Выйти в чёрный предрассветный холод,
Закутавшись до глаз покрывалом,
Пройти по белому мёртвому саду,
Цепляясь платьем за голые ветки,
Встать у входа в пещеру,
У края пустой могилы,
Глядеть в её затхлую бездну,
Дрожать от ломоты во всём теле,
От боли в распухшем от слёз сердце,
От холода серого предрассветного мира,
Который уже больше низачем не нужен.
Плакать о том, чего не случилось
И уже больше никогда не случится,
Чувствовать, как в душу залезают бесы
И привычно занимают насиженное место,
Злорадно усмехаться сквозь слёзы
И думать – а пусть себе лезут.
В серой тьме пещеры – какие-то тени,
Какие-то белые, страшные фигуры,
Не поймёшь - то ли призраки, то ли люди.
Спросят с суровой укоризной:
А о чём это ты, женщина, плачешь?
Сзади тихо подойдёт садовник,
Закутанный до глаз покрывалом.
Может, он знает, где мёртвое тело?
Надо бы спросить, да язык прилип к гортани
И в ногах – тяжёлая слабость.
Господин, скажи мне, а где же?..
Он скажет в ответ: Мария!
Сад, забрызганный пятнами рассвета,
Будет пахнуть травами и мёдом,
Утопать в шелковистой прохладе,
Играть алыми и жёлтыми огнями,
Бормотать, звенеть и смеяться.
И солнце осветит пещеру
И отваленный от входа камень.
И сердце оборвётся в траву
И роса с него слёзы смоет.