Возвращаясь несколько назад, хочу отметить, что в первых числах июля наш полк получил ответственную боевую задачу - сопровождать бомбардировщики и штурмовики, наносившие удары по вражеским войскам, перешедшим в наступление с румынской территории. Для успешного выполнения задачи 2-я эскадрилья полка была переброшена на полевой аэродром Окница, километрах в тридцати к западу от Могилев-Подольского. Противник находился близко: он уже форсировал Днестр, наведя понтонную переправу в районе Хотина.
И вот наши самолеты поднялись в воздух. Бомбардировщики в сопровождении истребителей пытались разбить понтонный мост, но он прикрывался плотным зенитным огнем гитлеровских батарей: со средних высот разбомбить его было трудно. Тогда группа наших штурмовиков неожиданно и стремительно на малой высоте прорвалась к реке и накрыла переправу бомбами. Понтоны были разбиты, а технике и живой силе врага нанесен урон.
Действия штурмовиков прикрывала группа истребителей сопровождения нашего полка, возглавляемая лейтенантом Тивиным. Они вступили в бой с патрулировавшими над переправой "мессершмиттами", один из них сбили и обеспечили выполнение задания.
А с 8 июля эскадрильи 88-го истребительного авиационного полка все чаще стали использоваться на киевском направлении Юго-Западного фронта, где обстановка осложнялась с каждым днем. Наши летчики вылетали на сопровождение бомбардировщиков в районы Житомира, Чуднова, участвовали в прикрытии железнодорожного узла Казатин.
При этом они нередко попадали в сложные ситуации. Порой маршрут полета был известен весьма приблизительно, задача ставилась в самых общих чертах. Наши истребители поднимались в небо, как говорится, "по-зрячему", то есть когда в поле видимости над аэродромом появлялись бомбардировщики, к которым для сопровождения нужно было пристраиваться на ходу. Случалось, что задание на сопровождение ставилось без учета тактического радиуса действия истребителей. Это, в свою очередь, приводило к тому, что самолетам не хватало горючего на обратный маршрут - летчики вынуждены были приземляться на промежуточных аэродромах. Наконец, немало сложностей при выполнении заданий было из-за отсутствия радиосвязи между бомбардировщиками и истребителями. "Переговаривались" условными сигналами - покачиванием крыльев, с помощью ракет. А этот летный язык далеко не совершенный. И порой бывало, что истребители неосмотрительно вступали в навязанные им воздушные бои, отрывались от бомбардировщиков, оставляя их без прикрытия.
К каким неожиданным последствиям приводили подобные неурядицы, можно судить по такому эпизоду.
В начале июля девятка истребителей полка получила задание на сопровождение бомбардировщиков, которые должны были бомбить танковую колонну противника в 50 километрах к юго-западу от Умани. Ведущий нашей группы командир 4-й эскадрильи капитан В. И. Полянский, его заместитель - капитан П. П. Мирошников. Полянскому во главе двух звеньев предстояло следовать в группе непосредственного прикрытия бомбардировщиков, а Мирошникову вместе с ведомыми В. П. Луниным и И. Г. Лобачевым - в ударной группе.
Уже последовал приказ с КП полка "По самолетам!" и ждать сигнала на вылет. Через две-три минуты над аэродромом взвилась зеленая ракета - взлетать! Заработали моторы, но тут же над аэродромным полем зависла красная ракета сигнал запрета. Моторы выключили, а через несколько минут снова взвилась зеленая. Самолеты уже начали выруливать на взлет - опять красная. Вот это и была "эффективность" взлета по-зрячему. Как выяснилось, в это время над аэродромом пролетали не те бомбардировщики, которые нам предстояло сопровождать.
Между тем капитан Полянский неожиданно почувствовал сильное недомогание сказалось нервное напряжение. Он с трудом вылез из кабины и подошел к самолету Мирошникова:
- Придется тебе, Петр Павлович, идти вместо меня старшим. Лететь не могу, а подводить нельзя. Выручай...
Как раз в этот момент над аэродромом показалась долгожданная группа бомбардировщиков. Последовал сигнал на вылет, и наши истребители, возглавляемые Мирошниковым, быстро пристроились к бомбардировщикам. Командир группы вскоре заметил, что сопровождаемые машины идут чуть севернее сообщенного ранее маршрута, то и дело меняют курс, как бы прочесывая местность.
"Ищут цель, - рассудил Мирошников. - Ясно, что враг не стоит на месте. Но моим-то истребителям такой поиск может дорого обойтись: горючего-то немного..."
Вскоре летчики заметили над дорогой столб пыли. Наконец-то! Колонна вражеских танков ползла по шоссе. Наши бомбардировщики тут же легли на боевой курс, готовясь открыть бомбовые люки. Но в этот момент откуда-то сверху сзади, со стороны солнца,- их атаковала четверка "мессершмиттов". Мирошников со своим звеном бросился наперерез, и завязался упорный бой. Вражеские истребители, используя преимущество в скорости, настойчиво пытались помешать бомбардировщикам. Наша ударная группа сдерживала их натиск. Однако двум "мессерам" все же удалось прорваться сквозь заслон. Но здесь пришли на помощь летчики из группы непосредственного сопровождения. Первым поджег одного гитлеровца Кузнецов. Второго "мессера" сбили летчики ударной группы Мирошников и Лобачев. Два уцелевших Ме-109 поспешили повернуть на запад.
Тем временем бомбардировщики, прицельно сбросив на танковую колонну свой груз, легли на обратный курс. За ними последовала и группа непосредственного сопровождения. Ударная же группа отстала, и Мирошников сделал круг над дорогой, восстанавливая ориентировку. Внизу дымилась искореженная вражеская техника, догорали автомашины.
Удовлетворенные результатами боя, истребители взяли курс на свой аэродром, но, как только пересекли линию фронта, мотор машины Мирошникова тоже начал захлебываться, но он успел выбрать внизу ровное зеленое поле и пошел на посадку. "Хорошо бы свекловичное",- подумал и на всякий случай решил убрать шасси. Мотор заглох. А поле, как назло, оказалось кукурузное - стена двухметровых крепких стержней.
И все-таки сказался недюжинный опыт капитана Мирошникова- он сумел посадить самолет достаточно аккуратно даже в таких условиях. Машина лишь слегка ударилась фюзеляжем о землю и, проскользив несколько метров по подмятым стеблям кукурузы, остановилась. Менее удачно произвел посадку Лобачев. Высоко выровняв машину, он упал метров с трех.
По дороге пилоты (а они везли на машинах и самолеты) несколько раз попадали под бомбежку, но, к счастью, невредимыми добрались до города и под расписку сдали боевые машины в авиамастерскую. Но предстояло еще разыскать свой полк, который в сложной военной обстановке постоянно менял дислокацию.
Короче говоря, лишь через несколько дней вернулись к нам боевые товарищи, усталые, измотанные. А еще через некоторое время в полк вернулся и третий из ударного звена - Лукин. Он при посадке получил сильные ушибы, ссадины, С трудом добрался до ближайшей сельской больницы. Здесь ему сделали перевязку. А потом ему предстояла собственная "одиссея" в поисках полка по прифронтовым дорогам под бомбежками и обстрелами вражеских самолетов.
...Стояли жаркие июльские дни. Палящее солнце, казалось, недвижно зависло над аэродромом, лишь на несколько недолгих ночных часов уходя за горизонт. Летчики, поднимаясь до зари, делали в день по 6 - 7 боевых вылетов. В перерывах между заданиями пристраивались под плоскостями самолетов вздремнуть. Готовые к очередному вылету, они не раздевались, не сбрасывали парашютов. У каждой самолетной стоянки ежедневно дежурил и наблюдатель. А техникам приходилось работать ночами - готовить исправные и ремонтировать поврежденные в боях самолеты.
Ночи были беспокойные. Казалось, спасительная прохлада, ненадолго прогонявшая изнуряющий дневной зной, подарит облегчение и отдых. Но именно вечерние часы выбирал враг для методических бомбежек Винницы и нашего аэродрома в Бохониках, который давно уже не давал ему покоя. И вот с наступлением прохладных сумерек мы нередко попадали словно в новое пекло разрывы бомб, пулеметный огонь. Приходилось забираться в щели, вырытые тут же, возле самолетной стоянки.
А вражеская авиация начала регулярно бомбить крупные железнодорожные узлы - Винницу, Бердичев, Жмеринку. На наш и соседний, 249-й авиаполк возложили задачу по защите этих городов с воздуха. Особенно памятен мне один из боев в небе над Бердичевом.
Как сообщили посты ВНОС, группа бомбардировщиков Ю-87 - около 40 самолетов - в сопровождении 20 истребителей Ме-109 летела бомбить этот важный железнодорожный узел. Получив информацию, майор Маркелов приказал немедленно поднять в воздух 18 самолетов И-16 из состава двух эскадрилий и сам возглавил группу. Наши истребители перехватили противника на подступах к Бердичеву и атакой с ходу расстроили его боевые порядки. "Юнкерсы" были вынуждены сбросить свой смертоносный груз на дальних окраинах города и, не принеся ему особого вреда, пошли обратным курсом на запад. Только сопровождавшие их "мессеры" решили вступить в бой с советскими истребителями. Произошла жестокая воздушная схватка.
Наши летчики сбили тогда два "мессера", но и сами понесли урон. На какую-то долю секунды остался без прикрытия командир звена лейтенант А. З. Махнычев - и тут же его самолет прошила пулеметная очередь. Летчику пришлось выпрыгнуть с парашютом из горящей машины. Через несколько минут в критическую ситуацию попал командир 2-й эскадрильи лейтенант Е. Г. Тивин: при боевом маневре он столкнулся с Ме-109. Правда, от этого удара больше досталось врагу. Немец рухнул вниз. У нашего же самолета оказался поврежденным лишь винт. И Тивин произвел посадку на ближайшем аэродроме.
Впоследствии, разбирая ход этого воздушного боя, командир полка Маркелов дал объективную оценку нашим успехам и неудачам:
- В боях мы учимся, и учимся неплохо. Можно даже сказать, что кое-чему уже научились. С начала войны летчики полка сбили 23 самолета. Сами потеряли 6 почти в четыре раза меньше. Так что начинаем овладевать мастерством ведения боя. Необходимо настойчивее совершенствовать тактику нашей работы, не забывать об осмотрительности, взаимовыручке в бою. Атаковать врага только парами - один атакует, второй прикрывает. Тогда и потерь будет меньше.
Этот разбор хорошо запомнился всем. В последующих боях летчики действовали более внимательно, инициативно - неоправданных жертв стало меньше. Но была и другая причина потерь - зенитный огонь противника. А нашим истребителям все чаще приходилось атаковать колонны вражеских войск, которые с неизменным постоянством плотно прикрывали зенитки.
В одном из вылетов на штурмовку выбыл из строя заместитель командира 1-й эскадрильи старший лейтенант Е. И. Швачко. Когда задание было уже выполнено и группа под его командованием возвращалась в полк, ее атаковали "мессеры". В кабину самолета Швачко попал снаряд. Летчику раздробило руку. Превозмогая боль, истекая кровью, Евгений Иванович собрал всю волю и довел машину до аэродрома. Он даже успел посадить самолет - и потерял сознание. Мы немедленно отправили Швачко в госпиталь. Там ему ампутировали кисть левой руки.
Такая же участь постигла заместителя командира 3-й эскадрильи по политчасти Г. М. Степичева. Его самолет подбили в бою, пилот был ранен в руку. Проявив мужество и самоотверженность, он сумел привести машину на аэродром. Но попал в госпиталь - и тоже пришлось расстаться с летной работой.
В июле из-за ранений выбыли из строя и уже не смогли вернуться к нам в полк замечательные летчики - Тивин, Махнычев, Бобков и другие наши товарищи.
Особенно мы переживали расставание с Евгением Григорьевичем Тивиным. С ним после гибели Н. Л. Дранника полк лишился второго командира эскадрильи. О том, как был ранен Тивин, нам рассказал его ведомый.
Выполняя задание на разведку, пара самолетов И-16 вскоре после вылета попала в полосу сплошной облачности. Держась ее нижней кромки, летчики внимательно просматривали местность. Видимость была минимальной - 200 - 300 метров. Неожиданно они выскочили прямо да вражескую танковую колонну, следовавшую по дороге из Белой Церкви на юг. Фашисты открыли по нашим истребителям сильный огонь из малокалиберных зенитных орудий и подбили самолет Тивина. Он резко пошел вниз. Лишь у самой земли летчик выхватил машину и, набрав высоту 20 - 30 метров, взял курс к нашему аэродрому. Подбитый самолет комэска то и дело клевал носом, а перелетев линию фронта, машина резко накренилась и упала. Помочь товарищу ведомый не мог: посадить машину на холмистой местности было невозможно. Только через несколько дней нам стало известно, что тяжело раненный Тивин попал в госпиталь.
А совсем недавно мне довелось услышать подробности того давнего полета от самого Евгения Григорьевича Тивина. Он рассказывал, что после обстрела "эрликонами" над танковой колонной машину его сильно встряхнуло и высота начала падать. "Перебиты тросы руля глубины..."-мелькнула догадка. Летчик максимально увеличил обороты мотора - снижение прекратилось. И тут Тивин ощутил резкую боль в руке и ноге. Трудно было удержать сектор газа раненой рукой - обороты мотора то и дело снижались, потому самолет и клевал носом. Дотянув до линии фронта, комэск решил садиться - дальше лететь не смог: рукав гимнастерки и сапог залило кровью. Осторожно летчик стал сбавлять обороты мотора, подводя самолет к земле. Наконец машина непослушно накренилась влево, зацепив крылом какой-то бугор. Раздался скрежет металла, и от сильного удара в голову пилот потерял сознание.
Очнулся Тивин в госпитале через двое суток. Врачи извлекли из его тела двадцать два осколка. А подобрали его наши танкисты, проезжавшие близ места, где упал самолет. Оказывается, летчика далеко отбросило от места взрыва. Но помимо ранения он был сильно контужен: потерял речь, ослеп на один глаз. Лечили Тивина восемь месяцев в трех госпиталях, и вот врачи вынесли приговор к военной службе не годен. С тяжелым настроением уехал комэск в Новосибирск. Там в штабе ВВС военного округа неожиданно встретил генерала П. С. Шелухина, который в начале войны был командующим ВВС Южного фронта и приезжал в наш полк.
Тивин рассказал ему о своих бедах и попросил оставить в кадрах. "Летать вам, конечно, нельзя, а на штабной работе пригодитесь", - ответил генерал.
На следующий день Евгений Григорьевич узнал, что назначен начальником штаба учебного полка Омского летного училища. Так решилась судьба нашего боевого товарища. 20 лет после этого он достойно нес военную службу. Со временем настоял, чтобы его допустили и к летной работе. Стал командиром учебного полка.
Однако вернемся к обстановке, в которой полк оказался в июле 1941 года. В те трудные дни особенно проявила себя инженерно-техническая служба полка. Перед техниками самолетов стояла задача - как можно быстрее вводить в строй поврежденные машины. Трудиться им приходилось в основном ночами, соблюдая тщательную светомаскировку, чтобы не привлечь внимания гитлеровской авиации. И хотя опыт работы в подобных условиях был невелик, наши техники и механики делали свое дело как настоящие мастера. Оставалось только удивляться, как они успевали за короткую летнюю ночь и готовить к полетам исправные машины и буквально на глазах "лечить" поврежденные, да еще и нести охранную службу на аэродроме. Нельзя не упомянуть здесь добрым словом старшего инженера полка Ф. И. Миценмахора, инженеров эскадрилий В. С. Савченко, Е. А. Коломийца, В. П. Касьянова, их четкую организованность в работе, умение находить выход из самых, казалось бы, безвыходных положений, оригинальную техническую смекалку.
Свою лепту в общее дело борьбы с врагом - и весьма заметную - вносили вооруженцы полка во главе с инженером по вооружению И. Р. Прониным, а также электрики и прибористы под руководством инженера по спецоборудованию И. М. Фрулева.
Довольно простым, но весьма эффективным средством борьбы с врагом оказались испытанные еще в 1939 году в боях на Халхин-Голе реактивные снаряды РС-82. Наши самолеты в полку не имели оборудования для подвески этих снарядов. Тогда Иван Романович Пронин предложил своими силами изготовить подвесные балки, которые и были установлены под крыльями машин.
Иван Михайлович Фрулев со своими специалистами потрудился над монтажом электрической части пускового устройства снарядов. Все детали пришлось изготовлять своими силами. Под ручку управления самолетом установили кнопку с механической блокировкой, при нажатии на нее замыкалась электроцепь на пиропатрон, который срабатывал и поджигал пороховой заряд снаряда.
Налет группы истребителей с эрэсами оказывал на врага такое же воздействие, как залп знаменитых "катюш", появившихся в начале войны на наших фронтах.
Маневренный и скоростной истребитель словно бы получал убойную силу бомбардировщика. При прямом попадании в цель эрэсы выводили из строя танки, автомашины, бензовозы, а веером разлетавшиеся осколки уничтожали живую силу противника. Это стало для нас очень своевременным подспорьем, поскольку все чаще полку приходилось участвовать в штурмовке танковых и моторизованных колонн противника, а пулеметно-пушечный огонь здесь был малоэффективен.
Немало забот у И. М. Фрулева в период отхода наших войск и частого перебазирования в связи с этим полка вызывало аккумуляторное хозяйство. У наспех сформированных комендатур батальонов аэродромного обслуживания не было необходимых зарядных устройств, но Иван Михайлович нашел выход из положения, наладив подзарядку бортовых самолетных аккумуляторов в колхозах, совхозах, на кустарных предприятиях, находившихся поблизости от аэродромов базирования нашего истребительного авиационного полка.
Сейчас я хочу рассказать об одном драматическом событии, последствия которого были для нас весьма значительны.
7 июля на аэродром Бохоники совершили налет шесть бомбардировщиков Ю-88 в сопровождении четырех истребителей Ме-109. Они появились неожиданно из-за кучевых облаков, как говорится, среди бела дня. Пролетев низко над аэродромом, "юнкерсы" сбросили на стоянку 2-й эскадрильи мелкие осколочные бомбы, так называемые "хлопушки", повод для легкомысленного названия которых давал приглушенный звук при взрыве. Это были коварные снаряды: разрываясь на множество мелких осколков, они доставляли немало неприятностей.
Враг тогда не только сбросил бомбы, но и обстрелял стоянку 2-й эскадрильи. Все это произошло в считанные секунды, так что какое-то мгновение мы находились словно в оцепенении. В готовности номер один было дежурное звено 4-й эскадрильи. И его летчикам следовало бы осмотреться, прежде чем взлетать на отражение вражеского налета. Однако командир эскадрильи капитан В. И. Полянский явно поторопился: не успев оценить обстановку, он отдал команду на взлет, не дожидаясь сигнала с КП полка.
Первым поднялся лейтенант С. Я. Медник. В это время в выгодном положении для внезапной атаки находились вражеские истребители, летевшие сзади и выше своих бомбардировщиков.
На небольшой высоте, когда Медник довернул свой самолет в направлении бомбардировщиков, чтобы догнать их, откуда-то сзади и сверху вынырнул "мессер" и, зайдя в хвост нашему истребителю, в упор расстрелял его. Самолет вспыхнул, свалился на левое крыло, как смертельно раненная птица, и, объятый пламенем, на глазах у всех упал неподалеку от аэродрома.
Медник был отличным летчиком. Ровесник Октября, он родился в крестьянской семье, 16-летним парнишкой пошел Семен работать слесарем на Криворожский металлургический завод, в 1937 году поступил в Качинскую военную школу летчиков и через год успешно окончил ее. Командиром звена Семен Медник участвовал в освобождении Западной Украины, затем пришел в наш полк.
И вот теперь капитан Полянский, увидев, как погиб его заместитель, весельчак и заводила Семен Медник, стиснув зубы, рванул в небо свой истребитель. За ним поднялись еще четыре самолета. На предельной скорости летчики устремились на запад, и вскоре мы услышали треск пулеметных очередей. Самого боя в полку видеть, конечно, не могли - он шел где-то далеко. Спустя час все пять самолетов вернулись на аэродром. Полянский доложил командиру полка о воздушном бое, и мы вскоре узнали, что его группа уничтожила три бомбардировщика Ю-88. Четвертый "юнкерс" сбили летчики соседнего 249-го полка. Оказалось, что его командир А. И. Халутин, услышав разрывы бомб и стрельбу в районе аэродрома Бохоники, решил поднять на выручку нам 12 своих истребителей.