Судьба окруженной тарнопольской группировки немцев была предрешена только после того, как в прорыв обороны противника на гусятинском направлении вошли части танковой армии генерал-лейтенанта М. Е. Катукова (медлительность нашей пехоты объяснялась усталостью солдат после изнурительного марша в распутицу. Это сказалось на гибкости маневра, ослабило взаимодействие отдельных родов войск).
В районе Тарнополя еще шли завершающие бои, когда на наблюдательный пункт нашего корпуса прибыли глава военной миссии Канады бригадный генерал Лефебр и канадский полковник в форме танкиста. Лефебр задал мне вопрос, с которым, видимо, не решился обратиться к нашему командарму.
- В западных газетах пишут, - сказал Лефебр, - что генерал Черняховский очень долго ведет бой за Тарнополь. Так ли это? Что вы по этому поводу можете сказать?
- Да, бои идут долго, - согласился я. - Но вам ли, господин генерал, судить с позиций западных журналистов о такой сложной военной операции? Мы могли бы ускорить эту операцию. Безусловно. Во имя победы советские солдаты готовы на любые жертвы. И они это не раз доказывали. В данном же случае гитлеровцы и без того обречены. Они будут уничтожены ударами нашей артиллерии и авиации!
Лефебр сдержанно кивнул.
Командарм Черняховский (к этому времени он уже был генерал-полковником) придерживался именно такой тактики уничтожения окруженного противника. Хочу подтвердить это примером.
Противоборствующие силы сблизились в Тарнополе почти до расстояния рукопашных схваток. Это ограничивало действия нашей штурмовой, бомбардировочной авиации и крупнокалиберной артиллерии, опасавшихся поразить свои войска. По инициативе Черняховского командующий воздушной армией С. А. Красовский отдал приказ начать боевые действия авиационной дивизии, летавшей на самолетах По-2. Сто пятьдесят боевых вылетов совершили тихоходы, прикрываемые истребителями. Их бомбы падали с небольшой высоты отвесно, поэтому не требовалось никакой поправки на баллистическую траекторию. Многие из нас были свидетелями этих воздушных атак. Советские летчики, что называется, гвоздили гитлеровцев прямо по голове.
И враг покинул Тарнополь. Мы заставили его сделать это, специально открыв ворота из города. Фашисты ринулись в эти ворота и вышли по мосту через реку Серет в поле. Здесь их ждала засада. Пятьсот пятьдесят гитлеровцев было уничтожено, остальные сдались в плен.
Солдаты и офицеры 15-го стрелкового корпуса умножили в Тарнополе боевую славу своих частей и подразделений. В самом городе в уличных боях отличились полк подполковника Фомичева, батальон капитана Новикова, штурмовые группы младших лейтенантов Трухина и Дымченко. Орудийный расчет сержанта Ампилогова, сопровождая и поддерживая штурмовую группу, вел огонь в ста метрах от противника. Вражеские огневые точки этот расчет подавлял прямой наводкой, а фашистов расстреливал в упор.
Умело и храбро действовали наши снайперы, и в первую очередь рядовой Самок из 1130-го стрелкового полка. Солдатская молва быстро разнесла весть и о подвиге сержанта Апросихина. Искусно маскируясь, он подполз к огневой точке противника у табачной фабрики и забросал ее гранатами. Рота, в которой служил сержант Апросихин, поднялась в атаку и захватила фабрику...
Примеры, которые я привел, лишь маленькие штрихи массового героизма, проявленного воинами корпуса в боях за Тарнополь. В горячие дни войны мы не очень были озабочены сбором материала для будущих книг. Сейчас приходится горько сожалеть об этом.
15 апреля 1944 года Совинформбюро в своей оперативной сводке сообщало:
Войска 1-го Украинского фронта после упорных уличных боев полностью овладели областным центром Украины городом Тарнополь - крупным железнодорожным узлом и сильным опорным пунктом обороны немцев на Львовском направлении.
Окруженный в Тарнополе гарнизон немцев из остатков четырех пехотных дивизий и ряда отдельных частей общей численностью 16000 человек полностью уничтожен, за исключением 2400 немецких солдат и офицеров, которые сдались в плен. Захвачены следующие трофеи: танков и самоходных орудий - 35, орудий разного калибра - 85, минометов - 125, пулеметов - до 400, автомашин - 350...
У меня новый шофер - расторопный ефрейтор Гриша Головнев.
Возвращаемся в корпус из штаба армии. У перекрестка остановились, пропускаем поток автомобилей на Тарнополь.
- Товарищ генерал, разрешите задать вопрос.
- Слушаю.
- Не знаю, как и начать... Слух до меня дошел...
Ефрейтор растерянно умолк и, набравшись духу, закончил:
- Говорят, вы уедете командовать армией. А как же будет со мной? Возьмете?
Не зря, видно, говорят, что дыма без огня не бывает...
На другой день позвонил мне Черняховский. Он уезжает в Ставку и сюда уже не вернется. Командовать 60-й армией будет генерал-лейтенант П. А. Курочкин.
- А с вами, Иван Ильич, мы скоро встретимся, - говорит на прощание генерал-полковник.
Я не стал уточнять, что он имеет в виду. Прошло немного времени, и уже новый командарм сообщает:
- Генерала Людникова вызывают в Ставку. Без возвращения в корпус.
Гриша Головнев убежден, что поедет со мной в Москву, и, собирая вещи, ликует:
- Помните, я говорил?.. Солдатский вестник не подведет!
Вот так и получается: ефрейтор знает то, что неведомо командующему...
Прорыв
Опять к Черняховскому
Бесконечно дороги сердцу воспоминания о Сталинградской эпопее, Курской битве, форсировании Днепра, в которых мне довелось участвовать. Но не менее ярко врезалось в память Витебское сражение, дорога нашего, наступления от маленькой речки Лучеса до Балтийского моря.
Зрелость и мастерство, обретенные нашими войсками за три года войны, ярко проявились и в летней операции сорок четвертого года. Под Витебском мы не теснили противника, а, взломав оборону на всю глубину, окружали, расчленяли и громили его войска до полной капитуляции. Это было характерно для всех армий 3-го Белорусского фронта, которые очищали от фашистских оккупантов Белоруссию, советскую Прибалтику и осенью того же года развернули сражения на полях Восточной Пруссии.
Такое не забывается.
Из Тарнополя я вылетел в Москву. Встречавший меня на аэродроме дежурный офицер Генерального штаба сообщил, что завтра в десять часов утра буду принят Маршалом Советского Союза А. М. Василевским.
Маршал объявил, что я назначен командующим 39-й армией, и был немало удивлен, когда я спросил, на каком фронте действует эта армия.
Только после того как маршал назвал фамилию нового командующего 3-м Белорусским фронтом, я вспомнил свой последний разговор с Черняховским.
В Москве мне разрешили пробыть один день. Из Генштаба вышли вместе с П, Ф. Батицким. Он получил назначение на должность командира корпуса и тоже собирался в 3-й Белорусский. Не сговариваясь, мы с ним направились в одну сторону и вскоре оказались у подъезда академии имени М, В. Фрунзе. Приезжая в Москву по делам службы, фрунзевцы считали долгом наведаться в родную академию.
В штаб фронта я прибыл утром 1 июля.
- Вот и встретились, - сказал Иван Данилович Черняховский и познакомил меня с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом А. П. Покровским и членом Военного совета генерал-майором В. Е. Макаровым. - Садитесь к столу. На голодный желудок о делах не говорят.
Но разговор с командующим не состоялся и после завтрака.
Иван Данилович предложил мне прежде всего ознакомиться с документами, касавшимися 39-й армии. Я узнал, что еще прошлой осенью 39-я вышла на подступы к Витебску и с тех пор топчется на месте, что в феврале 1944 года она провела весьма неудачную наступательную операцию под Витебском.
Ответственность за судьбу армии я почувствовал особенно остро, когда командующий фронтом объявил, что до начала большой наступательной операции осталось три недели.
У генерал-лейтенанта Покровского меня ждал начальник штаба 39-й генерал-майор М. И. Симиновский. Еще раз, но теперь уже на карте, была точно определена задача армии. Она вытекала из предварительного решения командующего фронтом. 39-й во взаимодействии с войсками 43-й армии предстояло окружить и уничтожить основные силы витебской группировки противника. Намечен был и срок готовности к наступлению - 22 июня 1944 года.
В сложном сплетении множества вопросов, связанных с подготовкой к большому наступлению, надо не упустить решающее звено. Успех операции в первую очередь зависит от ее исполнителей. Людей я еще не знал, но, приняв командование, уже отвечал за их действия. До начала наступления и в ходе сражения генералы и офицеры штаба полевого управления будут находиться рядом. Поэтому ограничился беглым знакомством с ними и поспешил к командирам корпусов, дивизий.
В первую очередь меня интересовал участок предполагаемого прорыва обороны противника. Генерал-майор А. А. Вольхин, командир 251-й стрелковой дивизии, показал нам передний край, огневые позиции. Вместе с начальником штаба армии Симиновским, начальником разведывательного отдела подполковником М. А. Волошиным и начальником оперативного отдела полковником Б. М. Сафоновым проводим предварительную рекогносцировку. О плане операции знают немногие. На вторую рекогносцировку пригласили командующих родами войск, командиров корпусов и дивизий. Только после этого осведомляем генерал-майора И. С. Безуглого и генерал-майора Ю. М. Прокофьева о роли, которая отведена 5-му гвардейскому и 84-му стрелковому корпусам. За несколько дней до наступления задачи получают командиры полков, за два дня - командиры батальонов, рот, взводов. За три часа до сигнала атаки стало уже известно солдатам и сержантам, когда и что надо атаковать.
Очень помогли мне на первых порах данные армейской разведки. Все ее звенья действовали непрерывно, и подполковник Волошин располагал всеми необходимыми сведениями о противнике, группировке его сил и средств, системе обороны и характере инженерных сооружений.
Мы должны нанести удар по 53-му армейскому корпусу. Командует им генерал Гельмут Гольвитцер, назначенный Гитлером военным комендантом Витебска. Весь прилегающий к Витебску район объявлен укрепленным плацдармом, и Гитлер приказал Гольвитцеру удерживать этот плацдарм до последнего солдата. Коменданту запрещено отдавать приказ на отступление из Витебского укрепрайона, и уж тем более - на его сдачу.
Узнав об этом, мы поняли, с какой ожесточенностью будет обороняться враг в полосе нашего наступления.