«Как и весь советский народ, мы горячо аплодируем славным отважным космическим труженикам, приумножающим славу советской науки и техники в освоении космоса. Честь и хвала всем, кто сконструировал и изготовил чудо-аппарат „Союз Т-5“ и обеспечил уверенный полет. Мы желаем Березовому, Лебедеву успешного выполнения ответственного задания Родины, нас особенно радует то, что в звездном звене космонавтов находится выпускник МАИ. Гидростроителей Енисея и институт МАИ связывает многолетнее содружество. Неоценим вклад студенческих отрядов в сооружение самых мощных гидростанций Сибири, нашей страны и мира, таких, как Саяно-Шушенская. Маевцы сегодня оказывают помощь по сооружению высотной плотины в Карловском створе. В ознаменование полета „Союз Т-5“ совместным решением трудовых коллективов, комсомольских организаций строителей, а также бойцов студотрядов МАИ, работающих в Саянах, Валентин Витальевич Лебедев зачислен плотником-бетонщиком комсомольско-молодежной бригады Дмитрия Сергеева с перечислением заработка в советский Фонд мира. Желаем Вам сибирского здоровья, счастья, успешного завершения полета, благополучного возвращения на Землю. Дружески обнимаем. Ждем в гости на Саянах. Начальник Управления строительства Садовский, секретарь парткома Смирнов, секретарь комитета ВЛКСМ Сыроешко. Командир студотряда МАИ — Дорошин. Комиссар — Кыпев».
Не откладывая, подготовил ответ и ночью в последнем сеансе передал телеграмму:
«Дорогие друзья, сердечное Вам спасибо за поздравления по случаю нашего полета и за большую честь, которую Вы мне оказали, зачислив плотником-бетонщиком в комсомольскую бригаду Дмитрия Сергеева. Я хорошо знаю, что маевцев связывает с Красноярскими гидростроителями крепкая трудовая дружба на протяжении многих лат. Это очень хорошо, что наши молодые маевцы, будущие строители летательных аппаратов разных классов и назначений, проходят у Вас рабочую закалку, познают современную стройку, чем живут ее люди, их заботы и, конечно, технику и организацию.
Но главное — они узнают основу основ своей будущей профессий: что только в единении сил природы, таланта и дерзаний человека рождается энергия, способная преодолевать даже такую силу, как притяжение Земли. Заверяю Вас, что своим трудом на борту орбитального комплекса „Союз“ — „Салют-7“ — „Прогресс“ я постараюсь достойно представлять славных гидростроителей. До встречи на Земле. В. Лебедев».
Подходим к побережью Черного моря, вижу Дунай. Снимаем Болгарию. У входа в Босфор со стороны Средиземного моря скопились корабли — полтора десятка. Впереди Каспий. Открыта дельта Волги.
Прошли Апшеронский полуостров. Хорошо видны Нефтяные Камни. Азовское море все рыжее, видно, прошли дожди с сильным ветром, и низовое течение подняло ил со дна. Земля подтвердила, что там действительно выпало полторы годовых нормы осадков.
Вечером поговорили с Виктором Благовым, попросили доложить руководству наше предложение о необходимости второго выхода в космос для отработки методики наращивания солнечных батарей. Он пообещал, а затем сказал, что их беспокоит мой вес, так как я похудел на 6 кг, и данные по измерению голени — ее периметр уменьшился на 6 см.
Вечером была встреча с радиокомментатором. Он спросил: «После такой яркой работы, как в открытом космосе, у вас опять, наверное, наступили серые будни?» Спрашиваем: «Почему серые? У нас все время в напряжении идет работа, так что тут не до скуки. Сегодня выполняли съемку поверхности Земли аппаратурой МКФ-6 и КАТЭ-140. Мы даже попросили сдвинуть время физо и оставить орбитальную ориентацию, чтобы поработать по районам Сибири, где у нас наметилось много задумок. Хотелось их посмотреть, отснять и сделать некоторые привязки по ним. Увидели и нашли много интересного». Дальше спрашивает: «Как вы сейчас опознаете Землю? Есть открытия?» Опознавать районы, где летим, различать, что видишь, — это уже не проблема. Видеть на ней, находить то, что было бы полезно специалистам, полезно на самом деле, давало бы отдачу, — вот это сейчас нас волнует, на этом этапе находимся и, кажется, уже что-то получается. А насчет открытий… Это вещь, которая куется долгим временем и трудом, а не то, что выглянул в окошко и — открытие. А то так недалеко и до халтуры.
Снова почувствовал сильное напряжение. С утра начали выполнять геофизические эксперименты и, кроме того, был запланирован технический эксперимент Т-78 по исследованию характеристик атмосферы вокруг станции. Спрашиваю Землю: «Какие кабели стыковать?»
Медлят с ответом. По биологическим экспериментам задаю вопрос: «Что делать?» То же самое. И тогда на повышенных тонах без нарушения служебной этики все сказал. Обиделись. Чувствую: с Землей отношения осложнились. После этого долго не мог успокоиться.
Трудно в полете, когда выйдешь из равновесия. А тут еще раз зацепили психику. Когда подошло время заниматься физкультурой, нам в сеансе связи над Союзом дают команду отключить динамику и приступить к занятиям. Мы же находились еще в орбитальной ориентации, и я попросил сделать это по окончании связи, когда пройдем территорию страны, чтобы в ориентированном положении отснять несколько интересных районов по геологии. Нет же, уперлись, выключить — и все тут. Теряем время на разговоры. Завелись. Упускаем возможность получить ценную информацию. И все только из-за того, что на 10 минут сдвинется начало физподготовки. Говорю дежурному врачу: «Не вставайте на формальную позицию, потому что в конечном итоге от нас зависит, будем мы заниматься физо или нет». Сменный руководитель полета видит, что я завелся, и дал «добро» завершить работу, но мы уже были на взводе. Молодец, все же не сорвался, лишних слов не наговорил.
Сегодня так было тяжело на душе, столько накопилось всего и вспомнилось, что после работы ушел в ПХО и начал писать стихотворение. Захотелось сказать о том, как мы мучаемся, страдаем от того, что не хватает характера быть всегда искренними по отношению к себе и другим. А вследствие этого маска — удобный способ уйти от борьбы со своими и чужими слабостями, проблемами, недостатками, при этом обедняешь себя радостью верить в свои силы, легко дышать, мыслить, прямо смотреть в глаза людям и надеяться на них, но главное — незаметно порождаешь и окружаешь себя подобными.
Посмотрел время. Три часа ночи, надо спать.
Оператор на связи сегодня опять со своими шуточками типа: «Валентин, ты давал по радио интервью по международному туризму?» Или: «Появилась твоя статья в газете о футболе?» (Имел в виду моих однофамильцев.) Такой уровень раздражает. Здесь было бы уместно отметить, что от подготовки операторов, их человеческих качеств часто во многом зависит настроение экипажа. Весь день в основном были заняты сборкой технологической установки «Корунд», и теперь можно проводить на ней плавку. Днем во время связи с биологом сообщил ему, что в приборе «Фитон» на растении арабидобсис появились стручки. Он от такого сообщения даже растерялся.
Оказывается, растение впервые дало семена в космосе, а мы об этом и не звали. Это сразу было передано по программе «Маяк» как ошеломляющая новость с подачи радиокомментатора Петра Пелехова. Он это умеет. А стручки такие маленькие и тонкие, что мы их еле разглядели. В первом сосуде растения высотой 65 мм, 12 листочков с тремя горошинами цветов нежно-розового цвета диаметром два миллиметра и один стручок длиной 7 мм. Второе растение высотой 40 мм, три листочка, три бутона, один диаметром с миллиметр, а два других — крохи, и стручок длиной 3–4 мм. Во втором сосуде растения высотой 25 мм, четыре листочка, нижние засохли, шесть осталось живых, цветов нет. В третьем сосуде растения высотой 60 мм, четыре нижних листочка засохли, пять живых, стручок и четыре бутона на верхушке. Здесь же еще одно растение, как карлик, высотой всего 5 миллиметров с пятью листочками. В четвертом сосуде три растения, одно высотой 35 мм, два других по 30 мм. Все цветут, по четыре листочка живых и два засохших у каждого. Теперь предстоит еще не менее важная задача — доставить растения на Землю для исследований. А это мы сможем сделать только в конце августа с экспедицией посещения, которая скоро должна прийти к нам.
В полете, надо сказать, нельзя забывать о физкультуре. Временами бывает тяжело себя заставить заниматься. Но заниматься надо, и когда потренируешься до пота, получаешь удовольствие и облегчение от снятия внутреннего напряжения, которое накопилось.
Больше нам нравится беговая дорожка, так как занятия на ней можно разнообразить. Сегодня и вчера, когда переволновался, только волевым усилием заставил себя бегать по дорожке и, когда начинал бег, чувствовал, как давит и ноет сердце, а потом разбегался и стало полегче, но все равно полную нагрузку не мог дать — быстро уставал, от медиков сегодня пришла радиограмма с просьбой начать прием добавок к пище в виде панангина и рибоксина по 2 таблетки каждому два раза в день. Врачи говорят, что летаем уже немало, поэтому надо скомпенсировать потери солей в организме и улучшить обмен. К вечеру на связь пришел Сережа Максимов, и мы с ним хорошо поговорили. В разговоре он подчеркнул, что я сделал хороший посев на Земле своей работой, и это все видят по результатам выполнения программы. Сказал, что написал мне письмо. Интересно, что в нем.
Перед сном попросил Толю подстричь меня. Зашли в промежуточную камеру (ПрК) — мы ее, бывает, используем как парикмахерскую.
Взяли пылесос, бритву «Агидель», которая может работать в режимах бритья и стрижки. И начали. Так как вакуумная камера бритвы не может забирать такого большого количества волос, которых у меня осталось еще довольно много, хоть и на затылке, поэтому и используем пылесос. Толя меня стрижет, а я пылесосом отсасываю волосы — неплохо получается. Хорошо подстриг. Я доволен.
Несколько слов о составе атмосферы на станции. Никаких запахов здесь не ощущаем, работают фильтры вредных примесей, противопылевые фильтры, регенераторы, поглотители CO2. В общем, скажу так: воздух лучше, чем в любом городе. Сухой, чистый, полезный, ионизированный солнцем через те иллюминаторы, которые пропускают ультрафиолет, как в Крыму, только дождей не бывает. Его состав — парциальное давление кислорода 160–180 мм рт. ст., углекислого газа — 3–4 мм рт. ст., влажность — около 10 % от точки выпадения росы. Завтра начинается интересная для меня работа с динамикой станции от системы «Дельта» и рентгеновским спектрометром СКР-02.
Проснулся в 4 часа утра, боялся проспать, так как хотел на витке, который начинается в половине пятого, посмотреть разломы в районе Аральского моря и реки Урал. По правому берегу Урала, напротив соленого озера Индер, видел кольцевой свод диаметром около 100–150 км, аналогичный Астраханскому по цветовой окраске и границам. Ну, а дальше заснуть не мог, перебил сон. Подлетая к Дальнему Востоку, посмотрел в иллюминатор. Была редкая для этого края безоблачная погода. Интересную увидел картину — темная Земля, как негативная фотография, испещрена причудливыми изгибами белых линий — это русла рек, расщелины, разломы в предрассветной дымке. Оказывается, утром при низком Солнце можно хорошо изучать рельеф и разбираться в его структурах.
В 11 часов начали интересный астрофизический эксперимент АФ-20 с рентгеновским спектрометром СКР-02. Выполнили его хорошо, чисто. Но Земля ошиблась со знаком уставок на разворот относительно продольной оси. В результате развернулись не в ту сторону.
Пришлось через иллюминаторы быстро опознаваться относительно звезд, чтобы не сорвался эксперимент, и вручную разворачиваться на нужный участок звездного неба. Выполнили это достаточно быстро и спокойно.
Разговаривали с Кобзевым. Дела неважные. Он сказал, что нами недовольны за то, что мы во время «выхода» задержались дольше в космосе. Дело в том, что нам планировали только половину выполнения программы, а мы решили завершить ее полностью. Но это не берется во внимание теми, кому хочется поговорить. В общем, тот случай, когда нечего сказать, то надо кому-то что-то придумать, чтобы напомнить о своем существовании и показать свою значимость.
Да это и не новь: чем больше в работе берешь на себя, отдаешься ей, тем в конечном счете больше с тебя спрос и даже порой за чужие ошибки. Вот сейчас барахлит у нас технологическая печь «Корунд» из-за заклинивания двигателя механизма выдвижения капсулы.
Значит, кто-то ошибся либо в расчетах, либо в изготовлении, или не заметил эти недоработки во время испытаний. В результате установка на борту не работает, к тому же заклинивание двигателя приводит к перегреву его корпуса выше ста градусов, что в наших условиях чревато пожаром. Как в этой ситуации поступить? Установка уникальная, на станции впервые, вес ее более 200 кг, и, конечно, многие специалисты ждут результатов, необходимых науке и в приборостроении. Что делать? У нас есть все основания прекратить с ней работу. И без этого хватает хлопот на борту. Но мы так поступить не можем. Все, что в наших силах, возможностях, используем для того, чтобы отремонтировать ее и выполнить программу экспериментов, а это приходится делать уже за счет нарушения режима дня — своего личного времени, питания, сна, физкультуры и подчас ночью.
Оправдано ли это? Да, оправдано. Потому что здесь мы силы, настроение черпаем только в успехах от работы, а неработающая установка будет как немой укор все время напоминать, что что-то не работает, что-то не сделано, и здесь уже не имеет значения, по чьей вине. Потом, на Земле, разберемся, а здесь мы за все в ответе. Правда, рискуем теперь мы. Ошибемся в ремонте, то здесь уже вся вина за неработающую установку ляжет на наши плечи. И вот тогда головотяпство и недоделки некоторых специалистов с молчаливого их согласия скроются за нашей ошибкой, хотя мы руководствовались только одним стремлением — выполнить программу экспериментов и получить хороший конечный результат. В этом случае все обошлось благополучно. Мы отремонтировали печь «Корунд» и получили уникальные кристаллы, на один из которых даже составлены технические условия по целесообразности их производства в космосе. И таких примеров я мог бы привести немало.
Отлетали всего половину. Работа помогает. Надо держаться. Сегодня сказали, что ребята из экспедиции посещения, которых ждем скоро, — Леша Попов, Саша Серебров и Света Савицкая, — улетели на космодром. Я думаю, что с этой экспедицией будет полегче, с Лешей готовились три года в одном экипаже и хорошо друг друга знаем. Хочу спать. Послушаю сейчас последние известия в сеансе связи, и отбой. По окончании последних известий слышим знакомый мотив. Поет Толкунова. Земля говорит: ребята, это вам песню написал Иван Матвеевич на мотив колыбельной «Спокойной ночи, малыши».
Действительно, мы с Толей на станции «Салют-7» как бы вновь оказались в колыбели, только теперь уже матери — Земли. Иван Матвеевич был врачом нашего экипажа при подготовке к первому моему полету на корабле «Союз-13» с Петром Климуком. Помню, тогда перед самым стартом у нас возникла серьезная ситуация. За день до полета, когда ракета с кораблем стояла уже на старте, мы по традиции приехали к ракете на встречу с рабочими, конструкторами, инженерами, испытателями, со всеми теми, кто готовил технику и нас в Байконуре. Здесь же был предыдущий экипаж Лазарева с Макаровым, который как бы передавал нам эстафету в освоении космоса.
Наш старт был назначен на 18 декабря 1973 года, поэтому встреча состоялась 17 декабря, а это зима, мороз более 20. Но мы с Петей были молодые, по 31 году обоим, даже на сегодня самый молодой экипаж. И, конечно, хотелось выглядеть молодцами, поэтому оделись по-пижонски для такой погоды. Куртки меховые летные, шапки, брюки безо всяких причиндалов и ботинки. Приехали, а старт на взгорке, помимо мороза, там еще и ветерок по степи гуляет. В общем, все было хорошо, нас очень тепло приветствовали, пожелали успешной работы, вручили букеты живых алма-атинских калл и гвоздик, а мы заверили всех, что задание Родины выполним. Приезжаем к себе в гостиницу, смотрю: внутреннее состояние какое-то необычное, тревожное, как будто что-то случилось. Чувствую, заболеваю, глотать больно. Вот это да! Как быть? Зовем Матвеича и говорим ему с тоской в глазах: что делать? Ведь завтра полет. Ничего, говорит. Будем лечиться. Принес ингалятор, каких-то таблеток и крепкого чаю. Выпил, закусил таблетками, лег в постель, надышался в ингалятор, и он укутал меня, чтобы хорошо пропотеть и выгнать простуду. Ночью протирал досуха, менял белье. Около 6 часов разбудил, сует мне градусник и говорит: «Давай посмотрим, какая температура, чтобы не волноваться во время последнего утреннего осмотра врачами». Замерили, все нормально, а через полтора часа приходит группа врачей на предполетный медицинский осмотр, чтобы оформить заключение о нашей готовности к полету. Посмотрели, замечаний нет, остался только отоларинголог Геннадий Дмитриевич.
Когда он стал меня осматривать, прямо скажу, сцена получилась немая, как в «Ревизоре». Смотрит горло, уши, нос, а глаза в испуге расширяются, потом на меня растерянно — луп, луп глазами. Говорю ему: «Геннадий Дмитриевич, все нормально, не беспокойтесь, подписывайте заключение. Полечу». Да и деваться некуда, ракета на старте, уже заправлена, корабль укомплектован снаряжением под наш экипаж, все службы управления оповещены и настроены на работу с нами… Что оставалось делать? Подписал. Потом, когда ехали в автобусе к ракете, я с грустью смотрел на голую степь, покрытую вокруг снегом, и думал: как я полечу? Выдержу ли восемь суток? И вот интересно, когда оказался в корабле, все забыл, задавила работа, и только, идя на посадку, вспомнил о своем состоянии перед полетом, потому что закладывало уши и плохо выравнивалось давление. На Земле в Джезказгане первый, кто меня начал осматривать, — это был Геннадий Дмитриевич, и тогда он уже с облегчением улыбался и шутил. А Ивану Матвеевичу я искренно благодарен за поддержку в трудную минуту и доверие к нему как к врачу. Прошло десять лет после первого полета, у нас другой врач экипажа, а он и сейчас теплыми словами песни старается поддержать нас. Вот она:
Утром на транспортном корабле выполнили тест акселерометров. Есть предположение, что на точность их работы влияет подключение к источнику питания одновременно с ними другой аппаратуры — датчиков угловых скоростей и гироскопов. Результаты теста подтвердили, что с увеличением нагрузки на преобразователи тока снижается уровень помех и в результате повышается точность измерения ускорений.
Идет связь. Ведем разговор по тесту. В конце его Кобзев выходит на связь, и опять насчет моего веса. Эта тема начинает надоедать. Так могут и на самом деле аппетит испортить. Затем он сообщил по нашей кодовой таблице, что Земле кажется, что у нас усложнились отношения на борту. Тогда я его спрашиваю по общей связи Заря, зная, что весь ЦУП слышит: «Как работаем?» «Отличено» — говорит. «Как ведем себя с Землей на связи?» Отвечает: корректно. Вот это, говорю, и есть главные показатели климата в экипаже, и прекращаем эту тему обсуждать. Сегодня же наддували станцию воздухом, который нам доставили в баллонах корабля «Прогресс». Дело в том, что после выхода в космос общее давление в станции понизилось от нормального до 713 мм рт. ст., за счет наддува отсека ПХО после возвращения в станцию воздухом из объемов РО. Подняли давление до 805 мм рт. ст., а в баллонах еще остался воздух. Жаль было его оставлять неизрасходованным, а перенаддувать станцию нельзя выше этой нормы из-за ограничений по прочности конструкции.
Теперь расскажу поподробнее о нашем водопроводе. У нас на станции «Салют-7» впервые установлена система «Родник». Это два сферических бака с водой примерно по 250 литров каждый. Заправляются они на Земле, а в полете — от грузовых кораблей «Прогресс». Раньше вода хранилась в отдельных емкостях внутри станции, и они, конечно, загромождали ее объем, а сейчас баки с водой находятся снаружи станции в агрегатном отсеке АО, и вода подается электронасосом либо за счет избыточного давления в баках по трубопроводу прямо на центральный пост, где у нас средства приема пищи. Когда от системы регенерации воды из конденсата СРВК поступает недостаточно воды, мы ее дозаправляем также от нашего водопровода. В общем, упростился быт, и трудно перечислить все удобства, которые мы получили с введением этой системы, но они нам часто о себе напоминают, когда пьем, готовим пищу, заполняем контейнер питьевой водой или дозаправляемся водой от грузовика сразу в большие баки, а не в отдельные емкости.
Сейчас наша орбита над Союзом проходит только ночью и рано утром. Днем связь начинаем над Северной Америкой, где-то в районе Великих озер, и ведем ее над Атлантикой через стоящие там корабли командно-измерительного комплекса. До чего же приятно перед сном почитать газеты, как сейчас.
Выходной. Проспали до 12 часов. Вот что значит организм, намучается бессонными ночами и, как только отпустит, сразу же берет свое. Главное — надо спокойно понимать, что и плохое настроение, и неудачи, и бессонницы — это все проходящее, и ни в коем случае в это время нельзя искать спасения в лекарствах, давать волю слабостям, а терпеть и еще раз терпеть. И как только все нормализуется, организм свое возьмет и быстро восстановит силы.
Днем готовили баню и мылись. Хорошо покупались. После надел чистое белье, набрал любимых продуктов, подогрел воду и так вкусно пообедал! На душе стало легко, как будто нарыв лопнул. Я думал. Толя помоется и мы вместе выпьем чайку и пообедаем, но Толя почему-то отказался. К 6 вечера на связь подошла Люся и так хорошо начала разговор: вначале с Толей, прочитала ему открытку от Лиды и все рассказала о ней и ребятах, а потом стала говорить со мной. Молодец! Это, казалось бы, мелочь, но здесь она заметна и очень помогает в общении. На второй сеанс пришла сестра, и мы весело с ней поговорили, правда, она меня чуть не вывела из себя разговором о моем похудении, как будто все сговорились об одном и том же. Потом рассказала о статье Тарасова в «Комсомолке», где он пишет, как Толя спасает меня, потерявшего сознание при выходе в открытый космос, не сказав в самом начале, что это принятая условность на тренировке в гидробассейне. Мне кажется, такой прием недопустим в документальном очерке о реальном полете. Видел сегодня Гавайи. Внешне они так не выглядят — весело и экзотично, как в песнях. Один большой остров смотрится, как горное плато над водой, точнее, как холм с выровненной верхней частью коричневого цвета и двумя вулканами на его поверхности. Ничего особо яркого — нет красивых разводов воды, как на Багамах или планктона, нет пятен зелени и т. д.
Приближаемся к своему рубежу. 3 месяца полета, а это уже срок. Работал сегодня с видеомагнитофоном «Нива». Облачность хорошо получается, прорабатывается ее структура, а Земля пока плохо видна. Посоветовался со специалистами. Они из опыта работы с аэрофотосъемочной аппаратурой и видеокомплексом «Нива» на самолете-лаборатории посоветовали применить фильтры, ограничивающие ультрафиолетовую часть спектра и синюю составляющую оптического диапазона. Дело в том, что, наблюдая Землю из космоса, мы видим ее как бы через «голубое небо», которое привыкли видеть таким с Земли, а теперь оно, как ни фантастично, оказалось внизу под нами, искажая для аппаратуры истинные цвета лика нашей планеты.
Правда, почему небо голубое? Наверное, мало кто правильно ответит, хотя на этот вопрос еще в 1871 г. лорд Рэлей дал ответ в статье «О свете от неба, его поляризации и цвете». Со школьных лет многие, наверное, помнят формулу-предложение, позволяющую легко запомнить спектр солнечного света: «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан», первые буквы которой определяют последовательность цветов радуги от длинных красных волн до коротких фиолетовых. Так вот, согласно теории Рэлея, окраска небосвода возникает под влиянием рассеяния солнечного света молекулами воздуха и взвешенными в нем частицами, а интенсивность рассеивания волн, близких к фиолетовым — это синий и голубой, в 16 раз больше, чем волн, относящихся к красной части спектра. Поэтому мы и видим небо голубым или светло-голубым. Провели тщательную настройку телекамеры, отфильтровав синюю вуаль атмосферы, с балансировкой цветности и регулировкой контрастности и яркости. После этого качество изображения Земли резко улучшилось. Зарядил фотоаппарат «моментальной съемки» и отснял кассету по Земле. Два снимка Австралии получились хорошо.
В жизни, к сожалению, так бывает, что не ценится человек, кто делится всем и добр к людям, и часто это воспринимается как должное теми, кто сам ничего не дает.
Не спал всю ночь. Ждал четырех часов утра, когда будем проходить над Забайкальем, где уже должно быть светло. Часа в 2 встал посмотреть время — как бы не проспать. После этого так и не прилег. Дело в том, как я уже говорил, мы не всегда летаем в дневное время над Советским Союзом. Это связано с тем, что наша орбита прецессирует, то есть ее плоскость все время поворачивается за счет того, что Земля не является идеальным шаром, а сплюснута со стороны полюсов и наша орбита наклонена к плоскости экватора. Поэтому сила тяготения, действующая на станцию, направлена в каждый момент времени не точно к центру Земли. Наглядно представить это можно на примере, как ведет себя детская юла, когда ее толкнешь сбоку. Тогда плоскость вращения юлы, наклоняясь, начинает менять свое положение, то есть прецессировать, совершая поворот вокруг прежней оси, перпендикулярной полу. Подобно этому и наша орбита меняет свое положение в пространстве, то есть ее плоскость каждые сутки постоянно сдвигается в западном направлении на 5 градусов. Поэтому наступает такой период, что над Союзом мы летаем только ночью и нет возможности поработать по своей территории. Утром, когда встаем, уже летим над Западной Европой вниз вдоль Красного моря, оставляя нашу страну слева по полету в предрассветной дымке. А днем ходим вдоль Америки или над океаном и только к вечеру начинаем проходить над Дальним Востоком, попадая в зону видимости его наземных пунктов. Вот там только и встречаем рассвет Родины, хотя в это время уже ложимся спать вместе с Москвой, так как на борту мы живем по московскому времени. Это связано с необходимостью сохранять постоянство нашего режима дня и наземных служб управления. В таких случаях нас обеспечивают связью с ЦУПом корабли плавучего измерительного комплекса: «Космонавт Юрий Гагарин» — флагман флота АН СССР, «Академик Сергей Королев», «Космонавт Владислав Волков» и другие, которые стоят в Атлантике у берегов Северной и Южной Америки и у западных берегов Африки. Они принимают с борта станции баллистическую информацию и телеметрию о состоянии ее систем и через спутник «Молния» ретранслируют их в ЦУП, одновременно организуя с ним телефонную связь. Кроме того, корабли автономно ведут обработку поступающей с борта информации и при необходимости выдают команды на борт и рекомендации экипажу.
Здесь же добавлю, что в результате поворота плоскости орбиты на 5 градусов в сутки да плюс градус за счет годичного движения Земли меняется положение плоскости орбиты относительно Солнца, что приводит к изменению соотношения светлого времени и тени на витке. И бывает время, когда плоскость орбиты занимает такое положение, что она становится солнечной, то есть у нас нет тени — Солнце не заходит, а только скользит по горизонту. В этом случае мы летаем вблизи терминатора — линии раздела светлой части Земли с одной ее стороны, где Солнце, и тени — с другой стороны. Цикличность световой обстановки, определяемая прецессией нашей орбиты, составляет около двух месяцев, за это время ее плоскость по отношению к Солнцу делает полный поворот вокруг земной оси.
Интересный момент. Вчера жене с сестрой в сеансе связи послал самый длинный поцелуй протяженностью около 15 тысяч километров. Сеанс был около 8 часов вечера, и нас принимал Уссурийск, потом мы проходили над Японией, Камчаткой и ушли на Америку.
Пройдя Камчатку, прощались, здесь я им сказал «целую вас», и этот поцелуй пролетел, как в сказке, через моря и океаны и всю страну.
Весь день загружаем грузовик. Неплохо его упаковали, к нему мы относимся с любовью, выручил он нас здорово, облегчил жизнь. Он был с нами почти месяц и служил хорошей, удобной кладовкой, а теперь отправляем его полностью забитым отработанными регенераторами (14 штук), поглотителями, емкостями с уриной, сборниками с твердыми отходами и разными контейнерами с упаковочным хламом. Он здесь тоже набирается — мешки с мусором из-под пищи, старой одеждой и т. д. Весь забили.
На витке 1755-м видел Рио-де-Жанейро. Красивое побережье, много заливов, а Рио — это хорошо закрытая бухта, но с очень грязной водой, которая в блике Солнца, как копировальная бумага блестит — аж темная по сравнению с прибрежной полосой, где сочная гамма красок от водорослей, планктона и взвесей. Очень красив берег, много заливов, кос, впадает река, много оттенков воды.
Проходим сейчас над северной частью Кордильер, ощущение от этой панорамы трудно передать: как будто ты перенесся на миллионы лет назад. Красно-буро-коричневая суша, да и сушей назвать нельзя, это сплошные массивы застывшей лавы. Купола старых вулканов отсюда выглядят, как грязевые гейзеры, разные по величине. Такое впечатление, что Земля раскалена и клокочет расплавленная материя, а пузыри раскаленных пород как бы на мгновение застыли. Купола молодых вулканов выглядят как насыпные со следами стекающих струй. Основания их светло-желтого, песочного цвета, а в кратерах небесного цвета блюдца маленьких озер. Масса разных оттенков пород. А к югу лежит Патагония. Это серебристо-белые гряды гор, растянувшиеся на сотни километров вдоль юго-западного побережья Южной Америки. Смотрю сейчас Мехико. Город стоит на плоскогорье, и над ним большой смог серого дыма, как рыбий пузырь, очень хорошо видно этот купол грязи на фоне чистой, прозрачной вокруг атмосферы.
Наблюдая сегодня Галапагосские острова в Атлантике, отчетливо видел, что это старые вулканы с небольшими озерами в кратерах, но наиболее эффектно такие вулканы выглядят около молочного цвета соленого озера Поопа в Боливии. В центре заснеженного коричневого вулкана — небольшое озеро изумрудной воды. Это удивительное создание природы по красоте и глубине цвета. Я назвал его глазом Земли.
Перед сном в последнем сеансе связи, пролетая в районе Москвы, услышали пожелание спокойной ночи голосом Левитана, а через 10 минут, когда подходили к Дальнему Востоку, снова услышали его голос: «Доброе утро, „Эльбрусы“, и еще раз вам спокойной ночи».