С 16-го апреля 1939 года живет у нас Юра Фирганг.[228]
С 8-го по 19 апреля сидел дома, был грипп, болел зуб и был без сапог.
9 была пасха, т. ч. 8-го были я и Ник. Вас. на пасхальной заутрени.
***
Петух построил себе дом. Жили-были три лягушки. Одна была желтая, вторая была синяя, а третья была зеленая.
***
Переводы разных книг меня смущают, в них разные дела описаны и подчас, даже, очень интересно. Иногда об интересных людях пишется, иногда о событиях, иногда же просто о каком нибудь незначительнвм происшествии. Но бывает так, что иногда прочтешь и не поймешь, о чем прочитал. Так тоже бывает. А то такие переводы попадаются, что и прочитать их невозможно. Какие-то буквы странные: некоторые ничего, а другие такие, что не поймешь чего они значат. Однажды я видел перевод в котором ни одной буквы не было знакомой. Какие-то крючки. Я долго вертел в руках этот перевод. Очень странный перевод!
Даниил Хармс
***
1940 год. 11 марта
В псалмах Давида есть много утешений на разные случаи, но человек, обнаруживший в себе полное отсутствие таланта, утешений не найдет, даже в псалмах Давида.
***
12(?) апреля
О пошлятине.
Пошлятина может иметь свои собственные теории и законы. Тут могут быть свои градации и ступени.
(В музыке пример высокой градации пошлятины — Дунаевский).
О пошлятине.
Пошлятина не есть недостаток возвышенного или недостаток вкуса, или вообще недостаток чего-то, — пошлятина есть нечто само по себе независимое, это вполне определенная величина.
***
Однажды я вышел из дома и пошел в Эрмитаж. Моя голова была полна мыслей об искусстве. Я шел по улицам, стараясь не глядеть на непривлекательную действительность. Моя рука невольно рвется схватить перо и…[229]
Юрий Сергеевич Фирганг — московский знакомый Хармса, в книжке записан и его адрес.
14 августа 1940 г. В эти же дни Хармс пишет серию миниатюр, передающих «непривлекательную действительность». К среде 14 августа относятся две из них:«Один человек гнался за другим, тогда как тот, который убегал, в свою очередь, гнался за третьим, который, не чувствуя за собой погони, просто шел быстрым шагом по мостовой.»«Перечин сел на кнопку, и с этого момента его жизнь резко переменилась. Из задумчивого, тихого человека Перечин стал форменным негодяем. Он отпустил себе усы и в дальнейшем подстригал их чрезвычайно неаккуратно, таким образом, один его ус был всегда длиннее другого. Да и росли у него усы как-то косо. Смотреть на Перечина стало невозможно. К тому же он еще отвратительно подмигивал глазом и дергал щекой. Некоторое время Перечин ограничивался мелкими подлостями: сплетничал, доносил, обсчитывал трамвайных кондукторов, платя им за проезд самой мелкой медной монетой и всякий раз недодавая двух, а то и трех копеек.14 [авг. ] 40.»