С такими криками к принцу протянулись около дюжины пар куриных лап, свиных копыт и щупалец с разнообразными вариантами подарков. Се Ляню никогда не приходилось видеть ничего подобного; окружённый незнакомыми вещами, он подивился в душе. Взяв подвернувшуюся под руку изящную и таинственную бутылочку из зелёного нефрита, он спросил:
— О? Что это?
Демон, поднёсший бутылёк, ответил:
— Приворотное зелье высшего качества! Достаточно нескольких капель, и отравленный гарантированно воспылает неугасимой любовью к отравителю, потеряет весь разум, так что при виде объекта воздыхания будет падать без чувств! Кроме того, снадобье совершенно безопасно для здоровья!
После неловкого молчания Се Лянь с серьёзным видом ответил:
— Благодарю за предложение. Но любовь должна исходить из сердца, как можно управлять ею при помощи снадобья? Лучше вам впредь не прибегать к подобным методам.
Демон в страхе пообещал:
— Да, да, да, больше не стану, не стану. Впрочем, обычно мы и не пользуемся таким, просто даочжан Се спросил, что лучше подарить!
Се Лянь, не зная, плакать или смеяться, подумал: «С чего вы решили, что мне может понадобиться приворотное зелье?» Затем с улыбкой ответил:
— Полагаю, и вашему градоначальнику оно без надобности.
Остальные демоны в несколько рук вытолкали того демона прочь и загалдели:
— Вот именно! Если градоначальник кого-то возжелает, разве ему придётся пользоваться зельями? Вот ведь выдумал!
Се Лянь про себя подумал, что это и впрямь так. К примеру, самому принцу не требовалось никаких снадобий: едва увидев Хуа Чэна, он уже практически терял разум и падал без чувств. Поистине неловко.
Чтобы не позволить смущению вылиться в румянец на лице, принц торопливо взял другую коробочку и, открыв её, поинтересовался:
— А это что такое? Жемчужина? Волшебное лекарство?
Демон, поднёсший коробочку, ответил:
— Это пилюля деторождения!
Се Лянь даже не стал спрашивать, для чего эта пилюля, быстро захлопнул коробочку и беспомощно вздохнул:
— Да что же вы мне тут принесли…
Как можно предлагать в подарок Хуа Чэну нечто настолько непристойное?
В результате, выслушав кучу бредовых идей, Се Лянь понял, что ничего дельного не добьётся. Тогда он велел демонам тайком подготовить празднование дня рождения Князя Демонов, чтобы сделать Хуа Чэну сюрприз, а сам решил как следует поразмыслить над подарком.
Наверное, Се Лянь слишком озаботился организацией дня рождения, потому что на его лице теперь читались тяжкие раздумья. В тот день принц, помогая Хуа Чэну в занятии каллиграфией, как раз погрузился в размышления, но вдруг услышал рядом голос:
— Гэгэ.
Се Лянь наконец пришёл в себя и повернулся к нему:
— Что?
Хуа Чэн, внимательно глядя на него, положил кисть и произнёс:
— Может быть, мне показалось, но гэгэ будто бы чем-то озабочен. Не желаешь поведать Сань Лану, что случилось, чтобы я разделил твои тревоги?
Принц испугался, но тут же сделался серьёзным и предупредил:
— Кисть… опускать нельзя. Не думай отлынивать, возьми снова и продолжай.
Хуа Чэн рассмеялся, взял кисть и со вздохом протянул:
— Ты меня поймал.
Се Лянь посчитал, что ему удалось провести Хуа Чэна, и вздохнул с облегчением. Однако тот написал две строчки и вновь как бы между прочим сказал:
— И всё же гэгэ в последнее время… ведёт себя странно.
Се Лянь вновь испугался, однако его лицо осталось невозмутимым.
— О? И в чём же эта странность?
Окинув принца внимательным взглядом, Хуа Чэн улыбнулся.
— Ты как будто... стал чрезвычайно мне послушен.
Се Лянь тоже с улыбкой сказал:
— Но разве я не всегда таким был?
У принца не получалось ничего придумать, и он решил пойти на риск, поэтому сначала наговорил всякой ерунды, а потом, притворяясь, что на самом деле ему безразлично, добавил:
— Сань Лан, позволь задать тебе вопрос.
— Хм? Какой вопрос?
— Тебя не посещает чувство, что чего-то не хватает или… вроде того?
— Не хватает? Гэгэ, о чём ты говоришь? Тебе чего-то не хватает?
— Ох, нет… я говорю о тебе. Просто спрашиваю…
Бедный Се Лянь не решался задать вопрос напрямую, к примеру «что тебе нравится, чего бы ты хотел», боясь, что Хуа Чэн что-то заподозрит, вот и пришлось идти обходными путями. Но принц не знал, получится ли у него таким образом выспросить нужное, и потому его сердце беспокойно замерло.
— Обо мне? Гэгэ полагает, что мне может чего-то не хватать?
…И то верно. Се Лянь невольно смутился.
— Гэгэ, почему ты спрашиваешь?
Боясь излишних подозрений, Се Лянь решил действовать — с силой толкнул Хуа Чэна в грудь. Тот никогда не защищался от принца, и когда со стуком оказался повален на кушетку, округлил глаза, но всё же не придал этому особого значения, лишь усмехнулся:
— Гэгэ, что это ты делаешь? Так страстно, ты…
Не дожидаясь, пока он договорит, Се Лянь отбросил стыд, накинулся на Хуа Чэна и заткнул ему рот поцелуем. На сей раз Хуа Чэн позабыл о расспросах, обхватил принца руками, перевернулся, оказавшись сверху, и больше не пытался понять, в чём же именно Се Лянь ведёт себя странно.
Раз уж собственными тяжкими раздумьями решить вопрос не удалось, Се Ляню пришлось обратиться к помощи извне. И первым делом он подумал, разумеется, о своих прежних подчинённых.
Трое уселись на корточки в потаённом и безлюдном старом храме, и после воцарившейся неловкой тишины Фэн Синь спросил:
— Чего вы на меня уставились?
Двое других по-прежнему продолжали смотреть на него, ни слова не произнося. Что поделать, из них троих только Фэн Синь когда-то был женат на женщине, и вообще-то должен понимать, как порадовать близкого человека. Но лицо Фэн Синя от их взглядов потемнело.
— Не надо на меня смотреть, бесполезно. Я дарил ей только одну вещь.
Тот самый золотой пояс. Да ещё и пожалованный ему Се Лянем.
Му Цин тоже пребывал в невообразимом потрясении от того, что принц притащил его сюда и задал подобный вопрос. Он повёл себя поистине учтиво уже хотя бы потому, что смог сдержаться и не закатить глаза. Желая лишь поскорее решить проблему, Му Цин сказал:
— Ну вот и славно, пояс — неплохой подарок, давай ты тоже просто подаришь ему пояс.
Се Лянь, уже бессознательно не обращая внимания на его ехидство, посетовал:
— У меня давным-давно не осталось ни одного.
Он заложил их все!
Му Цин ещё более издевательски добавил:
— Сейчас у тебя дела идут отлично, повсюду твои храмы и последователи, покажись кому-нибудь во сне и скажи, что тебе надо. Тебе ли сокрушаться, что не можешь достать хоть один?
— Но тогда не будет смысла! — возразил принц. — Если даже подарки на день рождения приходится принимать как подношения от последователей… Как-то слишком небрежно, не находишь?
Видя, что никакой сарказм Се Ляня не берёт, Му Цин наконец заговорил нормальным тоном:
— Ну почему с тобой столько хлопот? Тогда сделай подарок своими руками.
Се Лянь тут же поддержал:
— Хорошая идея! Но я не умею.
— Не умеешь, так можно научиться.
— Отлично сказано. У кого мне учиться?
Му Цин раздражённо бросил:
— Откуда мне знать? Найди первого попавшегося…
Он осёкся, когда заметил, что на сей раз другие двое, не сговариваясь, перевели взгляды на него.
Через четыре часа, когда Се Лянь проткнул пальцы иглой уже несколько раз и только благодаря бинтам ладони не заливало кровью, он наконец держал в руках нечто продолговатое, неясной формы и назначения.
Му Цин просто не мог на это смотреть.
— Что это такое?
— Пояс, — со вздохом ответил Се Лянь.
— Я знаю, что это пояс. Я спросил, что это такое вышито на нём? Какой смысл несёт этот узор в виде двух картофелин?
— Это не картофелины! Ты не видишь? Это две рожицы, — чтобы его помощники разглядели получше, принц провёл по ткани пальцами. — Два человеческих лица, вот глаза, а здесь рот…
Убедившись, что это действительно чьи-то рожицы, Му Цин, не веря своим глазам, произнёс:
— Да кто вообще вышивает на поясе рожицы? Как в этом можно куда-то выйти? Ведь ты одеваешься не настолько бесвкусно, как ты мог сотворить нечто подобное?
Се Лянь не мог ничего поделать. Заставь его починить ветхий домишко, вырыть колодец или возвести стену — в таких делах он мог похвастаться прекрасным мастерством, работу выполнял быстро и на совесть. Но похоже, ему от природы не давались подобные, более «женские» задачи. Стоило ему взяться за нить с иглой или котёл с черпаком, всё выходило из-под контроля. Принц поглядел на свои руки, замотанные как цзунцзы. Пусть боли он не чувствовал, но в таком состоянии процесс замедлялся, и принц неизбежно ощутил беспомощность.
— Лучше я всё-таки поправлю…
Но как тут исправить? Как говорится — из дерева уже вырубили лодку, обратно не воротишь. Самое большее, что можно сделать, — добавить по краю рожиц лепестки, чтобы те превратились в два миленьких несуразных цветка.
Фэн Синь и Му Цин стояли с видом, словно готовы выколоть себе глаза.
На лбу Му Цина едва заметно вздулись вены.
— Я бы и свинью научил шить, почему же ты такой бестолковый? Постоянно тыкал иголкой в собственные пальцы!
— Когда это ты свиней обучал? — встрял Фэн Синь. — Вот уж точно наглое бахвальство!
Му Цин, не церемонясь, обратился к Се Ляню:
— Ладно, смирись, нет у тебя такого таланта.
Ему редко выпадал случай назвать принца «бесталанным», и прозвучало это с полной уверенностью, даже с нотками удовольствия.
Фэн Синь, не в состоянии больше слушать, вмешался:
— Ты не мог бы поменьше болтать? Ты ни слова похвалы не сказал Его Высочеству, а ведь носить одежду и шить её самому — это совсем не одно и то же! И ещё, ведь не всё так плохо, по крайней мере, этот пояс можно надеть.
— Ладно, тогда подарим сделанную им штуковину тебе, и если решишься выйти в ней в люди, я охотно признаю, что был неправ.
Фэн Синь не успел ничего ответить, когда Се Лянь поспешно забрал своё до смешного уродливое творение и проговорил:
— Что ты, это никуда не годится. Лучше я всё же оставлю его себе!
Такое просто рука не поднимется преподнести в дар!
Фэн Синь и Му Цин ничем не смогли помочь, и Се Лянь решил попросить совета кое у кого другого.
— Подарок? Ваше Высочество, вы обратились прямо по адресу. В прошлом… какие только редчайшие драгоценности не дарили Моему… мне!
Они сидели на корточках на обочине дороги, и Ши Цинсюань с распущенными волосами преисполнился такого воодушевления, что из его уст будто изливалась бесконечная река. Сразу видно, что по части подарков он лицо сведущее. Се Лянь с ещё большей учтивостью попросил передать ему эту мудрость, а Ши Цинсюань совершенно уверенно произнёс:
— Бесхозные сокровища, конечно, на свете есть, но чтобы добыть их, наверняка потребуется потратить немало сил.
— Нестрашно, — ответил Се Лянь. — Это как раз то, что мне нужно.
Чем больше сил потребуется потратить, тем ценнее станет подарок, ведь тогда он будет нести на себе больше сердечных чувств. Лучше добыть сокровище, которое достать труднее всего, которое никому не удалось заполучить. Так, если принц преподнесёт его Хуа Чэну, оно обретёт для него по-настоящему особенный смысл. Стоило принцу только представить, как Хуа Чэн чуть приподнимет брови и улыбнётся уголком губ, и его сердце наполнялось неудержимым радостным ожиданием, нетерпением и решимостью.
Поразмыслив, Ши Цинсюань воскликнул:
— Сосуд звёздного неба! Ваше Высочество, должно быть, слышали о нём? Это истинное сокровище. Если поставить его ночью под открытым небом, так, чтобы звёзды и луна отразились в вине, которым наполнен сосуд, он впитает в себя лучшую духовную Ци небесных светил. Это не только изящество в чистом виде, но ещё и огромная помощь в самосовершенствовании…
Однако, чем дальше слушал Се Лянь, тем тяжелее становилось недоброе предчувствие в его душе. Он торопливо перебил:
— Постойте.
— В чём дело?
— Цинсюань, ты говоришь о вот таком маленьком сосуде из чёрного нефрита? — Принц изобразил руками размер. — В нефрит ещё инкрустированы мелкие звёздочки?
— Э? Откуда вы знаете, Ваше Высочество? Вам доводилось его видеть?
Се Лянь промолчал.
Не только видеть… В прошлом месяце принцу захотелось выпить воды, однако он забыл, что поранил руку, и потому по неосторожности не удержал и разбил вдребезги точно такой же сосуд.
Тогда Хуа Чэн сразу подошёл узнать, откуда на руке принца рана, ну а принцу стало жалко красивый необычный сосуд, и он поинтересовался, нельзя ли его починить. На что Хуа Чэн ответил, что это всего лишь безделушка, даже не взглянул на него и велел слугам убрать осколки, а потом повёл Се Ляня лечить рану.
Вспомнив об этом теперь, Се Лянь поразился — неужели он разбил тот самый Сосуд звёздного неба, редчайшее сокровище, о котором говорит Ши Цинсюань?!
Половина сердца Се Ляня похолодела, через какой-то время он сказал:
— Наверное… это не слишком подходящий подарок. Предложи что-нибудь другое.
— Хм… — Ши Цинсюань не понял, чем принца не устроил такой вариант, но почесал затылок, поразмыслил и добавил: — Ну тогда ещё кое-что, Кисть восьми сторон света! Поразительный артефакт, она сделана из шерсти с кончика волшебного хвоста древнего оборотня, а также из верхнего ростка нефритового бамбука, поэтому, когда ею не пишут иероглифы, на кисти вырастают…
— Бамбуковые листья из бирюзового нефрита?
— Верно! Ваше Высочество, откуда вам и это известно? Её вам тоже доводилось видеть?
Да как же не доводилось? Ведь именно этой кистью Хуа Чэн ежедневно упражняется в каллиграфии. К тому же, написав уродливые иероглифы, он сразу винит в этом плохую кисть, то и дело швыряет её на пол, а иногда может запнуть куда-нибудь. Се Ляню частенько приходится искать, куда же улетела бедная кисть, затем хорошенько её вытирать и убирать на место.
— Это… — помолчав, сказал Се Лянь, — наверное, тоже не самый лучший подарок. Давай всё-таки подумаем ещё.
Ши Цинсюань назвал ещё несколько вариантов, но принц обнаружил одну вещь. Всё то, что другие люди называют редчайшими сокровищами, ему уже очень знакомо, и к тому же судьба этих вещей незавидна. То это окажется табуретка, на которую Хуа Чэн кладёт ноги, то коврик, который он постелил на пол. И если он не взял это просто ради забавы, то уже куда-нибудь забросил!
Если подумать, ничего странного в этом нет. Разве ещё осталось на свете сокровище, которое Хуа Чэн не видел и которое не может достать? Поэтому, что касается подарка на день рождения Князю Демонов, в этом направлении размышлять бесполезно — ничего не придумаешь.
Когда болезнь серьёзна, любой врач сойдёт, и Се Лянь обошёл практически всех знакомых, к кому можно обратиться. Вот только… Цюань Ичжэнь умел только пихать золотые слитки, а Хуа Чэн не страдал от недостатка денег. Пэй Мин умел дарить подарки только женскому полу и на вопрос «что подарить мужчине» ничего серьёзного предложить не мог. Что касается Линвэнь, она заручилась поддержкой нескольких небесных чиновников высшего ранга, да к тому же чертоги Верхних Небес просто не могли без неё обойтись, потому её не заключили в темницу. Однако чиновницу уже не было видно из-под свитков, которыми её закидали, так что она уже почти ничего не понимала и могла только проверять документы. Уж лучше бы её оставили в темнице, посидеть в тишине и покое…
Се Лянь ни от кого не дождался помощи и по-прежнему не знал, что подарить, а до праздника осталось только два дня. Он целую ночь не мог уснуть от размышлений, так что глаза заполнились кровавыми прожилками, но вот наконец перед самым рассветом у него возникла идея. Стоило подумать об этом, и принц тихонько поднялся с постели, затем глянул на спящего рядом Хуа Чэна.
Чёрные словно вороново крыло волосы, такие же чёрные и блестящие ресницы, плотно сомкнутые веки, по которым и не скажешь, что одного глаза уже нет. При взгляде на прекрасное лицо спящего, природная угроза и опасность ощущались уже не так отчётливо, сейчас Хуа Чэн казался безгранично нежным и ласковым.
Сердце Се Ляня дрогнуло, он не удержался — протянул руку и осторожно поднёс к лицу Хуа Чэна, но в последний момент побоялся его разбудить и не коснулся кожи.
Однако спуститься с кушетки принцу так и не удалось — его схватили за талию и притянули обратно. За спиной раздался сонный голос:
— Гэгэ, зачем ты поднялся так рано?
Хуа Чэн всё-таки проснулся!
Он говорил очень тихо, с хрипотцой, словно ещё не до конца пробудился. Се Лянь, который не ожидал, что его поймают, с трудом скрыл испуг и спокойно ответил:
— Ах, до меня донеслась молитва.
Хуа Чэн прижался и оставил поцелуй возле уха принца.
— Ещё не рассвело, кому взбрело в голову в такую рань бежать в храм и молиться? Жить надоело…
Принцу было что скрывать, и, наверное, поэтому от слов демона его лицо обдало жаром.
— Эту молитву я не сейчас получил, просто раньше отложил на потом…
Принц решил, что в таком положении говорить нормально слишком затруднительно, поэтому снова попытался встать, но Хуа Чэн сел вместе с ним, обнял сзади за шею, устроив голову на его плече, и сказал:
— Ну раз ты отложил молитву до этого дня, почему бы не подождать ещё? Гэгэ вчера так утомился, лучше отдохни ещё немного.
Се Лянь старательно противостоял его обвивающим рукам и соблазняющему голосу, но получалось с трудом.
— Я… и так уже слишком долго откладывал, больше ждать нельзя…
— О. Тогда мне пойти с тобой?
— Не нужно, — торопливо ответил принц. — Это не займёт много времени, я сразу же вернусь, а ты отдыхай!
— Точно не нужно?
— Не нужно! Тебе нельзя со мной, ни в коем случае!
— Почему? — Хуа Чэн чуть округлил глаза.
Се Лянь поперхнулся, но сразу же резко повернулся к нему, схватил Хуа Чэна за плечи, и глядя прямо в глаза, серьёзно произнёс:
— Тебе… нужно упражняться в каллиграфии.
Хуа Чэн невинно посмотрел на него, хлопая глазами. А Се Лянь, отбросив угрызения совести, добавил:
— Сегодня ты должен целый день провести за каллиграфией в храме. Я проверю, когда вернусь!
Хуа Чэн принял ещё более невинный вид и наклонил голову набок, но всё же послушно согласился.
Се Лянь же, которому с огромным трудом удалось наконец его уговорить, впопыхах скатился с постели. Хуа Чэн, полуоперевшись на столик, прищурился и посмотрел вслед в спешке убегающему принцу, потом усмехнулся, закинул руки за голову и снова улёгся на постель.
Сперва Се Лянь наведался в безлюдную местность, взял то, что ему нужно, затем отправился на гору Тунлу.
Там в чаще леса стоял маленький домик. Войдя внутрь, принц увидел за столом советника, который весьма сосредоточенно играл в карты с тремя пустыми сосудами.
Се Лянь, не говоря ни слова, развернулся уйти, но советник, только увидев его, блеснул глазами и выкрикнул:
— Стой!
Принц знал, что советник во время игры в карты мог велеть ему вернуться лишь по одной причине. Так и вышло — в следующий миг тот перевернул столик с картами и воскликнул:
— Довольно, я занят и должен идти! Наследный принц, вернись! Зачем пришёл?
Обернувшись, Се Лянь увидел безвольно повалившиеся на пол пустые сосуды и прекрасно понял, что советник явно проигрывал эту партию.
— Вообще-то у меня не такое уж неотложное дело, — соврал принц.
Но советник тут же возразил:
— Нет, нет, по твоему серьёзному лицу я вижу, что случилось нечто невероятно важное! Карты подождут, наставник сначала должен помочь тебе!
Но стоило Се Ляню поведать о цели своего визита, лицо советника переменилось. Они сидели на простенькой длинной лавке, и принц прекрасно расслышал, что совертник упрекнул его:
— Вот уж точно — случилось нечто невероятно важное. Всего-то день рождения, а ты думал над этим так долго! Да ещё оббежал весь свет, чтобы лично добыть вот это!
Се Лянь знал, что не сможет объяснить другим свои мотивы, а если сможет, его всё равно не поймут. Не обращая внимания на упрёки, он до покраснения растёр точку между бровей и сказал:
— Я ведь уже отыскал нужный материал, просто не помню, как изготовить тот замок долголетия времён Сяньлэ, что я носил в детстве. Прошу, советник, помогите. Вам не придётся ничего делать, я сам всё исполню.
Но советник, похоже, никак не унимался:
— Тебе вовсе не стоило готовить подарок. Ты уже сам себя подарил, какие ещё подарки ему нужны?
Хотел ли советник этим сказать, что «ты и есть самый лучший подарок»? Се Лянь не мог принять подобное суждение даже в мыслях, поэтому хлопнул себя ладонью по лбу и подумал: «Я ведь не настолько самовлюблённый».
Советник видел, что принц то и дело качает головой, протестуя из глубины души, и добавил:
— Это ведь просто никуда не годится. Ты же… единственный на всём белом свете небожитель, вознёсшийся трижды! Бог войны в короне из цветов! Наследный принц Сяньлэ! Уже в семнадцать лет имел наглость перед всем народом Поднебесной заявить, что желает помогать людям, попавшим в беду! В восемнадцать лет…
Се Лянь поспешно перебил:
— Советник! Прекратите! Советник! Не продолжайте! Не продолжайте!
Как можно гордиться подобным «тёмным прошлым»?!
Советник взглянул на принца со сложной палитрой эмоций на лице, словно был ужасно разочарован, что из его ученика не вышел толк.
— Ваше Высочество, вам ведь и правда не стоит ставить себя на столь низкую ступень!
— Я вовсе не ставлю себя на низкую ступень, просто…
Просто, когда дело касается любимого человека, разумеется, хочется дать ему самое лучшее, что есть на свете. Да и Се Ляню всё же иногда казалось, что сам он недостаточно хорош.
Глядя на принца, советник вздохнул, спрятал руки в рукава, поразмыслил немного и дал ответ.
— Замок долголетия, верно? Подожди, мне надо подумать. Это было так давно, что я и сам не решусь утверждать, что помню все тонкости ремесла и обряда освящения.
— Нестрашно, — ответил Се Лянь. — Если вы так и не вспомните, я сделаю его по памяти. Уверен, искренняя вера творит чудеса.
Помолчав, советник глянул на него и сказал:
— Не желаешь спросить его?
Он не назвал имени, но Се Лянь понял, о ком говорит советник. Цзюнь У был заточён в глубине подземелий горы Тунлу.
Спустя долгое молчание Се Лянь всё же отрицательно покачал головой.
Се Лянь провёл на горе Тунлу почти целый день, после чего возвратился в Призрачный город.
Тем временем день рождения Хуа Чэна уже должен был вот-вот наступить, осталось всего несколько часов. Обитатели Призрачного города договорились с принцем, что будут притворяться, словно ничего не происходит, а сами незаметно подготовят город к празднику. Се Лянь проскользнул в какую-то маленькую лавку, а вскоре его окружила толпа демонов, которые наперебой заголосили:
— Ну как? Ну как?
Се Ляню подумалось, что они выглядят прямо как заговорщики, и спросил:
— Что с вашим градоначальником? Он ничего не заподозрил?
— Нет, нет, — заверили демоны. — Градоначальник сегодня весь день провёл в храме Тысячи фонарей.
Се Лянь немного удивился:
— Весь день?
— Ага! И кажется, у градоначальника сегодня прекрасное настроение. Старший… даочжан Се, вы приготовили подарок на день рождения градоначальнику?
Се Лянь наконец успокоился, потрогал лежащий в рукаве серебряный замок долголетия, изготовленный с таким огромным трудом, слегка улыбнулся и ответил:
— Приготовил.
Демоны возрадовались, затем вместе с принцем ещё раз обсудили завтрашнее празднование, и Се Лянь вернулся в храм Тысячи фонарей. Едва оказавшись там, он с удивлением обнаружил Хуа Чэна за каллиграфией.
Поразительно, но принцу не пришлось заставлять, демон по своей воле отправился тренироваться в написании иероглифов, — вот уж поистине редкий случай. По всей видимости, тот и впрямь пребывал в прекрасном настроении. Увидев, какие кривые и убогие иероглифы выходят из-под несчастной драгоценной Кисти восьми сторон света, Се Лянь почему-то захотел рассмеяться и покачал головой. Хуа Чэн услышал шаги принца, прекратил наконец мучить кисть и с улыбкой произнёс:
— Гэгэ, ты вернулся? Как раз кстати. Взгляни на мои сегодняшние успехи.
Се Лянь тоже заулыбался, ответил «Хорошо» и почти сделал шаг, но неожиданно именно в тот момент выражение его лица застыло, нога замерла, а брови напряглись.
Хуа Чэн мгновенно почувствовал неладное и в следующий же миг оказался подле принца.
— Что с тобой?
Тот сразу придал лицу нормальный вид.
— Всё в порядке.
Но принц был не в порядке. Только что, мгновение назад, его сердце едва заметно кольнуло.
Хуа Чэн не позволил себя дурачить и сразу взял запястье принца, чтобы прощупать пульс.
— Где ты был? Снова поранился?
— Нет.
Принц сказал правду, он не был ранен, просто несколько дней провёл в хлопотах, которые закончились вполне успешно, ничего опасного принц не встретил. Хуа Чэн несколько мгновений молчал, но ничего подозрительного не ощутил и отпустил руку Се Ляня. Тот сам запустил по телу поток Ци, но тоже ничего не заметил и про себя решил, что ему всего лишь показалось, поэтому улыбнулся:
— Наверное, просто потянул сухожилие. Ну ладно, давай посмотрим, как сегодня твои успехи.
Хуа Чэн наконец улыбнулся и повёл его за руку.
— Идём.
Принц ещё ничего не ответил, а его сердце вдруг снова заболело. Ему точно не могло показаться! Се Лянь весьма отчётливо ощутил боль, и если в первый раз она походила на укол иглой, то во второй уже оказалась сродни царапине острым ногтем. И если бы Хуа Чэн не отвернулся, Се Ляню точно не удалось бы одурачить его фразой «Всё в порядке».
Но момент был крайне неподходящий, принц пока что не хотел тревожить Хуа Чэна. Спустя некоторое время, проведённое вместе с ним, Се Лянь под благовидным предлогом вышел, чтобы ещё раз внимательно себя осмотреть.
Но когда отнял пальцы от пульса, его лицо сделалось серьёзным.
Результат по-прежнему не вызывал подозрений, в противном случае Хуа Чэн почувствовал бы неладное. Но почему у него без веской на то причины заболело сердце?
Поразмыслив, Се Лянь предположил, что в его тело проникла нечистая сила, либо он подвергся действию необычного яда. Впрочем, принц не стал впадать в панику, по крайней мере, сейчас. Ещё немного, и наступит день рождения Хуа Чэна, и если в такой момент что-то случится, тот наверняка не захочет ничего отмечать, а вместо этого займётся лечением принца.
Се Лянь привык терпеть боль, и ему не то чтобы не приходилось переживать подобные злоключения. Не придав значения случившемуся, он решил для начала отложить решение проблемы на день, а потом уж тихонечко разобраться с ней самому.
Вечером, когда назначенный час был близок, Се Лянь вернулся в храм Тысячи фонарей. Хуа Чэн всё ещё находился там и со скучающим, но с виду серьёзным лицом занимался мазнёй по бумаге, пополняя гору исписанных листов. Се Ляню невольно захотелось улыбнуться, но улыбка так и не показалась на его лица — сердце снова охватило болью. Он попробовал нажать на акупунктурную точку на груди, но это не возымело действия, и принц подумал: «Похоже, с этой напастью не так просто справиться… Потерплю ещё немного».
Легко вздохнув, принц подошёл и мягко позвал:
— Сань Лан? Есть одно дело, в котором, боюсь, мне потребуется твоя небольшая помощь.
Хуа Чэн положил кисть.
— Какая помощь?
— Закрой, пожалуйста, глаза.
Хуа Чэн поднял бровь, но без лишних слов подчинился. Се Лянь взял его за руки и с улыбкой сказал:
— Идём со мной.
Они словно вернулись на гору Юйцзюнь, только теперь поменялись ролями. Хуа Чэн усмехнулся:
— Хорошо!
Се Лянь за руки медленно довёл его до выхода.
— Осторожно, порог.
Хуа Чэн бродил по храму Тысячи фонарей неизвестно сколько раз, и разумеется, ему не требовались напоминания, где и как ступать, но всё же он поднял ногу только тогда, когда принц напомнил об этом. Серебряные цепочки на сапогах мягко звякнули, и двое одновременно вышли из храма, после чего оказались на длинной улице.
Спустя ещё какое-то время пути Се Лянь остановился.
— Ну всё, открывай глаза.
И Хуа Чэн повиновался. Его чёрный глаз сверкнул, словно загорелся яркий фонарик. Улица, украшенная фонарями и флагами, сейчас выглядела оживлённее и наряднее обычного, словно каждый её обитатель приложил к этому усилие. Выцветшие и порванные вывески заменили, края изогнутых крыш сверкали огнями, всё преобразилось.
В какой-то момент их окружили демоны, которые только что не решались даже дышать слишком громко, но стоило Хуа Чэну открыть глаза, все принялись изо всех сил шуметь и наперебой кричать: «С днём рождения, градоначальник!» А кто-то даже невпопад орал «Столетнего мира и согласия!» и «Желаем поскорее обзавестись драгоценным отпрыском!» [326]. Сделалось невыносимо шумно!
Узрев столь безобразный результат, Се Лянь хлопнул себя ладонью по лбу. Они ведь так долго репетировали, даже с трудом получалось кричать слаженные поздравления, но почему же сейчас все выкрикивали что попало?!
Хуа Чэн остался невозмутим, как будто происходящее совсем его не тронуло, только поднял брови и сказал:
— Что вы устроили? Таким шумом убивать можно.
Позабывшие обо всём, что репетировали, демоны к тому же отбросили и совесть.
— Ну и пусть! Всё равно здесь все давно мертвы!
Хуа Чэн прыснул со смеху, повернулся и увидел за собой принца, который стоял, спрятав руки за спину.
— Сань Лан, я слышал… сегодня твой день рождения?
Демон, словно ожидал этого вопроса давно, сложил руки на груди, наклонил голову и, посмеиваясь, ответил:
— Гм. Ага!
Се Лянь тихонько кашлянул, потом вдруг подпрыгнул и быстрым движением надел на шею Хуа Чэна тот самый замок долголетия.
— Это… я сделал на скорую руку. Надеюсь, ты не откажешься от подарка!
На искусно сделанном замке были выгравированы такие же цветы, кленовые листья, бабочки и дикие звери, как на серебряных наручах Хуа Чэна, а кроме того, от него исходила мощная волна магической силы, так что с первого взгляда становилось ясно — это необычная вещица.
Демоны заголосили:
— Непревзойдённо! Как это прекрасно! Что за драгоценность?!
— Ах! Только градоначальник достоин носить такое сокровище! И только такие сокровища достойны того, чтобы их носил градоначальник!
Их похвала звучала настолько преувеличенно, что Се Лянь не знал, как на это реагировать, и разволновался ещё сильнее. Он подумал, стоит ли спросить Хуа Чэна, нравится ли ему подарок, а тот стоял, ни слова не произнося, только его глаз горел ярче яркого, а на губах играла улыбка.
Хуа Чэн взял в руки серебряный замок, словно собираясь что-то сказать, но тут произошло непредвиденное.
Ноги Се Ляня подкосились, и он упал на колени.
Такого не ожидал никто, по толпе веселящихся и хохочущих демонов прокатились потрясённые вздохи. Улыбка Хуа Чэна вмиг исчезла, он немедленно подхватил принца.
— Гэгэ? Что с тобой?
Побледневший Се Лянь с трудом улыбнулся.
— Ничего…
Но договорить не успел, его горло сдавило от недостатка воздуха. Вот беда, опять начинается! Та странная сердечная боль вновь вернулась, и в этот раз оказалась как никогда прежде сильной, словно сердце Се Ляня разрывалось изнутри.
В душе принц воскликнул «Плохо дело», ведь он не ожидал столь внезапного напора, да к тому же каждая следующая волна была мощнее предыдущей, и как назло, боль накатила на него именно в такой момент! Он ещё мог сохранять самообладание, но напасть никуда не делась, будто кто-то, замахиваясь колышком из персикового дерева, раз за разом вбивал этот гвоздь ему в сердце. От боли стало трудно дышать, принц даже головы поднять не мог, по его лбу потекли струйки холодного пота.
Хуа Чэн окончательно переменился в лице.
— Ваше Высочество?! — Он схватил запястье принца, но так и не обнаружил причины болезни. — Ваше Высочество! Где ты был вчера?!
Кругом стояли панические крики пришедших в смятение демонов. Се Лянь открыл рот, но словно что-то вонзилось ему в горло, не давая вымолвить ни слова.
Даже плечи Хуа Чэна, которыми он заключил принца в объятия, задрожали. Глядя, как привычно прекрасное и в любых обстоятельствах невозмутимое лицо Хуа Чэна окрасилось волнением на грани сумасшествия, Се Лянь почувствовал, будто ему в сердце пришёлся удар тяжёлого молота, и наконец не выдержал — потерял сознание.
И перед тем, как он лишился чувств, в его голове повторялась лишь одна фраза: «Прости».
Ведь сегодня… день рождения Хуа Чэна!
Неизвестно, сколько прошло времени, когда Се Лянь рывком очнулся. Он ещё не успел отдышаться, как словно сквозь туман увидел над собой потолок и растерянно подумал: «Это… храм Тысячи фонарей? Что со мной… Я уснул?»
Он всё ещё приходил в себя, когда чья-то рука помогла ему приподняться, а совсем рядом раздался голос Хуа Чэна:
— Ваше Высочество?
Се Лянь поднял голову и действительно увидел лицо Хуа Чэна, облик которого буквально горел волнением. Принц застыл и хотел было что-то сказать, но сердце вновь сковало резкой болью.
На сей раз он пробудился окончательно, в тот же миг согнулся пополам и едва не вонзился ногтями в кожу на груди, сжав с такой силой, будто собирался вырвать собственное сердце. Хуа Чэн немедля схватил его за руку.
— Ваше Высочество!
Промедли он хоть миг, и на груди Се Ляня осталось бы пять кровавых царапин. Рядом послышался другой голос:
— Похоже, с ним что-то не так. Сперва отпусти его!
Оказывается, Му Цин тоже был здесь.
— Если я отпущу его, а он поранит себя, что тогда?! — возразил Хуа Чэн.
Тут же раздался голос Фэн Синя:
— Я помогу тебе его держать! Если как можно скорее не разобраться, мы не сможем снять его боль!
Се Лянь, по-прежнему скрюченный, почувствовал, как другая рука схватила его запястье. Хуа Чэн на миг застыл, но потом всё же отпустил принца, как и было предложено.
И вот что странно — стоило ему отнять руку от Се Ляня, и боль в самом деле значительно спала. По крайней мере, принц наконец смог пошевелиться. Он перевернулся и увидел возле постели Фэн Синя и Му Цина, которых, должно быть, вызвали для выяснения обстоятельств. Ну а Хуа Чэн стоял неподалёку и неотрывно смотрел на него.
От этого взгляда едва отступившая боль вновь победно вернулась. Му Цин заметил, как переменилось лицо принца, и обратился к Хуа Чэну:
— Встань подальше! Кажется, стоит ему оказаться рядом с тобой или увидеть тебя, и ему делается больно!
Хуа Чэн остолбенел, выражение его лица сделалось таким пугающим, что не передать словами. Однако он мгновенно покинул комнату. А стоило ему исчезнуть из поля зрения Се Ляня, боль в груди принца в самом деле резко прекратилась. Эти муки, когда боль то усиливалась, то стихала, едва не довели принца до сумасшествия, он отдышался и с трудом выговорил:
— Что… в конце концов… происходит?
Му Цин и Фэн Синь всё же решили вместе крепко держать принца, чтобы тот не вскочил сгоряча и не побежал к Хуа Чэну.
— Что происходит? — повторил за принцем Му Цин. — Это тебя надо спросить! Что с тобой? Наверняка нарвался на какую-нибудь нечисть!
— Да разве я мог сам не знать, что нарвался на какую-нибудь нечисть?
Да и Хуа Чэн тоже осматривал его.
— Тогда, может быть, ты недавно наведался в какое-то необычное место?
— Недавно я наведывался только на гору Тунлу и… на могилу советника.
— Что? — нахмурился Му Цин. — На могилу советника? Какую ещё могилу советника?
Однако Хуа Чэн, который стоял за переделами комнаты, понял без пояснений:
— На могилу советника Фан Синя?
Се Лянь позвал:
— Сань Лан, лучше всё же зайди сюда…
Но тот мрачным голосом отозвался снаружи:
— Гэгэ, оставайся здесь и отдыхай, а я отправлюсь туда и всё разузнаю.
— Я с тобой! — но стоило принцу подняться, и боль снова уложила его обратно.
От Хуа Чэна больше не донеслось ни звука, похоже, он уже ушёл. Се Лянь хотел было снова подняться, насколько это было в его силах, но Му Цин предостерёг:
— Лучше тебе поменьше шевелиться, ты и шага сделать не сможешь!
Се Лянь, которого в четыре руки держали двое небожителей, всё ещё пытался сопротивляться:
— Мне ведь уже приходилось терпеть боль, поболит-поболит, и привыкну.
Он не мог из-за какой-то боли не видеться с Хуа Чэном!
— Ты готов сносить боль, а вот твой Сань Лан явно против.
Се Лянь замер, потом вспомнил лицо Хуа Чэна, увиденное им перед потерей сознания, затем представил, с каким чувством Хуа Чэн осознал, что принцу больно, только когда он подходит ближе… Дыхание вдруг оборвалось, сердце охватила резкая раздирающая мука, лицо сделалось мертвенно бледным. Му Цин и Фэн Синь не сводили с него глаз, и последний озадаченно спросил:
— Разве Собиратель цветов под кровавым дождём не ушёл? Почему ему до сих пор больно?
Му Цин же оказался весьма проницательным:
— Ты ведь только что не думал ни о чём, кроме него, верно?
Се Лянь, стиснув зубы, стерпел очередной долгий приступ, после чего наконец смог выговорить:
— И что… неужели… даже подумать нельзя?
— Не думай. Похоже, чем дальше, тем хуже тебе становится, тем сильнее боль. Я налью тебе попить.
У Се Ляня не осталось сил даже на то, чтобы покачать головой и сказать «не стоит». Му Цин поднялся и вышёл, а принц постарался выровнять душевное состояние. Но чем спокойнее он становился, тем сильнее волновался. Неизвестно ещё, какая тварь к нему прицепилась, ни один из них не выяснил причину внезапной болезни, а теперь Хуа Чэн отправился на поиски один… Се Лянь никак не мог успокоиться по-настоящему.
Тем временем вернулся Му Цин с белоснежной и изящной чайной пиалой, при виде которой Се Лянь вспомнил, что Хуа Чэн только вчера вечером пил из неё. С лица принца вновь сошли все краски, он молча лёг на постель. Му Цин сразу понял, что мысли принца опять улетели к «тому самому», поэтому он так и не поднёс чай, только с потемневшим лицом сказал:
— И почему ты постоянно думаешь о нём? Жизнь не дорога?!
— Да разве мне под силу это контролировать?
Если бы можно было так просто перестать думать о ком-то, многие горести и невзгоды мира людей попросту исчезли бы.
— Мне думается, легче просто вырубить его, раз не может удержать собственные мысли.
Однако Фэн Синь, будучи в прошлом личным помощником принца, ни при каких обстоятельствах не мог его ударить. Разумеется, он также не позволил бы никому другому совершить подобное на его глазах, и тут же возразил:
— Так нельзя! Лучше тебе всё-таки побольше говорить с ним, чтобы отвлечь внимание, так он не будет постоянно возвращаться мыслями к Собирателю цветов под кровавым дождём.
— Да о чём я могу с ним поговорить? Он ведь в любом разговоре найдёт повод вспомнить о Собирателе цветов под кровавым дождём! Пусть просто валяется без сознания!
— В любом случае, бить его нельзя! Давай так, сыграем в цепочку слов, тут он точно не сможет подумать ни о чём другом, верно? Ручаюсь, у него просто не останется времени. Я начну. Живите долго как южные горы [327]!
Фэн Синь до отвращения ненавидел эту игру и пересилил себя, чтобы её начать — даже зубы стиснул, говоря первую фразу. Му Цин испытывал чувства ничуть не лучше и с огромным нежеланием, но всё же продолжил:
— Горы бесплодны, реки коварны [328].
Се Ляню ничего не оставалось, как собрать последние силы и добавить:
— Коварный пурпурный присвоил яркость киновари [329]…
Но тут же принца снова скрючило от боли. Му Цин, не веря своим глазам, воскликнул:
— Как ты даже тут умудрился о нём вспомнить? Ведь совсем никакой связи!
Се Лянь про себя сказал: «Как же никакой связи? Киноварь, киноварный цвет, киноварные одежды, красные одежды. А стоит вспомнить о красных одёждах, как тут не подумать о Хуа Чэне?»
Таких мучений принц больше вынести не мог. Он что было сил вырвался из рук двоих небожителей, державших его, и с громким «бум» скатился с кушетки.
Фэн Синь и Му Цин прекрасно знали, что Се Лянь обладает недюжинной взрывной мощью, и даже оставили себе немного сил с запасом, чтобы в случае чего удержать его, однако им это всё же не удалось. Стоило Се Ляню вырваться, они бросились было за ним, но тот одним ударом уложил обоих. Му Цин, подняв голову, как раз застал момент, когда принц выбежал за порог. Небожитель крикнул вслед:
— Куда ты? Не убегай!
Но Се Лянь, который уже достиг своей предельной скорости, вынул из рукава две игральные кости, со стуком выбросил и, пошатываясь, ворвался в ближайшую дверь.
Хуа Чэн говорил, если Се Лянь захочет увидеться с ним, он всегда сможет это сделать, и не важно, какое число выпадет на костях. Бросившись за дверь, принц не знал, куда его приведут кости, но буквально свалившись в дверной проём, он действительно оказался в знакомых объятиях. Над его головой прозвучал чуть изумлённый голос:
— Ваше Высочество!
Се Лянь поспешно обнял Хуа Чэна, боясь, что тот опять исчезнет из виду, и воскликнул:
— Сань Лан! Не ходи один, я… пойду с тобой…
Хуа Чэн, кажется, тоже хотел обнять принца, но его руки застыли в воздухе. Он сделал над собой усилие и мрачно ответил:
— Ваше Высочество, вернись, тебе будет очень больно.
Во всех трёх мирах не было никого, кто не дрожал от страха при одном упоминании непревзойдённого Князя Демонов, Собирателя цветов под кровавым дождём. Но сам он сейчас, похоже, не представлял, что ему делать с принцем. Ни обнять, ни оттолкнуть его он не мог. Обнимет — причинит боль. Оттолкнёт — причинит ещё больше боли. Се Лянь, стиснув зубы, прижался к нему сильнее, голос принца задрожал:
— Ну и пусть будет больно!!!
— Ваше Высочество!
Ведь чем умереть от боли, сидя в другом месте и думая о Хуа Чэне, лучше умереть от боли, крепко обнимая Хуа Чэна. И чем больнее становилось принцу, тем сильнее он прижимался к демону. Лоб Се Ляня покрылся испариной, он прерывисто проговорил:
— Подожди немного, совсем чуть-чуть, мне скоро станет лучше, скоро я привыкну. Я могу стерпеть боль. Пока ты рядом, я ещё способен терпеть. Но если ты уйдёшь, тогда уж точно… боль станет нестерпимой…
Хуа Чэн весь застыл от этих слов принца, и только через какое-то время прошептал:
— Ваше… Высочество…
Это было похоже на выдох боли, словно он испытывал ещё большие мучения, чем Се Лянь.
Принц сильнее прижался к Хуа Чэну, ожидая, пока эта невыносимая боль стихнет. Он как раз старался выровнять дыхание, когда неожиданно позади него раздался голос:
— Ты выковал это из своей маски?
У Се Ляня всё плыло перед глазами, поэтому он заметил только сейчас, что они находятся на заброшенной могиле. Это мрачное место он сам посещал только день назад. Могила советника. Ну а за ними стоял ещё кое-кто, высокий и стройный. Это был Лан Цяньцю.
Принц прибежал сюда в полубреду и, конечно, не заметил присутствия кого-то третьего. Но даже теперь это не заставило его смутиться, принцу просто было не до того.
Тем временем подоспели Фэн Синь и Му Цин. Последний так злился на принца за удар, из-за которого он долго не мог подняться, что казалось, вздувшиеся на его лбу вены никогда не исчезнут.
— Куда ты понёсся?! — закричал Му Цин. — Мы вдвоём в четыре руки не смогли тебя удержать! Что это за проклятое место? Как будто склеп какой-то!
Фэн Синь, оглядев обстановку, сказал:
— Это ведь и есть склеп, верно? Да ещё и разрытый к тому же. Это могила советника Фан Синя? А что здесь делает Его Высочество Тайхуа?
Лан Цяньцю не с самым радостным видом ответил:
— Я слышал, что недавно на могиле советника кто-то побывал, якобы сюда пожаловали расхитители гробниц, вот и пришёл взглянуть.
Пришёл взглянуть и в результате наткнулся на Хуа Чэна и Се Ляня. Неизвестно, какие мысли посетили Лан Цяньцю, но у него явно не было настроения на приветствия и объяснения. Он уставился на принца и спросил снова:
— Это замок долголетия, который ты сделал из той серебряной маски? А позавчера ты приходил сюда, чтобы забрать маску?
Поколебавшись, Се Лянь кивнул.
Когда-то он служил советником в государстве Юнъань и всегда носил на лице маску, сделанную из редкого серебра, а точнее из полуцзиня демонического металла. Маска скрывала его лицо, но помимо этого обладала настоящим чудесным свойством — отражала любое магическое воздействие и являлась защитным артефактом. После «смерти» советника Фан Синя маска стала погребальным предметом, который был похоронен вместе с телом.
Если уж дарить подарок, то выбрать нужно что-то чрезвычайно ценное и для себя. Се Лянь долго ломал голову и наконец вспомнил, что когда-то владел таким сокровищем, причём весьма полезным, ведь оно множество раз помогало ему. Принц обожал свою маску, только вот, выбираясь из гроба, не захватил её с собой. Вот и пришлось среди ночи спешить на могилу советника Фан Синя, раскопать собственный склеп, достать маску, затем расплавить её и перековать в замок долголетия, обладающий защитными свойствами.
Остальные слушали с весьма странным выражением лиц. Всё же никто и никогда не приходил проведать место захоронения советника Фан Синя, трава здесь выросла высотой в несколько чи, да и Се Лянь не удосужился здесь прибраться. Но это ещё полбеды, ведь он разрыл собственную могилу… никому бы и в голову не пришло учинять подобное!
После неловкого молчания Се Лянь заметил выражение лица Лан Цяньцю и пояснил:
— Маску я взял не из твоего дома, я сделал её из демонического серебра, которое укротил лично…
Если бы маска принадлежала императорскому роду Юнъань, Се Лянь ни за что бы не пожелал использовать её в качестве материала для подарка Хуа Чэну. Принц не знал, что Лан Цяньцю наблюдает за могилой советника, ведь считал, что тот закопал его и забыл. В противном случае, по крайней мере, разровнял бы разрытую могилу и тому не пришлось бы являться сюда.
Лан Цяньцю же застыл и гневно выкрикнул:
— Вообще-то я не спрашивал с тебя этого!
Хуа Чэн бросил в сторону юного Бога Войны прохладный взгляд, и лицо Лан Цяньцю настороженно посуровело. Ну а Се Лянь, поглядев на серебряный замок, вдруг нахмурился, словно о чём-то вспомнив.
Он встретился взглядом с Лан Цяньцю и увидел в его глазах то же самое выражение. Разумеется, от Хуа Чэна это не укрылось, он спросил:
— Проблема в замке долголетия? Ваше Высочество, ты ведь понял, что это такое?
Се Лянь действительно нашёл разгадку и осознал, в чём же тут дело. Просто не знал, как об этом поведать. Но Лан Цяньцю с помрачневшим лицом сказал за него:
— Это он сам.
— Что это значит? — холодно переспросил Хуа Чэн.
— Цяньцю! — поспешно выкрикнул Се Лянь.
Лан Цяньцю бросил на него взгляд, но всё же продолжил:
— После Пира Чистого Золота я принёс его сюда.
— Не надо, — взмолился Се Лянь.
Посмотрев на него, Лан Цяньцю замолчал, должно быть, сам не зная, что сказать далее. Но пусть он не продолжил рассказ, остальные уже догадались обо всём сами. После трагедии на Пиру Чистого Золота принц государства Юнъань, Лан Цяньцю, пленил советника Фан Синя и ради мести заколотил его в гроб, проткнув сердце гвоздём из персикового дерева. После чего запечатал в склепе на пустыре, чтобы никто не мог прийти сюда и поклониться ему. Разумеется, никто и не собирался этого делать.
Тогда же кровь, вытекшая из груди Се Ляня, запачкала маску из серебра, что стала погребальным предметом. Благодаря Ци демонического серебра эта кровь, даже покинув тело принца, до сих пор оставалась живой. Ну а Се Лянь явился сюда днём ранее, раскопал собственную могилу, достал маску и выковал из неё замок долголетия. Кровь из маски, разбуженная им, вознамерилась вернуться в его тело.
Вот почему ни Хуа Чэн, ни сам принц не обнаружили ничего подозрительного даже после многократного осмотра. По той простой причине, что странность крылась в самом Се Ляне, в его собственной крови. Разумеется, выяснить это лишь по пульсу было невозможно!
Хуа Чэн шевельнулся, а Се Лянь, не видя выражения его лица, поспешно остановил:
— Сань Лан!
Лан Цяньцю убил принца ради мести, ведь прежний правитель государства Юнъань действительно погиб от руки Се Ляня. И когда советника Фан Синя гвоздями заколотили в гроб, месть свершилась.
Се Лянь тяжело задышал, сердце вновь охватила боль, и он не сдержал сдавленного стона. Хуа Чэн вновь взволнованно нахмурился:
— Ваше Высочество?
Видя побелевшее как бумага лицо Се Ляня, Лан Цяньцю поколебался мгновение, но всё-таки спросил:
— Я… могу чем-то помочь?
Се Лянь знал, какие мысли посетили Лан Цяньцю в силу его характера, и поспешно заверил:
— Нет, нет, Цяньцю, твоя помощь не требуется. Это тебя не касается, ты тут ни при чём. Я сам поступил неосмотрительно. Ты можешь остаться в стороне.
Му Цин тоже подумал, что присутствие здесь Лан Цяньцю, жертвы и убийцы в одном лице, поистине неуместно, и сказал:
— Верно, Вашему Высочеству Тайхуа не стоит о нём беспокоиться, возвращайтесь к себе.
Помолчав, Лан Цяньцю ответил:
— Хорошо.
Однако несмотря на такой ответ, он всё же не ушёл. Впрочем, остальным стало не до него, потому что Се Лянь от боли вновь готов был кататься по земле. И как назло, даже в таком состоянии он крепко обнимал Хуа Чэна, отказываясь отпускать.
Фэн Синь вскрикнул:
— Сначала разберёмся с этой проблемой! Ваше Высочество?.. Что с тобой?
Се Лянь только что барахтался от боли, но вдруг раздался отчётливый треск, и он вдруг затих, упал в объятия Хуа Чэна, весь покрытый холодным потом, и перестал шевелиться.
Хуа Чэн крепко обнял его и прошептал:
— Ваше Высочество, всё хорошо. Теперь не болит?
Тут все заметили, что демон сжимает в руке серебряные обломки. Ну а драгоценный замок долголетия, висевший у него на груди, исчез.
Стоит лишь уничтожить замок долголетия, и кровь из сердца Се Ляня, затронутая его демонической Ци, разумеется, тоже постепенно успокоится. Поэтому Хуа Чэн взял замок в ладонь, легонько сжал, и украшение сломалось.
Дыхание принца понемногу выровнялось, он повернул голову и увидел, как сквозь пальцы Хуа Чэна посыпался искрящийся серебристый песок. Затем встретился с ним взглядом, по какой-то причине вновь ощутив лёгкую боль в сердце.
— Гм… — проговорил Се Лянь, — не болит.
Наконец избавившись от проклятия, Се Лянь попрощался с Фэн Синем, Му Цином и Лан Цяньцю, и вместе с Хуа Чэном медленно направился в сторону Призрачного города.
Они шли плечом к плечу, и весь путь лицо принца горело жаром.
Всё из-за Фэн Синя и Му Цина.
Только что, перед тем как их пути разошлись, Фэн Синь стёр пот со лба и всё же не удержался от вопроса:
— Так почему же всё-таки, стоило Его Высочеству увидеть Собирателя цветов под кровавым дождём, с ним происходило такое? Что не так с этой сердечной кровью? Она намеренно заставляла тебя страдать?
Сам Се Лянь прекрасно знал, в чём причина, и потому сразу же сказал:
— Не стоит углубляться в эту тему!
— Это ещё почему? — с подозрением спросил Фэн Синь. — А что мы будем делать, если подобное повторится? Нужно разобраться во всём до конца.
— Ты даже этого понять не в состоянии? — хмыкнул Му Цин. — Эта кровь вытекла из его тела много лет назад, а вернувшись, привыкла не сразу, вот и расшалилась. И если бы его сердце было спокойно как вода, подобно древнему колодцу, в котором не бывает волн, то всё бы обошлось…
Но если сердце принца вело себя неспокойно, при малейшем волнении кровь начинала закипать, вызывала невыносимую боль, снова и снова возвращая в момент, когда ему в грудь вонзился деревянный колышек.
Се Лянь теперь не решался даже смотреть на Хуа Чэна, принцу казалось, что он опозорился перед ним на всю оставшуюся жизнь. Ведь получается, стоит ему бросить хоть взгляд, допустить лишь мысль о Хуа Чэне, и он не в состоянии сохранить спокойствие, что и стало причиной невыносимой боли!
Стоило Се Ляню подумать об этом, и его сердце снова начинало бешено биться в груди. К превеликому счастью, теперь, как бы быстро оно ни стучало, больше не болело.
Неожиданно долго молчавший Хуа Чэн заговорил:
— Ваше Высочество.
— Что? — немедля отозвался Се Лянь.
— Сколько времени ты провёл… в той могиле?
Се Лянь застыл, но ответил:
— Уже не помню.
Просто очень, очень долго, так долго, что не хотелось считать. Боль, голод, потеря крови, галлюцинации. Вначале он не двигался, потом всё же не выдержал и принялся бешено колотить по гробу, чтобы выбраться наружу. Но в конце концов всё же смирился и позволил себе погрузиться в кромешную тьму. Боль от сотни ударов мечом, когда казалось, что он больше не вернётся к жизни, была сильнее. Но эта боль, тупая, ноющая, тянулась бесконечно.
Принц вздохнул, и Хуа Чэн сразу заметил это:
— Что такое, Ваше Высочество? Ещё болит?
Се Лянь покачал головой, помолчал и тихо произнёс:
— Ох, Сань Лан, прости.
Хуа Чэн удивился:
— Почему ты просишь у меня прощения?
Помявшись, Се Лянь сказал:
— Ведь сегодня же твой день рождения, я хотел, чтобы ты как следует его отпраздновал, но мы целый день промучались в поисках избавления от проклятия.
Он ведь рассчитывал дождаться хотя бы окончания праздника, но всё же не выдержал.
— Даже подарок, что я для тебя приготовил, пришлось уничтожить, чтобы исцелить меня.
И к тому же Хуа Чэн разбил его собственными руками. Се Лянь вспомнил всё от начала до конца, и ему показалось, что этот день прошёл хуже некуда. Он даже представить не мог, в каком настроении пребывал Хуа Чэн.
Но тот мягко произнёс:
— Ваше Высочество, — он остановился и добавил, — твой подарок я уже получил.
— Что? — замер Се Лянь.
Только не говори «ты для меня самый лучший подарок» или что-то вроде того, иначе стыд станет вовсе невыносимым.
Внимательно посмотрев на принца, Хуа Чэн улыбнулся.
— Ваше Высочество, ты сказал, что пусть даже тебе больно, ты всё равно хочешь меня увидеть. Даже несмотря на такие страдания, ты не покинешь меня. — Он шёпотом добавил: — Я очень рад.
Вспомнив, как плачевно он выглядел, когда вцепился в Хуа Чэна и говорил это, Се Лянь тихо кашлянул и захотел с притворной небрежностью закрыть ладонью лицо.
Но Хуа Чэн вдруг притянул его к себе и заключил в крепкие объятия. Принц застыл, прижатый к его чуть содрогающейся груди, и услышал его уверенный голос.
— Правда, — сказал Хуа Чэн, — я очень рад.
«Я тоже очень рад!» — подумал Се Лянь.
Спустя сотни лет долгого ожидания, как бы ни было больно, Хуа Чэн тоже ни разу не задумался о том, чтобы отказаться от него.
И Се Лянь был рад больше всего, когда понял это.
Они крепко прижались друг к другу, и Хуа Чэн произнёс:
— Только несмотря на то, что я очень рад, всё же я больше не хочу, чтобы тебе приходилось терпеть такую боль.
Они вдвоём вернулись в Призрачный город, где демоны целый день не находили себе места от волнения. А когда все увидели Се Ляня и Хуа Чэна, то суматоха тотчас же обернулась ликованием. Хуа Чэн, по-прежнему не удостоив демонов и фразой, вместе с Се Лянем вернулся в храм Тысячи фонарей. Однако оказавшись внутри, они обнаружили, что в храме прибавилось немало вещей.
— Кто принёс это сюда? — спросил Хуа Чэн.
Се Лянь принялся осматривать вещи по одной, предположив:
— Похоже на подарки. Это, должно быть, от Её Превосходительства Повелителя Дождя, какие свежие овощи… А это от Цинсюаня?.. Ладно, это наверняка подарил генерал Пэй…
Осматривая свёртки, принц радовался всё больше и с довольной улыбкой заключил:
— Сань Лан! Вот так праздник, все прислали подарки на день рождения Его Превосходительства Князя Демонов!
Ведь принц несколько дней, словно одержимый демоном, повсюду расспрашивал, что же подарить на день рождения, и пускай он не говорил, кому именно, похоже, не было никого, кто не догадался бы об этом сам.
Хуа Чэн, впрочем, не проявил к подаркам интереса.
— Гэгэ, не распаковывай, чуть позже я всё выброшу. Только место занимают.
Видя, что он и правда решил позвать кого-нибудь, чтобы выбросить подарки, Се Лянь поспешно остановил:
— Давай всё-таки оставим их, ведь это же как-никак выражение их сердечных намерений… Постой, а это почему здесь, кто это подарил???
Он увидел затесавшиеся среди груды подарков приворотное зелье и пилюлю деторождения, но тут же, не зная, плакать или смеяться, выбросил их подальше, словно горячий батат.
Однако Хуа Чэн, похоже, заинтересовался подарками и сам протянул руку к одной вещице.
— Хм? А это что такое?
Се Лянь бросился ему помешать:
— Ничего хорошего! Не смотри!
В конце концов, после некоторых колебаний, Се Лянь всё-таки подарил Хуа Чэну тот пояс, что сделал собственными руками, взамен уничтоженного замка долголетия.
Едва взглянув на него, Хуа Чэн от смеха едва не перестал дышать… несмотря на то, что демонам дышать не нужно. В конце концов, он прижал принца к себе, осыпал поцелуями и похвалой, так что принц ужасно засмущался, лёг на кровать и притворился мёртвым.
Но ещё сильнее принцу захотелось притвориться мёртвым, когда утром следующего дня Хуа Чэн и впрямь надел эту штуковину на себя и с невозмутимым видом приготовился выйти в ней из храма. Принц от одного взгляда едва не лишился чувств, тут же скатился с постели, бросился к нему и пустился уговаривать, чтобы Хуа Чэн пообещал ему носить пояс наизнанку, показывая всем сторону без вышивки. Хуа Чэн нехотя согласился, и тем самым Се Лянь избежал страшной судьбы быть опозоренным перед всеми за своё «рукоделие».
Из-за грандиозной шумихи, устроенной в день рождения Хуа Чэна, все на свете узнали, что Се Лянь прямо во время праздника потерял сознание. А когда стали известны подробности, все на свете узнали, что Се Лянь настолько без ума от Князя Демонов, что при виде него падает без чувств, но… это уже совсем другая история!
Послесловие
О нежности, о мечте, о том, что невозможно бросить, и о том, кого невозможно забыть
Каждый раз, когда я пишу роман, приступаю к послесловию раньше, чем завершится произведение. Да, во время написания этих строк черновик романа ещё не закончен. Лучше назвать это не «послесловием», а «мыслями перед написанием» или «ощущениями в процессе написания».
(Заодно, наконец! В этот раз послесловие начинается не со слова «наконец»)
«Небожители» приняли эстафету от «Магистра», что оказалось необыкновенной ответственностью, которая очень давила на меня. На мой взгляд, завышенные ожидания — это обоюдоострый клинок, именно поэтому я каждый раз по привычке предупреждаю всех, чтобы не обманывались ожиданиями. Хотя мне кажется, что это, похоже, не действует.
И всё же, в самом начале, когда создавались персонажи и сеттинг романа, одержало верх не волнение, а возбуждение от вызова, который я бросила сама себе, пробуя новый мир. Поэтому всё-таки вначале напишу что-нибудь хорошее.
1. Народный фольклор и местные легенды
Во второй половине 2016 и первой половине 2017 года, чтобы развеяться и найти вдохновение, я много путешествовала. Мне всегда нравились народные сказания и местные легенды, в дороге я посетила множество храмов и монастырей, именно там у меня и возникло желание написать «Небожителей».
Иногда китайские мифы создаются вокруг реальной личности, которая обрела славу своими деяниями, люди обожествляют её, превозносят как «святого», «бога», «основателя учения» и т.д., а затем привязывают к этому мифическую составляющую. Однако если сразу взять готового персонажа, неизбежно столкнёшься с претензиями, а не очерняешь ли ты добрую память какого-нибудь древнего мудреца. Если повествование основано на конкретных фактах, у них, конечно, может существовать иное прочтение, но, к сожалению, автору не нравится основываться на реальных событиях, и описание уже существующих личностей не приносит никакого чувства достижения успеха. В любом случае, гораздо интереснее придумать что-то самому, поэтому данный роман с первого же слова начинает нести чушь. Небесный пантеон полон богов, которые подвержены человеческим порокам и множеству дурных привычек. Целыми днями они ругаются между собой, раздают друг другу пощёчины, раскапывают тёмное прошлое друг друга, разносят сплетни — в общем, там всегда витает густой запах пороха, ни о какой непостижимой чистоте не идёт и речи. И всё же небожителям необходимо возвысить себя над всеми и задрать нос.
Кто-то спрашивал, почему каждый небесный чиновник имеет своё тёмное прошлое. Также читателей мучает вопрос, почему подобные гнилые люди способны стать небожителями. Очень просто. Потому что я так постановила. С самого начала было сказано — вознестись или нет, оказаться на Небесах или нет, сыграть роль может всё: сила, старания, удача, всё что угодно. И крайне редко вознесение связано с моральными качествами.
В романе повсюду встречаются отголоски моих странствий. Например, яму, полную змей, скорпионов и диких зверей, в которую сбрасывали преступников, а также пещеры, в которых люди прятались от песчаных бурь, я увидела в одном древнем городе на северо-западе Китая. Эти моменты очень ярко запечатлелись в моей памяти, потому что из-за сильного ветра с песком я по неосторожности подвернула там ногу и, причитая от боли, ещё пыталась сделать как можно больше фотографий на телефон. Ну а блуждая по тенистым и внушающим трепет огромным каменным пещерам, любуясь на установленные в них божественные статуи всевозможных форм и размеров, я ещё сильнее убедилась в собственном стремлении:
Написать историю любви между божеством и его последователем.
2. Love Story
Из трёх пар в трёх книгах ХуаЛянь, по моему собственному мнению, — самая традиционная пара.
Сначала поведаю вам историю. Во время поездки в Юньнань в поисках вдохновения я увидела в местных горах, которые известны как даосская святыня, один очень ветхий старый даосский храм. В переднем зале стоял потрёпанный ящик для подношений, а рядом табличка с надписью о том, что монастырь находится в аварийном состоянии и нуждается в пожертвованиях. Чуть не умерев от смеха, я бросила в ящик 100 юаней. А потом увидела растущее на территории храма дерево с красными цветами.
Очень высокое, возрастом несколько сотен лет. Говорили, что это самое высокое цветущее дерево в том городе, и цветёт оно очень пышно и красиво. Тогда образы персонажей «Небожителей» уже были определены, и увидев то дерево, я подумала: «Как же это невыразимо удивительно и прекрасно».
Кстати, о персонажах. В предыдущих своих работах я сначала определила шоу (пассив), а гун (актив) никак не вырисовывался, понадобилось долго раздумывать и подбирать образ. Хуа Чэн же стал исключением. На меня нашло вдохновение, и вот он стоит передо мной. Ещё один порыв вдохновения — и я уже знаю, что он слеп на один глаз (.
По задумке отец Хуа Чэна был жителем императорской столицы Сяньлэ, мать же — роковая красавица из чужого народа. Поэтому при первом появлении от Хуа Чэна исходит немного чужеземного очарования.
В черновике для создания образа этого «чужого народа» я изучила множество народностей. К примеру, тату: кажется, у многих народностей принято делать татуировки, и эта деталь придала герою дух бунтарства и некоторую наивность, а также немного незрелой сексуальности. Ещё примеры: кленовые листья, бабочки, серебряные украшения, изображения диких зверей и так далее — по этим приметам легко догадаться, о какой народности идёт речь, всё-таки по ней есть огромное множество материалов[330].
Однако надеюсь, что вы ни в коем, ни в коем случае не станете привязывать сюда конкретный народ, всё-таки я понимаю о них не так много, поэтому главным образом в романе задействован вымысел. Если это приведёт к ложному пониманию трёхмерного мира читателем, проблем не избежать. Кроме того, раз уж я официально определилась с характером Хуа Чэна во время поездки в Шанхай, чисто теоретически местом его рождения можно считать именно этот город. Несмотря на то, что впоследствии Хуа Чэн овладел тёмной магией иного народа, всё же он прожил в государстве Сяньлэ более десяти лет, и культура хань оказала на него гораздо большее влияние (и что я несу с серьёзным видом…).
В заметках, которые не были использованы в книге, Хуа Чэн часто пел песни о любви своему возлюбленному на древнем языке, который уже утерян и которому научила его мама. А когда Се Лянь спрашивал, что он поёт, Хуа Чэн хитро прищуривал глаза и нёс всякий вздор. Но по мере развития сюжета я заметила, что можно и не писать о родителях и происхождении Хуа Чэна, поэтому просто расскажу вам об этой задумке, она не так уж важна.
В целом, Хуа Чэн был для меня послушным ребёнком. И его фальшивая улыбка, и тонкие серебряные цепочки на сапогах, да и практически весь его образ был определён быстро и с удовольствием. Больше всего мне нравилось переодевать его в новый наряд и придавать новую внешность. Впрочем, я жалею, что мне не удалось дотянуть до десяти разных образов, но во время редактуры текста я буду стараться!
Зато выбранный в качестве пассива Се Лянь промучил меня почти полгода. И это мучение продолжалось ещё долго после начала публикации.
С ним сложились сложные отношения. Нельзя сказать, что он мне не нравится, уверена, мои предпочтения довольно легко разгадать. Мне нравятся персонажи, которые при первом же появлении производят впечатление: «А! Это человек с историей». Но… Се Лянь — одна из причин, по которым мне было тяжело писать этот роман.
Раньше, когда я бралась за перо, даже если вначале герой был мне не очень знаком, спустя три дня я находила к нему подход. Но Се Лянь… После пяти-шести дней постоянных усилий процесс всё ещё шёл тяжело, и тогда моё сердце сделало «ту-дум».
В тегах к роману указано «мотивационный текст», потому что Се Лянь, он по жизни «неудачник».
Он был молодым и неопытным, ничего не смыслил в этой жизни, выставлял себя посмешищем, глупцом, совершал ошибки, срывался, ненавидел, сходил с ума. От этого не сбежать, это не нужно приукрашивать, всё так, как есть. Это выматывало меня морально и физически. И не только сам текст, но и то, что происходило за его пределами. Объяснения были бесполезны, и у меня не осталось сил, поэтому я совсем перестала читать комментарии.
Потому что я привыкла ещё до начала публикации своих работ ставить себе «прививку», представлять самые худшие варианты развития событий и морально к ним готовиться. Поэтому ещё перед публикацией романа я уже предполагала, что скажут хейтеры. Я колебалась очень долго, но всё же решила, что этого персонажа стоит попробовать, мне ещё не приходилось работать с такими героями.
Но вот что самое главное. Интуиция подсказала мне, что такой человек как Хуа Чэн наверняка полюбит такого человека как Се Лянь. Поэтому, промучавшись больше полугода, я всё же ударила по столу и постановила: это будешь ты!
Это история о любви. О нежности, о мечте, о том, что невозможно бросить, и о том, кого невозможно забыть.
В средней и старшей школе я иногда придумывала небольшие сюжеты, и у меня почему-то существовало убеждение, что человеку не стоит воспринимать любовь как смысл жизни, нужно иметь собственные амбиции, идеалы, цель в жизни, бла-бла-бла-бла, иначе у тебя не останется собственной души, ты не будешь отдельной личностью бла-бла-бла-бла.
Но впоследствии моё мнение постепенно поменялось. Потому что я обнаружила — несмотря на то, что я всегда говорила, что человеку не стоит придавать любви слишком большое значение, на самом деле мой взгляд более всего привлекали люди, которых постоянно захлёстывали чувства, словно мотыльков, летящих на огонь. Наверное, это и называется «на словах можно презирать, но суть покажет правду»? Как бы то ни было, когда я это разглядела, неизбежно подумала, что в юности мои идеи были слишком уж высокомерными.
Почему человек может безоглядно полюбить другого человека? Разве не смешно? Это ведь настоящее чудо, неужели кто-то действительно на такое способен? Больше похоже на одержимость! И среди сотни тысяч не найдётся один такой! Но если подумать, такого поразительного дурня как Се Лянь, который прилагает усилия, но ничего ими не добивается, который разбивает голову в кровь, но не желает одуматься, точно так же — не найдёшь и одного среди сотни тысяч. Получается, они всё-таки на самом деле идеальная пара.
Я видел тебя в твои самые худшие времена, ну и что с того?
Ты — и есть моя мечта.
3. Пристрастие к истерии и неуёмная жажда бытового юмора
В самом начале я задала «Небожителям» тональность «уютного текста». Я надеялась, что эта история будет чуть нежнее, чувственнее, целительнее и проще. Поэтому сначала в черновике повествование склонялось к хипстерско-деревенской древности (?), где каждый день занимаются огородом, попивают чай, избавляются от мелких демонов, устраивающих пакости, переводят престарелого Цзюнь У через дорогу и всё в таком духе (???). Ради этого я выпила тонну куриного бульона, чтобы промыть себе мозги в надежде легко посмотреть на мир добрыми и ласковыми глазами.
Но реальность доказала, что на данный момент мне всё же больше по душе красочное проявление разнообразных эмоций, любовь, ненависть, страсть и месть на грани жизни и смерти. Описывая каждого персонажа, я в тайне потирала руки в ожидании его истерии. О, как я люблю, как люблю! Люблю тебя до смерти!!! Как я ненавижу, как ненавижу, умри, умри!!! Я не хочу жить!!! Не хочу жить, а-а-а-а-а-а-а!!! Спасите! Спасите! Спасите! Спасите! (…)
Приведу пример. Во время написания сцены убийства 15°[331] Черноводом, я неожиданно за один день написала 8-10 тысяч знаков[332].
Потому что мне вообще не требовалось ни о чём размышлять, все диалоги и сюжет сами по себе выстреливали как из автомата, тра-та-та-та. Я вообще не думала о том, почему персонажи так говорят и действуют, я просто была совершенно уверена, что они бы именно так себя повели.
К примеру, почему 15° перед смертью схватил Ши Цинсюаня за горло? Я написала это раньше, чем успела подумать «почему», он уже это сделал, а я только потом поняла — ах, вот почему. Причём это «понимание» — только мои умозаключения о его психике. В общем, он сам схватил брата за горло! Я его не заставляла!
Ну да ладно, если не получился уютный роман, зато я написала его с юмором. На самом деле мне нравится создавать смешные, а также бытовые сцены. С самого начала я надеялась, что в «Небожителях» бытовых и приключенческих событий будет поровну, и если есть какие-то страшные вещи, испытания и битвы, то должны быть комические элементы, визиты гостей и праздные беседы. Впрочем, для меня это всё же не совсем привычно, поэтому в процессе всё получалось не так легко, как хотелось бы.
4. Процесс публикации
Ключевые слова процесса написания этого романа — неопределённость и страдание.
Вначале я сказала, что едва приступив к написанию черновика, я была полна энтузиазма. Но чем дальше, тем больше я страдала.
Возможно, вы не поверите, но сперва объём «Небожителей» не превышал 360 тысяч знаков[333], поэтому в черновике написано 5 тысяч, и тогда я заявила, что сохраню в черновике весь текст сразу, именно потому, что установила такой объём.
Но вы, наверное, уже знаете, что у меня никогда не получается дать точную предварительную оценку объёму романа. Как бы я ни старалась, мне всё казалось не так, одного только пролога существовало пять-шесть вариантов, и даже тем прологом, который есть сейчас, я всё ещё недовольна. На самом деле из всех прологов я больше всего довольна вступлением к «Системе».
В общем, именно в таком состоянии мучения и недоумения я сохранила кучу черновиков. Это был самый длинный черновик, который мне приходилось писать, но результат получился не самый лучший, много чего пришлось выкинуть. Тогда я правда не могла прийти к решению, при этом ужасно переживала и думала, может, пока не стоит начинать этот роман? Заменить его другим? Но я ведь уже сделала анонс и вот так брать слова назад будет не очень хорошо. К тому же, я написала так много, неужели всё это будет потрачено впустую? Пришлось продолжать писать дальше. В итоге скорость написания всё снижалась, а до конца оставалось ещё очень-очень долго.
В результате я всё же решила, что так не пойдёт, я же так и за два года не допишу роман! Может, стоит как-то себя взбодрить? Поэтому я, отбросив сомнения, запустила публикацию! Так и вышло, что я публиковала главы, при этом занималась редактурой (практически переписывала заново), также писала новые главы, загруженность была немыслимая. Впоследствии (где-то на середине публикации) я наконец поняла, почему в самом начале мне было так тяжело. Причин несколько, и они все не так просты и весьма конкретны, не буду их перечислять.
Я действительно имела в планах написание длинного романа за миллион знаков, но это должно было случиться через много лет, не думала, что это произойдёт так рано. Объём «Небожителей» — это совершенно непредвиденная ситуация, автор ещё был неопытен, и просто оказался застигнут врасплох. Вообще-то я очень долго всё обдумываю, и для такого объёма мне потребовалось бы по меньшей мере три года на постепенное создание черновика. Но невозможно ведь тянуть так долго. Если бы я заранее знала, что в итоге текст получится таким большим, боюсь, черновик получился бы совершенно другим.
Впрочем, в таких вещах невозможно «знать заранее». В любом деле ты узнаёшь всё, только когда это сделаешь, и если не взяться за перо и не начать писать, остальное будет лишь пустой болтовнёй.
В общем, когда стрелу наложили на тетиву, её нельзя не выпустить. Раз уж я начала публикацию, пришлось стиснуть зубы и держаться до конца.
Писать одновременно с публикацией — это огромное давление на автора. Знаю, есть авторы, которые обновляют главы и быстро, и качественно, но я сама не отношу себя к таким.
Когда я что-то придумываю, мысль должна «настояться», раньше я могла за полгода написать только 5 тысяч знаков, поэтому ежедневные обновления даются мне с трудом. Кроме того, иногда я пребываю в благоприятном для этого состоянии, а иногда не очень. Если я не застреваю на чём-то подолгу, могу за час написать 1300 знаков, и тогда получаю довольно неплохой отклик. Но если я где-то застряла, это причиняет настоящее страдание, и я не всегда довольна текстом, который вымучиваю в результате, а потом под ним появляются не самые вежливые комментарии. Тогда у меня портится настроение, и порочный круг замыкается.
«Небожители» определённо самый выстраданный мною роман, мне часто казалось, что я переоцениваю свои возможности, это чувство практически не давало дышать, каждый день меня посещали сомнения, что это проверка моей способности противостоять давлению. К тому же, слухи обо мне, которые начались с «Магистра», не утихают до сих пор, [хейтеры] всевозможными способами при первом удобном случае поливают меня грязью, я правда очень устала от этого. И если бы мне не было больше нечем заняться, у меня бы не осталось даже сил, чтобы это комментировать. Плюс в трёхмерном мире тоже очень много раздражающих факторов, эти восемь месяцев я несу всё это на плечах, стиснув зубы, я не шучу, я правда скоро сотрусь до основания.
Просто это огромная головная боль. Если писать только в черновик, мне не нравится результат, а также небольшая скорость. Если запускать ежедневную публикацию, я ужасно, ужасно устаю, ещё есть много факторов, можно сказать, везде свои плюсы и минусы. Я всё ещё размышляю, как решить эту проблему.
Мне также не хочется ничего скрывать. Знаю, многие из вас начали читать «Небожителей» из-за «Магистра». По правде говоря, я не считаю, что это хорошо.
Я уже сказала, что завышенные ожидания — это обоюдоострый клинок. Поэтому с самого начала попыталась подготовить почву: вы не увидите здесь «второго Магистра».
Кроме того, публикация «Небожителей» началась через один-два года после завершения «Магистра», поэтому я подумала, наверное, воспоминания уже не такие яркие?
И всё же это оказалось бесполезно. Не прошло и нескольких глав с начала публикации, как появились вопросы, которые я давно предвидела. И это продолжилось до середины, затем перешло на поздние главы, не исчезла проблема и к концу. Думаю, споры так и будут продолжаться всегда. Я даже как-то подумала, может, стоило сперва начать роман про современность? Таким образом читатели, по крайней мере, не стали бы сравнивать современный роман с древностью.
Но что я могла поделать? На самом деле большинство читателей остаются с автором на одну-две книги, одна им нравится, но следующая может и не прийтись по вкусу. В такие моменты мне кажется, что остаётся только перестать заставлять. Автор не должен заставлять читателей, так же как и читатели не должны заставлять автора. Всё же писательство и читательство — это очень личные и субьективные занятия.
Я никогда не решалась гарантировать, что «все клиенты останутся довольны!», просто… я пишу своё, кому нравится — читайте, кому не нравится — ничего страшного.