Благословение небожителей. Том 1 - 5 - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5

От слов принца, произнесённых подобным тоном, все небожители, присутствующие внутри духовной сети, онемели. Линвэнь, кашлянув, произнесла:

— Эм… Ваше Высочество, вы разве никогда не слышали о так называемых «Четырёх величайших бедствиях»?

Се Лянь подумал: «К своему стыду, я знаю лишь о «Четырёх прекраснейших картинах».

«Четырьмя прекраснейшими картинами» назывались четыре общеизвестных истории, предшествующие вознесению четырёх небожителей: «Молодой господин проливает вино», «Наследный принц под маской бога», «Генерал ломает меч» и «Самоубийство принцессы». Среди этих историй картина «Наследный принц под маской бога», разумеется, повествовала о роковом прыжке наследного принца Сяньлэ на улице Шэньу во время Праздника фонарей. Те, кто смог попасть в этот список, не обязательно являлись сильнейшими божествами, зато легенды о них распространялись по всей стране, заставляя людей захлёбываться от восторга. Се Лянь обычно запоздало узнавал о каких-то происшествиях во внешнем мире, в этом смысле можно было назвать его малосведущим. Однако, поскольку он сам являлся одной из «Прекраснейших картин», в некоторой степени принц был наслышан и об остальных. Что же касается «Четырёх величайших бедствий», подобная формулировка, вероятно, появилась сравнительно недавно, и Се Лянь никогда о ней не слышал. Но если уж в ней использовалось слово «бедствие», стало быть, ничего хорошего она не означала.

Принц признался:

— К своему стыду, я никогда о них не слышал. Осмелюсь спросить, что означают эти Четыре величайших бедствия?

Му Цин прохладно произнёс:

— Ваше высочество провели в мире людей несколько сотен лет в самосовершенствовании, и настолько плохо осведомлены? Вот уж действительно любопытно, чем же вы, в конце концов, занимались всё это время там, внизу.

Ну конечно же ел, спал, зарабатывал на жизнь циркачеством и собирал мусор.

Се Лянь с улыбкой ответил:

— Человеком быть очень сложно, нужно помнить о множестве всяческих важных дел. Вовсе не так легко, как приходится небожителям.

Линвэнь произнесла:

— В таком случае, Ваше Высочество, прошу вас запомнить «Четыре величайших бедствия». А именно: Хозяин чёрных вод^[22], Лазурный фонарь в ночи, Белое бедствие^[23], Собиратель цветов под кровавым дождём. Это прозвища четырёх Князей Демонов, сеятелей хаоса, от которых у каждого небожителя Верхних и Средних Небес болит голова.

Человек, поднимаясь наверх, становится богом. Если же человек опускается вниз, то становится демоном.

Бессмертные небожители отделили Небесные чертоги от мира людей, сделав их своей резиденцией, из которой можно сверху обозревать мир смертных и возвышаться над всем сущим. А так называемый мир демонов пока ещё не отделился от мира людей, и все демоны, оборотни, монстры и призраки делят с простыми смертными одну территорию. Некоторые прячутся во тьме, некоторые принимают человеческое обличье и теряются среди людской толпы, ведут распутную жизнь в мире людей.

— Хозяин чёрных вод — невероятно сильный водный гуль в облике человека. Однако он крайне редко приносит нам хлопоты, по своей натуре весьма скромен, несмотря на достижение ранга «непревзойдённый». Мало кто видел его лично, поэтому пока не будем о нём. Лазурный фонарь в ночи — конечно же, прозвище нашего низменного любителя подвешивать трупы вниз головой, Лазурного демона, Ци Жуна. Он единственный среди Четырёх бедствий, кто не достиг ранга «непревзойдённый». Вы спросите, как он оказался в этом списке? Возможно, по той причине, что он крайне часто приносит неприятности людям, весьма надоедливая личность. Также, возможно, его добавили к трём бедствиям потому, что четыре проще запомнить, пока отложим в сторону и его. Белое бедствие — этого Ваше Высочество должны знать довольно хорошо. Ведь у него ещё есть имя — Безликий Бай.

Услышав это имя, Се Лянь, сидящий у моста, внезапно ощутил распространяющуюся от сердца к каждой конечности, проникающую в каждую косточку, тянущую боль. Его ладони начали едва заметно дрожать, машинально сжимаясь в кулаки.

Разумеется, он знал.

Говорят, что появление «непревзойдённого» способно уничтожать целые страны и наводить ужас на целые народы. А когда в мире появился Безликий Бай, первой страной, которую он уничтожил, оказалось государство Сяньлэ.

Се Лянь безмолвствовал. Тогда Линвэнь продолжила:

— Однако Безликий Бай давно повержен. Поэтому не стоит говорить о нём. Даже если бы он всё ещё был жив, боюсь, что не смог бы сравниться с тем, кто стоит во главе всей четвёрки. Ваше Высочество, серебристые бабочки, которых вы повстречали на горе Юйцзюнь, зовутся призрачными бабочками. Их хозяин — последний из четверых, а также тот, кто повергает в ужас все Небесные чертоги, Собиратель цветов под кровавым дождём, Хуа Чэн.

В Небесных чертогах эпитет «громкое имя» был применим лишь к двоим — Императору Шэньу и наследному принцу Сяньлэ. И хотя в обоих случаях смысл был противоположным, всё же их слава среди людей была одинаково поразительна. Что же касается мира демонов, если требовалось выбрать кого-то в равной степени обладающего «громким именем», то не нашлось бы ни единого кандидата, кроме Хуа Чэна.

Если вам вздумается узнать получше какого бы то ни было небожителя, выйдите из дома и пройдитесь по улице, отыщите храм этого небожителя, войдите внутрь и осмотрите его статую — по его одежде и оружию в руках вы уже кое-что поймёте. Если же захотите познакомиться с ним ещё ближе — послушайте легенды и сказки, почитайте повести и посмотрите представления, связанные с этим небожителем, так вы будете прекрасно осведомлены о том, каким небожитель был при жизни и каковы были его деяния. Что же касается различной нечисти, с ними не всё так просто — какими людьми они являлись в миру и какой облик носят теперь, практически всегда оставалось тайной, покрытой мраком.

Имя «Хуа Чэн» наверняка являлось псевдонимом, и облик его наверняка был лишь маской. Поскольку слухи о нём гласили, что иногда он предстаёт в образе раздражительного юноши с переменчивым нравом, иногда — в образе грациозного красавца, иногда превращается в очаровательную, но бессердечную обольстительницу, какие только образы ему не приписывают. Что же касается его истинной сущности, лишь по нескольким чертам можно узнать наверняка, что перед вами Хуа Чэн: красные одежды, растекающийся по воздуху запах крови и серебристые бабочки, что прячутся в рукавах и полах его одежд.

По поводу происхождения Хуа Чэна также бытовало несколько мнений. Кто-то считал, что он был от рождения одноглазым уродцем, с детства вдоволь настрадался, и потому возненавидел целый свет; кто-то был уверен, что Хуа Чэн в прошлом — молодой солдат, душа которого после смерти не смогла справиться со скорбью по погибшей родине; некоторые даже предполагали, что он просто сошёл с ума от боли, когда погибла его возлюбленная; имелись и те, кто считал его просто монстром. Самая же причудливая версия, по слухам — но лишь по слухам — такая, что Хуа Чэн в действительности был некогда вознесшимся небожителем. Вот только после вознесения он добровольно спрыгнул с Небес и в итоге опустился до демона. Однако подобный слух не являлся самым распространённым, никто не знал, правдив ли он, и верили в него немногие. Впрочем, если говорить начистоту, даже будь подобная версия правдой, в любом случае она воспринималась бы ложью. Ведь если кто-то в этом мире отказался от прекрасной жизни на Небесах ради демонического бытия, для Небесных чертогов это стало бы несмываемым позором. В целом, чем больше догадок строили люди, тем гуще становился нагоняемый ими туман.

Сами же небожители по-особенному страшились Хуа Чэна, и тому существовало множество причин. К примеру, его настрой было сложно предугадать: вот он кровожаден и бесчеловечен, а вот снова необыкновенно благороден и добр. Также причиной могло являться могущество и влияние Хуа Чэна в мире людей, ведь он имел великое множество последователей.

Всё верно, люди поклонялись божествам, вознося молитвы о благословении и защите от нападок нечисти, именно поэтому у небожителей имелось немало последователей. Хуа Чэн же являлся демоном, но, тем не менее, в мире людей ему поклонялись очень и очень многие, до такой степени, что сила его превосходила некоторых небожителей.

О причине тому невозможно не рассказать подробнее. Едва явив себя миру, Хуа Чэн прославился, совершив следующий поступок.

Он публично бросил вызов тридцати пяти небожителям Верхних Небес. Вызов заключался в следующем: с Богами Войны он пожелал состязаться в военном искусстве, с Богами Литературы — в искусстве ведения спора.

Из тридцати пяти небожителей тридцати трём вызов его показался до крайности смешным, но всё же Хуа Чэну удалось навлечь на себя их гнев, поэтому они приняли вызов и приготовились вместе показать ему, как следует себя вести приличному демону.

Вначале состязаться с ним стали Боги Войны.

Боги Войны считались самыми сильными бессмертными Небесных чертогов, каждый из них имел огромную армию последователей, а значит и магическая сила Богов Войны отличалась непревзойдённой мощью. Никто из них не испытывал и капли сомнения в победе над неопытным демонёнком. Однако полный разгром собственной армии в первой же битве стал для них огромной неожиданностью, одного лишь удара крайне необычной изогнутой сабли Хуа Чэна хватило, чтобы их войско разом обернулось пылью!

Лишь после окончания битвы все узнали, что Хуа Чэн — выходец с горы Тунлу^[24].

Гора Тунлу являлась вулканом, но это вовсе не самое важное, а самое важное то, что внутри горы был построен город под названием Гу^[25]. Его название вовсе не означало, что каждый в этом городе держит в своём доме ядовитую тварь. Сам город по своей природе и являлся огромным скоплением «ядовитых тварей».

Раз в сотню лет десятки тысяч демонов собирались здесь на кровопролитную битву, убивая друг друга, пока не останется лишь один, — тогда рождалась новая «ядовитая тварь». Чаще всего в итоге никому не удавалось спастись из той битвы, но стоило выжить хоть кому-то, он наверняка становился Князем Демонов, несущим хаос и разрушение миру. За последние несколько сотен лет из города Гу живыми вышли лишь двое, и оба они, как и следовало ожидать, стали Князьями Демонов, известными каждой семье и каждому дому в мире людей.

Одним из них оказался Хуа Чэн.

После того, как Боги Войны были разбиты в пух и прах, настал черёд Богов Литературы.

Небожители не смогли сравниться с ним в искусстве войны, но решили, что в искусстве споров наверняка смогут превзойти нахала.

Вышло как раз наоборот: победить не удалось. Хуа Чэн мог переспорить кого угодно на любую тему, касаемо и прошлого, и настоящего. Иногда он был вежлив, иногда резок, иногда упрямо доказывал свою точку зрения, иногда его меткие слова попадали в самую цель, иногда он и вовсе ударялся в софистику. И действительно, к его острым как бритва аргументам невозможно было придраться: блистая коварными речами и засыпая оппонентов богатыми цитатами, он с лёгкостью вводил слушателей в заблуждение. Опозорив нескольких Богов Литературы от земли до небес, от древности до настоящего времени, он довёл их до такой злости, что те плевались кровью до края заоблачных далей.

Хуа Чэн обрёл славу одной битвой.

Но одной победы не хватило бы, чтобы назвать его кошмаром всех небожителей. В ужас их повергло вот что: после победы Хуа Чэн потребовал сдержать слово, данное тридцатью тремя небожителями.

Перед началом битвы стороны заключили соглашение: в случае поражения Хуа Чэна он передаст им свой прах.

В случае поражения небожителей каждый из проигравших по собственной воле спрыгнет с Небес и впредь станет простым смертным. Если бы не безрассудное сумасбродство Хуа Чэна, не его решительная настойчивость на подобной ставке и не абсолютная уверенность тридцати трёх небожителей в собственной непобедимости, они бы ни за что не согласились принять вызов.

Поэтому никто из небожителей по своей воле не стал выполнять обещанное. Нарушение клятвы было делом довольно постыдным, однако, если подумать, каждый из тридцати трёх небожителей потерпел поражение, и если одному позор казался нестерпимым, то всеобщее унижение и унижением-то трудно было назвать; можно было даже объединиться и, напротив, осмеять противника. Потому, придя к молчаливому согласию, все небожители притворились, что никакого обещания не давали. Всё равно людская память слишком коротка, всего через пятьдесят лет вряд ли кто-то вспомнит об этом.

Этот момент небожители просчитали, надо сказать, довольно слаженно. Ошиблись лишь в одном: провести Хуа Чэна оказалось не так просто.

Не можете исполнить обещанное? Прекрасно, он не откажет в помощи.

Так и вышло, что Хуа Чэн сжёг дотла все храмы и монастыри, построенные людьми в честь тридцати трёх небожителей.

Это и был самый страшный кошмар, при одном упоминании о котором лица всех бессмертных божеств слегка подёргивались — «Демон в красном сжигает храмы тридцати трёх Богов Войны и Литературы».

Самый мощный источник магической силы небожителя — его монастыри и последователи, верующие в него. Если не станет храмов, где же последователи станут возносить свои молитвы? И где они станут возжигать благовония? Разрушение храмов стало огромным ударом для каждого небожителя, ведь чтобы построить новые, потребуется по меньшей мере сотня лет, и ещё неизвестно, удастся ли достичь прежнего величия. В действительности подобное являлось катастрофой более страшной, чем провал во время столкновения с Небесной карой. У более сильных божеств имелось свыше тысячи монастырей, у более слабых — свыше сотни, всего получалось не менее десятка тысяч. Хуа Чэн сжёг их все за одну ночь. Никому не известно, каким образом ему удалось сотворить подобное, но всё же удалось.

Казалось, он не остановится ни перед каким злодейством.

Небожители стали плакаться Цзюнь У, но только и Владыка ничего не мог поделать. Ведь небожители сами приняли вызов, и обещание принесли тоже сами, к тому же, Хуа Чэн оказался весьма хитёр: он лишь сжигал храмы, не трогая людей, можно сказать, вырыл бессмертным яму, предлагая в неё спрыгнуть. А небожители сами выкопали себе яму ещё глубже, а затем прыгнули в неё, и предпринимать что-либо было уже поздно.

Изначально тридцать три небожителя пожелали одолеть зарвавшегося демона на глазах у всех смертных Поднебесной, поэтому в качестве места сражения были избраны сновидения множества представителей правящей элиты мира людей. Целью являлась демонстрация собственной божественной мощи перед высокопоставленными верующими, однако всё повернулось иначе: князья, чиновники и аристократы узрели, как Хуа Чэн разгромил армию божеств. Пробудившись ото сна, многие знатные чины перестали поклоняться богам и начали возносить молитвы демону. А тридцать три небожителя, потеряв свои монастыри и последователей, постепенно канули в забытье, лишь вознесением следующего поколения удалось восполнить эту огромную потерю.

С тех пор множество обитателей Небесных чертогов приходят в ужас лишь при упоминании имени «Хуа Чэн», даже от слов о красных одеждах и серебристых бабочках у них волосы встают дыбом от страха. Некоторые боятся навлечь на себя его гнев, в ужасе представляя, что он придёт бросить им вызов, а затем сожжёт дотла их храмы; некоторые не могут пойти против него, поскольку в его руках находятся кое-какие неприятные сведения о них; многим также приходится нередко обращаться за помощью к Хуа Чэну, просить его о содействии кое в каких делах, поскольку в мире людей тот обладает немалым влиянием. Спустя время это привело к тому, что многие небожители стали испытывать к Хуа Чэну неоднозначные чувства, в какой-то степени даже преклоняться перед ним.

Поэтому среди Небесных чертогов его и ненавидели, и боялись, и уважали.

А теми двумя Богами Войны из тридцати пяти, кто не принял вызов Хуа Чэна, оказались генерал Сюаньчжэнь, Му Цин и генерал Наньян, Фэн Синь.

Тогда они не приняли вызов вовсе не потому, что испугались, а всего лишь по той причине, что совершенно не признавали его своим противником. Им показалось бессмысленным принимать подобный вызов, потому оба отказались, не представляя, что всё обернётся большой удачей для них самих. Однако не получив от них согласия на бой, Хуа Чэн не забыл этих двоих, множество раз он задирал их во время патрулей на Празднике призраков^[26], и после нескольких существенных стычек у обоих генералов остались глубочайшие тёмные воспоминания о свирепых и яростных серебристых бабочках.

Когда рассказ дошёл до этого момента, голова Се Ляня заполнилась пронизанными светом серебристыми бабочками, радостно кружащимися вокруг него. Не в силах связать их с угрожающей картиной, которую рисовали слухи, он не удержался от мысли: «Неужели эти серебристые малютки настолько ужасны? Вовсе нет… очень даже милые».

 

Наряд краснее клёна, кожа белее снега

Разумеется, Се Лянь ни за что не посмел бы произнести эти мысли вслух. Но теперь разительная перемена в лице Нань Фэна и Фу Яо при упоминании серебристых бабочек перестала удивлять его. По всей видимости, младшие небожители вместе со своими генералами хлебнули лиха в битве с теми самыми бабочками.

Один из небожителей спросил:

— Ваше Высочество, когда вы встретились с Хуа Чэном, он… он… он с вами что-то сделал?

Судя по тону, вопрос более походил на «У вас теперь не хватает руки или ноги?»

Се Лянь ответил:

— Ровным счётом ничего, он лишь… — Здесь принц запнулся, не в силах подобрать нужные слова, про себя рассуждая: «Лишь — что? Не могу же я рассказать, что он помог мне выбраться из паланкина и всю дорогу держал меня за руку». Помолчав, Се Лянь всё же продолжил: — Лишь разломал сигнальный артефакт магической ловушки, выставленной Сюань Цзи на горе Юйцзюнь, и провёл меня к храму Мингуана.

Небожители довольно долгое время молчали, обуреваемые сомнениями, размышляя каждый о своём, затем всё-таки кто-то из них молвил:

— Уважаемые господа, есть ли у вас какие-либо измышления на этот счёт?

Даже по голосу Се Лянь мог представить, как небожители один за другим качают головой и разводят руками:

— Никаких измышлений, совершенно никаких!

— Понятия не имею, что он собирался сделать, это до невозможности странное поведение!

— Никогда и никто не мог постичь истинный смысл поступков Хуа Чэна…

Несмотря на то, что теперь Се Лянь получил полное представление о Хуа Чэне как о Князе Демонов, несущем хаос миру, он вовсе не казался принцу настолько ужасным. По правде говоря, Се Лянь даже считал, что Хуа Чэн в какой-то степени помог ему. В целом, обобщая факты, ему удалось вполне успешно исполнить первое задание возносящих молитвы, которое он получил по возвращении в Небесные чертоги.

Принцу заранее обещали, что все благодарности божествам за улаженное дело на горе Юйцзюнь пойдут на его алтарь. И поскольку тот чиновник из-за смерти дочери вспомнил о вознесении благодарностей довольно поздно, а благодарность его была окрашена печалью, количество собранных добродетелей неизбежно уменьшилось, но если кое-как, капля за каплей, собирать добродетели понемногу, то и до восьмисот восьмидесяти восьми десятков тысяч не так уж далеко. Се Лянь ощутил лёгкость в теле, словно только что рассчитался с долгами, его сердце стало чище безоблачного неба, а в душе он почувствовал себя так приятно, непринуждённо и спокойно, что решил и впредь стараться быть хорошим божеством.

И конечно, было бы очень кстати подружиться с другими небожителями. Обычно в духовной сети Верхних Небес царило спокойствие, но если появлялось какое-то срочное дело, даже здесь весь день наперебой шумели голоса. И если небожители пребывали в приятном расположении духа, либо находили что-либо заслуживающим интереса, они могли также поговорить об этом в духовной сети, обменяться парой в меру шуточных фраз. Даже не различая говорящих по голосу, принц мог молча слушать их разговоры. Но ведь не пристало вечно просто молчать, поэтому, наслушавшись вдоволь, он тоже принялся время от времени вставлять безобидные фразы:

— И в самом деле, весьма интересно.

— Сегодня прочитал прекрасное четверостишие, спешу поделиться им с господами.

— Спешу поделиться с господами очень действенным приёмом от боли в пояснице и в ногах.

Однако, к его огромному сожалению, каждый раз, когда он делился со всеми столь тщательно подобранной и весьма полезной для души и тела информацией, в духовной сети сразу же воцарялась мертвая тишина.

В конце концов, Линвэнь не выдержала и по секрету сообщила ему:

— Ваше Высочество, всё то, что вы посылаете в сеть духовного общения, конечно, весьма полезно, однако боюсь, что даже небожители старше вас на несколько сотен лет не стали бы посылать такое.

Её слова опечалили Се Ляня. В действительности, он ведь был далеко не самым старым среди небожителей, но почему же в их обществе он прямо-таки считался стариком, с которым не о чем поговорить? Возможно, причина крылась в слишком долгом отсутствии на Небесах, к тому же принц никогда не питал интереса к делам внешнего мира, будучи в этом смысле малосведущим. Здесь уже ничего не поделаешь, так что придётся смириться. Забросив идею подружиться с небожителями, принц перестал печалиться зря.

Однако существовала и другая проблема: до сих пор в мире людей не было построено ни единого нового храма в его честь. Или же был, но в Небесных чертогах его не обнаружили, и потому записей о нём нигде не хранилось. Надо сказать, что даже духи земли с грехом пополам да получают жертвоприношения, а Се Лянь, будучи истинным небожителем, вознесшимся восемьсот лет назад и после этого ещё дважды, на сегодня не имел ни одного храма и ни единого последователя, возносящего молитвы. Вот уж действительно, крайне неловкое положение.

Однако даже в таком случае краснели вместо него другие небожители, Се Лянь же считал, что всё не так уж плохо. К тому же, в один из дней ему в голову пришла чудесная мысль, которую принц незамедлительно озвучил:

— Раз уж никто не совершает подношений в мою честь, я ведь могу и сам совершить себе подношение.

На это никто не нашёл, что ответить.

Какому небожителю в голову может прийти совершать подношения самому себе?!

Если божество докатилось до подобного шага, о чём здесь ещё может идти речь?

Ну а Се Лянь давно привык к тому, что стоит ему открыть рот, всё вокруг погружается в гробовое молчание, к тому же принцу показалось, что подобный способ развлечения самого себя определённо весьма забавен; приняв решение, принц отправился в мир людей.

В этот раз он приземлился в небольшой горной деревушке под названием «деревня Водных каштанов».

Люди называли это место горной деревней, но на самом деле она располагалась на простом земляном холме. Взгляду Се Ляня предстали зелёные горы и изумрудные воды, непрерывно тянущиеся вдаль заливные рисовые поля и радующие глаз пейзажи, поэтому он подумал: «В этот раз я упал в довольно приятном месте». Осмотревшись получше, он заметил на склоне холма покосившийся ветхий домишко; поинтересовавшись у местных, принц получил ответ: «Это жилище заброшено, у него нет хозяина, лишь иногда забредают на ночлег бездомные скитальцы, живи — не хочу». Разве это не то, что нужно Се Ляню? Он сразу же отправился к домику.

Оказавшись внутри, принц заметил, что маленький деревянный домик лишь издали кажется очень ветхим, вблизи же выглядит ещё более ветхим. Из четырёх опорных столбов по углам домика два, похоже, прогнили до основания, одно дуновение ветра — и весь домишко наполнялся таким громким скрипом, что казалось, вот-вот развалится. И всё же домик не выходил за рамки приемлемого для Се Ляня; осмотревшись, принц начал прибираться внутри.

Жители деревни, заглянув внутрь и убедившись, что кто-то действительно вознамерился здесь жить, шумной толпой собрались поглазеть на чудака. Местные оказались весьма гостеприимными: они не только подарили ему метлу, но и, увидев, что он ужасно утомился уборкой, принесли целую корзину только что собранных водяных каштанов, уже очищенных, беленьких, нежных, сладких и сочных. Се Лянь, усевшись на пороге домика, съел все каштаны до одного, совершенно счастливый хлопнул в ладоши и твёрдо решил назвать это место монастырём Водных каштанов.

Внутри монастыря Водных каштанов уже стоял маленький столик, протереть его от пыли — и сойдёт за стол для подношений. Се Лянь трудился без устали, а местные зеваки, увидев, что юноша, оказывается, собрался переделать домик в небольшой монастырь, с ещё большим удивлением наперебой стали расспрашивать:

— Кому ты собираешься поклоняться в своём монастыре?

Се Лянь, кашлянув, ответил:

— Ну… это будет монастырь в честь наследного принца Сяньлэ.

На лицах людей отразилось непонимание.

— Это кто ещё такой?

— Я… я и сам не знаю. Кажется, его называют Его Высочество наследный принц.

— Ого, и чем он славится?

— Вроде как дарует благополучие и покой.

А ещё собирает мусор и всякую рухлядь.

Толпа снова с интересом спросила:

 — А этот Его Высочество наследный принц способен даровать богатство?!

Се Лянь подумал, что ему самому было бы неплохо рассчитаться с долгами, и потому мягко ответил:

— Очень жаль, но, кажется, нет.

Жители начали засыпать его советами:

— Лучше помолись Повелителю Вод, привлечёшь несметные богатства! Огонь благовоний в его честь несомненно достигнет Небес!

— Лучше тогда вознеси молитвы Совершенному Владыке Линвэню! Кто знает, может, тогда и в нашей деревушке родится чжуанъюань^[27]!

Какая-то девушка, смущаясь и краснея, робко проговорила:

— Ну… а нет ли в твоем монастыре… нет ли этого…

Се Лянь с улыбкой спросил:

— Которого?

— Генерала Огромного члена.

Се Лянь промолчал.

Если бы он и вправду построил храм в честь Цзюйяна, Фэн Синь, наверное, в тот же миг послал в него стрелу прямиком с Небес!

На скорую руку закончив с уборкой монастыря Водных каштанов, Се Лянь сообразил, что не хватает ещё палочек благовоний, бамбукового стаканчика для предсказания судьбы и множества других мелочей. Но вот о самом главном он позабыл совершенно — статуя божества. Закинув за спину свою шляпу, принц вышел за дверь. Кстати, двери тоже не хватало. Поразмыслив, Се Лянь решил, что домик явно нуждается в реставрации, поэтому оставил у входа табличку с надписью: «Монастырь находится в обветшалом состоянии. Люди добрые, посильные пожертвования и помощь в реставрации пойдёт в копилку ваших добродетелей».

Покинув монастырь, Се Лянь прошёл чуть меньше десятка ли и оказался в небольшом посёлке. Зачем же он пришёл туда? Конечно, за тем, чтобы заработать на пропитание, и потому занялся привычным делом.

Сказки и легенды гласят, что бессмертным божествам не требуется употреблять земную пищу, на самом же деле всё не так просто. Величайшие могущественные небожители действительно могут добывать необходимую им духовную силу прямо из солнечного света, дождя и росы. Но проблема в другом — могут-то они могут, вот только разве кому-то нравится заниматься этим без причины? С какой стати им так поступать?

Конечно, некоторые небожители из-за особого пути самосовершенствования должны хранить внутренние органы в чистоте — таким действительно запрещено прикасаться к тяжёлой пище простых смертных; если же они попробуют хоть каплю, то с ними случится то же, что происходит с людьми, проглотившими ядовитую или грязную еду, — небожителей замучает рвота и понос. Это вовсе не означает, что им нельзя есть совершенно ничего, небожители могут питаться волшебными плодами и магическими животными, которые выращивались в чистоте, обладают качеством продления жизни и эффектом усиления магической силы.

Се Лянь подобных проблем не ведал. На его шее была надета про́клятая канга, а значит, он ничем не отличался от простого смертного — мог есть всё, что ему вздумается, к тому же, из-за множества пережитых трудностей никакая пища не являлась для него отравой. Будь то пролежавшая целый месяц маньтоу или же покрывшееся зелёным пушком плесени пирожное — желудок принца мог вынести всё, что угодно. С таким потрясающим свойством организма Се Лянь, даже собирая мусор, можно сказать, жил не так уж плохо. Сравните: открытие монастыря требовало денежных затрат, собирание мусора же, напротив, приносило доход; в самом деле, выгоднее собирать мусор, чем вознестись на Небеса.

Незаурядные манеры и облик молодого и способного юноши являлись преимуществом во время собирания всяческой рухляди по домам простых людей, поэтому очень скоро Се Ляню удалось набрать целый мешок. На обратном пути он приметил телегу, запряжённую рыжим быком и нагруженную доверху снопами рисовой соломы, которую уже видел раньше в деревушке Водных каштанов. Се Лянь решил, что им, должно быть, по пути, поэтому спросил хозяина телеги, не подбросит ли тот его мимоходом в деревню. Старик приподнял подбородок, показывая, что тот может залезать, и Се Лянь, с мешком рухляди за спиной, уселся в телегу. Удобно устроившись, он заметил, что за высокой горой соломы уже кто-то есть.

Попутчик лежал за снопами, согнув левую ногу в колене, правую закинув сверху, и кажется, заложив руки за спину, словно на привале. Его расслабленная поза прямо-таки излучала беззаботное наслаждение, так что Се Лянь страшно ему позавидовал. Пара чёрных сапог плотно обхватывала длинные и прямые, как каллиграфическая кисть, ноги, услаждая взор. Се Лянь сразу вспомнил картину, которую имел возможность наблюдать из-под свадебного покрывала на горе Юйцзюнь, и не смог удержаться от того, чтобы посмотреть на сапоги подольше, дабы убедиться, что на них не висят серебряные цепочки. Не в состоянии рассмотреть, из кожи какого животного сделаны сапоги, принц подумал: «Наверное, молодой господин какого-то благородного рода сбежал из дома на прогулку».

Телега неторопливо плелась по дороге, мерно покачиваясь. Се Лянь, со своей шляпой на спине, вынул свиток, который взял с собой для чтения. Принц никогда не питал интереса к новостям, распространяющимся вокруг, но из-за нескольких случаев, когда вместо ответа на вопрос его одаривали гробовой тишиной, Се Лянь всё-таки решил хоть немного наверстать упущенное. Телега качалась уже довольно долго, когда по пути им попался кленовый лес. Подняв голову и оглядевшись, Се Лянь увидел густые волны полей и яркое пламя клёнов, отчего горный пейзаж становился особенно чарующим. Прибавить к этому пьянящий свежий запах скошенной травы — и принц, не сдержавшись, замер, любуясь красотой вокруг.

В земной юности он занимался самосовершенствованием в монастыре Хуанцзи, построенном в горах, покрытых диким кленовым лесом, сверкающим, словно золото, горящим, словно пламя. И в таком месте, как это, трудно было удержаться от воспоминаний. Погрузившись в созерцание, принц лишь через некоторое время вновь склонил голову над свитком.

Развернув свиток и бросив взгляд на первую же строчку, он прочитал:

«Наследный принц Сяньлэ, вознесшийся трижды. Бог Войны, дух поветрия, мусорный бог».

Се Лянь вслух произнёс:

— Что ж, если хорошенько подумать, между богом мусора и Богом Войны разница не так уж велика. Все божества равны, как равны и все живые существа.

В тот же миг за его спиной раздался лёгкий смешок, затем вопрос:

— Серьёзно?

Юноша лениво возразил словам Се Ляня:

— Конечно, людям нравится говорить, что все божества равны, и все живые существа равны. Но если бы всё таковым и являлось, никаких богов и бессмертных не существовало бы в природе.

Голос раздавался из-за копны соломы. Се Лянь обернулся и увидел, что юноша по-прежнему лениво возлежит на телеге, не собираясь подниматься: видимо, просто решил мимоходом вставить пару слов.

Принц расплылся в улыбке.

— Твои слова не лишены разумного зерна.

Вновь отвернувшись, он продолжил читать, снизу значилось:

«Многие верят, что рукописи наследного принца Сяньлэ или картины с его изображением, как духа поветрия, обладают свойствами проклятия. Если налепить их кому-то на спину или на двери дома, это повлечет за собой бесконечные неудачи данного человека или данного рода».

Опираясь на подобное описание, было довольно трудным определить, о ком идет речь — о божестве или же о демоне.

Се Лянь покачал головой, больше не в силах читать такое про себя самого; он решил, что сначала всё-таки лучше ознакомиться с современными небожителями, дабы избежать неразберихи, кто есть кто, а заодно и нарушения этикета при встрече. Вспомнив недавние слова жителей деревни о Повелителе Вод, принц перевернул страницы в поисках его описания и нашёл следующее:

«Повелитель Вод Уду. Управляет водным пространством, а по совместительству богатством и процветанием. Многие торговцы и купцы держат в своих домах и лавках статую Повелителя Вод, вознося ему молитвы о процветании и удаче в делах».

Се Ляню это показалось странным, и он задал сам себе вопрос:

— Он ведь водное божество, почему же вдруг стал управлять богатством и процветанием?

В ответ ему из-за копны соломы вновь раздался голос юноши:

— Караваны и бродячие торговцы перевозят свой товар в основном по воде, поэтому перед тем, как отправиться в путь, они возжигают самые дорогие благовония в храме Повелителя Вод, молятся о благополучной дороге, обещают по возвращении сделать то-то и то-то в его честь. Поскольку это продолжается уже довольно долго, Повелитель Вод постепенно стал ответственным и за удачу в денежных делах.

А вот это уже было сказано специально в ответ на вопрос принца. Се Лянь повернулся и спросил:

— Вот оно что? Интересно. Наверняка этот Повелитель Вод очень могущественный небожитель.

Юноша насмешливо произнёс:

— Ага, Водяной самодур.

По его тону Се Лянь догадался, что юноша не очень-то уважительно относится к Повелителю Вод, ведь его слова совсем не звучали хвалебными речами.

— Что значит — Водяной самодур? — поинтересовался принц.

Юноша неторопливо пояснил:

— Лодка ведь идет по реке, но пропустить её или нет, решает именно он. Если не помолишься ему, лодка перевернётся, разве это не самодурство? Отсюда и прозвище — Водяной самодур. Смысл почти тот же, что у генерала Огромного члена и генерала, подметающего пол.

Небожители, имеющие звучную репутацию и громкую славу, почти всегда получали несколько шутливых прозвищ в мире людей и Небесных чертогах, как, например, Се Ляня называли посмешищем трёх миров, прославленным чудаком, ходячим несчастьем, бездомным псом, кхэ-кхэ-кхэм, и тому подобным. Часто называть небожителя его прозвищем считалось весьма неприличным, к примеру, если бы кто-нибудь посмел перед лицом самого Му Цина назвать его «генералом, подметающим пол», Бог Войны непременно пришёл бы в ярость. Се Лянь, запомнив, как Повелителя Вод называть не следует, произнёс:

— Так вот в чём дело, благодарю за разъяснение. — Принц было замолчал, но манера юноши вести беседу показалась ему забавной, поэтому он снова спросил: — Уважаемый друг, ты так молод, однако знания твои весьма обширны.

На что юноша ответил:

— Вовсе нет. Просто нечем заняться. На досуге читал, что попадётся на глаза, вот и всё.

В мире людей всюду можно раздобыть книжки и свитки с мифами и легендами, в которых рассказывались истории о божествах и демонах: и длинные, о благодеяниях и злодеяниях, и короткие, о сущих пустяках. Среди этих историй существовали и правдивые, и совершеннейшие выдумки. Нет ничего удивительного в том, что юноша знал о них так много.

Се Лянь отложил свиток и спросил:

— В таком случае, уважаемый друг, если тебе известно так много о божествах, знаешь ли ты что-нибудь о демонах?

— О ком именно?

— О Собирателе цветов под кровавым дождём, Хуа Чэне.

Юноша низко усмехнулся и наконец сел. Стоило ему повернуться, перед глазами Се Ляня внезапно сверкнули яркие краски.

На вид мальчишке было не больше семнадцати лет, его красные одежды могли соперничать в яркости даже с листьями клёна, а кожа белела, словно снег; на принца искоса смотрели смеющиеся, яркие, словно звёзды, глаза; юноша отличался исключительной красотой, смешанной с необъяснимо неудержимым нравом во взгляде; чёрные волосы были завязаны в свободный пучок, несколько прядей торчали в стороны, создавая весьма небрежный образ.

Телега как раз проезжала через пламенеющий огненно-красным цветом кленовый лес, кленовые листья танцевали в воздухе, и один листок упал прямо на плечо юноши. Он осторожно подул, сдувая лист с плеча, лишь после взглянул на Се Ляня и с улыбкой, которая то исчезала, то появлялась, произнёс:

— Что ты хочешь узнать? Спрашивай, не стесняйся.

В шутливом взгляде юноши сквозило абсолютное спокойствие всезнающего мудреца. Да и голос, несмотря на юношеский тон, звучал немного ниже, чем у сверстников, чем весьма привлекал внимание собеседника. Се Лянь оправил полы одежд, с серьёзным видом выпрямился, поразмыслил немного и задал вопрос:

— Собиратель цветов под кровавым дождём — это прозвище рисует весьма поразительные картины. Уважаемый друг, можешь ли ты поведать мне о его происхождении?

Дабы выразить уважение к юноше, Се Лянь не стал называть его «дружком», как было принято обращаться к детям. Юноша небрежно сел, оперевшись локтём о согнутое колено, поправил рукава цзяньсю^[28] и безразличным тоном ответил:

— Ничего особенного в его происхождении нет. Хуа Чэн всего лишь однажды разворошил гнездо одного демона, залив всю его гору кровавым дождём. Уже уходя, он заметил у края дороги цветок и заслонил его зонтом, чтобы нежные лепестки не побило каплями крови.

Се Лянь, представив эту картину, словно наяву ощутил запах крови в воздухе, но вместе с тем и невыразимо связанное с этим событием утончённое изящество. Затем, вспомнив легенду о демоне в красном, сжигающем храмы тридцати трёх богов, с улыбкой спросил:

— Этот Хуа Чэн постоянно ввязывается в драки, где бы ни находился?

— Вовсе не постоянно, по настроению.

— Каким человеком он был в миру?

— Наверняка не очень-то приятным.

— Как он выглядит?

Юноша поднял взгляд на принца, склонил голову на бок, поднялся, подвинулся к Се Ляню и уселся рядом.

— А как, на твой взгляд, он должен выглядеть?

Вблизи юноша казался ещё более очаровательным, к тому же его очарование обладало скрытой долей агрессии, словно меч, покинувший ножны, настолько ослепительный, что никто не осмеливался взглянуть на него в упор. Встретившись с ним взглядом всего на мгновение, Се Лянь тоже не смог устоять. Слегка повернув голову в сторону, он ответил:

— Раз уж это великий Князь Демонов, думается мне, у него в запасе имеется множество образов, которые он может менять на своё усмотрение.

Увидев, что Се Лянь отвернулся, юноша вскинул бровь.

— Гм. Но ведь порой он принимает настоящий облик. Мы, разумеется, говорим о его истинном обличии.

Возможно, это было ложное ощущение, но Се Ляню показалось, что расстояние между ними увеличилось, поэтому принц решил вновь повернуться к юноше лицом.

— В таком случае я склонен думать, что в истинном обличии он, возможно, похож на такого юношу, как ты.

Юноша слегка приподнял уголки губ.

— С чего ты так решил?

— Ни с чего. Ты ведь просто так спросил, а я просто так ответил. Всё происходит без причины, не более того.

Юноша громко рассмеялся.

— Ну а если это не так? Кстати, он слеп на один глаз. — Указав на свой правый глаз, он уточнил: — Вот этот.

Подобное предположение вовсе не являлось редкостью, Се Лянь и раньше уже слышал о нём. В нескольких версиях легенды о Хуа Чэне демон носил на правом глазу чёрную повязку, закрывающую пустую глазницу. Принц спросил:

— Так ты, вероятно, знаешь, что стало с его глазом?

— Ага, на этот вопрос очень многие желают получить ответ.

Другие любопытствующие, по какой причине Хуа Чэн потерял глаз, в действительности желали узнать, в чём его слабое место. Се Лянь же спрашивал потому, что просто хотел знать. Принц не успел сказать ни слова, как юноша уже ответил:

— Он сам вырвал себе глаз.

Се Лянь так и застыл с вопросом:

— Почему?

— Впал в безумство.

Обезумел до такой степени, что вырвал собственный глаз? Интерес Се Ляня к этому Князю Демонов в красном, Собирателю цветов под кровавым дождём, становился всё сильнее. Принц, разумеется, догадывался, что истинная причина была намного сложнее, чем просто безумие, однако раз уж собеседник дал подобный ответ, вероятно, он и сам не знает подробностей дела.

Се Лянь продолжал спрашивать:

— Есть ли у Хуа Чэна слабое место?

Принц вовсе не ожидал ответа на свой вопрос, просто спросил по ходу беседы. Ведь если бы слабое место Хуа Чэна можно было узнать столь легко, он бы не был Хуа Чэном.

К его удивлению, юноша сказал, совершенно не задумываясь:

— Прах.

Тот, кто раздобыл прах демона, получал и полный контроль над ним. Ну а в том случае, если демон не подчинялся, прах можно было уничтожить, тем самым уничтожив душу и тело демона, это общеизвестная истина. Однако применимо к Хуа Чэну она не имела настолько большого значения. Поэтому Се Лянь с улыбкой произнёс:

— Боюсь, что в мире нет героя, способного заполучить его прах. Подобную слабость и слабостью-то назвать нельзя.

Юноша возразил:

— Вовсе не обязательно. В определённых обстоятельствах демон может отдать прах по собственной инициативе.

— Например, как в тот раз, когда он заключил соглашение с тридцатью тремя небожителями и поставил на карту свой прах?

Юноша насмешливо заметил:

— Да разве он мог?

Он не договорил до конца, но Се Лянь услышал в его тоне: юноша был уверен, что Хуа Чэн не мог проиграть. Затем юноша продолжил:

— В мире демонов существует обычай. Если демон остановит на ком-нибудь свой выбор, тогда он может доверить свой прах в руки этого человека.

В действительности для демона это означало вручить кому-то другому свою жизнь. Настолько глубокое чувство доверия могло означать лишь искреннюю привязанность. Се Лянь с интересом спросил:

— Неужели и в мире демонов существует обычай, связанный с такими искренними и открытыми чувствами?

— Существует. Но пока ни один не решился его исполнить.

Се Лянь предполагал нечто подобное. На этом свете не только демоны могли обманывать людей, но и людской род нередко водил демонов за нос; наверняка случалось, что люди использовали доверчивых демонов в своих целях и не раз предавали их. Принц заметил:

— Если кто-то, ослеплённый чувствами, вот так отдаёт всего себя, а в итоге его прах развеивают по ветру… и впрямь печальный исход.

Однако юноша, вопреки словам Се Ляня, рассмеялся.

— Чего страшиться? Если бы это был я, то спокойно отдал бы прах, захочет этот человек уничтожить его или же просто поиграть, пересыпая в ладонях, какая мне разница?

Се Лянь так и расплылся в улыбке, а затем внезапно вспомнил, что он всё ещё не узнал имени собеседника, даром что проговорил с ним уже так долго.

— Уважаемый друг, как я могу тебя называть?

Юноша приставил руку ко лбу, прикрывая глаза от красных, словно вино, предзакатных лучей, и зажмурился, будто не слишком любил солнечный свет.

— Меня? В семье я третий по счёту, так что все зовут меня Сань Лан^[29].

Юноша не сказал ему своего имени, и Се Лянь не стал спрашивать, вместо этого представился сам:

— Мой фамильный знак — Се, имя состоит из одного иероглифа Лянь. Позволь узнать, не направляешься ли ты в деревушку Водных каштанов, как и я?

Сань Лан откинулся назад, оперевшись о соломенный стог, закинул руки за голову, а ноги положил одна на другую.

— Не знаю. Я иду, куда глаза глядят.

Расслышав в его словах скрытую причину, Се Лянь спросил:

— Что-то произошло?

Сань Лан кивнул и произнёс, растягивая слова:

— Поругался с домашними, меня и выгнали. Я давно скитаюсь, пойти мне некуда. Сегодня от голода я свалился на дороге без сознания, так что пришлось найти место, чтобы передохнуть.

Одет юноша был довольно небрежно, но при этом одеяния его явно были сделаны из материала высшего качества; прибавить к этому изысканную манеру общения, а также ежедневное безделье и ещё некоторые мелочи, и всё стало ясно. Се Лянь давно догадался, что юноша являлся молодым господином из богатой и знатной семьи, который всего лишь сбежал из дома в поисках развлечений. Но если юноша, с детства привыкший к роскоши, так надолго покинул дом в одиночку, в пути ему наверняка пришлось испытать немало невзгод, об этом Се Лянь, как никто другой, имел глубочайшее представление. Услышав, что юноша голоден, принц порылся в дорожном узелке и вынул маньтоу, про себя возрадовавшись, что она ещё не засохла, и спросил юношу:

— Будешь?

Тот кивнул, и Се Лянь протянул маньтоу ему. Сань Лан, глядя на него, спросил:

— У тебя больше нет?

— Ничего страшного, я не очень голоден.

Тогда Сань Лан отвел от себя его руку с маньтоу.

— Я тоже пока держусь.

Се Ляню пришлось взять маньтоу и разломить пополам, затем протянуть юноше одну часть со словами:

— Тогда половину — тебе, половину — мне.

Лишь после этого Сань Лан согласился принять еду и принялся жевать. Сидящий рядом и поедающий маньтоу юноша выглядел немного ершистым, так что Се Ляню всё время казалось, будто он чем-то обидел паренька.

Телега неторопливо тащилась по склонам и подъёмам горной тропы, солнце постепенно зашло за западный край неба, а они всё продолжали беседу. И чем дольше они говорили, тем более странным Се Ляню казался этот юноша. Он был совсем молод, но при этом и в манерах, и в словах чувствовалось лёгкое пренебрежение и вольготность, словно не было ни на земле, ни на небесах ничего такого, чего он бы не знал и что могло бы его смутить. Поэтому Се Ляню казалось, что юноша слишком многое понимает и умён не по годам. И всё же иногда в его поведении проскальзывали нотки юношеского интереса. Когда принц заявил, что является главой монастыря Водных каштанов, юноша сразу же спросил:

— Монастырь Водных каштанов? Звучит, словно в нём можно до отвала наесться водяных каштанов. Мне нравится. Кому в нём поклоняются?

Вновь услышав вопрос, от которого голова становилась тяжёлой, Се Лянь кашлянул и ответил:

— Наследному принцу Сяньлэ. Ты, наверное, о нём и не слышал.

Юноша мимолётно улыбнулся, но так и не успел ничего сказать, когда телега внезапно подскочила.

Оба пассажира вместе с ней покачнулись, и Се Лянь, беспокоясь, что юноша может свалиться с телеги, резким движением протянул руку, чтобы поддержать его. Однако к удивлению принца, стоило ему дотронуться до Сань Лана, тот резко отбросил его руку в сторону, словно обжегшись обо что-то ужасно горячее.

И хотя выражение лица паренька лишь немного изменилось, Се Лянь почувствовал это, и подумал: «Неужели я в самом деле настолько противен ему?» Но ведь всю дорогу они беседовали с таким удовольствием… Однако сейчас было не время размышлять об этом. Се Лянь поднялся и крикнул хозяину телеги:

— Что случилось?

Старик, погоняющий быка, спросил:

— Я и сам не понял, в чём дело! Рыжый старина, что же ты остановился? Ну, пошёл!

Солнце уже опустилось за гору, наступили сумерки, а поскольку телега ехала через горный лесок, вокруг не осталось ни единого источника света. Старый рыжий бык встал как вкопанный, изо всех сил упираясь и не желая идти дальше, как бы ни подгонял его старик; животное то и дело мычало, глядя себе под ноги, и мотало хвостом, словно плёткой. Се Ляню происходящее показалось странным, он как раз собирался спрыгнуть с телеги, как вдруг старик, указывая пальцем вперёд, громко завопил.

Впереди на горной тропе показался целый рой зелёных огней, они тускло моргали, качаясь то в одну сторону, то в другую. К путникам медленно приближалась толпа людей в белом, которые держали в руках свои головы.

При виде незваных гостей Се Лянь вскрикнул:

— Щит!

Жое слетела с его запястья, закружилась вокруг телеги и повисла в воздухе белым кольцом, защищая троих людей и животное. Се Лянь, повернувшись к старику, спросил:

— Какой сегодня день?

Старик не успел и рта раскрыть, как юноша за спиной принца ответил:

— Пятнадцатый, седьмого месяца.

Седьмая полная луна открывает врата мира демонов. Се Лянь не взглянул на календарь, выходя за порог, и попал как раз на Праздник призраков!

Голос его сделался серьёзным:

— Никому не разбегаться. Сегодня день встречи с нечистью. Если собьёмся с пути, назад уже не воротимся.

 

Толпа людей в белом при ближайшем рассмотрении оказалась группой узников в тюремной робе, однако не совсем обычных — ни у кого из них на плечах не было головы, зато каждый держал свою голову в руках. Судя по всему, это были преступники, казнённые обезглавливанием. Прижимая головы к груди и неустанно переговариваясь, они медленно приближались к телеге.

Се Лянь тихо наказал двоим спутникам:

— Когда они подойдут ближе, ни в коем случае не кричите.

Сань Лан, склонив голову на бок, спросил:

— Ого, гэгэ, а ты, оказывается, владеешь чудесными способностями?

В его голосе послышался неподдельный интерес, но Се Лянь ответил:

— Чудесные способности — слишком громко сказано, так, кое-что умею. Сейчас они не могут нас увидеть, но подойдут поближе — и это может не сработать.

Старый погонщик телеги, увидев белую шёлковую ленту, которая сама по себе повисла в воздухе, вытаращил глаза от испуга, а безголовые узники напугали его до такой степени, что он едва не грохнулся в обморок, поэтому бедняга замотал головой и в ужасе затараторил:

— Нет, нет! Боюсь, я не смогу молчать! Даочжан, что же нам тогда делать?!

Се Лянь, выдержав паузу, произнёс:

— Ну, вообще-то есть один способ. Прошу меня извинить.

Принц быстрым движением нажал какую-то точку на спине старика, и тот немедленно погрузился в забытье, навалившись на телегу. Се Лянь аккуратно уложил старика на дно телеги, сам сел на место погонщика, как вдруг ощутил позади странное движение. Обернувшись, он увидел Сань Лана, который пристроился у него за спиной. Се Лянь спросил:

— С тобой всё в порядке?

Сань Лан, подперев подбородок рукой, ответил:

— Всё в порядке. Просто я испугался.

В голосе юноши не было слышно и тени испуга, но Се Лянь всё-таки решил его успокоить:

— Не стоит бояться. Пока ты за моей спиной, никакое чудище не посмеет тебя тронуть.

Юноша улыбнулся, ничего не ответив на это, но Се Лянь вдруг заметил, что тот пристально смотрит на него. Спустя мгновение до принца, наконец, дошло, что внимание юноши привлекла про́клятая канга на его шее.

Канга опоясывала шею Се Ляня чёрным ожерельем, скрыть её было невозможно, к тому же она неизбежно вызывала у наблюдателя неприятные ассоциации. Се Лянь аккуратно потянул за воротник, понимая, впрочем, что им ничего не закроешь.

Вокруг было слишком темно, чтобы разглядеть выражение лица юноши. Се Лянь взял поводья и тихим голосом успокоил напуганное животное. Призраки узников приблизились к телеге, собираясь пройти мимо, но всё же ощутили, что посреди дороги что-то загораживает дальнейший путь. От них послышались громкие грубые возмущения:

— Это что за шутки?! Почему нельзя пройти!

— В самом деле! Никак не пройти! Это козни нечисти!

— Что за ерунда, да ведь мы и сами — нечисть, кто может строить нам козни?

Се Ляню с трудом удалось уговорить быка сдвинуться с места, чтобы пройти мимо безголовых узников. Представшая перед ним картина с мертвецами, держащими в руках свои переругивающиеся головы, показалась ему невероятно смешной. Некоторые призраки недовольно жаловались:

— Эй, ты, случаем, ничего не напутал? Кажись, то тело, которое держит твою голову, — моё!

— Да это твоё тело перепутало головы!

— Меняйтесь уже скорее, вы двое…

— Почему у тебя голова так неровно отрублена?

— Ой, не спрашивай. Палач попался новичок, отрубил мне голову лишь на шестой раз, я чуть было не решил, что он делает это нарочно.

— Просто твоя родня ему не приплатила. В следующий раз не забудь немного дать на лапу, тогда первый же удар прервёт страдания.

— Да какой ещё следующий раз!

 

 

Полная луна седьмого месяца знаменовала середину года, а также величайший праздник мира демонов. В этот день открывались призрачные врата, и вся нечисть, которая обыкновенно прячется во тьме, вырывалась в мир людей безудержной ликующей волной. Живым людям надлежало всячески избегать встречи с ней, в особенности с наступлением ночи — тогда наилучшим решением являлось запереть двери и никуда не выходить. А стоит выйти за порог — шансов наткнуться на чудищ из мира демонов становилось в разы больше, чем в обычные дни. Се Лянь был настолько везуч, что у него и вода застревала в зубах; даже обрядившись в монашеские одежды, он сталкивался с призраками, как это и произошло на сей раз. Со всех сторон повозку окружили плывущие по воздуху тускло-зелёные блуждающие огоньки, множество призрачных душ пытались угнаться за ними. Некоторые же призраки, одетые в саваны, напротив, без всякого выражения что-то бормоча себе под нос, садились в круг и, протягивая руки, собирали бумажные деньги и слитки, а также другие подношения, которые жгли для них потомки.

Представшее взору путников зрелище можно было смело назвать разгулом нечистой силы. Се Лянь продвигался вперёд сквозь самую гущу событий, клятвенно обещая себе впредь всегда сверяться с календарём перед тем как выйти за порог.

Как вдруг раздался истошный крик, словно кто-то зарезал живую курицу:

— Беда! Беда! Мёртвых убивают!

Крики эти до ужаса перепугали толпу нечисти:

— Где? Где? Где мертвых убивают?!

Вновь послышался голос только что кричавшего призрака:

— Страх-то какой! Вон там я увидел множество разбитых блуждающих огней, прямо вдребезги, с неимоверной жестокостью!

— Разбитых вдребезги? Но ведь это всё равно что растерзать в клочья трупы! И впрямь, ужасно жестоко!

— Кто мог сотворить подобное? Ведь не может быть… чтобы среди нас затесался какой-нибудь сведущий в магии монах?!

Раздались нестройные голоса безголовых узников:

— А ведь верно, только что на дороге нам преградило путь неизвестное препятствие. Неужели то и был…

— Где? Где?

— Да вон там!

Се Лянь подумал «плохо дело». В следующий миг огромная толпа чудищ, призраков и демонов окружила телегу с быком, лица их скривились в отвращении, раздалось злобное шипение:

— Я слышу запах пышущей жаром энергии Ян…

Теперь им не спрятаться!

Живому человеку нарываться на такую огромную толпу нечисти в Праздник призраков было бы в крайней степени неразумно, и конечно, Се Ляню бы никогда не пришло в голову затевать ссору со всей этой шайкой.

Схватив поводья, он крикнул:

— Пошёл!

Старый бык, до смерти напуганный, уже давно беспокойно рыл землю копытами, а услышав крик, так и вовсе тотчас же сорвался с места вместе с телегой, словно в приступе бешенства. Се Лянь только и успел, что притянуть к себе юношу, сидящего сзади, да предупредить:

— Держись крепче!

Жое вернулась в руки Се Ляня, попутно расчищая путь для бегства; ставшая видимой телега прорвалась сквозь рой блуждающих огней, а за спинами беглецов раздались отвратительные крики чудовищных призраков без рук и без ног, с торчащими клыками и синими мордами:

— Это и вправду монах!!! Проклятый монах, тебе жить надоело?!

— Живой человек посмел вмешаться в наше празднество, так не плачься теперь — сам напросился!

— За ним!

Одной рукой сжимая поводья, Се Лянь вынул откуда-то пригоршню талисманов и бросил за спину с криком:

— Связать!

То был довольно эффективный способ помешать погоне — талисман, замедляющий шаг; позади раздалось несколько глухих ударов, каждый из которых означал появление препятствия на пути нечисти, которое сможет на какое-то время задержать их. Но лишь на какое-то время. Даже таким количеством талисманов можно было выиграть самое большее — четверть часа. Се Лянь как угорелый гнал быка во весь опор по горной тропе, пока внезапно не раздался его крик:

— Стой…!

Оказалось, что бык притащил телегу к развилке, и Се Лянь, увидев чернеющие впереди две горные тропы, немедленно дёрнул поводья.

Здесь нужно проявить крайнюю осторожность!

В день Праздника призраков путники могли обнаружить под ногами дорогу, которой раньше не существовало вовсе. На неё живому человеку нельзя ступать ни в коем случае. А уж если случайно свернуть не туда, попадёшь во владения мира демонов, и при всём желании вернуться обратный путь станет крайне нелёгким делом!

Се Лянь оказался в этих местах впервые, поэтому не различал, какая из горных тропинок верная. Тогда ему вспомнилось, что кроме мешка с рухлядью он нёс из поселка кое-какую мелочь, среди которой оказался бамбуковый стаканчик для предсказания судьбы^[30].

Решив узнать верную дорогу с помощью стаканчика, Се Лянь перевернул его и начал трясти в руках, приговаривая:

— С благословением небожителей никакие запреты не ведомы! Небесам известны все пути, по какому мне пойти? Первая палочка — левая, вторая палочка — правая! Какую тропу палочка укажет, туда и путь наш ляжет!

Едва он это произнёс — тук-тук! — из стакана выпало две палочки. Подобрав обе, Се Лянь помрачнел.

Неудачная палочка, дурной знак!

Обе палочки оказались неудачными — значит, обе тропы таили в себе опасность, какую ни выбери, всё одно — смерть!

От безысходности Се Лянь вновь схватился за стакан обеими руками и затряс ещё сильнее:

— Стаканчик, стаканчик, мы ведь с тобой сегодня впервые повстречались, ну зачем ты так безжалостен ко мне? Давай-ка ещё разок, окажи любезность!

И снова, стоило ему замолчать — тук-тук! — выпало ещё две палочки. Вот только как ни посмотри, а всё равно обе неудачные, знамение большой беды!

Внезапно Се Лянь услышал рядом голос Сань Лана:

— Может, дашь мне попробовать?

Всё равно хуже уже быть не могло, поэтому Се Лянь протянул стакан с палочками юноше. Сань Лан одной рукой взял стакан, небрежно встряхнул, и тут же выпало две палочки, которые он, не глядя, поднял и протянул Се Ляню. Принц, взглянув на палочки и обнаружив, что обе оказались удачными, не смог сдержать изумления, и вот почему: его собственное невезение разрослось до таких размеров, что зачастую накрывало даже тех, кто находился рядом. Неизвестно, действительно ли дело обстояло именно так, но в любом случае, именно в этом его чаще всего и обвиняли. А новый знакомый Се Ляня, словно вовсе не подвергся его негативному влиянию, с первого раза вытряс две удачные палочки!

Два благоприятных знамения означали, что можно выбирать любую из тропинок. Се Лянь вновь уселся за поводья и погнал телегу вперёд, с искренним восхищением обращаясь к юноше:

— Друг мой, удача благоволит тебе.

Сань Лан небрежно забросил стакан с палочками за спину и с улыбкой произнёс:

— Правда? Мне тоже кажется, что я везучий. Всегда таким был.

Услышав фразу «всегда таким был», Се Лянь в душе посетовал на то, какой бесконечно огромной была разница между ними. Но недолго им пришлось бежать — внезапно со всех сторон раздались вопли призраков:

— Попались! Вот они!

— Все сюда! Этот проклятый монах здесь!!!

Снова вокруг показались пасти призраков. Се Лянь бросил:

— Ах… мы всё-таки выбрали не тот путь.

Действие талисманов, замедляющих шаг, закончилось, и призраки всё же нагнали их!

Вокруг собралось больше сотни различных демонов, призраков и оборотней: разномастная нежить, обступив телегу со всех сторон, всё прибывала и прибывала. Неизвестно, почему именно здесь собралось такое огромное множество нечеловеческих существ, но удивляться не было времени, и Се Лянь спокойным тоном произнёс:

— В мои планы не входило сталкиваться с процессией уважаемых господ, всем сердцем надеюсь, что вы проявите милосердие.

Один из безголовых призраков презрительно сплюнул:

— Тьфу! Вонючий монах, а что же ты сам не проявил милосердие? Это ведь вы только что избили стайку несчастных блуждающих огней!

Напрасно обвинённый Се Лянь ответил:

— Но это не наших рук дело, честное слово! Я ведь всего лишь простой сборщик рухляди.

— Нечего нам зубы заговаривать! Где это видано, чтобы такой как ты собирал мусор? Очевидно, что ты монах! А кроме тебя здесь больше нет наглецов, способных сотворить подобное зверство!

Се Лянь заметил:

— Избиение блуждающих огней совсем не обязательно дело рук монаха.

— А чьих же тогда? Неужто кого-то из нечисти?

Се Лянь незаметно запустил руку внутрь рукава, продолжая разговор:

— Вполне возможно.

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, гнусный монах! Ты… ты… ты…

Взорвавшиеся хохотом призраки и демоны внезапно запнулись. Се Лянь переспросил:

— Я — что?

От вопроса толпа нечисти не просто запнулась, а и вовсе затихла. Они во все глаза уставились на Се Ляня, словно увидали что-то крайне устрашающее. Кто-то широко раскрыл рот; кто-то, наоборот, крепко захлопнул; а несколько безголовых призраков напугались до такой степени, что просто выронили головы из рук.

Се Лянь попытался выяснить, что произошло:

— Уважаемые? С вами…

Вот только толпа вопроса не дослушала. К небывалому удивлению принца, нечисть кинулась врассыпную, словно их смело ураганом.

Се Лянь ошеломлённо проговорил:

— Да ладно???

Он ведь так и не успел вынуть талисманы из рукава, неужели призраки что-то заметили? Нечисть настолько проницательна? Да и не такой уж мощной силой обладали эти талисманы. Се Лянь был в высшей степени обескуражен. Они точно смотрели именно на него?

Или же на что-то другое за его спиной?

Подумав об этом, принц обернулся. За ним оказались крепко спящий в забытьи старый хозяин телеги, да ещё юноша, по-прежнему подпирающий щёку рукой.

Сань Лан легко улыбнулся обернувшемуся Се Ляню, опустил руку и произнёс:

— Даочжан, ты столь силён и суров, что распугал целую ораву нечисти одним своим видом.

Принц тоже улыбнулся и ответил:

— Разве? Я и сам не ожидал, что, оказывается, могу быть настолько могущественным.

После чего Се Лянь дёрнул поводья, и телега вновь медленно покатилась по тропе. Последующий путь оказался весьма удачным, без каких-либо происшествий, и менее чем через час они неторопливо выползли из леса, вернувшись на просторный тракт. Под горой уже виднелась деревня Водных каштанов, во тьме поблескивала мягкая россыпь её огней.

Дорога вышла именно такой, какую предсказали палочки, выброшенные Сань Ланом: не без удивительных впечатлений, но вполне благополучной.

Подул ночной ветер, и Се Лянь вновь обернулся. Словно пребывая в прекрасном расположении духа, Сань Лан откинулся на соломе, подложив руки под голову и любуясь яркой луной в небесах. Облик юноши в прозрачном свете луны казался нереальным.

После недолгого раздумья по лицу Се Ляня разлилась улыбка, он позвал:

— Дорогой друг.

Сань Лан отозвался:

— Что?

— Тебе когда-нибудь предсказывали судьбу?

Сань Лан повернулся к нему.

— Никогда.

— В таком случае, не желаешь ли, чтобы я погадал тебе?

Сань Лан посмотрел на него и с улыбкой спросил:

— Ты хочешь мне погадать?

— Не отказался бы.

Сань Лан ответил с лёгким кивком:

— Хорошо. — Он сел и немного наклонился к Се Ляню со словами: — И какой способ гадания ты изберёшь?

— По руке. Идёт?

Уголок рта Сань Лана слегка изогнулся, но смысл его улыбки остался неясен, юноша лишь произнёс:

— Прекрасно.

После чего протянул левую ладонь.

Пальцы Сань Лана оказались длинными и изящными, с отчётливыми суставами, весьма приятными глазу. Но то была вовсе не нежная красота, в ней крылась невидимая глазу сила, и вряд ли кто-то захотел бы ощутить эти пальцы у себя на шее. Се Ляню вспомнилось, как изменилось лицо юноши от прикосновения его руки, поэтому он решил намеренно избежать физического контакта. Не касаясь ладони Сань Лана, принц склонил голову и внимательно пригляделся.

Белая дымка лунного света заливала всё вокруг не то тьмой, не то светом. Се Лянь смотрел и смотрел на руку юноши, телега медленно тащилась вниз по горной тропе, тихонько поскрипывали её колеса.

Сань Лан спросил:

— Ну как, что-то увидел?

Помолчав ещё немного, Се Лянь неторопливо ответил:

— Рисунок твоей судьбы весьма неплох.

— Правда? И что же в нём хорошего?

Се Лянь поднял взгляд и мягко произнёс:

— По характеру ты вынослив и терпелив, при этом крайне настойчив и упрям. И даже если встретишь на пути множество преград, от своего намерения никогда не отступишься — в этом и есть твоя сила. Весьма часто невзгоды для тебя оборачиваются большой удачей, бедствия становятся добрыми знамениями. Это означает, что тебя ожидают нескончаемые счастливые события. Дорогой друг, твоё будущее выстлано ковром из цветов и залито ярким светом.

Все эти слова были выдумкой Се Ляня, чистой воды вздором. Принц совершенно не владел искусством предсказания судеб. В одном из прошлых изгнаний он в какой-то момент страшно пожалел, что не обучался гаданию по лицу и рукам у наставников монастыря Хуанцзи. А если бы обучился, то в мире людей ему не пришлось бы петь да плясать на улицах, показывая трюки и разбивая огромные камни на груди. Се Лянь предложил юноше предсказать судьбу совершенно по иной причине: ему необходимо было выяснить, имеются ли на ладонях и пальцах Сань Лана узоры из линий.

Обыкновенная нечисть могла надевать на себя фальшивое обличье и притворяться живым человеком, вот только в деталях, таких как линии на ладонях и пальцах или кончики волос, демоны не могли достичь идеальной схожести. Но этот юноша… мало того, что от него не исходило ни единого признака движения магической силы, с помощью которого можно было обнаружить обман, но ещё и линии на ладонях виднелись предельно отчётливо. И если предположить, что он действительно переодетый демон, тогда существовало лишь одно объяснение, ведь достичь подобного уровня перевоплощения мог лишь демон рангом выше «свирепого». Но для чего Князю Демонов столь высокого статуса тратить своё драгоценное время на то, чтобы проехаться с Се Лянем в телеге до какой-то горной деревушки? Ведь, как и бессмертные боги Небесных чертогов, Князья Демонов ежедневно бегали от одного важного дела к другому, так что ноги едва касались земли!

Се Лянь, с неохотой нацепив маску абсолютной уверенности, прибавил несколько многозначительных фраз, но в итоге уже не знал, что ещё придумать, а Сань Лан так и глядел на принца во все глаза, слушая его бредни и тихонько посмеиваясь, да так, что даже его усмешка наводила на кое-какие размышления. В конце концов, юноша спросил:

— Что-нибудь ещё? А?

Се Лянь, взмолившись про себя, чтобы ему больше не пришлось ничего выдумывать, поинтересовался:

— А что ты хотел бы узнать?

— Раз уж ты искусный гадатель, неужели не предскажешь мне любовь, предначертанную судьбой?

Се Лянь тихо кашлянул и серьёзно ответил:

— Я ещё недостаточно познал искусство предсказания, признаки брачных уз мне не разглядеть. Но всё же я думаю, что тебе не стоит из-за этого переживать.

Бровь Сань Лана подскочила вверх, он с интересом спросил:

— С чего ты взял, что мне не стоит из-за этого переживать?

Се Лянь расплылся в улыбке.

— Наверняка множество красавиц положат на тебя глаз.

— Ну а с чего же ты решил, что множество красавиц положат на меня глаз? — не унимался юноша.

Се Лянь было собирался продолжить отвечать на вопросы, как вдруг осознал: мальчишка всего лишь хотел выудить из его уст похвалу и восхищение. И глупо, и забавно.

Не зная, что теперь ответить, Се Лянь потёр точку между бровей и вздохнул:

— Сань Лан.

Впервые Се Лянь назвал его Сань Ланом. Юноша, услышав это, рассмеялся, и наконец отстал. Телега как раз добралась до самой деревни, принц развернулся, прикрыл лицо, чтобы никто не увидел его, и поскорее слез с повозки. Сань Лан спрыгнул следом, но стоило Се Ляню поднять на него взгляд, как он заметил, что юноша ростом выше него самого; всю дорогу он лениво лежал или сидел, а теперь, когда оба они стояли, принц даже не мог поравняться с мальчишкой взглядом.

Юноша довольно потянулся, стоя перед телегой, а Се Лянь спросил:

— Сань Лан, куда ты направишься?

Тот со вздохом ответил:

— Не знаю. Буду спать на улице или отыщу какую-нибудь горную пещеру, тоже сгодится.

— Так не пойдёт.

Сань Лан развёл руками:

— Ничего не поделаешь, мне больше некуда идти. — Скосив взгляд на Се Ляня, он снова усмехнулся и произнёс: — Благодарю за предсказание. И за твои добрые слова. Может, ещё свидимся.

Услышав благодарности за предсказание, Се Лянь покрылся испариной. А увидев, что юноша действительно развернулся и собрался уходить, поспешно окликнул его:

— Подожди, если не побрезгуешь, можешь поселиться в моём монастыре.

Сань Лан, застыв в полуобороте, спросил:

— А можно?

— Домик, вообще-то, мне не принадлежит, но я слышал, что в нём часто ночуют прохожие путники. Боюсь лишь, что жилище это слишком убогое для тебя, и ты не захочешь там жить.

Если юноша и вправду являлся сбежавшим из дому молодым господином, нельзя допустить, чтобы он вот так скитался где попало. Се Лянь сильно сомневался, что юноша сможет долго продержаться на одной лишь половинке маньтоу, съеденной накануне. Если так пойдёт и дальше, рано или поздно он, в самом деле, упадёт без сознания где-нибудь на дороге. Услышав слова Се Ляня, Сань Лан окончательно развернулся и, ничего не ответив, подошёл ближе и наклонился над принцем. Се Лянь даже не успел понять, что тот собирается сделать, лишь ощутил, что расстояние между ними внезапно невыносимо уменьшилось, так что стало трудно дышать.

Юноша вновь отпрянул. Оказалось, он всего лишь взял из-за спины Се Ляня тот огромный мешок с рухлядью. Раздался его голос:

— Ну так идём!

Се Лянь просто застыл на месте. Наблюдая, как высокий и стройный юноша помогает ему нести огромный мешок рухляди, оставаясь при этом в абсолютном спокойствии, в душе Се Лянь прямо-таки взмолился о прощении за подобное проявление неуважения. Сань Лан уже отошёл от повозки на несколько шагов, когда Се Лянь всё же решил направиться следом, но внезапно вспомнил о старом погонщике, по-прежнему лежащем на телеге без сознания. Принц немедленно вернулся, коснулся точки на теле старика, чтобы разбудить беднягу, и настойчиво попросил ни в коем случае никому не рассказывать о том, что случилось с ними этой ночью. Старик, памятуя об увиденных своими глазами способностях Се Ляня, конечно, быстро закивал, не смея перечить просьбе, затем поспешил домой вместе со своим быком.

Се Лянь забрал из телеги свёрнутую циновку, забросил её на спину и, обернувшись, увидел, как Сань Лан, одной рукой неся мешок с рухлядью и всяким скарбом, беззаботно поднимается на холм.

Оказавшись перед покосившимся строением монастыря Водных каштанов, Сань Лан опустил взгляд и прыснул со смеху, как будто увидел что-то крайне забавное. Се Лянь, приблизившись и заметив, что юноша изучает объявление об обветшалом состоянии монастыря и просьбе о посильном подаянии, тихо кашлянул и произнёс:

— Вот видишь, всё именно так. Поэтому я и сказал, что ты, возможно, не захочешь здесь жить.

Сань Лан ответил:

— Сойдёт.

В прошлом именно Се Ляню приходилось говорить людям «неплохо, вполне сойдёт», сегодня же он впервые услышал, как кто-то сказал подобную фразу ему, и ощущения от услышанного оказалось невероятно трудно описать. Прежняя деревянная дверь сгнила, и Се Лянь снял её с петель, заменив простой бамбуковой занавеской, приоткрыв которую, обратился к Сань Лану:

— Заходи.

Сань Лан последовал за ним в домик.

Всё внутреннее убранство можно было рассмотреть с одного взгляда: здесь стоял лишь прямоугольный стол для подношений, два маленьких деревянных табурета, круглая подстилка из тростника да ящик для сбора пожертвований. Се Лянь взял мешок из рук Сань Лана и разложил на столе для подношений стаканчик для гаданий, курильницу для благовоний, бумагу, кисть для каллиграфии и ещё кое-какие мелочи. Затем зажёг красную свечу, которую принцу во время собирания мусора в посёлке сунули в руки добрые люди — и домик изнутри озарился тусклым светом. Сань Лан от нечего делать взял со столика стаканчик для гаданий, потряс его в руке, поставил обратно и поинтересовался:

— Итак, а есть ли у тебя кровать?

Се Лянь повернулся к нему, молча развернул циновку, которую нёс на спине, и указал юноше на неё.

Сань Лан вскинул бровь.

— Только одна, да?

Се Лянь встретил юношу уже по пути обратно, разумеется, он не мог заранее предугадать, что надо бы купить ещё одну циновку.

Принц произнёс:

— Если ты не против, сегодня мы можем потесниться на одной.

Сань Лан ответил:

— Можно.

Се Лянь взял метлу и снова принялся подметать пол. Сань Лан тем временем, осмотревшись вокруг, спросил:

— Даочжан гэгэ, тебе не кажется, что в твоём монастыре кое-чего не хватает?

Се Лянь, как раз закончив подметать, присел на корточки, чтобы расстелить циновку. Услышав вопрос, он ответил, не отрываясь от процесса:

— Я думаю, что не хватает лишь прихожан, стало быть, остальное на месте.

Сань Лан тоже присел на корточки, подпёр щёку ладонью и спросил:

— А как насчёт статуи божества?

Стоило ему напомнить, как Се Ляня моментально осенило: он и впрямь совершенно позабыл о самом главном — о статуе божества!

А какой же монастырь без статуи? Его и монастырём не назовёшь. Несмотря на то, что божество самолично присутствовало в нём, всё же принц не мог каждодневно сидеть перед алтарём и принимать подношения.

Поразмыслив с минуту, Се Лянь нашёл выход из положения.

— Сегодня я купил бумагу и кисть, а завтра нарисую образ божества и повешу его над алтарём.

Если весть о том, что он написал свой портрет и вывесил в своём же монастыре, достигнет Небесных чертогов, скорее всего, над принцем будут смеяться ещё лет десять. Но чтобы вырезать настоящую статую, нужны и денежные, и временные затраты, так что, обдумав оба варианта, Се Лянь решил, что лучше пусть над ним смеются десять лет.

К его полнейшей неожиданности, Сань Лан заявил:

— Рисовать? Я умею. Помочь тебе?

Се Лянь сначала замер, но потом рассмеялся:

— Что ж, в таком случае, заранее благодарю тебя. Вот только, боюсь, что ты не сумеешь нарисовать наследного принца Сяньлэ.

В конце концов, почти все его портреты подверглись сожжению восемьсот лет тому назад, и сколькие бы из них ни дожили до сегодняшнего дня, наверняка людей, которые видел эти портреты, можно было сосчитать по пальцам. Сань Лан, однако, возразил:

— Конечно, я сумею. Мы ведь только что в телеге как раз заговорили о Его Высочестве наследном принце, разве нет?

Се Лянь вспомнил. Действительно, в дороге на его фразу «Ты, наверное, о нём и не слышал» юноша так ничего и не ответил. А теперь его слова изрядно удивили принца. Он закончил стелить циновку, выпрямился и спросил:

— Неужели, Сань Лан, ты и правда знаешь о нём?

Сань Лан уселся на расстеленную циновку.

— Знаю.

То выражение и манера, с которой звучал ответ, показались Се Ляню весьма любопытными. Юноша часто улыбался, но всегда было трудно определить, что скрывалось за его улыбкой: веселье или же насмешка над не слишком умным собеседником. Пока они ехали в деревню, Се Лянь слушал рассказы юноши обо всём на свете, и сейчас принца заинтересовало, какую оценку Сань Лан даст ему самому. Так что он тоже уселся рядом на циновку и спросил:

— И что же ты думаешь о наследном принце Сяньлэ?

Они переглянулись в тусклом свете красной свечи, пламя слегка дрогнуло. Сань Лан сидел спиной к свету, его чёрные глаза потонули во мраке, не представлялось возможным разглядеть, что отражается в них. Некоторое время спустя раздался его голос:

— Мне кажется, Цзюнь У просто ненавидит его.

Се Лянь подобного ответа не ожидал, и потому задумался, прежде чем спросить:

— И почему же тебе так кажется?

Сань Лан продолжил:

— Иначе зачем он дважды изгнал принца с Небес?

Услышав вопрос, Се Лянь мягко улыбнулся, а про себя подумал: «Всё-таки он мыслит ещё как ребенок».

Он опустил голову и произнёс, одновременно развязывая пояс на одеянии:

— Это никак не связано с наличием или же отсутствием ненависти. Многие вещи в мире нельзя объяснить просто с точки зрения неприязни или же симпатии.

Сань Лан сказал лишь:

— Оу.

Повернувшись, чтобы снять белые монашеские сапоги, Се Лянь добавил:

— Кроме того, совершив ошибку, нужно принять наказание. Владыка всего лишь оба раза добросовестно исполнил свой долг, вот и всё.

Сань Лан ушёл от спора, ответив:

— Может и так.

Се Лянь снял одежду и аккуратно сложил её на столе для подношений. Принц собирался было сказать ещё что-то, однако обернувшись, увидел, что взгляд Сань Лана направлен на его ногу.

И взгляд этот казался весьма странным: можно назвать его ледяным, да только недолго и ошпариться; можно назвать его пылающим, но внутри всё же скрывался холод. Се Лянь, опустив голову, всё понял. Юноша смотрел не на что иное, как на чёрную про́клятую кангу на его правой лодыжке.

Первая про́клятая канга крепко опоясывала его шею, вторая плотно обнимала ногу. Как ни посмотри, обе располагались на не совсем привычных местах, да к тому же их нельзя было скрыть. Раньше, если кто-то спрашивал Се Ляня об этом, он наобум отвечал, что того требуют его тренировки в самосовершенствовании, но если сейчас об обручах спросит Сань Лан, наверняка будет не так просто придумать ответ.

Однако, вопреки ожиданиям, Сань Лан лишь некоторое время посмотрел на его ногу, но говорить ничего не стал. Се Лянь также решил не заострять на этом внимания и лёг на циновку. Юноша смирно улёгся рядом, прямо в одежде: судя по всему, не привык спать на полу раздетым. Се Лянь подумал, что всё-таки стоит где-то раздобыть кровать, а вслух сказал:

— Отдыхай.

Лёгким выдохом он погасил пламя красной свечи.

На рассвете следующего дня, когда Се Лянь открыл глаза, Сань Лана рядом не оказалось. А когда он поднял взгляд, сердце его дрогнуло. Над столом для подношений уже висел портрет.

А на портрете красовался юноша в парадном одеянии, с золотой маской на лице, в одной руке он держал меч, в другой — цветок. Стиль рисунка был непревзойдённо хорош, краски утончёнными и притягивающими взгляд. То был истинный портрет «Наследного принца Сяньлэ под маской бога».

Се Лянь уже много лет не видел подобных картин, а взглянув на эту, долго не мог пошевелиться. Лишь спустя какое-то время он поднялся, надел монашеские одежды и поднял занавеску в монастырь. Сань Лан стоял снаружи, спрятавшись в тени и откинувшись назад, поигрывая метлой в руках и глядя на небо, словно мучаясь от безделья.

Кажется, юноша действительно не слишком любил солнечный свет. Он глядел вверх с таким выражением лица, словно обдумывал способ сбить солнце с неба и растоптать ненавистный шар, чтобы от него остался лишь сноп сияющих искр. Снаружи высилась куча опавших листьев, которые уже были сметены в сторону. Се Лянь, выйдя за порог, спросил:

— Как тебе спалось прошлой ночью?

Сань Лан, всё так же опираясь на стену, повернулся к нему и ответил:

— Неплохо.

Се Лянь подошёл, взял метлу из его рук и задал ещё вопрос:

— Сань Лан, портрет на стене монастыря, его ты нарисовал?

— Гм.

— Отличная работа.

Уголки рта юноши на миг приподнялись, однако он ничего не сказал в ответ.

Возможно, потому, что вчера ночью он беспокойно спал, сегодня его волосы выглядели ещё более растрёпанными. Пряди торчали во все стороны, крайне небрежно, но по правде говоря, также и крайне симпатично: свободно, но не беспорядочно, с ноткой лукавости. Се Лянь спросил, указав на свои волосы:

— Может быть, я помогу тебе?

Сань Лан кивнул и направился за Се Лянем в дом. А когда уселся, принц распустил его волосы и, взяв чёрные пряди в руки, начал с преспокойным видом внимательно рассматривать их.

Пускай даже линии на ладонях и пальцах юноши были идеальными — не придерёшься, а всё-таки перекинувшаяся в человека нечисть всегда в чём-то, да допустит ошибку. Волосы живого человека невозможно сосчитать, но при этом каждый волосок отдельный, разглядеть его можно очень чётко. А что касается демонов, многие надевали на себя фальшивую телесную оболочку, волосы которой выглядели либо цельным чёрным облаком, либо склеенными вместе, словно тканые лоскуты, либо… волосы и вовсе не росли на их головах.

Вчера вечером Се Лянь убедился, что линии на руках и пальцах юноши на месте, и на этом принцу бы успокоиться, однако, увидев портрет, нарисованный утром, он вновь не смог удержаться от смутных подозрений.

Разве обычный человек мог бы нарисовать подобную картину?

Пальцы его мягко скользили по волосам юноши, медленно перебирая пряди и пытаясь разглядеть недочёты, однако волосы Сань Лана оказались натуральными, очевидно, без каких-либо странностей. Спустя некоторое время, возможно оттого, что Сань Лану стало щекотно от поглаживаний принца, он хохотнул, склонил голову, искоса глядя на Се Ляня, и спросил:

— Гэгэ, ты помогаешь мне причесаться или хочешь сделать что-то другое?

С распущенными волосами юноша выглядел ослепительно прекрасно, без изъяна, даже прибавилось очарования. Его вопрос звучал насмешливо, на что Се Лянь с улыбкой ответил:

— Уже всё, — и быстро собрал волосы юноши в хвост.

Вот только, когда утренний туалет в исполнении принца был завершён, Сань Лан посмотрел в отражение в тазу с водой, затем обернулся к Се Ляню и приподнял бровь. Принц же, поглядев на него, лишь тихонько кашлянул.

Только что причёска Сань Лана выглядела кривой, а теперь, когда Се Лянь причесал его, она по-прежнему осталась кривой.

И хотя Сань Лан ничего не говорил, а лишь смотрел на него, Се Ляню показалось, что он не смущался вот так уже по меньшей мере несколько сотен лет. Только принц собирался опустить руки и сказать «подойди, давай попробуем ещё раз», как снаружи раздался многоголосый галдёж, следом за топотом стали слышны отчётливые крики:

— Святой!!!

Се Лянь, услышав подобное, удивлённо выбежал на улицу и увидел толпу, окружившую монастырь: каждый выглядел взволнованным, лица их покраснели, а староста деревни, который всех и привёл, одним прыжком оказался подле Се Ляня, схватил того за руку и принялся восклицать:

— Святой! В нашей деревушке наконец-то появился настоящий святой с небес! Поистине, прекрасное событие!!!

Се Лянь так и остолбенел.

Остальные жители деревни окружили их и заголосили:

— Святой, добро пожаловать в нашу деревню Водных каштанов! Живи на здоровье!

— Святой! Ты можешь ниспослать мне благословение на поиски жены?!

— Святой! А можешь благословить, чтобы в моём доме поскорее родился ребенок?!

— Святой! Я принёс тебе свежих водяных каштанов! Хочешь поесть?! А заодно благослови меня на сбор богатого урожая в этом году, идёт?!

Деревенские жители оказались слишком гостеприимными. Се Лянь, осаждённый ими со всех сторон, непрерывно отступал назад, про себя горестно причитая. Вчерашний старик всё-таки оказался болтуном, ведь Се Лянь просил его держать рот на замке, но сегодня, едва встав с постели, принц стал известен на всю деревню!

Местные, в сущности, даже не знали, которому божеству посвящён этот монастырь, но каждый непременно желал возжечь внутри благовония: ведь не важно, что за божество, на Небесах кругом одни лишь божества, какому ни поклонись, хуже точно не сделается. Се Лянь вначале предполагал, что никто так и не придёт в его монастырь, и за целый год ему не дождаться и десяти прихожан, поэтому приготовил лишь маленькую связку благовоний. Кто же знал, что толпа разберет всё подчистую — курильница для благовоний оказалась сплошь утыкана зажжёнными палочками, а комната заполнилась ароматным дымком. Давно отвыкший от запаха благовоний, Се Лянь закашлялся, при этом отвечая на вопросы молящихся:

— Кхэ-кхэ, уважаемые односельчане, божество не сможет пообещать вам несметные богатства, правда, кхэ, прошу вас, ни в коем случае не просите о деньгах! Последствия могут оказаться непредсказуемыми! Простите, но брак тоже не в его компетенции… Нет, нет и нет, рождением детей он также не ведает…

Сань Лан, не обращая внимания на кривую причёску, сидел у ящика для пожертвований и одной рукой подпирал подбородок, а другой неспешно закидывал в рот водяные каштаны. Многие деревенские девушки, завидев юношу, заливались краской поярче румяной зари и спрашивали у Се Ляня:

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• »