывай скорее!
Фэн Синь вложил стрелу в лук и указал на какого-то зеваку, который стоял и грыз яблоко.
— Прошу вот этого господина выйти ко мне и поставить фрукт на голову. Я смогу попасть в это яблоко с трёх сотен шагов!
Но мужчина втянул шею в плечи и спрятался в толпе.
— Ещё чего!
— Я не попаду в тебя, не беспокойся! А если попаду, готов заплатить, сколько скажешь!
— Я же не дурень какой! Если ты меня пристрелишь, деньги мне уже не понадобятся. Раз уж вышли на улицу продавать своё искусство, значит, у вас за душой ни гроша! И вообще, разве ты не должен стрелять в своего напарника?
Толпа согласилась:
— Вот именно!
Тогда и Се Лянь присоединился:
— Хорошо, давайте я поучаствую.
Кто-то тут же бросил им фрукт, который Се Лянь поймал и поставил себе на голову. Но Фэн Синь ни за что не желал втягивать в это Се Ляня, как он мог позволить принцу участвовать? Разволновавшись, он отобрал фрукт, сам съел его в пару укусов и нацелился на разноцветный флаг на высоком здании неподалёку.
— Я выстрелю вон туда! — и сразу выпустил стрелу.
Фэн Синь стрелял отлично, и конечно, сразу же попал в цель. Толпа взорвалась хохотом и закричала:
— Неплохо! Что-то да умеешь!
Со смехом и криками люди и впрямь накидали им денег. Круглые монетки покатились по земле, Фэн Синь бросился подбирать их. Се Лянь тоже молча присел собирать монеты, но в душе почувствовал себя опустошённым, как будто что-то безвозвратно потерял.
Фэн Синь ведь когда-то был приближённым наследного принца, и, не говоря уже о простолюдинах, даже чиновники при виде него старались вести себя крайне вежливо, некоторые даже пытались снискать его расположение. Когда им пришлось таскать кирпичи и корзины с землёй, выслушивая крики мелких начальников, для Фэн Синя это уже считалось оскорблением, а теперь и вовсе приходилось выставлять себя напоказ, как дрессированную обезьянку. И его умение попасть в лист тополя с расстояния в сотню шагов нашло применение не на поле боя, а на улице, чтобы поразвлечь народ. Если подумать, ничего приятного тут нет.
Внезапно раздался визгливый женский голос:
— Кто это тут вздумал из лука стрелять?!
Се Лянь испуганно замер, а люди немедля указали на «Божественного Стрелка»:
— Он!
Фэн Синь застыл в недоумении, а толпа тем временем расступилась и пропустила грозно вышагивающих женщин. Одна из них держала в руке стрелу, которую только что выпустил Фэн Синь. Окружив его, женщины принялись браниться:
— Проклятый паршивец! Ты стрелял? Да как посмел! Посреди бела дня размахивать оружием! Испортил складную ширму на нашем дворе! Как теперь будешь возмещать ущерб?!
— Да! И ещё наших гостей распугал!
Выяснилось, что стрела, пронзив флаг, не остановилась, а полетела дальше, в чужой двор. Фэн Синь и без того не очень любил иметь дело с женщинами, а эти были ярко наряжены и накрашены, аромат их косметики ударял в нос так, что хотелось задержать дыхание — наверняка никакие это не благородные дамы. С перепугу Фэн Синь замахал руками и стал отступать. Се Лянь поспешил выйти вперёд и заслонил его собой со словами:
— Простите, простите. Он не специально. Что до возмещения ущерба, мы что-нибудь придумаем…
Разгневанные женщины принялись толкать принца, восклицая:
— А ты кто такой?! Тебе… — Но от нескольких толчков белая лента нечаянно сползла с лица Се Ляня, и женщины, увидев его облик, внезапно сменили тон. Их глаза засияли, а голоса сделались приторно-сладкими: — Ой, какой красивый паренёк!
Се Лянь застыл, в недоумении глядя на них.
Одна из женщины хлопнула в ладоши и радостно заявила:
— Отлично! Решено! Вы ведь с ним заодно? Значит, ты нам и заплатишь!
Недоумение на лице Се Ляня сделалось ещё более явственным.
Принц ещё не успел ничего понять, когда женщины потащили его за собой к роскошному зданию. Подняв голову, он увидел на балконе второго этажа целую стайку красивых наряженных девушек, подобных веточкам цветущих деревьев, щебечущих словно иволги. Лишь тогда Се Лянь понял, что его увели содержательницы публичного дома!
Он немедля покрылся гусиной кожей с ног до головы и затараторил:
— Подождите, у меня нет денег, у меня правда нет ни копейки!
Хозяйки борделя противно загоготали:
— Разумеется, денег у тебя нет! Мы как раз за этим тебя сюда привели! Подзаработать!
— Простите, но я ведь мужчина!
Хозяйки начали сердиться:
— Мы поняли, что ты мужчина! Не слепые!
Фэн Синь, окружённый зеваками, наконец пробрался через толпу, подбежал к ним и прикрикнул на женщин:
— А ну отпустите Его… отпустите его!
В итоге двое, чтобы выбраться из затруднительного положения, просто бросились бежать, прекрасно понимая, что провинились перед женщинами, и ни о какой потасовке речи идти не может. Разъярённые хозяйки публичного дома позвали два-три десятка бойцов, и те в итоге гоняли Фэн Синя и Се Ляня по всему району! В таких передрягах им ещё бывать не приходилось. В итоге они решили впредь не приближаться к этой части города.
Однако теперь они убедились в одном: уличными представлениями действительно можно раздобыть деньжат. Поэтому, выбрав другое место, они установили для себя подмостки и принялись за работу. В этом городе они появились недавно, и потому принесли зрителям чувство новизны. Кроме того, Фэн Синь был довольно хорош собой, его благородная наружность в первые же дни позволила им заработать денег, которых хватило на пропитание и лекарства для государя. Однако всё хорошее когда-нибудь заканчивается — не прошло и двух недель, и кое-кто явился по их душу.
В тот день Се Лянь и Фэн Синь только завершили представление, как их окружили несколько рослых мужчин. Принц насторожился, заподозрив, что это солдаты Юнъань, руки в его рукавах сжались в кулаки, готовые в любой момент нанести удар.
— Кто вы такие? — тихо спросил он.
Главарь молодчиков недовольно хмыкнул:
— Вы столько времени работаете на нашей территории, и до сих пор не знаете, кто мы такие?
Се Лянь и Фэн Синь ничего не поняли. Между тем другой мужчина заявил:
— Вы отбираете наш хлеб уже так долго, не хотите ли дать нам объяснение? Или сказать нечего?
Тут-то двое и поняли, в чём дело. Выходит, эти люди — местные, которые также зарабатывают уличными представлениями.
В каждом городе бродячий люд объединялся в шайки и разделял владения. Когда Се Лянь и Фэн Синь появились здесь и стали давать представления, к ним перебежала некоторая часть чужих зрителей, а с ними и чужой заработок. Разумеется, эти артисты явились, чтобы стребовать с них за ущерб. Но разве новички могли вникать во все тонкости этого ремесла?
Се Лянь подумал: «Да кто бы стал отбирать ваш хлеб, не будь на то крайней необходимости?», вслух же мягко произнёс:
— Мы вовсе не отбираем ничей хлеб. Зрители идут смотреть на то, что им больше по душе, мы ведь никого насильно не заставляем глазеть на наше… искусство стрельбы.
Но его даже слушать не собирались, только грубо заявили:
— Не отбираете, значит? Нам за эти дни и монетки не перепало, вы двое загребли себе всю прибыль!
«Бах!» Едва не подскочив от испуга, все повернулись на грохот и увидели, как Фэн Синь вынимает кулак из стены. В стене осталась вмятина, от которой расползались трещины.
Фэн Синь угрожающе спросил:
— Вы явились чинить нам неприятности?
Скорее всего, толпа молодчиков именно за этим и явилась — поговорить кулаками. Но после удара Фэн Синя выяснилось, что у этого юноши кулаки, без сомнения, потвёрже будут. Пламя гнева недовольных тут же заметно поутихло. Однако они не могли просто так смириться, поэтому главарь шайки, ненадолго замолчав, заговорил по-другому:
— Вот что. Согласно принятым правилам, мы должны устроить состязание. Победитель остаётся, проигравший быстренько собирается и проваливает, и больше не смеет зарабатывать на этой территории!
Услышав предложение, Фэн Синь обрадовался. И не мудрено — куда простым смертным с ними состязаться? Победа достанется с лёгкостью!
Се Лянь тоже вздохнул с облегчением.
— Я как раз это и хотел предложить. В чём вы желаете состязаться?
Мужчина громко ответил:
— Потягаемся в своём лучшем мастерстве, как уличные артисты!
Покуда он говорил, двое других его соратников уже притащили несколько каменных плит, и главарь, похлопав по камню, добавил:
— Разбивание камня на груди! Ну как? Не струсите?
Судя по его довольному выражению лица, это и впрямь был его коронный номер. Се Лянь, опустившись на корточки, тоже потрогал камень, затем поднял голову и ответил:
— Я-то не струшу. А вот справишься ли ты?
Плиты ведь были настоящими.
— С твоим-то тельцем? — расхохотался здоровяк. — Лучше о себе беспокойся!
Фэн Синь присел рядом с принцем и прошептал:
— Ваше Высочество, может, лучше я?
Но Се Лянь покачал головой:
— Нет. Ты и так потрудился немало, в этот раз позволь мне, — хоть в чём-то он хотел быть полезным.
Так Се Лянь и здоровяк улеглись на землю, а на грудь каждому из них водрузили по каменной плите. Фэн Синь взял большой молот, прикинул вес в руке и уже хотел ударить, но Се Лянь вдруг сказал:
— Постой.
Молодчики обрадовались:
— Что, решил признать поражение? Пока ещё не поздно, мы просто позволим вам уйти!
— Нет. Я хочу добавить ещё плиту.
Остальных его просьба поразила:
— Да ты, никак, ополоумел???
Се Лянь неторопливо произнёс:
— Но ведь вы сами сказали — это состязание. А если мы оба выдержим по одной плите, разницы никакой не будет. Разве тогда получится выявить победителя?
Кто-то из здоровяков отнёсся с недоверием, кто-то решил, что принц совсем сдурел, кто-то заподозрил его в пустой браваде. Посовещавшись, они решили и правда придавить его ещё одной каменной плитой. Но после случилось уж совсем невероятное — Се Лянь велел добавить третью!
Теперь-то ни у кого не осталось сомнений — он повредился умом, так что молодчики просто выполнили просьбу. В итоге картина вышла пугающая — на груди Се Ляня высились целых три каменные плиты.
Под пристальными взглядами артистов Фэн Синь замахнулся молотом и, не моргнув глазом, нанёс удар, от которого все три плиты раскололись на дюжину кусков! А Се Лянь под восторженные возгласы собравшихся зевак преспокойно поднялся с земли, целый и невредимый, и непринуждённо отряхнул одежду от пыли. От такой картины зрители вытаращили глаза и раскрыли рты. Главарь шайки то мрачнел, то бледнел, и Се Лянь подумал: «Теперь-то он отступит, испугавшись трудности».
Принц решил было, что противник признает его победу и с этой поры никто не станет их беспокоить. Но здоровяк, несколько раз переменившись в лице, стиснул зубы и вдруг сказал: