17 июля, пятница. Начну с основного события дня. Пропускаю утреннюю уборку, долгое ожидание, когда С. П. сначала отправит с родственницей сына в Крым, потом съездит в институт в турбюро, чтобы отдать документы и внести аванс. Володька с Машей пришли после весело проведенной ночи, по их словам домой вернулись только в пять, совершенно пьянющие. По дороге в машине вдруг раздался телефонный звонок. Это Гриша Заславский. Начал он так: Сергей Николаевич, я знаю, что вы человек порядочный, но вот я прочел в интервью с Лямпортом о том, как вы его провожали. Тут же выяснил, что это во вчерашнем exlibris'e. Я сразу вспомнил, что вчера заходил в Книжную лавку, чтобы купить книжку «Твербуля» – он в связи с кризисом подорожал и стоит теперь 334 рубля – и вдруг, повинуясь какому-то наитию, взял еще последний и предпоследний номера exlibris'а. Я ведь уже давно не успеваю читать текущую литературную периодику, а тут почему-то взял. Естественно, всю дорогу мучился, что же в газете написано обо мне. Но до чтения было еще далеко. Надо было заехать в «Перекресток» затовариться продуктами, издесь я снова не могу умолчать, что вдруг стали платными пластмассовые пакеты, в которые раньше упаковывались продукты. В моих глазах магазин сразу что-то потерял, теперь меня будет интересовать, что выиграют на этой экономии.
На даче благодать, но надо было поливать теплицы и грядки, готовиться к обеду; за газету я принялся лишь где-то в третьем часу. Лямпорта подают, как «самого скандального критика». Я сразу же подумал, если бы хоть что-то подобное по плотности и накалу было в «Российской газете», отдел культуры которой я читаю регулярно. Но по порядку, здесь еще будут и цитаты. Это уж такое мое свойство я часто говорю со своим будущим читателем через авторов, с которыми я совпадаю. И каждый раз радуюсь за такого автора: ай да молодец! Это ведь небольшое достижение – особым образом подумать, но надо еще и сформулировать, надо еще осмелиться высказать. А я-то только подтявкиваю, укрывшись чужим авторитетом, только потираю ручки.
Интервью началось с представления интервьюера Михаила Бойко и самого Лямпорта. С тактичного заявления первого, что он не во всем согласен со своим героем. Я лично, согласен с Лямпортом во всем. Кстати, постоянно называя критика простенько Ефимом, сам Бойко никогда не обмолвился, что по отчеству его собеседник – Петрович. Имеет ли это отчество к взглядам гениального самоучки-литератора Ефима, я не знаю, но мне показалось, что это нужно было бы написать. Детали опускаю ради отдельных высказываний.
«Моя рецензия на книгу Владимова, вызвавшая гнев Третьякова, называлась «Литературный власовец». В ней, коротко говоря, я написал, что формально-стилистически книга Владимова представляет собой типичный клон советско-секретарской литературы и ее художественная ценность равна нулю; а с содержательной стороны книга – прямая апология предателя, фашиста генерала Власова, и через эту апологию предательства она есть не что иное, как пропаганда исторического немецкого национал-социализма. Учитывая, что отечественный либерализм на данном этапе совсем обезумел и в своей антикоммунистической страсти готов обниматься хоть с чертом, хоть с Гитлером, то у меня нет никаких сомнений в том, что Владимов получит за свой роман премию Букер.
Изначально роман был опубликован с большой помпой журналом «Знамя», Председателем Букеровского жюри в тот год был Станислав Рассадин, активно лоббировал книгу критик Лев Аннинский, и Владимов, в полном соответствии с моим прогнозом, получил премию».
Вся эта история говорит о поразительной гнилостности всего нашего литературного мира. Он готов кричать «Да здравствует» по любому предложенному властью поводу. Гибкость убеждений творческой интеллигенции удивительна. И ведь почти также она вела себя после революции. Были, конечно, исключения, но наши титаны не из их числа.
«За что менявыгнали с работы и заставили уехать из страны? За то, что я со страниц «Независимой» сказал обезумевшей либеральной клике, породнившейся с криминалом и фашизмом, что присуждение премии роману Владимова есть не что иное, как ревизия решений Нюрнбергского суда. Прямая реабилитация исторического фашизма. Преступление».
Собственно это, судя по высказываниям, послужило последней причиной перед тем, как объявив об этом публично, Виталий Тойевич Третьяков, тогдашний редактор НГ выгнал Лямпорта из редакции. Но это были не все шалости моего любимого критика. Когда впервые мы с ним встретились на жюри «Антибукера», я уже вырезал все его газетные публикации. Я будто чувствовал, что с ним может что-то случиться, и тогда же пригласил его в аспирантуру. Правда, тогда я не знал всех обстоятельств его жизни. Такое ощущение, будто Ефимом руководил я, вернее он руководствовался моими смутными ощущениями и догадками. Как я хорошо помню эти первые Букеры! И как в принципе, был Ефим дальнозорок. Это уже потом Окуджава подвергся обструкции народа в Минске. Особенность позиции Лямпорта заключалась еще и в том, что ему не могли сказать – антисемит, но и талант критика был отменным.
Вот как Лямпорт устроил некоторый сюжет с Окуджавой, быстро забывшим свое советское прошлое.
«Написал, что по состоянию здоровья Окуджава не способен выполнять работу члена жюри премии Букер, Его участие – профанация, свадебное генеральство. «Из Окуджавы сыплется песок. Старый, больной человек». В результате Баткин и Мориц потребовали от газеты вернуть их сооучредительские рубли. В сущности, призвали к бойкоту издания. Баткин –член Президентского совета. Мориц –влиятельная либералка. Окуджава со Жванецким в день празднования юбилея Окуджавы публично жаловались на Лямпорта Гайдару с Козыревым».
Жизнь любого современного российского литератора – это постоянная борьба не только с литературными начальниками, министерскими чиновниками, смотрящими на литературу, как на огород, но и с литературными бонзами и секретарями, распределявшими и распределяющими премии, с вождями литературных тусовок, определяющими табель о рангах в литературе. Но это еще и борьба за собственное место, которое всегда готовы захватить родственники вождей, бонз, предводителей, начальников, жен начальников и пр. Ах, эти литературные династии и литературная родня! Здесь я как-то взял книжку Сергея Чупринина «Русская литература сегодня. Путеводитель. «Рыбакова Мария Александровна родилась 6 декабря 1972 года в Москве. Дочь критика Н. Б. Ивановой и внучка прозаика А. Н. Рыбакова. Училась на отделении классической филологии филологического факультета МГУ (1994-96), закончила Фрай университет в Берлине (1998) и аспирантуру Йельского университета (США). Магистр искусств. В 2002-2003 годах преподавала латынь и историю Древнего Рима в Центре древних цивилизаций Северо-восточного университета в Чанчуне (Китай)». И снова скажете мне, что у нас общество равных возможностей? М. А Рыбакова, дочка критика и внучка прозаика, еще и романистка! Как эти удивительно талантливые дети умудряются так устраиваться, чтобы потом с таким запасом прочности войти в мир?
Но в данном случае речь идет не о человеке из династии, о враче-гинекологе, ставшим крупнейшим нашим критиком. Как он умудрился сделать это без какой-либо помощи!
«Потом – история с графоманом Леонидом Латыниным. Началась война со всем латынинским кланом. С их подачи пошли письма в газету от Британского совета в Москве. Дальше – больше. Статья Латыниной (жены Латынина) против Лямпорта в «Литературке», круглый стол в «Литературке», организованный Латыниной с поношением «Независимой» и Лямпорта. По «Свободе» ругают Лямпорта, в «Общей» – то же самое, а еще в «Сегодня», «Коммерсанте», «Новом мире», «Знамени»… Каждый день, без перерыва, по нескольку раз на дню».
Но пора взглянуть на то, что удивило Гришу Заславского, что же Ефим Петрович все же написал обо мне. На фоне общего забвения. Уже и это радует мое честолюбивое старое сердце. Я вписался в один из поворотов жизни Ефима, но опять столкнулся с замечательным критиком Латыниной. Я ведь не забыл, какой несправедливой, но «партийной» критике, я сподобился в «Литературной газете». Это произошло после того, как вышла моя повесть «Стоящая в дверях». Карты были раскрыты. Отделом тогда руководила Алла Латынина.
«Татьяна Земскова, редактор Центрального телевидения, подбила меня с Сергеем Николаевичем Есиным делать передачу на Первом канале. Придумали название «Наблюдатель». Сняли пилотный выпуск. Цензуры в ельцинские времена, как известно, не было, поэтому Алла Латынина служила на Первом канале не в должности цензора, а в должности внутреннего редактора. Передачу она и зарубила. Внутреннюю рецензию Латыниной отдали Татьяне Земсковой, Земскова написала в «НГ» письмо – с цитатами из Латыниной. Опубликовали. Тоже можно найти, почитать. Поучительно. Особенно в свете разговоров о ельцинских вольностях».
Меня подмывает взглянуть на эту рецензию. Надо бы ее найти. Но до этого надо поместить еще и абзац, так восхитивший Гришу Заславского. Вот он. Ефим Лямпорт, выпихнутый из этого мира своими коллегами, уезжает в эмиграцию.
«В «Шереметьево» на машине Литинститута меня и мою семью привез Сергей Николаевич Есин. Вместе таскали чемоданы. Через год он помог собраться маме».
Это один из самых острых моментов моей той жизни. Я хорошо, до деталей помню, как мама Лямпорта улетала в Америку вместе с огромным котом. Его долго не могли поймать дома, поэтому возникли какие-то тревоги, потом некоторые сложности возникли, кажется, из-за кота в Шереметьево. Но оказывается я, проводив своего молодого товарища, пропустил еще одну сцену, связанную с ним.
«И буквально на следующее утро после моего отлета (друзья по телефону рассказывали взахлеб) в какой-то развеселой телепрограмме ведущий поздравил россиян с тем, что из России уехал – наконец-то! – тот самый ужасный Лямпорт, неоднократно оскорбивший, оклеветавший наше лучшее все, поднявший руку, осмелившийся… Я еще подумал, что водевиль какой-то. В безошибочно дурном вкусе».
Цитированные выше сцены каким-то образом связаны со мною, но само огромное интервью заслуживает того, чтобы стать одной из вех современного литературоведения и критики. Я пропускаю суровый «наезд» Лямпорта на Быкова, огромное рассуждение о роли критики в сегодняшней литературе и об американской критике, в частности – здесь все полно удивительных точных деталей, это интервью – событие в литературе. Но, кажется, очень неплох и весь номер Exlibris'а. Я думаю, что я продолжу свое чтение этого издания.
Около шести позвонил Юра: его отцу сделали операцию. Потом через Валеру я уточнял, что поставили три новых позвонка, но опухоль не удалось убрать всю, потому что часть проросла куда-то в жизненно-важные нервные узлы. Теперь буду ждать новых известий. По крайней мере, через один или два дня гистология покажет, что это за зараза. После довольно длительного ожидания выяснилось, что сама операция прошла успешно, Анатолий в реанимации. Валя рассказывала о реанимации, в которую она попадала, раз пять или шесть, как об аде. Неужели почти каждому из нас через подобное придется пройти?
А на даче благодатно и светло, но жарко.
18 июля, суббота. Кажется, вчера ребята пили пиво и играли в карты до трех ночи, но утром, как солдат, Маша была уже в огороде и жаждала деятельности. Я хотел утром поработать с дневником, почитать газеты, может быть, даже посидеть над романом. Но день вышел какой-то корявый, скорее по хозяйству, нежели по книгам и бумагам. С собою я всегданакладываю целый рюкзак: здесь кроме компьютера еще и непрочитанные газеты, учебник английского языка, книги для чтения. В лучшем случае что-то почитаю, время уходит, не оставляя следов. Из основного все-таки что-то прописал в дневнике и купил шесть литров молока. Теперь задача съесть все это до отъезда через неделю.
Еду-то еду, но санитарный врач России, член, между прочим, нашего клуба Геннадий Онищенко пугает гриппом. Он даже сказал, что запретил бы все туристические выезды, если бы точно был уверен, что этим удалось бы предотвратить эпидемию свиного гриппа. В свое речи по радио Онищенко даже сказал, что, дескать, лечение каждого больного слишком обходится дорого, деньги на это, дескать, найдут, но в свою очередь это может задержать исполнение каких-то плановых операций. Вот это лирическое отступление почему-то меня испугало и еще раз показало, как ненадежна у нас медицина и что людям, вроде меня, без особой настырности и с чувством вины перед миром, надеяться особенно не на что.
Уже второй день изучаю «Независимую газету» и ее приложение Exlibris. Есть вещи и увлекательные, и неожиданные. Например, последнее прости, которое своему другу, только что навсегда ушедшему Георгию Вайнеру, посылает действующий писатель, претендующий на место в литературе Михаил Ардов, но почему-то подписывает свое прощание как протоиерей Ардов. Мне это напоминает часто встречающиеся на кладбищенских плитах указание или звания, или чина покойного. Если на доске пишут под именем писатель , то значит, здесь похоронен не писатель, а в лучшем случае литератор. И кому сейчас какое дело, состоял ли купец Севрюгин в первой гильдии или в третьей. Изо всех камер-юнкеров мы ведь знаем лишь одного – Пушкина. Должность, слава и известность писателя – его имя.
Но продолжаем чтение. Ожидаемым и подтвержденным оказалось, что Шиш Брянский – это филолог и языковед. Я помню его выступление в Политехническом музее. Или определенная инвектива против Захара Прилепина. Статья идет под заголовком «Сахарный прилипала». В материале есть некий некрасивый намек на вторичность полюбившегося мне романа.
«В один прекрасный день раздел «Научные работы» на сайте Прилепина может пополниться еще одной научной работой под названием «Плагиат Прилепина» Мы ведь не можем исключить, что какому-нибудь филологу придет в голову прочесть друг за другом два романа – «Скины» Дмитрия Нестерова и «Санькя» Захара Прилепина… В свое время, мне довелось брать, –это пишет полюбившийся мне Михаил Бойко, готовивший и интервью с Лямпортом, – у Прилепина интервью. На все вопросы я получил развернутые ответы, и лишь один невинный вопрос был вымаран – о романе Нестерова. А ведь так просто было ответить: нет, не читал».
К этому можно было бы и прислушаться, но кто тогда писал почти гениальный роман «Патологии»? Все это меня могло бы удивить, если бы я не знал, сколько с точки зрения филолога-обывателя вторичного в пушкинском «Евгении Онегине». Уже гениальное название «Санькя» – это не «Скины»; впрочем, роман Нестерова постараюсь прочесть. Но в этой же статье Михаила Бойко есть занятнейший пассаж. Бойко борец, солидаризировавшийся с крутыми либералами, для которых влияние Прилепина на публику – это равно самоубийству. «Плохо и то, что с критикой Прилепина до сих пор выступали почти исключительно совсем уж сомнительные авторитеты вроде Петра Авена, Валерии Новодворской или Тины Канделаки. Пытается бороться с оголтелой раскруткой Прилепина Наталья Иванова. Но вот оно, следствие многолетней ангажированности: когда Наталья Иванова говорит абсолютно правильные вещи – ей уже никто не верит».Это гвоздь, заранее забитый в крышку…
19 июля воскресенье. Боже мой, какой необыкновенный, как в детстве, длинный, бесконечный день. Довольно рано после бани лег спать, а значит, и рано проснулся. Как всегда у меня в сознании десяток неотложных дел и забот. Надо бы сделать зарядку, и надо полить огород, и надо принять лекарства, их пять. И почисть зубы – это тоже проблема, а не лучше ли принять душ, потому что в бойлере еще есть горячая вода? А если выпить молока или съесть йогурт, то хорошо ли и полезно после этого делать зарядку? А роман стоит, и ведь последняя седьмая глава – закончить и с плеч долой, а еще надо бы вместе с Володей на фасаде закрыть сайдингом карниз, который прежде забыли.
Умер Савва Ямщиков.
20 июля, понедельник. Где мой отпуск? Вот и сегодня пришлось рано иорганизованно вставать, чтобы ехатьна экзамен по этюду. Народу, особенно на прозе, было много и, как обычно, Оксана Лисковая все хорошо подготовила. На этот раз темы были напечатаны на отдельных карточках и в таком виде раздавались абитуриентам, т. е. не писали на доске. Моя старая мечта осуществилась. Теперь еще Светлана Викторовна всем студентам 1-го сентября раздаст расписание занятий, и мое сердце успокоится. БН выправил все грамматические ошибки в моих наметках, кое-что подкорректировал и дополнил мои предложения своими добавками. В прозе появились восьмая и девятая темы – «Как бы вы написали современных «Отцов и детей»?» и «Можно ли войти дважды в одну и ту же реку?» В публицистике ушла тема «Русский язык как восьмое чудо света», но появились две новых: «Печально я гляжу на наше поколенье…» и «Поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан…» (Н. Некрасов). В поэзию перекочевало «восьмое чудо света» из любимого БН Достоевского: «Прав ли Смердяков «зачем умному человеку» писать стихи и рифмовать свою речь?» Критика обогатилась такими темами: «Красота спасет мир», «Критик – кто он? Властитель дум? Обслуга власти и деньги имущих? Посредник между писателем и читателем?» и «Кто сегодня представляет «темное царство» и «луч света в нем»?» На последний вопрос и я бы не нашел ответа.
В институте покрутился почти до четырех, пришлось проверить несколько этюдов за С. Куняева и И. Волгина, ходил с ректором обедать. С некоторым ужасом думаю об апелляциях по этюдам, которые начнутся в среду.
Дома написал небольшую заметочку для «Литгазеты» и отослал Лене Колпакову. Напечатают ли?
В Литинституте два юбилея. Конечно, я вряд ли взялся за сведения двух значительных праздников в одну небольшую заметку, если бы средства массовой информации, хоть как бы это отметили. Все деликатно промолчали, хотя оба юбиляра– Наталья Александровна Бонк и Лев Иванович Скворцов– принадлежат к самому сокровенному слою русской интеллигенции, который и называется культурной элитой. Надеюсь, что выручит, как всегда, «Литературная газета».
Н. А. Бонк – это тот легендарный автор того замечательного учебника, по которому – я обращаюсь к шестидесятникам и даже к пятидесятникам, конечно, не говоря уже о следующих поколениях – все мы учили или даже выучили английский язык. Мне иногда раньше даже казалось, что Н. А. просто этот язык придумала. На ее боевом счету также бесчисленное количество российских дипломатов, потому что прежде чем стать профессором Лита, Н. А. долгие годы работала в Академии внешней торговли. Нынешнее поколение тоже добрым словом поминает действующего профессора Лита, одного из основных авторов нового учебника «Английский шаг за шагом». Не будем говорить здесь, во скольких странах Н. А. Бонк побывала, кого учила и кому переводила. Мне тоже повезло, когда несколько лет назад я побывал вместе с Н. А. в Дании, Швеции и Норвегии. Такую ясную, дистиллированную и четко артикулированную речь я слышал только из уст Елизаветы Второй, английской королевы. Эти дамы, кажется, почти ровесницы.
Л. И. Скворцов – уроженец города Суздаля, знаменитый лингвист, ему исполнилось 75 лет. Его имя широкой публике известно как имя постоянного редактора Словаря С. И. Ожегова. Л. И. ученик этого выдающегося словарника. Причем ученик, который не примазывается к славе учителя, становясь соавтором, а просто выполняет свой долг. В 2006 году Л. И. стал автором «Большого толкового словаря правильной русской речи». Это выдающаяся работа ученого, еще ожидающего достойного увенчания. На моей полке «Большой толковый» стоит с такой дарственной надписью: «Дорогой Сережа! Я уже говорил, а теперь и напишу: 80% этой книги – твоя заслуга (что делал мне поблажки для работы). Спасибо тебе. И еще:
Я думаю, сказать не будет лишним,
Дополнив стих Высоцкого своим:
Не стыдно нам предстать перед Всевышним,
Нам есть чем отчитаться перед ним.
С 1993-го года Л. И. Скворцов – профессор Лита, и поколения студентов и слушателей ВЛК хорошо помнят лекции этого замечательного педагога о тайнах и особенностях родного языка.
После этого ничего не читал, а смотрел по видео фильм «Капитан Альтристе» – это семнадцатый век, Испания и война с Фландрией. Сам по себе фильм весьма средний, скорее никакой, сюжетная канва банальна и много раз пета, но подобные американские фильмы я люблю за атмосферу, точно взятые интерьеры, оружие, костюмы, быт, здесь для меня было много нового. Испания изо всех европейских стран хуже всего с исторической точки зрения разработана. Лег поздно и, наверное, буду плохо спать.
Савелия Ямщикова похоронят в Пушкинских горах. Заслужил. Это венец жизни быть похороненным рядом с Пушкиным. Сейчас мы уже завидуем не славе и удачливости, а тому, где кого похоронят.
21 июля, вторник. Радио с утра село на одну тему: министерство спорта объявило покер не спортивной, а азартной игрой и, следовательно, потребовало закрыть все клубы покера, которые приготовились заменить собою закрытые казино. По своему обыкновению масс-медиа озвучивают мнения богатых: ах, ах, как же так! Но удивительное у нас все же государство: сначала под дружные крики одобрения допускают в страну и в столицу пресловутые казино, игровые автоматы, дух нескрываемого азарта, потом, когда, как говорится, клюнул жареный петух, начинают все эти казино дружно выпихивать из больших городов. Теперь я оценил ту экскурсию, которую организовал для нас в Америке Роман Михайлович Мурашковский, свозив нас в Атлантик сити, в город игорного бизнеса. Но это другая страна с другими возможности и с чрезвычайно оглупленным сознанием. Но тем временем, все по воле того же жареного петуха, у нас другая мода. Сейчас без передышки сажают бизнесменов, вчерашних героев и ударников капиталистического труда. За первую половину года собрали налогов на одну треть меньше, чем за тот же отрезок времени в прошлом году, власть все время чего-то обещает или по капле дает неимущим слоям населения, пытаясь, и довольно успешно, предотвратить социальные волнения, но денег-то не хватает! Тем временем бизнесмены продолжают играть все ту же игру, на которую раньше государство или не обращало внимание, или, будучи само все из бизнеса, делало вид, что не обращает. А вот теперь что ни день, то новые и новые посадки. Что там Чичваркин с его телефонами и похищением людей!
Ездил в «Дрофу», где Наталья Евгеньевна показала мне свою правку. Со многим, вернее, со всем, придется согласиться. Какая же у писателей должна быть тоска по настоящему, въедливому редактору! На обратном пути заезжал в институт, чтобы вернуть Светлане. Мих. деньги, взятые у нее, чтобы заплатить за поездку в Италию. Обедал вместе с БНТ, он очень толково сформулировал принципы и вопросы, по которым мы будем вести наше собеседование в четверг и в пятницу. В институт поступает следующий Зоберн, наверное, по этому поводу был его брат, который подарил мне номер «Нового мира» со своим новым рассказом. Не многих писателей я читаю. Первыми в списке стоят Лимонов и Прилепин, но в этом же списке стоит и молодой Олег Зоберн.
Чтобы не пропадало время, в институте же сел за компьютер и собрал мои предложения по этюдам на заочное отделение. Моя идея создать общий список для всех семинаров, пожалуй, рухнула. Не получилось и темы для семинара прозы сложить из заготовок, которые дал Саша Сегень. Его темы – скорее семинарские задания, а не экзаменационные предложения. На всякий случай показал БНТ, он со мною согласился.
Этюды, заочное отделение
Проза
1. Здравствуй, брат, писать очень трудно.