С. Ю. Куняев вообще полон разнообразных сведений. Например, он очень интересно говорил о Валленберге, фигура которого для меня всегда была темновата. Оказалось, что он, скорее, не спасал евреев в годы гитлеровской оккупации, а отбраковывал их. Вроде бы существовала какая-то связь с Эйхманом, и очень нужных и очень богатых людей, на основе или взаимности, или какой-то солидарности, удавалось вытащить из газовых камер, а уж остальные шли. Поговорили и о других наших литературных делах, в том числе о романе Саши Сегеня «Поп». Не на съемки ли фильма отправился Саша? Кстати, мы сошлись, что даже если это хороший роман, то все равно какой-то, и немалый, элемент расчета и конъюнктуры во всем этом предприятии есть.
Чем вызван был такой куняевский, по поводу тем этюдов, взрыв? Я думаю, что уже дома, взяв в руки работы, он понял, что их надо внимательно читать и разбираться в аргументации студентов. По себе знаю, что разбираться с новым поколением и их взглядами в нашем возрасте не всегда просто и легко. За час или два, как Куняев, возможно, предполагал, не получилось. А не сделать ли нам звонок Есину? Вот темы С. Ю. Куняева:
«Нет худа без добра…»
«На миру и смерть красна»
«С волками жить – по-волчьи выть»
«Помирать собрался, а рожь сеет»
«Снявши голову – по волосам не плачут»
Звонков с перерывами – надо было выплеснуться – было два, у меня настроение испорченное. Завтра рано вставать и ехать на коллегию по жалобам на прессу.
11 августа, вторник. С вечера все приготовил, чтобы рано встать и пешком идти на станцию. Списал даже у соседей утреннее расписание на Москву. Но еще утром что-то случилось с желудком, выпил лекарство, а в шесть решил, что так просто и без инцидентов до Москвы не доеду. Спал до десяти часов.
Утром в постели прочел рассказ Анатолия Ливри, который он прислал в «Российский колокол». Журнал с моим романом, о котором он мне писал, – был наводкой. Это все та же известная мне история со славистикой в Сорбонне и минутой молчания все по поводу тех же событий 11 сентября. В какой-то степени Ливри сейчас самый яркий по стилю писатель, пишущий на русском языке. В каждой фразе какой-нибудь замысловатый или изысканный троп. Вот начало рассказа, хотя по сравнению с другими его частями не самое яркое: «Утренний Париж смотрелся старичком в коляске, розовым, чистеньким, амнезичным, с парализованной правой стороной. Город был недвижим, беззвучен и только Сена, прячась за горбатым дворцом – тоже ухоженным, точно оскоплённый хищник в клетке, – с шипом влачила свои воды прочь из Европы». Сколько смыслов и как безошибочно. Не знаю, насколько точно описана современная славистика Сорбонны и насколько все документально, но сделано это чрезвычайно жестоко. Предельно жестоко, убийственно. Выписываю, поскольку это еще и описание еды.
«Ах, эти сентябрьские устрицы! Ох уж эти жареные тетерева животами вверх! Ах, этот Арарат грецких орехов с молочным Тереком пастилы! А вазы, полные фруктов! И где сейчас этот мученик лосось с укропом в питоновой ноздре?! А рахат-лукум с круассанами и калачами! А тот поросенок, пожертвовавший славистике последними неделями своей жизни и павший на оловянное университетское блюдо средь комьев капусты с черной сливой, разорвавшей ему пасть! Вечная ему память! И пусть славится в веках красная гвардия пивных банок да караул из задастых бутылей цимлянского, которое довольно успешно выдавалось профессорами начальству за шампанское!
А начальство действительно ожидалось. Не потому ли появились в горшках тюльпаны, уже наказанные за свою свежесть и повернутые меловыми лицами в угол? – и не из-за высоких ли гостей лесбийская пара матрешек да их многочисленные отпрыски лишились русых бород, которые они отращивали месяцами на книжных шкафах и которые заставляли чихать смуглянку-библиотекаршу с безуховским ключом на плоском заду? – не для них ли динамики пряли веберовсккое Приглашение к танцу , а стадо девиц своими красными руками с плебейским выражением пальцев волокло стонущего клавишами Петрофа к стенке, оклееной обоями гри-перль с бордюром, и посреди которой, словно жучок микрофона, виднелась шляпка гвоздя. На нее, в зависимости от ситуации, вешался то портрет Путина, то де Голля лондонского периода, коего незлобивая художница по ошибке наградила капитанскими эполетами петеновского адъютанта. Сейчас же, – Толичка это сразу заприметил, – обе картины были спрятаны под стол с пивом, а у стены скучал пустоголовый бюст Набокова с откушенным сорбонновской Агафьей Федосеевной ухом».
Как мне кажется, если журнал дойдет до Парижа, то опять возникнет скандал. Но Толичка – в рассказе Анатолий Ливри так именует своего героя – этого и хочет, и по-своему прав, око, как говорится, за око. Но себя тем не менее любит безумно.
«Толичка с удовольствием воззрился на свое отражение: намеренно туповатый взор манекенщика, расколошмаченные о макиавру костяшки кулаков, бычий лоб, белые одежды, сходящиеся складкам в выпуклой промежности – всё то, за что его и взяли преподавателем в Сорбонну…».
В качестве примеров из этого рассказа я выпишу себе в картотеку описание праздничного стола и сексуальную сцену. Последнее просто ново, а первое замечательно.
Мой роман в связи со скандалом, устроенным Куняевым, снова встал, значит, займусь недописанными итальянскими впечатлениями, тем более что С. П. мне перенес на компьютер фотографии, которые он снял на мобильный телефон.
Вечером, когда я приехал в Москву, то нашел в почтовом ящике новую посылку от Ашота. Это копия указа Лужкова о присуждении премий Москвы. Я выписываю только то, что меня или интересует, или волнует. Во-первых, Инна Кабыш премию не получила, потому что в последний момент «Литературная газета», которая ее представляла, не принесла необходимый листок по учету кадров. Но это еще и привычка поэтессы, чтобы все было кем-то сделано: у нее плохие отношения в собственной школе, а ходить объяснять и просить у дирекции, видимо, не хотела. Обидно, потому что можно было бы подобрать что-то достойное из современной литературы. Литература опять потеряла место. Но есть и приятное: Олег Кривцун, автор замечательной книги «Творческое сознание художника», премию получил. Я приложил здесь много сил. В секции преимущественно театроведы, и все они лоббировали своих. Получил премию и Олег Пивоваров, редактор «Театральной жизни». Что касается премии по кино, то ее давали коллективно за фестиваль «Московские премьеры». У А. Баталова, который был в этой группе «паровозом», премий вагон и тележка, но вот В. Шмыров заслужил. В этом же списке есть еще и Елена Ардабацкая, редактор отдела кино «Московского комсомольца».
Средства массой информации гудят из-за открытого письма Д. Медведева к В. Ющенко.
12 августа, среда. У нас новая кампания. «Алкоголизм приобрел характер национального бедствия» – это вечером с экрана телевизора сказал Д. Медведев. Он же: «Мы выпиваем в год по 18 литров чистого алкоголя, включая младенцев». «Здесь мы абсолютные чемпионы, больше, чем мы, не пьет никто». Это уже далеко не первая антиалкогольная кампания, которую я наблюдаю за свою жизнь.
Сегодня много новостей, и маленьких и больших. Вчера выписали из больницы президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова, на которого в начале лета было произведено покушение, а сегодня там же застрелили министра строительства.
Из маленьких новостей и наблюдений. Утром ходил в две мастерские по ремонту оптики. На Ленинском проспекте – отпуск у мастера, на Ломоносовском – нет точечной сварки. Магазин «Оптика» на улице Строителей закрылся навсегда. На этой же улице закрыты привычные и многие годы работавшие «Автозапчасти», куда-то исчезла «Кулинария» и большая палатка, где продавали моющие средства и другую химию. Нашествие кризиса я ощущаю и по другим более мелким признакам.
К часу приехал в институт проводить апелляцию по этюду. Шли в основном абитуриенты Куняева, которым мастер расставил привычные ему по журналу короткие повелительные резолюции. При этом сами абитуриенты по стихам отобраны очень неплохо. Троих удалось спасти от раздражения мэтра. Все время думаю: отчего такая агрессия и непонимание наших общих институтских проблем? Возможно, это занятость собственной работой и естественное раздражение от работ, с которыми надо разбираться. Возможно, это своеобразный подсознательный ответ на несданный в этом году его внуком государственный экзамен. А также думаю, что общее плохое настроение создало письмо, которое переделкинские гранды написали Медведеву о рейдерском захвате писательского поселка. Детали не выписываю. На всякий случай второй раз перепечатываю темы, которые предложил Станислав Юрьевич.
1) «Нет худа без добра…» 2) «На миру и смерть красна» 3) «С волками жить – по-волчьи выть» 4) «Помирать собрался – а рожь сеет» 5) «Снявши голову – по волосам не плачут».
И тематика узковата, и ракурс однообразен.
Вечером смотрел по ТВ футбольный матч Россия-Аргентина, включился со второго тайма. Закончилось все со счетом 1: 3 в пользу Аргентины. Почему я почти сразу же начинаю болеть против своих? Еще днем, в машине, я слышал захваливающие нашу команду и наших футболистов репортажи. И спортсмены, и букмекеры, захлебываясь, уверяли, что мы победим! Что за презрение к судьбе! Потом меня всегда раздражает «патриотический» тон ведущих. Такое отношение к игре, к элементам удачи и ситуации для меня чуждо, я раздражаюсь.
13 августа, четверг. С двенадцати до шести просидел на собеседовании, потом поехал париться в баню, иначе не засну. Но еще утром к половине девятого ходил в стоматологическую поликлинику. Элла Ивановна теперь уже мой врач-терапевт, конечно, врач почти гениальный. У нас что-то вроде дружбы, рассказывает о своем сыне, который учится. Среди ее рассказов и наблюдения над милицией в быту. Она живет в одном доме с молодыми и старыми милиционерами. Впечатление от ее рассказов – безрадостное, слишком много в них примитивно человеческого. Из общего – это изменение цен: еще год или два назад я платил за рентген зуба 50 рублей, сегодня это уже 250. Правда, аппаратура в знакомом рентген-кабинете совершенно новая. Здесь я порадовался.
Что же вечером ел? Уже не помню, но перед тем как заснуть, довольно долго читал «Казанову». Цитату для странички, посвященной Венеции, я выбрал давно, а вот теперь изучал весь фрагмент, связанный с пребыванием героя в тюрьме. Это огромный кусок, сила которого не в описании побега, а в первую очередь в галерее лиц, которые автор неспешно описывает. Здесь и портреты, и характеры, чего стоит парикмахер, который не может не подличать и не доносить. Как по-разному читаются текст в иные временные отрезки собственной жизни! По-другому воспринимаю все происшествие, побывав в самой этой тюрьме, но все равно, как более сильное, все время «в побег» в моем сознании вмешиваются кадры из фильма Феллини.
Собеседование проходило для категории заочников, уже имеющих высшее образование. В основном это молодые люди, совсем недавно окончившие свои вузы. Много гуманитариев, но есть и врачи, и программисты. Два соображения по этому поводу – чрезвычайно низкий уровень общей гуманитарной подготовки в вузах средней руки, и второе – осознание, что с таким багажом идти в жизнь и по жизни невозможно. А уж как мало за жизнь прочли! Интернет становится врагом большой культуры. Многие попали в свои выбранные специальности случайно. Второе – об этом я вслух сказал после окончания собеседования – это необходимость и нам усложнять преподавание на заочном отделении, и больше давать, и строже требовать.
В качестве еще одной иллюстрации к росту цен. Беру только знакомые ситуации и то, с чем я уже сталкивался. Ремонт очков, точечная пайка дужки – уже 900, хотя три года назад только четыреста.
14 августа, пятница. Утром почти до часу сидел над романом и кое-что все же сделал. Задача у меня сложная: написать последнюю главу увлекательно, постараться не особенно наврать и не сгустить краски, и еще помнить, что, в отличие от моего героя, мне в этой самой России жить, а не критиковать ее из прекрасного далека.
В час дня приехали Володя с Машей, заехали за С. П. и отправились сначала на хозяйственный рынок. Денег потратил уйму, пришлось покупать за 4 тысячи так называемую «болгарку» – дисковую пилу по металлу и новый смеситель для ванны за 2250 рублей.
На даче, как всегда, ужинали чем-то вкусным, что, как всегда, готовит С. П. Я сразу же принялся все поливать и хищно разглядывать поле битвы, чтобы завтра поточнее развести по объектам рабочую силу. С опозданием, но пошли огурцы, и вовсю краснеют помидоры. Конечно, мои затраты никакой урожай окупить не может, но я каждый год наблюдаю за чудом появления росточков, а если еще на этих росточках что-то возникает, то я потом долго жмусь и ничего не хочу вовремя снимать.
Заснул довольно рано, перед сном опять читал Купцова, поражаясь, как много собрал он разного материала и как талантливо его осмыслил. Я совершенно не ненавистник и не противник православной русской церкви, но очень со многим у Купцова соглашаюсь. Наверное, здесь обычное русское понимание общего.
За стеной ребята и Маша часов до четырех играли в карты.
15 августа, суббота. На даче я просыпаюсь позднее, чем в Москве, но все равно в восемь уже был на ногах. Все, конечно, по разным этажам спят. Я это люблю, утро мое, и за утро я много успеваю. Я обхожу участок, собираю в одной теплице помидоры, в другой огурцы, которые сразу пошли, как только появилось солнце и их стали поливать. Потом, как делаю почти каждый день, пошел в большую, минут на сорок, прогулку. Всегда в этих случаях вспоминаю старого Льва Толстого, который по утрам в Ясной Поляне ездил верхом на лошади. Будем считать, что я тоже помещик. Иду сначала до упора в одну сторону нашего кооператива. Жизнь везде разнообразна, но почему-то и теперь ясно, что люди, заводя грядки и теплицы, подчиняются, скорее, инстинкту земли, нежели прагматическому видению. Кстати, в той же книге Купцова сначала меня поразила, а потом заставила и согласиться с ним точка зрения, что с отменой нашим провидцем Н. С. Хрущевым так называемых приусадебных участков, чуть ли не вдвое сократились надои молока по стране и количество выращенных овощей.
Потом я возвращаюсь по той же дороге обратно, разглядывая, что посадили соседи и как оформили свои «наделы». Участки есть просто художественно распланированные: цветы, дорожки, образцовые грядки. Сам я в этом смысле ничего придумать не могу, могу только собезьянничать, поэтому стараюсь везде перенимать опыт. Читаю все объявления. Их клеят на столбах и заборах: продают навоз, привозят песок, землю, щебенку. О, если бы такое частное изобилие было в мое время! Правда, в мое время ничего не стоил бензин, и копейками исчислялась стоимость молока и хлеба. Довольно много, в отличие от прежних лет, объявлений о готовности купить землю и дом. Я отношу это, скорее, не к домовитости, а к кризису и неуверенности в объективной стоимости собранных рублей. А что станет с этими рублями дальше?
Наконец выхожу в наш небольшой сосновый лесок.
16 августа, воскресенье. В Москве, когда вернулся, опять делаю выписки из книги Купцова. Меня очень интересует все, что связано с изъятием церковных ценностей во время голода. В главе, посвященной этому вопросу, Купцов очень подробно говорит…
17 августа, понедельник. Сходил утром к зубному врачу Элле Ивановне и включил радио. Два события: одно почти привычное – в Назрани взорвали местное УВД, большие жертвы, террорист-смертник въехал на машине во двор учреждения и подорвал себя. Второе происшествие можно квалифицировать как катастрофу. На Саяно-Шушенской ГЭС во время ремонта вышел из строя один из агрегатов, в машинное отделение хлынула вода, разрушена стена машинного зала. Погибло восемь ремонтников и рабочих, и объявили еще о более чем пятидесяти пропавших без вести. Наверное, тоже погибли. Отключены все десять агрегатов. Как это произошло, мне непонятно, по сообщению местных властей, может быть частичное подтопление. Чуть ли не целый день были отключены ряд регионов Сибири. Еще в четыре часа по Москве в половине Абакана не было электричества. К вечеру кто-то из начальства сказал, что на изготовление новой турбины и генератора потребуется чуть ли не два года.
Весь день был дома и сидел над дневником, уточнял тот день, когда мы были во Флоренции. Я все же, как правило, ничего не дописываю в дневник и ничего в него после не вписываю. Но здесь мы так уставали, что в компьютере были только наметки, которые надо было развернуть. Вот этим и занимался, а под вечер долго разглядывал альбом по Ватикану и путеводитель по галерее Питти во Флоренции.
В седьмой главе уже двадцать страниц, пожалуй, уже знаю следующую картину, пожалуй, уже виден подлинный конец. Но специально не берусь главу сразу писать, уже хорошо знаю, что все надо как следует выходить, прокрутить в сознании несколько заготовок, иметь какие-то определенные мысли и придуманные переходы, только тогда возникает необходимая плотность текста. Я уже не говорю здесь об интонации, которую всегда надо сохранять. Возникает соображение, что можно использовать какие-то мысли и факты, наработанные после прочтения книги А. Г. Купцова. Занятно, что я уже сумел вписать небольшой фрагмент о пиве, рассказанный со слов некого бармена Эллой Ивановной. Я часто вспоминаю замечательные слова Г. Я. Бакланова: когда роман идет правильно, то он, как в воронку, всасывает в себя все, что окружает автора.
18 августа, вторник. С утра ходил к нотариусу, отнес документы. Там же посмотрел на письмо о вкладах В. С. в сберкассу. С 2005 года, с которого она не брала пенсию, накопилось 167 тысяч рублей и лежит еще около тысячи долларов. В. С. и оттуда помогает мне.
Довольно долго занимался Интернетом и телевизором, они подключены через компанию «Акадо». Мне всегда казалось, что компания чуть плутует, когда берет за месяцами не востребованный Интернет и телевизионные программы, но у них появилось и новшество: выключают без предупреждения, без «письма» на экране, которое было раньше. Недавно, внеся тысячу рублей, решил, что буду какое-то время жить вольно, не тут-то было. Я целую неделю думал, что встретился с какой-то неисправностью в сети, потому что раньше о выключении Интернета всегда предупреждали, но оказалось, что всю систему просто отключили. Но из новшеств это не последнее: за включение теперь еще и берут 232 рубля. Мне даже показалось, что теперь фокусы с «отключением» будут возникать постоянно. Выгодно.
Вечером опять читал книжку Купцова. Масса любопытных исторических сведений. Это как бы закулисья нашей истории.
Церковь и невмешательство в дела мирские.
«Из воспоминания участника Гражданской войны Калмыкова: «В 1919 году красные, тесня деникинцев, подошли к селу Хотмыжек Борисовского уезда Курской губернии. Шла перестрелка, и, прикрывая отход белых, с колокольни хотмыжской церкви красных обстреливали из пулемета. Когда взяли село, то окружили и обыскали церковь и нашли там спрятавшегося деникинского пулеметчика и попа, который в бинокль следил за боем и подносил пулеметчику патроны».
Это фрагмент о том, на чьей стороне была нейтральная церковь.
О белом терроре в Сибири.
«По сути, большинством жертв белого террора были те, кого «сдали» попы, так как они хорошо знали местные условия и жителей».