Те, кто трудились для Англии,
Уснули в краю родном,
И птицы и пчелы Англии
Кружат над их крестом.
Те, кто дрались за Англию
Под падающей звездой,
Те - горе, горе Англии
Лежат в земле чужой.
А те, кто правят Англией,
Вершат дела страны,
Те - горе, горе Англии
Еще не схоронены.
Именно в стихотворении "Народ, который молчал" ("The Secret People" в сборнике "Poems", 1915) он достигает предельной точки своего бунтарства. Здесь показаны последовательные этапы обезземеливания и ограбления английского народа, причем характерно для Честертона, что он включает в этот процесс и секуляризацию монастырских земель:
Надменные лорды сомкнулись, окружив бессильный престол,
И с ними жирели епископы, осеняя грабеж крестом.
Прибежище слабых - монастыри разорил их алчный род.
А нас согнал с нашей земли, но молчал притихший народ.
Дальше он говорит о дурмане дешевых побед:
Наш сквайр обманом и лаской повел нас в чужие края:
Безземельные - мы воевали, чужие земли кроя,
и о прелестях капиталистической эксплуатации:
Наш сломленный полководец скрылся в далеком плену,
И выжившие вернулись, чтоб в лохмотьях найти жену
И детей, загнанных с нею на фабрику и в подвал,
Города где-то грозно шумели, а народ угрюмо молчал.
Затем он обрушивается на лицемерный парламентаризм:
Мы слышим - за нас толкуют о наших заботах, правах,
Но мы своих слов не признаем в этих лживых и книжных речах,
и кончает предостережением:
Может статься, восстанем последними, как первым восстал француз.
Наш гнев старее русского и тяжелее терпения груз.
Быть может, именно нам суждено последние счеты свести,
А может, по-прежнему горе и гнев мы станем в кабак нести.
Пусть забыты мы вами и проданы, но запомни, кто нас презирал,
Что мы - народ Англии, который доселе молчал.
С виду Честертон печется и печалится о "простом народе", но с народом ли он, когда приписывает ему свои верования и вкусы и желает поднять его во имя "бога, пива и бекона", притом бога не какого-нибудь, а чуждого протестантской Англии, бога католических монахов, бекона с убыточной в настоящих условиях собственной фермы, кружки пива в без того общедоступном кабаке? Для взглядов Честертона вообще характерна дилемма - бунт или кабак. Серьезные проблемы он мельчит и переводит в обывательский план, и всегда у него от серьезного до смешного всего один шаг. Мастер шуточного стиха, он целый роман "Перелетный кабак" ("The Flying Inn", 1914) делает лишь довольно бессвязным прозаическим обрамлением или комментарием к ряду стихотворений, из которых позднее составился целый сборник "Вино, вода и песня" ("Wine, Water and Song", 1915). Здесь и песенка о Ное, который в дни потопа думал только об одном: "Пускай где угодно течет вода, не попала бы только в вино" (перевод М. Л. Лозинского), и песенка собаки, ужасающейся, что человек лишен одного из основных способов восприятия вселенной - обоняния:
Безносые созданья
Адамовы сыны,
Ведь даже роз дыханье
И трав благоуханье
В их жалком обоняньи
Ничтожны и бледны...
...Проклятые вопросы
Кипят в душе моей:
Они совсем безносы,
Они совсем безносы,
О как господь выносит
Безносие людей!
(Перевод В. Эрлих)