В начале ноября части Северо-Кавказского фронта успешно форсировали Керченский пролив и закрепились на плацдарме северо-восточнее Керчи. После этого фронт, выполнивший свои задачи, был расформирован. Из его войск создана Отдельная Приморская армия, в которую и вошла 4-я воздушная армия со своими частями и соединениями. 88-й истребительный авиаполк вместе с 249-м авиаполком был переведен в станицу Фонталовскую, на подготовленный грунтовой аэродром. Полгода, впервые так продолжительно за минувшие дни войны, полк базировался на одном месте. Личный состав здесь имел постоянную крышу над головой. Это создавало хорошие предпосылки для боевой работы, уверенных и обдуманных действий по ту сторону пролива. А там было жарко, несмотря на подступавшую зиму 1944 года.
Бомбардировщики врага - группами до 20 - 30 самолетов - поддерживали с воздуха свои войска, пытавшиеся сбросить обратно в море наш десант. В свою очередь 4-я воздушная армия должна была прикрыть его надежным щитом и не пропустить немецкие бомбардировщики к портам Таманского полуострова. В ожесточенных воздушных схватках успех сопутствовал нашим летчикам. Большим подспорьем в борьбе с вражеской авиацией стали в этот период радиолокационные станции отечественного производства РУС-2. Они обнаруживали бомбардировщики противника за десятки километров до линии фронта и помогали летчикам заранее подготовиться к встрече с ними. На подступах к переднему краю в действие вступала главная радиостанция наведения, с помощью которой боевые вылеты наших истребителей координировал заместитель командующего 4-й воздушной армией генерал С. В. Слюсарев. По сигналам радиолокаторов непосредственные задачи авиаполкам ставили командир 229-й истребительной дивизии полковник М. Н. Волков или его заместитель подполковник А. Г. Маркелов.
К тому времени в 88-м полку произошли некоторые изменения. Очередное повышение по службе получил Василий Артемьевич Колесник - его назначили командиром 805-го истребительного авиационного полка.
В начале декабря 1943 года мы встретились с Колесником в штабе 4-й воздушной армии. Он был чем-то явно расстроен.
- Каким ветром к нам в штаб, Василий Артемьевич? - поинтересовался я.
- Был у командующего по его вызову.
- Если не секрет, по какому вопросу?
- Секрета нет. Командующий предложил мне принять 805-й полк..
- Значит, вас можно поздравить!
- Спасибо, Георгий Андреевич. Но признаться откровенно, назначение не радует. Просил оставить меня в нашем полку. Сами знаете, каково расставаться с друзьями-однополчанами.
- Знаю, Василий Артемьевич. И понимаю вас. Но идет война, не мы выбираем службу, а она нас.
- Это я тоже понимаю. И естественно, подчинился приказу. Но на душе невесело - и ничего с этим не поделаешь...
Мы не виделись больше года, никаких перемен в Колеснике я не заметил, кроме, правда, одной - весьма существенной: на его гимнастерке сияла Золотая Звезда Героя Советского Союза. О вручении высших наград Родины моим бывшим однополчанам Алексею Постнову, Кубати Карданову, Василию Князеву и Василию Колеснику я с великой радостью читал в репортаже "Торжество новороссийцев" в нашей армейской газете "Крылья Советов" от 8 октября 1943 года, Читал выступление Алексея Постнова от имени награжденных - и будто слышал знакомый голос: "Товарищи, не жалея сил, не щадя жизни, мы дрались и побеждали. Клянемся и впредь умножать славу русского оружия. Россию нельзя победить, она могуча и необъятна. В рядах нашей армии и флота с одинаковой силой и упорством сражаются сыны всех национальностей нашей социалистической Отчизны. Вот и сегодня мы, удостоившиеся звания Героя Советского Союза, представляем четыре национальности, являем собой символ великой и непоколебимой дружбы народов Советского Союза. В жестоких сражениях с врагом мы оправдаем доверие, оказанное нам Коммунистической партией и Советским правительством".
Они оправдали это доверие: за годы войны отважная четверка героев только в воздушных боях уничтожила около 70 вражеских самолетов. Немалую лепту в ратный подвиг новороссийцев внес Василий Артемьевич Колесник. Я и сейчас, спустя десятилетия, помню его молодым, по-военному подтянутым. С юности пристало к нему шутливое прозвище "цыган" - за жгуче-черные волосы, за лихой нрав, за неуемную энергию. Его карие, с хитринкой глаза будто постоянно спрашивали: "Ну-ка, послушаю, что ты мне еще скажешь". Вместе с тем он был человеком волевым, умеющим отстоять свое мнение, защитить, когда надо, друзей. Ну а мне лично импонировало еще и то, что были мы с ним земляками - оба с Харьковщины.
Конечно же по заслугам выдвигали Колесника на ответственную должность командира полка. Вся предыдущая боевая жизнь летчика логически вывела его на эту и последующие высоты. До армии крестьянский парень из бедной семьи, он с детства познал нелегкий труд земледельца. Его судьба была судьбой поколения комсомольцев 20 - 30-х годов - ликбез, рабфак, институт (педагогический). Правда, чтобы помочь семье, институт пришлось бросить, но какое-то время Василий все же поработал учителем начальных классов. А потом, когда родным стало материально полегче и позволили обстоятельства, он снова бросился вдогонку за знаниями - поступил в сельскохозяйственный институт. Но и на этот раз парню не суждено было освоить мирную профессию. В 1936 году по комсомольской путевке Василия направили в Харьковскую школу военных летчиков. Так он пришел в авиацию...
Каждому летчику особенно памятна первая победа в воздушном бою. Для Колесника она помечена августом 1941 года. Наш полк прикрывал тогда мосты через Днепр в районе Днепропетровска. Воздушная обстановка была сложная. Вражеские истребители чувствовали себя хозяевами в нашем небе - у них был явный численный перевес и качественное превосходство в боевой технике. Они не боялись залетать в районы базирования наших авиачастей, подстерегая самолеты, возвращавшиеся с задания. Чтобы помешать этому, мы стали выделять небольшие группы истребителей для патрулирования в районе аэродрома, чтобы при необходимости отбить атаку вражеских "охотников".
28 августа Колесник в составе такой группы патрулировал над полевым аэродромом Подпильня, недалеко от Днепропетровска. И вот он заметил, как на бреющем полете "мессершмитт" заходит в хвост нашему И-16, идущему на посадку. Мы с аэродрома в бессилии и отчаянии наблюдали, какой опасности подвергался наш летчик: мгновение - и фашист откроет по нему огонь. Но Колесник на какой-то миг опередил врага и меткой атакой сразил его. На окраине аэродрома вспыхнул факел от взорвавшегося стервятника. А наш самолет благополучно приземлился, и летчик с И-16 не знал, как и благодарить своего спасителя...
В ту зиму нашему полку нередко приходилось нести воздушную разведку над оккупированной врагом частью Донбасса. Гитлеровцы подтягивали резервы, готовясь к летнему наступлению. Командованию Южного фронта нужны были данные о положении войск и намерениях противника. Но погода затрудняла воздушную разведку - снегопады, низкая облачность, плохая видимость, постоянная угроза врезаться в терриконы да эта россыпь населенных пунктов, похожих друг на друга.
Мне не раз приходилось ставить Колеснику задачи на разведку, принимать от него доклады о боевых вылетах. И всякий раз я поражался, как Василий Артемьевич умудрялся увидеть и запомнить такие мельчайшие детали и подробности о вражеских войсках, которые другие летчики попросту не замечали. 19 января 1942 года Василий Колесник и Павел Лазюка, несмотря на крайне неблагоприятные метеоусловия, обнаружили с воздуха крупную группировку противника в районе Чистяково. Командующий ВВС Южного фронта генерал К. А. Вершинин объявил им за это благодарность.
Мне же запомнился разведывательный полет этой пары в начале февраля. В конечном пункте маршрута, под городом Сталино (Донецком), их внезапно, атаковала шестерка "мессершмиттов". В неравном бою не раз создавалась критическая ситуация, когда вражеские истребители разъединяли Колесника и Лазюку и поодиночке брали в клещи. Но всякий раз наши летчики, искусно маневрируя, уходили от наседавшего врага и в свою очередь лобовыми атаками наносили ответные удары. Колеснику удалось тогда сбить один истребитель противника. Остальные после безуспешного преследования отстали. А наши разведчики благополучно вернулись на аэродром. Помню, стоял сильный мороз, а они вылезли из кабин мокрые, словно из бани...
Итак, Василий Артемьевич был назначен командиром 805-го истребительного авиаполка. Вместо него помощником командира 88-го полка по военно-стрелковой подготовке стал Евгений Пылаев. Штурманом полка назначили Кубати Карданова, Афанасия Лукина - командиром эскадрильи.
Именно ему, Лукину, и Василию Собину, командиру звена, 21 ноября 1943 года довелось провести памятный всем воздушный бой. Две четверки ЛаГГ-3 поднялись тогда на перехват бомбардировщиков противника. Первая группа - восемь "юнкерсов" под прикрытием четырех "мессеров" - уже прорвалась к переднему краю и начала бомбить наши позиции на керченском плацдарме. Лукин скомандовал Собину отвлечь истребителей на себя и затем атаковать вторую группу "юнкерсов", а сам повел свою четверку на первую группу. Под прикрытием старшего лейтенанта Г. И. Наумова Лукин стремительно атаковал и с первого же захода подбил один "юнкерс". Радиостанция наведения подтвердила с земли:
- Горит. Бей другого!
Лукин бросился догонять еще один самолет врага и вскоре метким огнем метров со ста поджег и его. Но в это время "мессеры" сумели подбить машину одного из ведомых - лейтенанта Н. Г. Шаронова. Тому на подмогу бросился Наумов - отогнал истребителей и заодно сбил "юнкерс". А Шаронов повел свою горящую машину к нашей территории.
Успешно атаковали врага и летчики собинского звена. Всего в этой схватке наши истребители - восемь машин против вражеских двадцати - сбили четыре "юнкерса", один "мессер", еще один Ю-87 подожгли, и тот, потянув за собой черный шлейф, со снижением ушел за линию фронта.
Немало подобных боев довелось провести нашим летчикам в районе Керчи в хмурые дни осени и зимы 1943/44 года. За одним из них как-то наблюдал командующий 4-й воздушной армией генерал-полковник авиации К. А. Вершинин. После этого он прислал телеграмму командиру 229-й авиадивизии:
"14 января 1944 года в 16.00 группа бомбардировщиков Ю-87 была встречена на подходе к району Керчи и решительными атаками окончательно рассеяна, в панике она побросала бомбы. Большинство бомб упало в море. Это происходило на глазах у всех наземных войск. Один самолет противника был буквально загнан в море и утонул вместе с экипажем. Личному составу групп Князева, Лукина, Павлова, Макарова за храбрые и упорные атаки, закончившиеся победой, объявляю благодарность"{9}.
В результате активных действий наших истребителей противник в начале 1944 года был вынужден выполнять бомбометание с высоты 3500 - 4000 метров. Это заметно снижало эффективность действия немецких бомбардировщиков, заставляло врага переходить на ночные полеты, но и они желаемого результата не принесли наши истребители были начеку.
Вместе с тем в этот период и у нас были трудности. Прежде всего сложные погодные условия. С ноября по январь над Керченским проливом гуляли низкие облака, по утрам стояли густые туманы. В этих условиях летчиков подстерегали неудачи. Вот что произошло, например, с Кубати Кардановым. Как-то он получил задание на вылет со своей группой в район Керчи для прикрытия наших сухопутных войск. Не успев долететь до цели, услышал по радио новый приказ с командного пункта: "Южнее Керчи шестерка "мессеров" атакует нашего разведчика. Спешите на выручку". Далее следовали координаты. Карданов взял указанный курс. Машина у него была новая, мотор мощный - дав полный газ, он вырвался вперед и вскоре увидел картину боя: шестерка "мессершмиттов" против одного нашего Пе-2. Горячий Кубати, выручая "пешку", сошелся в жестокой схватке с четырьмя "мессерами". Увернувшись от них, он стремительно атаковал расстреливавшую Пе-2 пару и сбил одного фашиста точной очередью. Второй "мессер" рванулся вверх, Кубати за ним, и в этот момент его самого в упор прошил очередью один из гитлеровцев. Да, на этот раз Карданов увлекся, оставив ведомых позади, и поплатился за это тяжелым ранением: безжизненно повисла раздробленная в локте левая рука. Однако он помог нашему разведчику уйти от преследования. Превозмогая боль, сам Карданов тоже довел машину до своего аэродрома. А оттуда путь был один - госпиталь, неизвестность окончательного исхода ранения... Так закончился его 663-й боевой вылет.
Были в полку и другие потери. Погиб заместитель командира эскадрильи Г. И. Наумов, тяжело был ранен В. Е. Потасьев. О легких ранениях и говорить не приходилось. Здесь доставалось работы новому полковому врачу капитану медицинской службы Г. Н. Фрейману, сменившему всеми уважаемого ветерана К. С. Кондрычина. Новый врач оказался на редкость энергичным человеком, быстро завоевавшим популярность у летчиков, особенно после того, как они узнали, что в полк он прибыл с Малой земли, где служил во 2-м батальоне 31-го парашютно-десантного полка.
Словом, враг не собирался отдавать Керчь и Крым без боя. Немцы укрепляли оборону, совершали налеты на наши войска, постоянно меняя тактику. Порой наши авиачасти не всегда оперативно отвечали на его действия: раскисшие в непогоду грунтовые аэродромы Таманского полуострова не позволяли самолетам быстро подняться в воздух. Необходимо было срочно что-то придумать. Тогда-то и пришла мысль приспособить для боевой работы небольшую площадку на керченском плацдарме, названную по расположенному вблизи населенному пункту Опасной. Не знаю, как поселок, но площадка свое наименование оправдывала: она постоянно была под артиллерийским огнем противника, а по ночам он ее регулярно бомбил. В эту горячую точку, расположенную в 3 - 4 километрах от передовой, были направлены две эскадрильи - одна из 88-го авиаполка под командованием Василия Собина, вторая - из 42-го гвардейского авиаполка. Старшим всей группы был назначен капитан Князев, заменивший Карданова в должности штурмана полка.
В одном из первых боевых вылетов с площадки Опасная, помнится, отличился Василий Собин. Это произошло 3 декабря. День выдался холодный, пасмурный. У берегов со скрежетом лезли друг на друга льдины. Порывистый ветер гнал через пролив пенные волны. Под прикрытием низких облаков над нашими позициями внезапно появилась группа вражеских истребителей. Тогда наперехват с Опасной поднялась четверка Собина. Несмотря на численное превосходство, немцы не выдержали натиска. Наши пилоты уже собрались возвращаться на площадку, радуясь успеху. Но преждевременно: подошла новая группа "мессеров". И снова бой. Снова фашисты стремятся атаковать четверку с разных сторон. В какой-то момент паре "мессеров" удалось оторвать один из наших истребителей от остальных и поджечь его. Собин, заметив это, сумел отогнать стервятников и помочь товарищу выйти из боя, чтобы дотянуть до спасительной Опасной. Товарища Василий выручил, но сам попал в беду - за ним начали охотиться сразу четыре "мессера", и один угодил в самолет Собина пулеметной очередью. Пламя охватило машину. Мотор зачихал, и самолет начал терять высоту. Дым разъедал глаза летчика, в кабине стало трудно дышать, горячий воздух обжигал тело... А Василий, прикрыв колени регланом, лицо - перчаткой, тянул машину до своих. Надо бы уже садиться. Но куда? Внизу вода пролива, да и ее из-за дыма не видно. Собин почти интуитивно выбирал ручку управления на себя, пытаясь спарашютировать. И вот в какой-то момент летчик почувствовал сильный удар - самолет упал в воду и начал тонуть.
Василий резко оттолкнулся от сиденья и оказался один-одинешенек в ледяной воде пролива. Покидая самолет, он зацепился за что-то в кабине спасательным кругом и порвал его. Оставалось рассчитывать только на свои силы. Огляделся Василий: с одной стороны - крымский берег, занятый врагом, с другой таманский, наш. Курс ясен, да плыть далеко. Отцепил парашют, сбросил реглан, но легче плыть не стало: сапоги на ногах - как камни, намокшая одежда налилась свинчаткой. Василий несколько раз нырял под воду, наконец изловчился стянуть сапоги, отстегнул ремень с пистолетом, скинул брюки. Остался в одной гимнастерке.
Ледяная вода обжигала, силы таяли. Но Василий упрямо метр за метром плыл к берегу. А там его уже заметили и спустили на воду спасательную шлюпку. Собин, увидев ее, воспрянул духом. Но заметили и подлетевшие "мессеры" - начали обстреливать шлюпку. Пулей пробило борт - спасателям пришлось повернуть назад. И снова Собин один на один со стихией. Около двух часов продолжался этот поединок летчика с морем, пока его не подобрала вторая лодка. Через два дня лейтенант Василий Собин вновь был в боевом строю.
Наша армейская газета рассказала об этом героическом эпизоде в статье "Сам погибай, а товарища выручай". И вот счастливое совпадение: статья попала на глаза сестре Василия Собина Антонине, добровольно ушедшей на фронт и теперь воевавшей в стрелковом полку на керченском плацдарме, рядом с братом. Она тотчас же обратилась к своему командиру с просьбой разрешить ей съездить к Василию. Кто бы отказал в такой просьбе? И вот брат с сестрой встретились в станице Фонталовской. Это был маленький праздник всего полка, потому что здесь все любили Василия Собина, радовались за него, а кроме того, в этой капле семейного счастья каждому сверкнул луч надежды и на его встречу с близкими и любимыми. Несколько раз в течение двух месяцев встречались Антонина и Василий. Однажды и он съездил к ней в полк. А когда случалось, отправляясь на боевое задание, пролетать над позицией теперь уже знакомого полка, Собин неизменно покачивал крыльями боевого истребителя, посылая привет сестре.
20 февраля 1944 года Антонина вырвалась в очередной раз на свидание к брату, и в полку она узнала тяжелую весть.
...Это случилось 7 февраля. Четверка истребителей под командованием лейтенанта Собина поднялась в воздух и вступила в бой с большой группой самолетов противника, прикрывая наземные войска в районе Керчи. Чуть ли не в самом начале боя Собин был тяжело ранен - впоследствии у него насчитали девять ран - в голову, руки, ногу. Однако он продолжал командовать подчиненными так четко, спокойно, что никто ничего и не заподозрил. Собрав последние силы, Василий продолжал атаковать врага, пока не подошло подкрепление. Только после этого коммунист Собин позволил себе покинуть поле боя. Он понял, что до Фонталовской не дотянет, и повернул на Опасную. До самой площадки его сопровождали друзья - однофамилец и тезка командира полка В. Е. Максименко и П. Д. Лысенко. Заходя на посадку, Собин обнаружил, что неисправно шасси. В полусознании он ушел на второй круг и все-таки сумел выпустить одно колесо. Даже малосведущим людям, наверно, не надо объяснять, что такое посадить самолет на одно колесо. А тут еще тяжело раненным. И все-таки летчик Собин посадил машину на пятачок Опасной. Теряя сознание, он успел задать последний вопрос подбежавшим к самолету товарищам:
- Машина цела?
Машину бесстрашный воздушный боец сохранил, себя - не смог... Командиру эскадрильи лейтенанту Василию Васильевичу Собину посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Сказано не мной, но хочу повторить убежденно: герои не умирают. 27 июня 1965 года приказом Министра обороны СССР Василий Собин навечно зачислен в состав гвардейской авиационной части, унаследовавшей традиции авиаторов 88-го истребительного авиаполка.
Пройдет много лет, и память о герое как бы с новой силой воскреснет в сердцах его земляков.
До войны Василий Собин работал на машиностроительном заводе в подмосковном городе Долгопрудном, Сейчас там 5-я городская школа носит его имя. Земляки, решив увековечить славные подвиги Василия Собина, сравнительно недавно присвоили имя героя электропоезду - новому, сверкающему, только что принятому на Рижском вагоностроительном заводе. До сих пор по этой подмосковной магистрали ходили поезда знаменитых земляков - героя гражданской войны матроса Анатолия Железнякова, летчика Николая Гастелло, в числе первых в Великой Отечественной совершившего огненный таран, летчика-космонавта Виктора Пацаева, ценой жизни расширившего дорогу в космос. Апрельским днем 1981 года, в канун 20-летия полета Юрия Гагарина, на железнодорожные магистрали вышел поезд "Василий Собин".
На торжественный митинг, состоявшийся в Лобненском локомотивном депо, приехала из Харькова 90-летняя мать героя - Феодосия Георгиевна, его сестры Антонина Васильевна и Клавдия Васильевна. Было много выступавших - партийные работники, рабочие-ветераны, юные пионеры. Воспоминанием о брате поделилась Антонина Васильевна Собина. Не в силах скрыть волнение, смотрели мы, однополчане летчика, на отливающую золотом Звезду Героя Советского Союза, которой украсили головной вагон поезда, читали на его бортах имя нашего боевого товарища, и невольно вспоминались те давние фронтовые годы...
Однако вернемся к событиям на керченском плацдарме. В декабре 1943 года начальник штаба 88-го авиаполка майор С. Н. Тиракьян отбыл на курсы усовершенствования командного состава, а на его место назначили моего бывшего помощника майора Ф. А. Тюркина. Я был искренне рад за своего боевого друга и тут же поспешил поздравить его телеграммой. Человек богатого практического опыта, он хорошо знал, ценил и любил людей. Эти качества помогли ему успешно руководить штабом полка до конца войны. В дальнейшем, до ухода в запас, Тюркин был начальником штаба авиадивизии. А тогда, в начале 1944 года, он умело наладил в полку изучение личным составом боевого опыта нашей авиации, в сложных погодных условиях обеспечивал постоянную боевую готовность аэродрома, по-штабному четко организовывал оформление ежемесячных обзоров о боевой деятельности истребительного авиаполка.
Эти обзоры стали особой, высокой формой штабного искусства, важнейшим участком работы в авиационных штабах всех рангов - от полковых до армейских. Мне как начальнику отделения по использованию опыта войны в оперативном отделе штаба армии непосредственно пришлось налаживать новое для штабных работников дело. Но, разумеется, мало было научить своих коллег составлять обзоры боевых действий. Еще нужно было обобщенный боевой опыт и распространить, сделать достоянием всего летного состава воздушной армии. Как же велась работа, что в ней было принципиально нового?
Вспоминаю, как это происходило в начале войны в моем, 88-м истребительном. Летчик, возвращавшийся с боевого задания, отчитывался о полете, и затем по ступенькам шел разбор его действий - командиром звена, командиром эскадрильи, а вечером на общем сборе командир полка подводил итоги дня, отмечая успехи и подробно разбирая неудачи каждого. Но все это - в масштабах одной-двух частей, базировавшихся на одном аэродроме. Варились, что называется, в собственном соку, не зная, что происходит даже у близких соседей. Нам, работникам полкового штаба, предстояло писать боевые донесения по каждому вылету в штаб дивизии, и, наверно, никто, как мы, не донимал расспросами летчиков. Сейчас помню, как, разгоряченные после боевого вылета, уставшие, они терпеливо отвечали на наши вопросы, как бы заново "проигрывая" во всех деталях перипетии только что закончившейся схватки с врагом. Понимали пилоты необходимость и такой работы. Однако в то время подробных месячных отчетов о боевых действиях полков вышестоящие штабы не требовали.
Так что работа штаба в этом направлении носила достаточно самодеятельный характер. Между тем с каждым месяцем войны росла потребность и необходимость в обобщении боевого опыта: в авиационных частях и соединениях появилось немало замечательных воздушных бойцов - асов, чье профессиональное мастерство росло от боя к бою и словно просилось в учебник военного искусства. Да только писать такой коллективный учебник в ту пору было еще некому: в составе штабов авиационных соединений не было офицеров, нацеленных на эту деятельность.
В начале 1944 года в оперативных отделах штабов воздушных армий создали отделения по использованию опыта войны - на них-то и была возложена ответственная миссия. Позволю себе привести по этому поводу строки из воспоминаний командующего нашей армией. К. А. Вершинин писал:
"Большое значение мы придавали обобщению и распространению боевого опыта, быстрому внедрению его в практику работы летного состава, командиров и штабов. Вначале этим занимался только офицер оперативного отдела Г. А. Пшеняник... Затем было создано специальное отделение. Оно составляло ежемесячные обзоры боевых действий армии как самостоятельных, так и в операциях, проводимых совместно с сухопутными войсками. В специальном журнале ежедневно фиксировались результаты полетов на боевые задания и описывались наиболее поучительные примеры. Обобщенный опыт отражался также в информационных листках, которые печатались в типографии и рассылались в полки. Содержание их до-во,.15лось до каждого авиатора. Эти и другие мероприятия, безусловно, сыграли немалую роль в дальнейшем повышении боевого мастерства летчиков" {10} .
В отделение, которое довелось возглавить мне (о нем-то и вспоминает Вершинин), пришли молодые способные офицеры, неплохо владевшие пером: К. И. Рябов, И. Д. Анашкин, несколько позже - А. С. Емельянов. Вместе мы не только анализировали месячные обзоры, приходившие из штабов дивизий и полков, но и сами выезжали в части, беседовали с летчиками - нам никак нельзя было отрываться от живой обстановки боевых действий. Иначе все наши рекомендации превратились бы в мертвые схемы. Не скрою, с особым удовольствием отправлялся я в свой 88-й истребительный авиаполк и с удовлетворением отмечал, что зерна моего труда в штабе дали неплохие всходы: работа по составлению месячных обзоров была здесь налажена довольно обстоятельно и толково.