Отвернувшись и опустив голову, Се Лянь приготовился продолжить путь в гору. Телега со скрипом протащилась ещё немного, как вдруг дорогу впереди будто бы чем-то озарило.
Се Лянь вновь поднял голову и округлил глаза.
Это сияние было светом фонарей.
Подобно множеству рыбёшек, переплывающих море, в небеса с вершины горы медленно поднимались бесчисленные сияющие фонарики.
Они поблескивали в темноте ночи, сверкающие ярким светом, похожие на воспаряющие ввысь души или чьи-то прекрасные мечты, несравнимо впечатляющие, озаряющие принцу путь.
Се Ляню приходилось видеть подобную картину, а когда она вновь явилась его взору, дыхание и сердцебиение принца едва не прекратились. Колёса телеги на извилистой горной тропе сделали поворот, и Се Лянь увидел, что возле построенной им ветхой лачуги… кто-то есть!
Перед покосившимся низеньким домиком стоял человек в красном одеянии, высокий и стройный, с висящей на поясе серебряной изогнутой саблей. Спиной к дороге, он как раз поднимал к небу последний фонарь негасимого света, провожая его в плавный полёт.
Се Лянь застыл, сидя на телеге, даже заподозрил, что всё это происходит с ним во сне или же в иллюзии. Но колёса телеги подвозили принца всё ближе, человек тот повернулся, и Се Лянь смог разглядеть его отчётливее.
На фоне трёх тысяч фонарей, поднимающихся в долгую ночь, он стоял, обернувшись, и смотрел на принца. Наряд краснее клёна, кожа белее снега; прекрасный облик, при взгляде на который от красоты хотелось отвести глаза; всё тот же неудержимый нрав, неугасимый, но гордый.
И невзирая на чёрную повязку, один яркий словно звезда глаз всё же неотрывно и пристально смотрел на принца.
Се Лянь едва не кувырком спрыгнул с телеги.
Не говоря ни слова, они направились друг другу навстречу.
Шаг, ещё шаг, быстрее и быстрее, а затем принц и вовсе помчался бегом.
Он бежал, а слёзы оставались позади, за его спиной. Сердце Се Ляня говорило: он верил.
Верил, что этот человек снова и снова умрёт за него, но снова и снова ради него возродится. Даже упав на дно преисподней, лишь ради его «верю» он прорвётся сквозь беспрерывные страдания.
В прошлый раз им понадобилось восемь сотен лет, чтобы домчаться друг до друга.
Теперь же от объятия отделяло лишь мгновение.
С благословением небожителей никакие запреты не ведомы
— Поздравляем, поздравляем!
— Ваше Высочество, поздравляем вас!
В отстроенном заново монастыре Водных каштанов царило необычайное оживление, от посетителей не было отбоя. Се Лянь сновал между несколькими длинными столами, заставленными едой до отказа. Словно водный поток, он разносил одну за другой чашки с лапшой, от которых поднимался горячий пар, с золотисто-жёлтым от масла супом, с белоснежным душистым рисом… Принц крутился как заведённый, а ведь ещё требовалось встречать гостей, поэтому он только и успевал выкроить момент, чтобы сказать:
— Премного благодарен, прошу, присаживайтесь!
Павший в беспорядочном бою монастырь Водных каштанов был восстановлен.
Новое здание выглядело гораздо внушительнее прежнего обветшалого строения, да ещё появился новый дворик. Впрочем, выстроили его вовсе не Се Лянь или Хуа Чэн, а сами жители деревни Водных каштанов. Когда Се Лянь обратился в бегство, они разобрали развалины домика и, к своему вящему удивлению, обнаружили под ними целый ящик золотых слитков. Разумеется, это оказались те самые слитки, что принцу набросал Цюань Ичжэнь.
Жители деревни никогда не видели так много золота и едва не слегли от испуга. Придя в себя, староста деревни взял часть слитков для постройки нового монастыря, а остальное тронуть не посмел, отложил и дождался возвращения Се Ляня, чтобы отдать золото ему.
Поэтому, когда Се Лянь вместе с Хуа Чэном вернулись, помимо жителей, взволнованно восклицающих «даочжан» и «Сяо Хуа», их ожидал новёхонький монастырь и тяжеленный ящик золотых слитков.
Принц вознамерился вернуть слитки Цюань Ичжэню, но тот никак не соглашался их забирать, покуда Хуа Чэн не пригрозил юному Богу Войны, если тот не послушается, никогда не узнает настоящего способа взращивания погибшей души. Лишь после этого дитя подчинилось и избавилось от дурной привычки без спроса толкать всем подряд золотые слитки.
После приветствия несколько небесных чиновников во главе с Му Цином сдержанно ступили за порог дворика. Не ожидая подвоха, они подняли головы, разглядели общий вид монастыря и обомлели.
Невозможно смотреть.
На это просто невозможно смотреть!
Но ни праздничное сочетание красного и зелёного, ни гротескная статуя из цветной глины не повергали в ужас так сильно, как табличка над входом.
На ней было написано… или нарисовано… да что это вообще такое?!
Построен новый монастырь, и следовало поздравить принца с этим событием. Но вкус у строителей оказался во всех отношениях вульгарным и отвратительным, да ещё эта табличка, словно последний штрих на картине, отнимала всякую надежду… Всё это не давало вымолвить и слова похвалы, подготовленные заранее поздравительные речи оказались забыты подчистую.
Се Лянь, впрочем, не имел никаких возражений, напротив, ему монастырь казался замечательным, по крайней мере, это больше не тот ветхий домик, способный в любой момент обрушиться. Принц вновь предложил:
— Не желаете ли присесть?
Судя по виду гостей из Небесных чертогов, присесть им не очень-то хотелось, они явились с поздравлениями лишь для того, чтобы сохранить лицо, второпях оставили подарки и поспешили удалиться.
Се Лянь поинтересовался у Му Цина:
— Почему они ушли так скоро?
— Ты ещё спрашиваешь?
— Спрашиваю!
Му Цин недружелюбно бросил:
— Тогда лучше пойди и задай тот же вопрос своему прекрасному Сань Лану.
Оказывается, когда Хуа Чэн вернулся, первым об этом узнал Се Лянь, а сразу после него — жители чертогов Верхних Небес, ещё не успевшие обжиться в новой столице бессмертных. Но не только потому, что на недавно прошедшем Празднике фонарей, в организацию которого они вложили немало сил, случилось то же, что и на прошлом пиру в честь Середины осени: всё праздненство оказалось угроблено без остатка внезапным и убийственным жестом Хуа Чэна, ведь тот одним взмахом руки запустил в небо три тысячи фонарей. Существовала и иная причина. Начиная с той самой ночи колокол, висевший у входа в Небесные чертоги, принялся звонить как обезумевший без остановки, по всем чертогам Верхних Небес пронеслось эхо его набата, будто возвещающее: страшный сон всего пантеона небесных богов вернулся!
И когда этот кошмар возник прямо перед глазами, простые божества, разумеется, не решились подходить слишком близко. Впрочем, слухи о Хуа Чэне и Се Ляне уже достигли такого уровня «своеобразия», что даже не требовалось ничего приукрашивать. Поэтому чиновники Небесных чертогов с большой охотой устанавливали дружеские отношения с Его Высочеством, чтобы в будущем Хуа Чэн проявил к ним хоть малую толику снисходительности.
Послушав рассказ Му Цина, Се Лянь вспомнил о требовании Хуа Чэна, чтобы чертоги Верхних Небес в течение года воспевали его блистательные заслуги, и рассмеялся:
— Он тот ещё озорник.
— Разве подобное можно назвать лишь озорством? — возмутился Му Цин. — Попроси его умерить пыл, это ведь никуда не годится, сейчас колокол своим шумом наводит такую панику в чертогах Верхних Небес, что там совершенно невозможно работать. Ещё и постоянно падает на кого-нибудь. Мы с таким трудом отстроили новую столицу бессмертных, боюсь, как бы не пришлось начинать сначала.
— Хорошо, чуть позже я поговорю с ним. Кстати, не желаешь откушать? — принц указал на блюда, стоящие на столе во дворе, добавив: — Это не я готовил.
Вначале лицо Му Цина сделалось суровым, на нём так и читался отказ, однако последняя фраза привела его в норму. К тому моменту подоспел Фэн Синь. Он вошёл во двор и как раз столкнулся с несколькими младшими служащими, которые уже собирались уходить. Поприветствовав Фэн Синя, они зашептались между собой:
— Генерал Наньян.
— Да, это он. Вот бедняга, жена прихватила сына и сбежала с другим…
На лбу Фэн Синя вздулись вены, он на месте разразился бранью:
— Да чтоб вас!!! Может, хватит уже?! Сколько месяцев вы уже мусолите эту тему?! И вообще! «Сбежала»! А не «сбежала с другим»! Самые настоящие сплетники, мать вашу!
Чересчур болтливые младшие небожители в испуге сбежали, а Му Цин, который наблюдал за происходящим со стороны, ничего не предпринимая, заметил:
— Лучше бы ты вообще ничего не объяснял, вышло только позорнее.
Фэн Синь в гневе схватил метлу и запустил в Му Цина, который, поймав инвентарь, умехнулся:
— Старый трюк. Теперь он против меня не подействует.
Фэн Синь вознамерился выдать ещё порцию брани, но Се Лянь подошёл и сунул ему в руки другую метлу со словами:
— Вот и хорошо, что не подействует. Тогда давайте-ка вы двое поможете мне прибраться во дворе. Только что тут запускали хлопушки, на земле всё усыпано красными обрывками от них. Спасибо за работу. Если станет скучно, можете заодно сыграть разок в слова.
— ???
Прошёл час, и за пределами монастыря послышался многоголосый шум, который всё приближался. Собравшиеся выглянули на звук, а спустя некоторое время огромная толпа людей чёрной волной затекла во двор монастыря Водных каштанов и заголосила:
— Это здесь?
— Да, именно здесь, ух ты, как внушительно!
— Тут и правда еда, да как много!
— Даже мясо есть!
Двор, начисто выметенный стараниями Фэн Синя и Му Цина, оказался вновь затоптан, да так, что без слёз не взглянешь. Му Цин, сжимая в руке метлу, будто бы ощущал, что уже подхватил блох от этой толпы. Он с вытаращенными глазами спросил:
— Откуда взялись эти попрошайки?
Впереди всех попрошаек предводителем выступал человек с растрёпанными волосами и в грязной одежде, а именно — Ши Цинсюань. Он, прихрамывая, подскочил к Се Ляню и поклонился с руками, сложенными перед грудью:
— Ваше Высочество, вот я и прибыл вас побеспокоить! Ну что, ваши прежние обещания ещё в силе?
Се Лянь улыбнулся:
— Очень рад вас приветствовать. Разумеется, в силе! Прошу, садитесь.
— Вас слишком уж много, — посетовал Му Цин.
— Не много! — возразил Ши Цинсюань. — Здесь собрались все, кто в прошлом году помогал держать магический круг в императорской столице.
В тот раз, во время защиты круга, Ши Цинсюань пообещал остальным накормить их куриными ножками, если всё закончится благополучно. Каждому по порции. В результате они нигде не могли найти принца, и разумеется, ножек им не досталось. Зато сегодня обещание наконец получилось исполнить.
На стол одну за другой поставили чашки с лапшой и куриными ножками, а Ши Цинсюань воскликнул:
— Сегодня можете ничего не стесняться, ешьте!
Попрошаек пришло так много, что они не поместились за столом, уселись прямо на землю, и, радостно восклицая, схватили по большой чашке и принялись есть, прихлёбывая да причмокивая. Внезапно кто-то в разгар пиршества завопил:
— Стойте, здесь вредоносная Ци!
Повернувшись на голос, все увидели группу людей во главе со Всевидящим глазом.
— А вы как здесь оказались? — спросил Се Лянь, чувствуя, что у него начинает болеть голова.
— В прошлый раз мы тоже помогали, почему бы нам не присоединиться? — ответил Всевидящий глаз, затем высоко поднял свою чашку и с серьёзным видом заявил: — Уважаемые, послушайте меня, я не мог ошибиться! Пища в этой чашке источает Ци нечистой силы, боюсь, ничего хорошего в ней нет, это слишком подозрительно! Скорее отставьте еду в сторону!
Никто не удостоил его вниманием. Попрошайки, съев по чашке, помахали пустой посудой с криками «Добавки!»
Фэн Синь и Му Цин, устроив сражение на мётлах, наконец вымели все обрывки огненно-красных хлопушек со двора. Затем, глядя, как остальные с аппетитом едят и пьют, тоже сели за стол и взяли по чашке. Как раз к тому моменту Всевидящий глаз сердито воскликнул:
— Почему вы меня не слушаете?!
Заклинатель направился было на кухню, проверить, что там творится, но Ши Цинсюань усадил его обратно.
— Ну что вы в самом деле, даочжан, взбрело же вам в голову… Это ведь владения Собирателя цветов под кровавым дождём, совершенно нормально, что здесь повсюду витает Ци нечистой силы. Ладно, ладно, если вас это так беспокоит, я пойду сам поглядеть, а вы сидите, не поддавайтесь волнению.
Он в самом деле поднялся и направился на кухню, приподнял шторку и произнёс:
— Видите, ничего странного…
— Постойте, — вмешался Се Лянь, — я тоже хочу взглянуть…
Однако, когда принц, а с ним Ши Цинсюань, Фэн Синь и Му Цин просунули голову за шторку, все разом застыли в потрясении.
Их взорам предстал высоченный и грузный мясник-хряк, который бешено стучал по разделочной доске тесаком. И если бы за его спиной висели не свиные ноги, можно было бы решить, что он рубит человечину. Рядом под огромным чаном полыхал огонь, а в чане сидел петух-оборотень с длинной шеей, который так старательно обтирал себя, что дым стоял столбом. Заметив, что кто-то на него смотрит, петух пронзительно взвизгнул и прикрыл руками грудь.
У Се Ляня голова сделалась больше в два раза, он тут же прошмыгнул на кухню и прошипел:
— Я же просил, чтобы вы так не делали!
Петух с гордостью ударил себя в грудь со словами:
— Старший дядюшка, мы пришли только после полного омовения, очень чистые! К тому же, этот бульон имеет свойство продлевать жизнь, вреда не будет, если его не пить! Он безвредный! Можете спокойно кушать!
Воцарилось неловкое молчание.
Ши Цинсюань молча опустил шторку, а Фэн Синь и Му Цин немедля выбросили содержимое своих чашек и расплевались.
— Лучше бы ты сам готовил!
Се Лянь потёр точку между бровей и со смехом, полным безысходности, произнёс:
— Они так рвались помочь, что я не смог отказать доброму намерению.
Тем временем Всевидящий глаз, похоже, посчитав их поведение крайне подозрительным, подошёл ближе, но принц второпях преградил ему путь:
— Вы что-то хотели?
Се Лянь боялся, что Всевидящий глаз, обнаружив на кухне мясника-хряка и компанию, снова раскричится. Но тот, вопреки ожиданиям, направился вовсе не на кухню, а прямо к принцу. Несколько раз обойдя вокруг Се Ляня, он с сомнением протянул:
— Странно…
— В чём дело?
Всевидящий глаз будто бы никак не мог найти ответа на мучающий его вопрос.
— Постойте, даочжан Се, с вами что-то не так. Почему демонической Ци на вас стало ещё больше, чем в прошлый раз?
Се Лянь тихонько кашлянул, а Му Цин хмыкнул:
— Он целыми днями якшается с Князем Демонов, разумеется, демонической Ци на нём всё больше и больше.
— Нет, — возразил заклинатель. — Даже если всё так, не до такой же степени?
Фэн Синь спросил:
— До какой «такой»?
Заклинатель ещё долго колебался, прежде чем наконец сказать прямо.
— Почему демоническая Ци теперь распространяется от вас вовне? Она… она прямо-таки исходит изнутри вашего тела!
Повисло неловкое молчание.
— Боюсь, вы повстречались с чем-то поистине ужасным. Что вы натворили? Почему на вас напала столь серьёзная хворь?
Теперь Се Лянь даже кашель не смог из себя выдавить. Всё его лицо сделалось пунцовым от нахлынувшей крови.
Фэн Синь и Му Цин сперва ничего не поняли, но когда до них дошло, оба, не сговариваясь, обратили взгляд на Се Ляня в абсолютном молчании.
И только в голове Ши Цинсюаня картинка никак не складывалась, он принялся восклицать:
— В чём дело? И что же? Что всё это значит? Ваше Высочество, вы правда больны? Собиратель цветов под кровавым дождём знает об этом? Он за вами не уследил?!
Нет, нет, нет. Ведь так получилось как раз по его милости!
Се Лянь промямлил:
— Ну… вообще-то… нет… Перестаньте… Кажется, лучше… кхм-кхм…
В его голове замелькали беспорядочные образы, принц наговорил гору бессмысленных фраз невпопад, как вдруг почувствовал, что наткнулся спиной на чью-то грудь. Рука в серебряных наручах обняла его, а знакомый голос со смешком произнёс:
— Мне кажется, вам лучше вернуться на свои места и продолжить трапезу. И поменьше лезьте не в своё дело, как вам такая идея?
Се Лянь поистине не мог определить, что означает для него появление Хуа Чэна в такой момент — долгожданное спасение или ещё большее затруднение.
— Сань Лан! — воскликнул принц.
Стоило появиться Хуа Чэну, на лицах Фэн Синя и Му Цина отразилось трудноописуемое выражение, но, поскольку рядом был и Се Лянь, они ничего не могли высказать демону. И только Ши Цинсюань с по-прежнему серьёзным видом произнёс:
— Собиратель цветов под кровавым дождём, вы проверяли состояние здоровья Его Высочества?
Се Лянь прикрыл лоб рукой, надеясь, что Ши Цинсюань прекратит задавать подобные вопросы. Тем временем толпа попрошаек зашумела:
— Ещё чашку!
— Добавьте мяса побольше!
— Куриный бульон совсем пресный! Не жалейте соли!
Му Цин, не в силах больше смотреть на это, обратился к ним:
— Вы хотя бы знаете, что находитесь в священном монастыре? Здесь божеству поклоняются, нельзя ли вести себя посдержаннее?
Но попрошайки пропустили уговоры мимо ушей. В прошлый раз они наравне с множеством небожителей вместе держали оборону магического круга, своими глазами видели, как некоторые божества, трясясь от страха, бежали перед лицом опасности. Ничем не лучше их самих! К тому же, они прекрасно знали Ши Цинсюаня, и их неизбежно посещали мысли, что, оказывается, божества могут быть и такими! И вовсе они не отличаются от простых людей, словно не такие уж они возвышающиеся над другими, не такие уж грозные и неприкосновенные.
Неожиданно с кухни раздалось:
— Кто это сделал?
У Се Ляня от внезапного крика сжалось сердце, он ворвался в кухню, увидел, что хряк и петух громко вопят, и принялся их успокаивать:
— Спокойно! Спокойно! Что стряслось?
Петух от испуга весь покрылся куриной кожей и запричитал:
— Старший дядюшка! Нечистая сила разбушевалась! Какой-то демон… подчистую слопал все блюда, что мы приготовили! Я только нырнул в чан, а когда вынырнул, не осталось ни чашки! Это проделки нечисти!
Хряк сердито бросил:
— Чего ты перепугался? Сам-то от нечисти недалеко ушёл!
Се Лянь слегка опешил:
— Но как? Ведь я своими глазами видел, что вы приготовили больше пятидесяти чашек!
— Вот именно!
Но взглянув на чашки снова, принц действительно обнаружил их пустыми, даже ни капли бульона не осталось!
Случившееся показалось Се Ляню весьма странным, но он вдруг вспомнил кое о ком, а развернувшись, увидел в дверях Хуа Чэна.
— Сань Лан, неужели это…?
Тот, оперевшись на дверной проём, спокойно ответил:
— По всей видимости, да.
— Хм… — задумался Се Лянь. — Думаю, он тоже приходил с поздравлениями. Я, конечно, рад гостю, вот только аппетит у него слегка повышенный… Теперь он в одиночку съел всё наготовленное, как же быть?
Хуа Чэн улыбнулся:
— Никак. Добавим проценты к его долгу.
Несчастные жители Призрачного города, смирившись с судьбой, принялись за готовку снова. Тем временем в главном зале и во дворе послышался шум, словно кто-то с кем-то ругался. Се Лянь собрался выйти разнять ссорящихся, но Хуа Чэн взял принца за руку и вывел через другую дверь.
Держась за руки, они вдвоём покинули монастырь Водных каштанов. По дороге путь преграждали деревья, и было бы удобнее идти по отдельности, расцепив ладони, но влюблённые не хотели отпускать друг друга, поэтому то и дело сворачивали, обходя препятствия. На очередном повороте Се Лянь поинтересовался:
— Сань Лан, куда мы идём?
— Здесь слишком шумно, пусть себе забавляются, а нам лучше уйти.
Обернувшись на ходу, принц с некоторым беспокойством произнёс:
— Мы вот так их оставим? Монастырь только-только отстроили, что, если они опять его обрушат?
Хуа Чэн с полным безразличием сказал:
— Обрушат так обрушат, построим новый, вот и всё. Гэгэ, если ты пожелаешь, я построю столько, сколько тебе понадобится.
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха…
Ночь, в храме Тысячи фонарей. Се Лянь, после омовения облачившийся в тонкое белоснежное нательное одеяние, оперся на нефритовый стол возле кушетки и что-то выводил на бумаге, черта за чертой.
Он готовил образец каллиграфии для Хуа Чэна, чтобы тот занимался переписыванием. Демон восседал рядом, откинувшись назад, тоже в нательном одеянии, со слегка распахнутым воротом, и со скучающим видом поигрывал в руке красной коралловой бусиной на своей косе.
В свете фонаря, мягком словно яшма, Хуа Чэн не сводил глаз с принца. Спустя довольно долгое время он, будто удовлетворённый зрелищем, прищурил глаза и вздохнул:
— Гэгэ, оставь, идём спать.
Се Лянь, которому совсем недавно уже пришлось хватить лиха, решительно отказался попадаться на одну и ту же уловку. От тона, которым были сказаны слова Хуа Чэна, у принца обдало жаром уши, однако он заставил себя сохранить спокойствие и продолжил выписывать иероглифы, со всей серьёзностью говоря:
— Нет. Сань Лан, сегодня кто-то снова сказал, что у тебя ужасный почерк. Тебе следует старательно упражняться, в противном случае я не хочу, чтобы люди узнали, что это я тебя обучал.
Немного приподнявшись, Хуа Чэн вздёрнул бровь:
— Гэгэ, но я ведь прекрасно помню, ты как-то сказал, что тебе очень нравится мой почерк.
С тех пор как Хуа Чэн возвратился к нему вновь, Се Лянь довольно долгое время практически во всём ему потакал, отвечал на любую просьбу, и, наверное, таким образом окончательно его избаловал — Хуа Чэн вёл себя всё бессовестнее с каждым днём. Закончив с каллиграфией, принц отложил кисть и ещё серьёзнее произнёс:
— Не пытайся заговорить мне зубы. Я всё приготовил, иди скорее упражняться.
Повинуясь, Хуа Чэн лениво подобрался к Се Ляню, обнял его сзади за талию, чуть наклонился и пристроил голову на плече принца. Затем снял с волос свою коралловую бусину, положил на стол и велел ей гоняться за бусиной Се Ляня по бумаге, перекатываясь из стороны в сторону, тем самым мешая принцу как положено писать иероглифы.
Он с таким озорством и напором старательно напоминал о своём существовании, что Се Лянь вспомнил слова Всевидящего глаза о том, что теперь всё его тело изнутри вовне распространяет демоническую Ци. А подумав, что эта демоническая Ци принадлежит Хуа Чэну, принц невольно ощутил нетерпение и слабость, несколько раз попытался воспротивиться, впрочем, не слишком решительно, и тихо выдохнул:
— Пиши как следует…
— Хорошо, как скажешь, гэгэ.
Хуа Чэн взял кисть, написал две строки стихотворения и положил снова. Се Лянь, поглядев на его творение, покачал головой, в неведомо какой по счёту раз повторяя про себя: «Тут уж ничем не поможешь». Помолчав, принц тоже поднял кисть и помог завершить две последние фразы стиха.
Закончив с написанием, Се Лянь осторожно подул на лист бумаги, взял его в руки, и они вдвоём посмотрели на совместно написанное произведение.
Чернильные слова на бумаге сложились в стихотворение, которое славилось изяществом на всю Поднебесную:
Кто раз познал безбрежность моря,
Того иные воды уж не удивят.
И никакие облака не назову я облаками,
Лишь те, что над горой Ушань парят.
Пройду сквозь заросли других цветов, не обернувшись,
Не интересна мне их красота.
Подмогой в том мне твёрдость духа лишь наполовину,
А остальное — ты, любовь моя.
Даже Эмин, лежащий на краю стола, широко открыл глаз, неотрывно глядя на бумагу, словно в наивысшей степени наслаждаясь зрелищем. Хуа Чэн рассмеялся:
— Непревзойдённое искусство. Гэгэ, скорее, придумай ему название. Этот шедевр непременно поразит последующие поколения и будет прославляться в веках.
Се Лянь, уже подписавший внизу имя Хуа Чэна, услышав такое, застыл — рука не поднималась добавить ещё и себя как автора работы. Хуа Чэн, отсмеявшись, с притворной серьёзностью спросил:
— Гэгэ, ты стесняешься? Я помогу.
Он тут же взял ладонь принца в свою и широкими мазками изобразил два иероглифа. Разумеется, не зная контекста, никто не смог бы узнать, что это за иероглифы, и тем более разглядеть в них имя Се Ляня…
Принц, глядя на написанное своей же рукой, не знал, как реагировать, только наклонил голову набок, всё ещё находясь в объятиях Хуа Чэна. И вдруг ему эти иероглифы показались смутно знакомыми, будто бы он уже видел их раньше.
Спустя мгновение он вспомнил, и взгляд принца просветлел.
— Сань Лан, у тебя на руке! — Он схватил Хуа Чэна за предплечье, задрал рукав и радостно воскликнул: — Это же оно!
Пока они вместе жили какое-то время в монастыре Водных каштанов, Се Лянь однажды увидел на руке Хуа Чэна татуировку, напоминающую письмена какого-то чужеземного народа. Тогда принц задумался над значением надписи, однако и представить не мог, что никакие это не «чужеземные письмена», а всего лишь его собственное имя!
Хуа Чэн, тоже посмотрев на свою руку, улыбнулся:
— Гэгэ наконец узнал?
— Я давно должен был узнать их, только…
Только иероглифы, написанные Хуа Чэном, поистине являлись творением «демонически искусного мастера». Хуа Чэн без слов догадался, о чём думает принц, громко рассмеялся, приобнял Се Ляня за талию и поцеловал в лоб.
— Не волнуйся, гэгэ. Главное, что у тебя красивый почерк, и ладно. Это радует меня гораздо больше, чем собственные успехи в каллиграфии.
Се Лянь коснулся ладонью его татуировки, настолько тёмной, что легко догадаться, какую боль причинял процесс нанесения.
— Ты сделал её в детстве? — прошептал Се Лянь.
Хуа Чэн чуть улыбнулся, опустил рукав и кивнул.
Наверняка он наколол её себе сам. Если только представить, как маленький мальчик украдкой наносит на предплечье имя человека, которого боготворит… Какое же это ребячество, но какая же это смелость.
Их пальцы крепко сплелись, красные нити запутались между собой. В сознании принца вдруг возникла картина годичной давности, когда Хуа Чэн на горе Тунлу рассыпался бабочками.
В последний миг он сказал одну фразу.
И пусть беззвучно, но Се Лянь прекрасно понял, что это было.
Эту фразу Хуа Чэн претворял в жизнь с самого детства и готов быть верен ей до самой смерти.
«Я навсегда останусь твоим самым преданным последователем».
«Необычайная история, что ходит в народе»
Предание гласит, что есть на свете мусорное божество.
Люди так прозвали его, но божество это обыкновенно отвечает не за удачу в собирании рухляди, а хранит покой в мире людей. Поскольку одновременно является и сильнейшим Богом Войны.
Нет такой нечисти, которую он не смог бы одолеть, нет таких тёмных сил, которые он не смог бы уничтожить. Обладая силой, способной уничтожить мир, он не теряет сердце, стремящееся сберечь цветок.
Однако, поклоняясь божествам, следует соблюдать запреты и разбираться в правилах. Если вы встретите храм, посвящённый этому бессмертному, ни в коем случае нельзя бездумно бросаться отбивать ему поклоны.
Говорят, у божества есть особенность — он привлекает неудачу. Не верите? Приготовьте игральную кость, потрите её о ладонь божественной статуи, затем бросайте. Невезение в игре будет вам обеспечено.
Поэтому, если попросите у серой статуи мусорного бога благословения, вполне возможно, лишь навлечёте на себя невезение, которое будет расти с каждым поклоном. Тогда и вода застрянет у вас в зубах, и даже обрядившись в монашеские одежды, вы столкнётесь с призраками.
Предание гласит, что есть на свете Князь Демонов в красном наряде.
Будучи нечеловеческой сущностью, он, тем не менее, имеет несчётное множество последователей, повсюду принято тайком ставить в доме его демоническую статую и поклоняться ей днём и ночью, прося об удаче.
Поскольку этот Князь Демонов не только, как о нём говорят, никогда не ведал поражений и преодолел все преграды на своём пути, но ещё и обладает мощнейшим и непобедимым везением. Не верите? Попробуйте поклониться ему, прежде чем бросить кости, и, если сможете заручиться его помощью, при следующем броске на костях непременно выпадет выигрышное число.
Впрочем, при поклонении демонам, разумеется, существует ещё больше запретов, нежели при поклонении богам. Пускай этот Князь Демонов обладает великим могуществом, характер у него при этом крайне причудливый и переменчивый.
Пребывающий в добром расположении, он поможет тебе, даже если не поклонишься ему; однако если он не в духе, потрать хоть тысячу золотых, он не удостоит тебя вниманием. Ну а если что-то его разозлило, он вполне может одним взмахом руки забрать твою жизнь.
Поэтому, как и в случае с божеством, лучше держаться от него на почтительном расстоянии, ради своего же блага.
Но если люди ставят две статуи — божества и демона — вместе и поклоняются им, дурные качества оборачиваются чудом.
Князь Демонов в красном наряде прогоняет невезение, увивающееся за мусорным божеством, и тот проявляет своё истинное лицо.
Люди с удивлением обнаруживают, что, оказывается, статуя мусорного божества вовсе не серая, а сверкающая золотом.
Каждая легенда имеет свои основания. Но эта история очень длинная, и наверное, нужно начинать рассказывать её с событий восьмисотлетней давности, а то и раньше. И повествование будет длиться очень и очень долго. Да и не у каждого достанет терпения слушать.
Но вот что можно утверждать наверняка. Если хотите, чтобы эти двое проявили себя в полной мере, необходимо ставить их рядом и поклоняться им вместе. Только так вы получите удвоенную удачу и удвоенную способность преодолевать все преграды.
С благословением небожителей никакие запреты не ведомы!
Дополнительные главы
Загадки на разукрашенных фонариках в ночь поедания юаньсяо
Светлый Праздник фонарей, одна прекрасная ночь.
Стояла ранняя весна, но зима ушла недалеко, и ветер по-прежнему приносил бодрящий холод. Се Лянь, взвалив на спину большой мешок, медленно брёл по дороге, и щёки его чуть раскраснелись от ветра.
В мешке лежала гора всякой всячины, которую принц сегодня насобирал, пока не зная, пригодится она ему или нет. Да это и не важно, ведь теперь ему придётся именно этим зарабатывать на пропитание.
Некоторое время спустя он проходил мимо лавки у обочины дороги.
Лавка носила название «Закусочная Хэцзи [310]», и похоже, что вся семья хозяина из трёх человек как раз сидела за маленьким столом, стоящим в самой глубине. Прелестная грациозная девушка всё хлопотала с блюдами на столе, хозяин поторапливал, чтобы прекращала и садилась есть, а она звонким как у ивогли голосом отвечала «сейчас, сейчас». За другими столами сидели несколько посетителей по двое-трое, но было очевидно, что они здесь только из-за молодой прелестницы — пришли просто посидеть и поговорить, а вскоре соберутся по домам. Всё-таки сегодня Праздник фонарей.
Перед лавкой установили небольшой котелок, в котором плавали беленькие, кругленькие, маленькие и горячие шарики, увидев которые, Се Лянь замедлил шаг.
Он подумал: «А, юаньсяо [311]».
В детстве на каждый Праздник фонарей государь и государыня Сяньлэ вместе с принцем непременно садились за стол поесть юаньсяо. Се Лянь тогда был привередлив в еде, не любил юаньсяо, отказывался даже от превосходнейших рисовых шариков, приготовленных известными мастерами и поданных в золотой чашке на нефритовом блюдце. Жаловался, что ему слишком сладко, что от рисовой муки щекотно зубам, что такую начинку он не ест, другую тоже не желает, пробовал две ложки и бросал.
Став чуть постарше, принц по своей воле сбежал на гору Тайцан для самосовершенствования, при этом на Праздник фонарей мог вернуться во дворец, а мог и не вернуться, так что почти не появлялся за семейным столом. Думая об этом сейчас, Се Лянь, к своему удивлению, не смог вспомнить, каковы же на вкус эти самые юаньсяо.
Он осторожно огляделся вокруг, затем осторожно снял свой неприглядный груз со спины, и в конце концов боязливо шагнул в лавку.
Сняв шляпу и держа её в руках, Се Лянь произнёс:
— Хозяин, подайте мне, пожалуйста, чашку юаньсяо. У вас ведь есть юаньсяо?
Хозяин, мужчина уже в возрасте, глянул на принца, но ещё ничего не успел ответить, как первой заговорила стройная улыбчивая девушка.
— Да, прошу, проходите и садитесь! — и тут же занялась приготовлением.
Се Лянь сел, но тут же заметил, как хозяин лавки покачал головой, и такая реакция показалась принцу странной. Он подумал, что, возможно, где-то запачкал одежду, и это не понравилось хозяину. Принц даже специально осмотрел свои рукава, а убедившись, что одеяния чистые, немного успокоился и спросил:
— Что-то не так?
Принц подумал было, если хозяину не по нраву, что он зашёл со своим мешком, то он просто оставит его снаружи, и всё. Но мужчина, бросив на него ещё один взгляд, покачал головой со словами:
— Прискорбно, как же это прискорбно.
— А? О чём вы? — не понял Се Лянь.
— Прискорбно в великий Праздник фонарей поедать юаньсяо одному в забегаловке у дороги, средь холодного ветра и мороза.
Се Лянь, озадаченно помолчав, произнёс:
— Ну зачем же вы так. Разве не хотите заработать…
Но хозяин больше не сказал ему ни слова, а пошёл за чашкой. Посидев немного, Се Лянь почувствовал, что все взгляды вокруг направлены на него. А точнее, на его набитый доверху мешок.
Дочка хозяина даже подкралась и присела рядом, чтобы потыкать мешок пальцем, словно ей было ужасно любопытно, что же находится внутри. Матери пришлось позвать девочку несколько раз, прежде чем та вернулась к ним за стол. Се Лянь тогда ещё не натренировал свою легендарную толстокожесть, и не удержался от того, чтобы запинать мешок подальше под стол, где его никто не увидит. Жаль только, что столы и стулья, как и вся лавка, были слишком маленькими, чтобы под ними что-то спрятать. Се Ляню только и оставалось, что время от времени покашливать и старательно не замечать направленные на него взгляды.
«Привыкну. Ничего ужасного в этом нет».
Неожиданно принц вспомнил кое о чём, второпях сунул руку за пазуху, пошарил немного и переменился в лице. В его мыслях пронеслось: «Теперь моё положение ещё прискорбнее! Я не только в великий Праздник фонарей поедаю юаньсяо один в забегаловке у дороги средь ветра и мороза, мне ещё и денег на них не хватает!!!»
Принц собрался поскорее ускользнуть, да только, как назло, именно в тот момент хозяин принёс ему большую фарфоровую чашку.
— Пять монет.
Се Лянь почувствовал, что у него сбивается дыхание.
— Э… я… — Он принялся покашливать, прикрыв рот кулаком.
— Что, нету?
Се Лянь был готов, позабыв о стыде, просто подняться с места и выкатиться прочь, но вдруг большая чашка со стуком опустилась на стол перед ним.
Принц застыл, а хозяин сказал:
— Ладно, жалко тебя, пусть будет подарком, так уж и быть. После ужина мне надо закрывать лавку, так что поторапливайся. Сегодня Праздник фонарей, надобно всей семьёй собраться, иначе никак!
Се Лянь, помолчав, сел обратно. В душе он посетовал, что вообще-то после того, как он доест эти юаньсяо, ему некуда будет пойти, но вслух тихо поблагодарил хозяина.
Тот, поставив чашку, отошёл. Затем перенёс котёл перед лавкой с оставшимися юаньсяо на маленький столик. Маленькая девочка, держа во рту ложку, наклонила голову и спросила:
— Когда вернётся старший брат? Я хочу подождать его, потом есть.
Хозяин пожаловался:
— Он опаздывает. Разве можно в Праздник фонарей так поздно возвращаться домой? Это никуда не годится!
Его жена вмешалась:
— Ему ведь тоже нелегко приходится. Скоро он вернётся, а ты не брани его. Мяо-эр, Мяо-эр, бросай уже все хлопоты. Мы и так всё время просим тебя о помощи, нам уже так неловко, давайте вместе поужинаем.
Юная девушка ответила:
— Уже всё! — Она убрала ещё с одного стола и подошла, чтобы сесть вместе с ними.
Похоже, они вчетвером дожидались ещё одного члена своей семьи, болтая и смеясь. Глядя на них, Се Лянь взял свою чашку, выловил ложкой один юаньсяо и отправил в рот, затем выпил глоток сладкого бульона.
Но так и не смог понять, каков этот праздник на вкус.
— Гэгэ, гэгэ?
Се Лянь наконец вернулся из воспоминаний, обнаружив рядом Хуа Чэна, который внимательно смотрел на него. Облик демона, оттенённый красным одеянием, выглядел ещё ярче и прекраснее, а свет огней добавлял нежности бледному до безжизненной белизны лицу.
Се Лянь, посмотрев на него, немного растерялся и спросил:
— Что?
— Гэгэ, ты устал? Или тебе тяжело ходить?
Се Лянь невпопад покивал, тогда Хуа Чэн добавил:
— Прости. Вчера ночью я был несдержан.
Только спустя какое-то время до Се Ляня дошёл смысл сказанного, и принц замахал руками:
— Что ты такое говоришь, дело совершенно не в этом! Сущие пустяки!
Хуа Чэн приподнял бровь:
— Правда? Если даже такое для тебя — сущие пустяки… Выходит, я вовсе не был несдержан прошлой ночью? И значит, я могу…?
Се Лянь внезапно вспомнил, что они находятся прямо посреди главной улицы Призрачного города! Запоздало оглядевшись, принц и правда обнаружил, что в какой-то момент вокруг собралась целая толпа из всевозможных тварей разнообразных форм и размеров. Те из них, что с длинными ушами, навострили уши, с короткими — вытянули шеи; почти каждый вытаращил глаза размером с бронзовые колокольчики и уставился на двоих как в последний раз. В этот миг зеваки выглядели потрясёнными до такой степени, что просто не знали, что сказать.
В конце концов принц воскликнул:
— Сань Ла-а-ан!
Хуа Чэн с лёгкой улыбкой завёл руки за спину и повинился:
— Ладно, ладно. Виноват. Умолкаю.
Се Лянь же давно отвёл взгляд от лавки на обочине, где демоны продавали юаньсяо.
По обеим сторонам главной улицы Призрачного города были развешаны ярко-красные фонарики, исписанные загадками [312].
Демоны зазывали:
— Разгадываем загадки! Разгадываем загадки! Кто отгадает, получит подарок! Множество подарков!!!
Хуа Чэн предложил Се Ляню:
— Гэгэ, попробуем? За это дают награду!
— Попробуем, — Се Лянь подошёл к фонарикам.
Демоны принялись взволнованно толкать друг друга:
— Тсс! Тсс! Старший дядюшка будет разгадывать загадки! Старший дядюшка будет разгадывать загадки!!!
Вокруг поднялся такой шум, будто бы принц намеревался исполнять танец призыва божества [313].
Се Лянь, чувствуя себя ужасно неловко, как раз осматривал фонарики и собирался выбрать первый попавшийся, но тут неизвестно откуда появилось чьё-то щупальце, которое услужливо протянуло принцу разукрашенный фонарик.
— Прошу вас, прошу вас!
Для Се Ляня все загадки были одинаково просты. Поэтому он взял фонарик и прочёл загадку, которая гласила: «Искать до седой головы».
Се Лянь, не задумываясь, дал ответ.
— «Я» [314].
Хуа Чэн похлопал в ладоши и похвалил:
— Гэгэ, потрясающе.
Толпа подхватила громоподобными аплодисментами и демоническими завываниями. Нечто чёрное неясного происхождения принялось кувыркаться в воздухе, издавая восторженные возгласы, неизбежно прибавляя обстановке гротеска.
Се Лянь, уже потеющий от неловкости, произнёс:
— Вообще-то это… правда очень легко.
Тогда щупальце протянуло ему второй фонарик:
— Прошу вас! Прошу вас!
Принц взял фонарик и на этот раз прочёл на нём «Один день Праздника весны». Как и в первый раз, Се Ляню не понадобилось даже думать над ответом.
— «Супруг [315]».
Хуа Чэн вновь вознамерился захлопать в ладоши, но Се Лянь остановил:
— Не стоит, это тоже очень простая загадка.
— Правда? — Хуа Чэн сощурился в улыбке. — Но я совершенно искренне считаю, что гэгэ потрясающе справляется.
Се Лянь подумал: «Ну что ты, что ты. Вот если бы загадку на фонарике написал лично ты, и я по-прежнему смог бы её разгадать, это было бы и впрямь потрясающе…»
Тем временем щупальце протянуло принцу третий фонарик и пропело:
— Прошу вас! Прошу вас!
Но стоило Се Ляню взять фонарик и прочесть загадку, его брови чуть нахмурились. Кругом тоже послышалось:
— Ого! На этот раз загадка трудная!
Принц согласно кивнул. И впрямь, на сей раз с первого взгляда разгадать не вышло: «Стыдливо опускаю голову, выражая искренность».
Впрочем, не так уж сложна эта загадка. Вскоре Се Лянь произнёс:
— «Стыдливо» здесь указывает на «мимозу стыдливую», от которой мы берём верхнюю часть. «Опускаю голову» — забираем «голову» от иероглифа «опускать». «Выражая искренность сердца» — здесь нам понадобится «сердце» иероглифа «склоняться» из фразы «искренность [316]». Соединив три части, мы получим… «цветок». Разгадка — «цветок [317]».
Договорив, принц закрыл уши руками, ведь, как и ожидалось, стоило ему объявить разгадку, вокруг снова начались бешеные демонические пляски, грянула безграничная похвала, преувеличенная до предела, отчего Се Ляню сделалось не по себе. Хуа Чэн, посмеиваясь, посмотрел на него.
— Гэгэ, в этот раз было на самом деле потрясающе.
Щупальце тем временем тихонько протянуло следующий фонарик, и Се Лянь, тоже посмеиваясь, ответил:
— Сейчас я потрясу тебя ещё сильнее. В этот раз я отгадаю загадку, даже не читая её, веришь?
Хуа Чэн округлил глаза:
— Оу, правда? Оказывается, гэгэ владеет ещё и таким мастерством?
Принц взял фонарик и сказал:
— Конечно. Предполагаю, что теперь разгадкой будет слово «город». Тот, что в твоём имени [318], я прав?
Подняв фонарик и взглянув на загадку, принц действительно прочёл следующее: «Перевернётся копьё войны, и в южных краях установится мир».
Се Лянь объяснил:
— Перевернётся копьё войны, то есть, повернётся против своих — переворачиваем первый иероглиф, получается «земля», а «копьё» оставляем. «В южных краях установится мир» — берём «южную» часть иероглифа «край», устанавливаем между «землёй» и «копьём», получается «город». Это должна была быть самая сложная загадка, но к сожалению…
К сожалению, принц раньше разгадал закономерность. Что же получится, если соединить четыре отгадки вместе [319]?
Демоны, замысел которых оказался разгадан, не решились даже выкрикивать одобрения, напротив — все хором закашлялись, глядя куда-то в небо. Хуа Чэн обвёл толпу неторопливым взглядом, и все кругом, испуганные до смерти, то попрятались внутри фонариков, то юркнули под землю, то заголосили, хватаясь за головы:
— Градоначальник, не гневайтесь!!! Это не моя идея!!!
— И не моя, кря!
— Чушь! Ты-то как раз и соглашался громче всех!!!
Хуа Чэн спокойно бросил:
— Прочь.
В один миг всех человеческих и нечеловеческих существ с улицы словно ураганом сдуло, не осталось почти никого. Се Лянь повесил фонарик на место и, улыбаясь, сказал:
— Давай вернёмся.
Ступая плечом к плечу, они вместе направились к храму Тысячи фонарей. По пути Хуа Чэн со всей серьёзностью произнёс:
— Гэгэ, не смотри на меня так. Это не я приказал им, правда.
Се Лянь, посмеявшись, ответил:
— Знаю. Будь это ты, не стал бы загадывать именно такую фразу.
— Оу? И какую фразу, по мнению гэгэ, я бы загадал?
Се Лянь, ничего не подозревая, сказал вслух:
— Разумеется, «мой супруг Сань Лан»…
Только тут принц осознал значение фразы «язык мой — враг мой», и поспешно замолчал. Однако было уже поздно. Хуа Чэн рассмеялся:
— Гэгэ, ты попался! Прекрасно!
— Хитрец, каков хитрец…
Как раз к тому моменту они подошли к храму Тысячи фонарей. Войдя в главный зал, Се Лянь не без удивления обнаружил, что на нефритовом столе для подношений что-то есть. Принц застыл, затем подошёл ближе, и понял, что это две чашки юаньсяо.
Принц обернулся, Хуа Чэн тоже приблизился к столу со словами:
— Гэгэ, ты ведь на них смотрел только что, на улице?
Се Лянь кивнул.
— Давай сядем и поедим вместе, гэгэ, — предложил Хуа Чэн.
Но Се Лянь вместо этого вдруг бросился к Хуа Чэну в объятия, зарылся лицом в грудь и крепко-крепко прижался.
Хуа Чэн обнял принца в ответ.
Спустя неизвестно сколько лет Се Лянь наконец вспомнил, каков на вкус Праздник юаньсяо.
Удивительная история о том, как наследный принц потерял память
Открыв глаза, Се Лянь обнаружил себя лежащим на полу. Он находился в незнакомом помещении. И чувствовал себя весьма озадаченным.
Ведь он же совершенно точно занимался тренировками в монастыре Хуанцзи на горе Тайцан, как он мог оказаться здесь?
Слегка недоумевая, принц поднялся и сел. Затем увидел, что одет в простой монашеский халат, даже слишком простой, настолько, что походил в нём на простолюдина. Да и материал оставлял желать лучшего, настолько грубый, что неприятно было ощущать его на своей коже.
Се Лянь нахмурился и решил встать на ноги, но едва поднялся, как почувствовал ещё больше неприятных ощущений в теле. Поясницу ломит, ноги ноют, мышцы живота болят, шея затекла. Неужели по этой причине он и пролежал всю ночь на полу, чтобы охладиться немного?
…Быть того не может. Он ведь не настолько нежен.
Где же Фэн Синь и Му Цин? Вспомнив о них, Се Лянь позвал:
— Фэн… кхэ, кхэ-кхэ…???
Горло тоже чувствовало себя не лучшим образом.
Он вспомнил, что вчера вечером Фэн Синь и Му Цин снова поссорились из-за сущего пустяка, да так расшумелись, что принц не мог сосредоточиться для медитации, поэтому велел им выйти и поиграть в слова. Под звуки того, как эти двое, стиснув зубы от всепоглощающей обиды, обменялись примерно двумя сотнями фраз, на принца накатила дремота, и он лёг спать. Но почему же, проснувшись, очутился в столь невообразимом месте, что повергло его в полнейшее замешательство???
Держась за стоящий рядом стол, Се Лянь наконец встал и огляделся по сторонам. Должно быть, он находился в комнате постоялого двора, но обыкновенно принц не останавливался в подобных местах, а если бы и решил остановиться, то не выбрал бы настолько неприкрыто скромный вариант.
Руки и ноги принца не были связаны, дверь оказалась не заперта, следовательно, его никто не удерживал здесь насильно. Ну а если кто-то или что-то напало на него, для чего бросило здесь?
Чем дальше Се Лянь размышлял, тем более странным ему казалось собственное положение. Но самым странным всё же было его физическое состояние: превозмогая тянущую боль в руках, принц снял верхнее одеяние, чтобы осмотреть себя на предмет ранений. Однако стоило раздеться и опустить голову, лицо Се Ляня потеряло краски.
От живота к груди его тело сплошь покрывали красные следы явно романтического происхождения. На кожу, что в бледности могла сравниться с нефритом цвета бараньего жира, словно целым ворохом бросили лепестки цветов, распустившихся алым цветом, столь ярким, что принц, вне себя от изумления, бросился к зеркалу.
Так и есть! Эти следы были не только на груди и животе, на шее тоже, и на спине!
Се Лянь не решился снимать штаны и продолжать осмотр. Ему всё стало ясно.
За то время, что принц по какой-то причине провёл в забытьи, кто-то… лишил его целомудрия.
Впервые в жизни Се Лянь ощутил, что такое «земля ушла из-под ног», но всё-таки с трудом остался стоять.
Когда-то давно от прислуживающих ему дворцовых служанок принцу приходилось слышать страшные истории, что ходили за пределами дворца. О каких-то бесчестных демонах из разбойничьих притонов, грабителях и насильниках, которые опаивали девушек снадобьем и вершили своё чёрное дело. Но… но ведь…
Схватившись руками за голову, Се Лянь пробормотал:
— Но ведь… я… мужчина!
Сейчас принц выглядел так, что больно смотреть — помимо следов от поцелуев и чересчур сильно сжимавших тело пальцев, присутствовали также укусы на крайне смущающих местах. Се Лянь закрыл лицо руками, чувствуя, как к голове приливает жар, а остальное тело холодеет.
Неожиданно принц вспомнил об одной крайне важной детали и подумал: дело плохо!
Путь самосовершенствования, избранный принцем, категорически исключал плотские утехи, и теперь выходит… что он нарушил обет?!
Се Лянь второпях попытался применить магию, а как попробовал, так сразу убедился — у него действительно нет магических сил!
Он привык всегда хранить невозмутимость, но сейчас оказался на грани срыва.
По неведомой причине, проснувшись, принц обнаружил себя в подобном состоянии. Фэн Синь и Му Цин исчезли, а кто-то неизвестный каким-то образом взял и, покуда Се Лянь ничего не осознавал, лишил его невинности. Как тут не сойти с ума?!
Спустя довольно долгое время Се Лянь так и не смог принять сей факт, в его душе воцарилось полнейшее смятение. Но ведь нельзя было вот так оставаться здесь, пришлось подобрать одеяния с пола, второпях одеться и выйти с постоялого двора. По дороге никто не задержал его, тогда Се Лянь вздохнул с облегчением, не замечая странностей ни в строениях вокруг, ни в одежде прохожих, ни в говоре, с которым звучали их речи.
Вот только, возможно, под влиянием дурных мыслей, принцу всё время казалось, будто все видят, что с ним произошло, смотрят на него странными взглядами, отчего ему хотелось идти всё быстрее. В результате он и вовсе бросился бежать, ворвался в лес и нанёс удар кулаком по дереву, отчего ствол с хрустом разломился.
— Подлец!!! — в гневе выкрикнул Се Лянь.
Он хотел осыпать того, кто с ним это сделал, самыми злостными проклятиями и последней бранью, но только и смог выудить из памяти «подлец, негодяй, мерзавец!»
Погасить пламя, полыхающее в душе, никак не получалось, и принца охватила жуткая досада. Но ведь не мог же он залиться горьким плачем, приходилось лишь молча наносить удары. «Бум-бум-бум-бум-бум», за раз переломав несколько десятков больших деревьев, принц наконец добился того, что местный дух земли с рыданиями выполз на свет и схватил его за ногу с мольбами:
— Ваше Высочество! Ваше Высочество, прекратите избиение!
Душу Се Ляня заполняло пламя гнева, однако когда этот старичок выскочил из-под земли, принц удивился, увидев перед собой явно не человеческое существо.
— Кто ты такой?
Старенький дух, размазывая слёзы, простонал:
— Я здешний дух земли, Ваше Высочество! В этом лесу я намерен доживать свой век! А если Вы, почтеннейший, продолжите ломать деревья, мне нечем будет питаться!
Се Лянь подумал, что случившееся с ним всё же других не касается, и нельзя безрассудно срывать на них свой гнев. Кроме того, какого бы низкого ранга ни был чиновник, он ведь тоже божество, да ещё и такое старое, значит, требует к себе уважения. С этими мыслями принц заставил себя умерить пламя гнева, опустить руки и смягчить тон.
— Прошу меня простить… я поддался эмоциям. Куда же это годится? Сколько деревьев я сломал? Я всё возмещу.
Дух земли, отпустив ногу Се Ляня, торопливо отказался:
— Нет, нет, нет, нет, нет, не стоит, не стоит, разве я могу просить вас об этом? То, что вы, почтеннейший, заговорили со мной, уже большая честь для маленького духа!
Се Ляню его слова показались странными. Ведь, что ни говори, а этот дух земли тоже являлся божеством, к тому же выглядел явно старше самого принца. Почему же он его так испугался, да ещё назвал «почтеннейшим»? Впрочем, у Се Ляня не было настроения допытываться до сути, он со всей учтивостью произнёс:
— Вы местный дух земли, стало быть, хорошо знакомы с окрестностями? Не поможете мне отыскать двоих человек? — с такими словами принц сунул руку в рукав, чтобы достать несколько золотых листков в качестве подношения.
Однако дух земли, заметив его жест, замахал руками.
— Не нужно, не нужно! Кого вы хотите найти?
Дух весьма кстати отказался от подношения, потому что Се Лянь так ничего и не обнаружил в рукаве.
— Я ищу своих слуг, Фэн Синя и Му Цина.
Лицо духа земли вдруг сделалось очень странным.
— В чём дело? Есть какие-то затруднения?
— Нет, нет, нет, нет, заструднений нет. Только…
Только что же это происходит с Его Высочеством? Прошло восемьсот лет, а он всё зовёт генералов Наньяна и Сюаньчжэня своими слугами? Интересно, не рассердятся ли двое генералов, узнав об этом? Ох, ладно, пусть сердятся, не страшно. Намного страшнее будет, если не позаботиться как следует об этом просителе, и рассердится уже кое-кто другой. Подумав об этом, дух земли ответил:
— Прошу вас немного подождать здесь, я сейчас же найду их для вас!
— Благодарю за труды, — ответил принц и склонился в поклоне, но подняв взгляд, увидел, что дух уже исчез.
Се Лянь чувствовал, что голова всё ещё охвачена жаром, и прикрыл лоб ладонью, а спустя какое-то время перед ним раздался недоумевающий голос:
— В чём дело?
Подняв голову, Се Лянь увидел Фэн Синя и Му Цина.
Однако это были не те Фэн Синь и Му Цин, которых он знал. На самом деле, их облик остался прежним, но сам настрой и манера держаться совершенно переменились. Они уже не походили на тех неотёсанных мальчишек, напротив, приобрели облик генералов, проведших много лет на поле боя. В придачу на обоих красовались довольно роскошные чёрные одеяния, не похожие на те, что могли позволить себе простолюдины. По крайней мере, Се Лянь никогда не видел их в подобном наряде.
Вопрос задал Фэн Синь, который приблизился и добавил:
— Ваше Высочество, что ты здесь делаешь в одиночку?
Се Лянь, озадаченно помолчав, сказал:
— Это я должен спросить, куда вы двое подевались. Вчера вечером я велел вам играть в слова на улице, почему утром я даже тени вашей не увидел?
На лицах Фэн Синя и Му Цина появилось такое же странное выражение, как у того духа земли, словно они не могли понять, о чём толкует принц. Се Лянь, у которого уже раскалывалась голова, продолжил:
— И ещё, во что это вы вырядились? Что, в конце концов, происходит???
Фэн Синь, поглядев на себя, озадаченно спросил:
— А что не так с одеждой? Вроде бы, всё нормально.
Му Цин вмешался:
— О чём ты? Совсем разум проспал? Вообще-то вчера вечером меня не было подле тебя.
Принц схватился за голову. Ему хотелось закричать, но он заставил себя успокоиться, поразмыслил немного и сказал:
— Я, кажется, понял. Вы, как и я, подверглись магическому воздействию тёмной твари.
Выражения лиц двоих небожителей становились всё более странными.
— Я что-то запутался, — пробормотал Фэн Синь. — Ваше Высочество, лучше скажи, зачем вызвал нас.
Му Цин, закатив глаза, перебил:
— Тут и спрашивать нечего. А я ещё подумал, почему он вдруг позвал меня, а не этого своего… Вероятнее всего, мозгами повредился.
Се Лянь совершенно не понял, о чём тот говорит.
— Какого ещё «этого»? Советника?
Фэн Синь и Му Цин молча переглянулись, последний шагнул к принцу и позвал:
— Ваше Высочество.
— Что?
— У меня что-то с памятью плохо, не напомнишь, чем мы занимались последние несколько дней?
— Разве мы не проводили все дни в тренировках в монастыре Хуанцзи?
— Где Хуа Чэн?
При первых же звуках этого имени, Се Лянь ощутил что-то знакомое, однако, поразмыслив, всё-таки решил, что слышит его в первый раз, поэтому озадаченно спросил:
— Хуа… Чэн… Кто это?
Воцарилось долгое молчание.
— Хорошо, — произнёс Му Цин. — Я понял.
Он сделал знак взглядом и отошёл посовещаться вместе с ошарашенным Фэн Синем. Се Ляню их поведение вдруг показалось подозрительным, он насторожился.
— Что ты понял? О чём вы говорите?
Закончив обсуждение, двое вернулись к нему, и Фэн Синь сказал:
— Ваше Высочество, идём с нами.
Се Лянь насторожился ещё сильнее.
— Куда?
Му Цин ответил:
— Отведём тебя к тому, кто может решить случившуюся с тобой проблему. Идём!
Но теперь принц, охваченный немалыми подозрениями, начал отступать прочь. Му Цин, заметив, что тот, похоже, собирается сбежать, велел:
— Не убегай! — и выкинул с ладони пучок божественного сияния, чтобы связать принца.
Но разве Се Лянь мог сейчас стоять на месте?
Он со всех ног бросился наутёк!
Когда это случилось, у Фэн Синя и Му Цина голова пошла кругом. Они помчались в погоню, на ходу перекрикиваясь:
— Твою мать! Да твою ж мать! Что это с ним??? Если он потерял память, не могло же это достигнуть таких масштабов?! Одним махом выкинуть из головы восемьсот лет?!
— Наконец! Кончилось тем, что он объелся своей стряпни и повредился умом!
— Не может быть! Думаю, он отправился за порог в одиночку и повстречался с непредвиденной опасностью. Нужно поскорее найти его! Его теперешнему сознанию всего семнадцать лет!
Даже в такой момент Му Цин не удержался от насмешки:
— Ага! Наивный и непосредственный, глупый и избалованный семнадцатилетний Его Высочество наследный принц!
— Подожди! Нужно сначала сообщить ему. Скорее сообщим ему!
Раз случилась такая напасть, разумеется, первым делом необходимо уведомить того самого!
Се Лянь на одном дыхании пробежал больше двадцати ли, и лишь остановившись, наконец немного отдышался. Принцу казалось, что он по-прежнему плутает в тумане чьей-то западни, но никак не может из неё вырваться.
Что же, в конце концов, происходит?
Это ненормально. Совершенно ненормально!
Ему ли не знать, какова истинная сила Му Цина? Чтобы заполучить то божественное сияние, ему понадобилось бы совершенствоваться несколько сотен лет, разве это мог быть настоящий Му Цин? Наверняка самозванец!
И он сам. Он тоже вёл себя ненормально. Принц заметил не сразу, но бежал он легко, словно летящая ласточка. Конечно, он и раньше обладал подобным мастерством, однако сейчас сделался ещё быстрее, ещё сильнее.
Всё было не так!
Спокойствие, спокойствие, только спокойствие. Се Лянь вдруг вспомнил, что Му Цин только что, кажется, упомянул одно имя.
Принц пробормотал вслух:
— Хуа Чэн.
По неизвестной причине это имя, хоть и должно было быть незнакомым, но когда слетало с его губ, заставляло что-то в душе едва ощутимо шевельнуться, словно в потайном уголке его сердца раскрывался цветок. Поэтому принц, не сдержавшись, повторил имя многократно, раз за разом.
Хуа Чэн, Хуа Чэн, Хуа Чэн.
Должно быть, это очень важная личность, которая, возможно, является ключом к разгадке случившегося с принцем. Необходимо его найти. Приняв такое решение, Се Лянь направился в сторону города.
Когда принц только-только осознал, что с ним произошло, он совершенно не мог этого принять, но прошло менее часа, и ему немного полегчало. Несмотря на крайнее физическое и моральное недомогание, он находился в западне, которая не давала ему времени на лишнее беспокойство. Настоящие Фэн Синь и Му Цин куда-то исчезли, из чего легко сделать вывод, что тайный злодей обладает исключительными способностями. Необходимо сейчас же воспрянуть духом и докопаться до истины.
Поэтому, когда принц добрался до ближайшего посёлка, выражение его лица уже приобрело привычный вид.
Зайдя в первую попавшуюся чайную, Се Лянь поднялся на второй этаж и сел у окна, однако у него не было настроения пить чай. Взяв со стола стакан, он посмотрел на осадок, который не вытерли со дна. От одного взгляда на принца накатила тоска, и он отставил стакан в сторону.
В чайной сидела прелестная и грациозная девушка, которая обнимала пипу [320], исполняла на ней плавную мелодию и пела, словно иволга.
Мужчины, сидящие вокруг, и старые, и молодые, глядели на неё с ухмылками. Сперва зазвучала обыкновенная местная мелодия, что-то про девушку, которая ранним утром вышла собирать цветы, но вскоре какие-то старики заголосили:
— Скукота, не хотим это слушать, давай другую!
— Да! Эта песня нам не по нраву, другую, другую!
— Сыграй вот эту!
Певунье ничего не оставалось, как повиноваться. Она, легко щипая струны, заиграла немного игривый мотивчик романтической окраски, тягучий и мягкий, настолько мягкий, что от него краснели щёки, а сердца стучали чаще. Зрители наконец остались довольны и принялись выкрикивать одобрения. Се Лянь же, сидя в самом углу второго этажа у окна, в отличие от них, чувствовал себя весьма неуютно.
Если внимательно прислушаться к словам, в песне пелось о молодожёнах, которые проводили страстную и нежную брачную ночь. Вот уж поистине смелая откровенность. Се Ляню ни разу не приходилось слышать столь непристойные песенки в императорской столице. В прошлом такие мотивы пролетели бы развратным ветром мимо ушей принца, поскольку не имели к нему ни малейшего отношения, и он в жизни не задумался бы о подобном. Но теперь… всё было немного иначе.
И хотя принц нисколечко не помнил, как это случилось, всё же теперь оно стало для него реальностью. Поэтому подобное музыкальное сопровождение наводило на совсем иные мысли. Кроме того, Се Лянь заметил нечто страшное: его помыслы абсолютно перестали ему подчиняться!
Слова песни лишь заводили легкомысленную тему, которую принц в душе с лёгкостью развивал в полной мере. В его сознании непрерывно возникало множество обрывочных картин, к примеру: тесно переплетённые пальцы рук, обвязанные красной нитью; прерывистое дыхание и стоны, напоминающие мольбы о пощаде; а также… мужской шёпот, похожий на соблазняющие речи.
Что это такое… Что это вообще такое?!
Се Лянь, охваченный стыдом и гневом, закусил губу и сжал кулаки. Ещё немного, и он не выдержал — с силой ударил рукой по столу.
Громкий стук испугал сидящих за ближайшими столами гостей, которые уставились на принца. Се Лянь опомнился и тихо извинился, всей душой желая заткнуть уши и ничего не слышать. Принц подумал, что если девушка продолжит петь, ему придётся покинуть чайную!
Как вдруг песня оборвалась, женский визг вырвал его из размышлений. Принц резко поднялся, увидев, что девушку окружила целая толпа, явно собираясь протянуть к ней свои лапы. Певица, прижимая к себе инструмент, от испуга вскочила и жалобно вскрикнула:
— Господа, прошу вас, слушайте песни без рукоприкладства…
Несколько мужчин принялись уговаривать:
— Что с того, если мы тебя потрогаем? Всё равно мы наверняка не первые! Ни за что не поверю, что пока ты себя продаёшь, к тебе никто не притрагивался!
От гнева у девушки покраснели глаза, она возмутилась:
— Что значит — я себя продаю? Я продаю свои песни, а не тело!
Но мужчины не собирались слушать объяснения.
— Ха! Оправдывается словно невинная мученица! Если и впрямь такая целомудренная, не вышла бы себя продавать!
— Вот именно! Да ещё поёт такие песенки, завлекая народ… А теперь отказывается работать! Что ты строишь из себя невинность? Умираю со смеху!
От злости девушка, казалось, готова была лишиться чувств. Её голос дрогнул:
— Это ведь вы велели мне исполнить, я только из-за вас запела эту песню!
Но что бы она ни говорила, злонамеренные слушатели всегда находили, что возразить:
— Мы велели, и ты исполнила? Такая послушная? Значит, ты в душе сама давно хотела спеть, чтобы соблазнить кого-нибудь!
Се Лянь не мог больше слушать.
Он и без того едва сдерживал гнев в сердце, а теперь и вовсе вышел из себя. Мелькнула белая тень, и оголтелые мужчины ещё ничего не успели понять, как рядком повалились на пол. Заводила среди них, валяясь кверху задом, разразился бранью:
— Ты ещё что за дрянь такая?! Как смеешь переходить нам дорогу?!
Се Лянь закрыл собой девушку, хрустнув костяшками пальцев, но его лицо осталось по-прежнему невозмутимым, он с нажимом произнёс:
— Не выходите за рамки дозволенного. Женская красота, подобная цветку, способна затронуть любое сердце хоть ненадолго. Но относиться к ней без должного уважения — гнусно и позорно.
Кто-то выкрикнул:
— Ясно как белый день, что она сама выбрала такую песню. Ей, значит, можно петь, а нам нельзя дотронуться?!
Се Лянь отчеканил:
— Именно так. Она может петь, но вам прикасаться к ней не позволено!
Ещё не стих звук голоса принца, а несколько здоровенных мужчин оказались сброшены им со второго этажа и шлёпнулись задом на пол. Полёт их был страшен, и хотя на самом деле никаких тяжёлых увечий Се Лянь им не нанёс, этого хватило, чтобы напугать смутьянов. Поскольку никто так и не разглядел, что же именно он сделал. Как при этом можно говорить об ответном ударе? Позабыв обо всём, подлецы бросились наутёк. Тем временем Се Лянь наверху обернулся, а певица поднялась и с благодарностью отвесила ему поклон.
— Очень признательна даочжану за спасение!
— Для меня это сущие пустяки. Девушка, вы собираетесь остаться здесь?
Певица кивнула, и Се Лянь ответил тем же:
— Хорошо. Тогда продолжайте петь.
Договорив, он сел на своё место, отбросил полы халата, сел как положено и остался присматривать за обстановкой.
Другие мужчины, видя, что он не уходит, а продолжает наблюдать за ними, действительно не посмели снова приставать к девушке. Певица, разгадав его замысел, преисполнилась благодарности и вновь переливчато запела прежний мотив, простую и весёлую песенку здешних краёв.