"Боязнь нищеты"...
Думаю, отца не покидало гнетущее чувство возможного обнищания, точнее - возможного возвращения в это жуткое, сводящее с ума состояние безденежья, из которого уже никогда не выбраться.
О богатстве.
Со стороны виднее. Я тоже позволю себе высказаться по этому поводу. То есть подтвержу этот факт - действительно, наша семья не голодала, когда многие в стране голодали или жили впроголодь, а уж о лишней копейке и речи не было для очень и очень многих.
Наряду с этим случались эпизоды, которые ставили нашу семью и в первую очередь отца, основного и единственного кормильца, в очень трудное положение.
Вспоминается случай с гонораром за повесть "Сын полка".
Выплату довольно крупного гонорара за эту повесть (оплачивались два тиража - один простой, другой - массовый, то есть 200%) издательство подгадало к денежной девальвации, и почтальон принес деньги (обычно автор приходил за ними в кассу издательства или же получал денежный почтовый перевод) как раз накануне этого события.
В доме оказалось куча денег (в прямом смысле), которые не на что было потратить.
С двенадцати часов ночи эти деньги, как в сказке, превратились в ничего не стоящие бумажки.
И в обозримом будущем денег негде было взять.
А есть нужно было.
Чтобы не забыть!
Отцу очень нравилось высказывание Пушкина о работе "Пугачевский бунт", которая претерпевала одно издание за другим, хорошо продавалась и тем самым приносила автору какие-то средства.
Так вот, Пушкин называл Емельку Пугачева "своим оброчным мужичком".
По аналогии отец называл своим оброчным мужичком героя повести "Сын полка" Ваню Солнцева.
Следует заметить, что можно было бы и целый ряд других "оброчных мужичков" назвать...
Одно из первых изданий "Сына полка" вызвало у меня сильный интерес: книжка была в плотной глянцевой суперобложке с фотографией мальчика в солдатской шинели и в каске. Было странно, что выдуманный папой Ваня Солнцев оказывается в действительности обычным, живым мальчиком. Я знал, что на самом деле это не так, и к этому изданию книжки относился с неприязнью.
Дело в том, что после выхода в свет, повесть была экранизирована, и живой мальчик на суперобложке был не кто иной, как персонаж из фильма, сыгранный маленьким актером.
Итак, чувство неприязни, отторжения.
Но не книги, не текста. Книгу я сразу же полюбил и упивался описаниями природы.
"Была самая середина глухой осенней ночи. В лесу было сыро и холодно. Из темных лесных болот поднимался густой туман..."
Могу цитировать наизусть и дальше.
Мне, конечно, трудно этот факт проконтролировать, но многие полюбившиеся фразы я узнал задолго до того, как прочел в книге. Отец читал маме эту повесть по мере написания, и мы с сестрой так же при этом присутствовали.
Очень хорошо помню папу во время работы.
Сейчас попробую сделать нечто почти немыслимое - воссоздать картину работы.
Он сидел, низко и как-то боком склонившись над столешницей, и быстро писал, заполняя страницу за страницей буквами, словами, фразами, соединяющимися в ровные строчки.
Конечно, я не присутствовал при этой работе постоянно.
Час от часа, день ото дня стопка исписанных родным папиным почерком страниц увеличивалась, а пачка белой бумаги - худела, худела, худела...
Белый нетронутый лист был мертвый, холодный, а покрытые ровными синими строчками страницы были живыми, теплыми, они даже, кажется, шевелились и общались друг с другом. Во всяком случае края страниц чуть закручивались и между ними присутствовало какое-то таинственное пространство.
С этой повестью у меня многое связано.
Отец ее задумал, если не ошибаюсь году, приблизительно, а сорок третьем. Об этом, разумеется, я узнал гораздо позднее. Да и то не уверен полностью, что это произошло именно тогда.
Во всяком случае замысел "Сына полка" появился в результате многочисленных поездок на фронт в качестве корреспондента центральных газет.
Как-то в одном из воинских соединений отец обратил внимание на мальчика в солдатской форме - в гимнастерке, галифе и даже в настоящих солдатских сапогах, только, разумеется, маленьких, по росту.
Командир соединения рассказал, что его разведчики подобрали в лесу ребенка, который прятался в заброшенном блиндаже, голодный, озлобленный, почти одичавший.
Шли наступательные бои, соединение двигалось вперед по разоренным войной районам, найденыша некуда было девать, да и не бросишь же его одного на погибель.
Так мальчишка и прижился в воинской части.
И еще несколько раз отец сталкивался на фронте с похожими случаями.
- И я понял, что это не единичный случай, а типичная ситуация: солдаты пригревают брошенных, беспризорных детей, сирот, которые потерялись или у которых погибли родители.
Так мне отец объяснил свое намерение написать повесть "Сын полка".
Между прочим, он довольно часто говорил (или я сам себе это нафантазировал), что повторяющиеся, типичные ситуации, явления, могут стать предметом литературы.
Что же касается названия повести, то у него очень интересное, я бы даже сказал, довольно юмористическое происхождение.
Еще до войны, конечно же, не этой, Великой отечественной войны, а той, Первой мировой, большой популярностью пользовалась оперетта "Дочь полка" и ее название застряло в его памяти.
До поры, до времени.
Теперь уже, к сожалению, не спросишь, видел ли отец тот музыкальный спектакль на сцене или только лишь знал о нем понаслышке.
Тем не менее в нужный момент, лет этак через тридцать, память выстрелила и появилось название - "Сын полка".
Именно благодаря отцу в нашей действительности появилось понятие - "сын полка".
Вспоминая о повести "Сын полка", мне хотелось бы еще немного рассказать о войне, о Великой отечественной войне, современником которой я был.
Собственно говоря, все мое сознательное детство приходится на войну.
Например, запомнилась бомбежка, оказавшейся, как потом выяснилось, одной из первых бомбежек Москвы.