Весело воюет генерал Казарян.
Подавить сопротивление нашей 74-й дивизии гитлеровцам не удалось. Вызвав новые танки, на ходу меняя направление атаки, они попытались обойти деревню Бузулук. На этот маневр врага мы ответили своим маневром: вражеские танки были встречены огнем двух артиллерийских противотанковых полков из. резерва корпуса. Три часа длился ожесточенный бой, в котором противник потерял тридцать пять танков и много живой силы. Было еще далеко до сумерек, но атака гитлеровцев уже захлебнулась, а потом и вовсе прекратилась.
Таким образом, второй день наступления не принес немцам успеха.
Первая половина дня 7 июля прошла для нас относительно спокойно, и кое-кто, выдавая желаемое за действительное, стал уже поговаривать: немцы выдохлись.
Побывав в дивизиях генералов Мищенко и Казаряна, я доложил обстановку командарму. Николай Павлович Пухов в свою очередь проинформировал меня о положении на других участках армии и фронта. С южного фаса Курской дуги противник наносил мощные удары в направлении Белгород, Обоянь, но и там положение наших войск было прочным, устойчивым.
- Что побывали в частях - хорошо, - говорит командарм. - Но я не очень уверен в командире той дивизии, где вы еще не были. Учтите это и имейте в виду: немцы будут и впредь вас прощупывать, искать слабое место в боевых порядках корпуса.
Это было сказано спокойным, заботливым тоном. А выдержка и деликатность были органично присущи нашему командарму. Мы очень ценили его умение внимательно выслушивать подчиненных. Указания, если в них была нужда, он давал ясные, четкие. Таким же стилем работы отличались и ближайшие помощники Н. П. Пухова.
Не могу в связи с этим не вспомнить приезд в корпус заместителя командарма генерал-лейтенанта М. И. Глухова. Курская битва только разгоралась, дел неотложных было много, и я, честно говоря, немного опасался, что присутствие Глухова в штабе корпуса будет сковывать подчиненных. Доложив генералу Глухову обстановку, я снова принялся руководить боем. Через сорок - пятьдесят минут Глухов, связавшись по телефону с командующим армией, попросил разрешения выехать в соседний корпус.
- Пятнадцатый воюет активно. Командование действует спокойно и уверенно, с полным пониманием задачи. Мне здесь делать нечего.
Я понял: слова генерал-лейтенанта Глухова были адресованы не только командарму. Глухов явно давал нам понять, что корпус не нуждается в особой опеке и ничто не должно ограничивать наши самостоятельные решения. И это было весьма важно в тот момент: нас не только проверяли, нам и доверяли. А ведь корпус впервые вел бой в составе 13-й армии.
Корпус получил небольшую передышку, и мы провели необходимую перегруппировку войск.
11 июля противник возобновил наступление, нацелив главный удар на 148-ю дивизию генерала Мищенко. На этот раз немцы решили прорваться в район Малоархангельска. Их 78-я штурмовая дивизия, поддержанная пятнадцатью танками, овладела селом Протасове, но была настолько обескровлена, что дальше наступать не могла. Два наших полка - стрелковый и танковый - вынудили противника оставить Протасове и вернуться на исходные позиции.
Здесь, под Протасове, наши танкисты впервые опробовали американские танки шерман, или, как их официально именовали, БМ-6. Неофициально же об этих машинах наши танкисты говорили: Братская могила на шесть человек. Шерманы полностью оправдывали этот нелестный отзыв. Они были очень уязвимы и легко воспламенялись.
Миновала первая неделя Курской битвы. Итоги этой недели подвел командующий фронтом генерал армии К К. Рокоссовский на совещании в штабе 13-й армии. Северная группировка противника, не добившись заметных успехов, понесла значительные потери в живой силе и технике. Эта группировка не имела в тот момент резервов для нового наступления, а рассчитывать на пополнение за счет войск с других участков фронта не могла, так как наш Брянский фронт успешно начал наступательную операцию. Таким образом, складывались благоприятные обстоятельства для решительного наступления наших войск.
Цитадель Гитлера рушилась, но ставка фюрера не предполагала, что крах операции Цитадель станет одновременно и началом широкого, мощного контрнаступления советских войск.
15-й корпус пополнился еще одной дивизией - 132-й и получил новую задачу: ударом в направлении села Кривые Верхи овладеть рядом высот, выйти затем на западный берег реки Неручь и полностью восстановить положение, которое занимал до 5 июля.
Время для проверки готовности всех частей к наступлению у нас было, и мы его хорошо использовали. Офицеры штаба безвылазно находились в полках и батальонах первого эшелона, оказывая действенную помощь командирам частей и подразделений.
К исходу 14 июля я доложил командарму, что корпус готов начать наступление.
Вот когда пришлось мне вспомнить поговорку Лиха беда - начало! Как только заговорила наша артиллерия, гитлеровцы вызвали авиацию. Семьсот юнкерсов обрушили свой бомбовый груз на передний край и ближние тылы наших дивизий. От снарядов и бомб над полем боя повисла завеса из пыли и дыма. Завеса долго не исчезала, и наши артиллерийские наблюдатели не видели целей, по которым бьют орудия. Только неудержимый наступательный порыв пехотинцев позволил трем дивизиям корпуса прорвать первую полосу вражеской обороны.
Противник бешено сопротивлялся, и темп наступления не удовлетворял нас. Нет ничего тягостнее боя, когда теснишь врага от рубежа к рубежу ценой чувствительных потерь.
И все же мы смогли навязать гитлеровцам ночной бой. Смогли благодаря похвальной инициативе командиров полков подполковников П. И. Жданова и Д. К. Шишкова из 8-й дивизии и майоров Н. И. Сташека и Д. П. Сухарникова из 74-й. Противник, отступая, не успевал закрепляться на следующем оборонительном рубеже, хотя по-прежнему дрался ожесточенно.
3 августа корпус вышел на подступы к Кромам.
Оборонительный рубеж на высоком западном берегу реки Крома занимала 6-я пехотная дивизия немцев. Нам предстояло наступать по низменной равнине. К счастью, в это время в полосу нашего корпуса с Брянского фронта вошла 3-я танковая армия, которой командовал генерал-лейтенант П. С. Рыбалко. Действуя в составе Брянского фронта, танкисты Рыбалко оказались перед Кромами на правом фланге 13-й армии. Н. П. Пухов предложил мне связаться с генералом Рыбалко для совместных действий.
На командном пункте Рыбалко я застал и командующего артиллерией 3-й танковой армии. Вместе с ним и Рыбалко мы наблюдали за стрельбой наших самоходных орудий с закрытых позиций. Результаты оказались отличные, и Рыбалко тут же дал указание командующему артиллерией продолжать пристрелку.
- Днем пристреляются самоходки, - обращается ко мне Рыбалко, - а ночью ударом наших танкистов и ваших пехотинцев расколем этот орешек. Не возражаете?
Кромы - крепкий орешек. Это правофланговый опорный пункт немцев, оборонявших Орел. Противник, несомненно, понимал значение Кром и принял необходимые меры, но в успехе нашего наступления я не сомневался.
В боях за Кромы снова отличился полк П. И. Жданова. 3-й батальон этого полка, увлекаемый примером своего командира капитана Сахно, первым переправился на рассвете через реку Крома. Удача сопутствовала и 78-му полку из дивизии Казаряна. Командир этого полка подполковник К. П. Левашов начал переправу ночью и, обходя город с запада, отрезал гитлеровцам пути отхода.
Взятием Кром завершились нелегкие бои между реками Неручь и Крома.
Овладев Кромами, мы преследовали противника до самой Десны.
Три реки преграждали дорогу на запад - Десна, Днепр, Припять.
Воины нашего корпуса заслуженно гордятся тем, что были первыми на Днепре. Но слава не пришла бы к ним без смелых и инициативных действий на переправах через Десну. О них и пойдет речь.
Переправы, переправы...
Корпус прикрывает правый фланг армии, совершающей марш на юго-запад. Обновляем карты, и я читаю на них названия городов и сел, где два года назад, истекая кровью, дралась 200-я дивизия. Очень хочется, чтобы дорога нашего наступления пролегла по этим местам. Насколько мне известно, форсирование Десны не входит пока в задачу 13-й армии. Но разве не бывает на войне, что ход боевых действий заставляет резко менять заранее намеченные планы! Так случилось и на этот раз.
Старожилы Коропа, два заядлых рыбака, показали нам наиболее удобные для переправы через Десну участки. На всякий случай мы нанесли их на свои карты. Оказалось, что как раз к этим участкам близ устья Сейма выходят сейчас дивизии генерала А. А, Казаряна и полковника П. М. Гудзя.
Это было вечером 8 сентября.
Генерал Казарян сообщил по телефону, что его хозяйство контролирует восточный берег реки на протяжении пятидесяти километров и, по всем данным, наш выход к Десне застал противника врасплох. Эх, было бы на чем переправляться! - сокрушается Казарян. Не прошло и пяти минут после этого разговора, корпус получил приказ: двумя дивизиями форсировать Десну, захватить плацдарм на западном берегу и передать его затем подходящим к Десне войскам 61-й армии генерал-лейтенанта П. А. Белова.
Приказ короткий и точный. Неясно только одно - на чем переправляться? Спрашиваю об этом командующего армией. В его ответе не нахожу ничего утешительного:
- Не могу, Иван Ильич, дать то, чего у меня нет. А переправляться надо. И немедля.
Командный пункт 74-й дивизии находится на восточной окраине прибрежного села Луклов. Вместе с командующим артиллерией полковником Оганесяном и начальником оперативного отдела полковником Живодеровым еду к Казаряну.
Комдив уже успел хорошо разведать берег и взять на учет все подручные средства переправы. Рыбацких лодок мало. Солдаты сколачивают плоты и плотики. Набивают сеном походные палатки. В ход идут пустые бочки, ворота и заборы. Все, что может держаться на воде, подтягивается к берегу. В течение двух ночей - 10 и 11 сентября - дивизия генерала Казаряна переправилась через Десну. Захваченный ею плацдарм позволил на третью ночь ввести в бой 8-ю стрелковую дивизию.
На фронте шириной двадцать два километра мы продвинулись на двенадцать километров в глубину. В боях за расширение плацдарма были разгромлены пять гитлеровских полков. Мы сожгли восемнадцать танков, пленили четыреста тридцать вражеских солдат и офицеров, захватили богатые трофеи. Но и сами понесли чувствительные потери.
Гитлеровцы понимали, что с нашим прорывом через Десну начинается битва за Днепр. Ожесточенными контратаками они пытались ликвидировать наш плацдарм. Геройски дрались части дивизии Казаряна. Имея ограниченный запас снарядов и патронов, они удержали свои позиции до подхода свежих сил. Я находился с оперативной группой на переправе, когда ожесточенной бомбардировке подвергся город Короп, где располагался штаб корпуса. Мы потеряли многих офицеров, в том числе и командующего артиллерией 13-й армии генерал-майора А. Н. Панкова.
Плацдарм за Десной наш корпус передал войскам 61-й армии, но уже через пять дней мы снова вышли к Десне на участке Яновка, Ладвинка юго-западнее Чернигова. Я упросил командарма, чтобы хоть одна дивизия нашего корпуса участвовала в освобождении Чернигова. Два года назад 15-й стрелковый оборонял город. Хотя состав бойцов и командиров полностью обновился, номер корпуса остался прежним, сохранилось его Знамя, и оно должно развеваться в освобожденном Чернигове.
Многое вспомнил я, попав осенью 1943 года на берег Десны. Да и как было не вспомнить!
Два года назад отступавшая с боями 200-я дивизия, которой я командовал, переходила по понтонному мосту, что был у села Слабино, на левый берег Десны...
Эти края мне знакомы. Трудно сыскать лучший участок для форсирования, чем берег возле Слабино. Я и приказал инженерным частям корпуса приступить к постройке моста на том же месте, возле Слабино. На другой стороне Десны хорошо известные мне села Куйбышев, Андреевна, Пакуль. В Андреевке в сорок первом году 200-я стрелковая вела ожесточенные бои...
Противник обнаружил выход войск нашего корпуса на фланг его черниговской группировки, бомбит районы возможных переправ. Наша союзница - темная осенняя ночь, а ценный опыт переправы через Десну мы уже имеем. Всего два часа понадобились передовым частям из дивизии Казаряна, чтобы оказаться на западном берегу. За ними форсировали реку остальные. Когда утром 22 сентября над Десной появились юнкерсы, переправа пустовала.
Передовые части 8-й дивизии полковника Гудзя овладели селом Пакуль. Узнав об этом, мы перевели штаб корпуса в Андреевку.
С волнением вошел я в это село и направился к зданию школы. Фашисты не успели разрушить ее. Собрались жители. Они не забыли тяжелый бой, который вела здесь два года назад 200-я дивизия. Показывают мне могилу, в которой похоронили старшего лейтенанта Панкова и его отважных разведчиков. Стихийно возникает митинг. Старый учитель, обращаясь к односельчанам, воскликнул: