Все это надо иметь в виду, чтобы понять, какие трудности ждали войска 3-го Белорусского фронта на завершающем этапе Великой Отечественной войны.
Когда генерал армии Черняховский вызвал меня из района Юрбаркаса на свой командный пункт, там уже находились командующие 5, 11 и 31-й армий. Выразив благодарность за успешно проведенную Таурагскую операцию, командующий фронтом тут же определил задачу 39-й армии. Из второго эшелона фронта ее введут в бой на второй день наступления. Направление - на Наумиетис, Пилькаллен, Хенснишкенен.
Самые ценные сведения о противнике добываются в ходе сражения. Вот почему я приказал всем командирам дивизий и командующим артиллерией следовать в первый день операции за первым эшелоном полков наступавших войск 5-й армии. Сам выехал туда же. 5-й армией командовал Николай Иванович Крылов, мой начальник и боевой соратник по боям в Сталинграде. Эта армия была надежным соседом в обороне и в наступлении, и мы всегда были спокойны за фланг, на котором она действовала. Полагаю, что и у Крылова не было оснований жаловаться на нас.
Приехав в 5-ю армию, я встретил старых друзей. Герой Днепра генерал-майор А. А. Казарян командовал дивизией на левом фланге. На правом фланге находилась дивизия генерал-майора Б. Б. Городовикова{20}, с которым мы крепко сдружились еще в стенах академии имени Фрунзе. С Бассаном Багминовичем я встретился тогда впервые за годы войны.
16 октября после мощной артиллерийской и авиационной подготовки 3-й Белорусский фронт перешел в наступление.
В обращении Военного совета 39-й армии было сказано: Вперед, на штурм вражеского логова! Мы опубликовали также письмо К боевым друзьям ветерана нашей армии гвардии рядового Щипцова. Закончил он свое письмо так: Долго шли мы к рубежу, откуда скоро начнем последний и решительный бой. И мы знаем тот рубеж, дальше которого наша гвардейская пехота уже не пойдет. На Кенигсберг! К. Балтийскому морю!
Ровно полгода спустя за Кенигсбергом, у самого побережья Балтийского моря, вышли мы из последнего в Великой Отечественной войне боя. Срок немалый и убедительно свидетельствующий о том, с каким трудом и ожесточенным упорством приходилось нам взламывать оборону врага в Восточной Пруссии. За эти полгода я дважды обращался к командующему фронтом с просьбой пополнить армию свежими силами или дать ей хоть небольшую передышку.
Отнюдь не умаляя роли авиации и артиллерии, хочу особенно подчеркнуть роль нашей пехоты, сокрушавшей мощные узлы обороны противника.
На реке Дайме был смертельно ранен герой наступления под Витебском командир 61 -го гвардейского полка Василий Трушин. Это его бойцы задали тон в первый день прорыва обороны врага еще на дальних подступах к Дайме, штурмуя позиции вражеского 644-го укрепленного района. Рота гвардии лейтенанта Сухова овладела первым домом на окраине фольварка. А из других каменных домов фашисты, засевшие в подвалах и на чердаках, вели яростный огонь, обстреливали дорогу. Сухов решил ударить с тыла. Взвод, во главе которого шел Сухов, уже обогнул лощину, но в это время командир был тяжело ранен. Подбежали к нему санитар и солдат.
- Несите меня туда... - Сухов показал рукой на фольварк, откуда еще слышалась стрельба.
Лейтенант продолжал руководить боем, и его переносили от одного захваченного дома к другому. Рота выполнила задачу, и только после этого Сухова эвакуировали в тыл.
У комсорга роты из 275-го гвардейского полка рядового Ивана Шошина было семь нашивок за ранения. Восьмое ранение вместе с тяжелой контузией он получил в Восточной Пруссии. Рота офицера Козлова захватила первую траншею, и солдаты, увидели бронированный колпак железобетонного дота. Шесть его амбразур огрызались огнем. А местность ровная, и наступление замедлилось. Вызвали на помощь пушку, она постреляла, несколько раз угодила в стенку дота, но вреда ему не причинила.
- Во чудовище! - сказал кто-то из молодых солдат. - Снаряд не берет, а как же мы?..
Комсорг роты Иван Шошин подозвал к себе комсомольцев Дмитриева и Иванова. Три храбреца поползли вперед. Солдаты видели, как пулеметная очередь насмерть сразила Иванова. Дмитриев тут же распластался за бугорком - не поднять головы. И только комсорг, рванувшись вперед, успел на ходу метнуть гранату. Стих вражеский пулемет, и теперь уже Дмитриев быстро пополз к доту. Противотанковыми гранатами и взрывчаткой два гвардейца взломали стальную дверь дота. Шестнадцать гитлеровцев сдались в плен. В тот же день командир 91-й гвардейской дивизии полковник Кожанов наградил комсорга роты третьим боевым орденом. А на следующий день при штурме нового дота Шошин был тяжело ранен и контужен.
Бои в Восточной Пруссии вырывали из наших рядов самых бывалых и отважных воинов. Росли потери. После прорыва первой полосы обороны противника командиры дивизий с тревогой сообщали мне, что в некоторых батальонах числятся только флажки, а активных бойцов совсем мало. За неделю непрерывных боев армия продвинулась вперед на двадцать один километр, расширив полосу прорыва до восемнадцати километров. С такими потерями и в таком темпе (три километра в сутки) наступать дальше было нельзя. Я доложил об этом командующему фронтом и встретил с его стороны понимание. 39-я армия получила приказ закрепиться на достигнутых рубежах.
... Получив передышку, мы трудились днем и ночью, укрепляя позиции. Солдаты вдоволь намахались лопатами - малой пехотной и большой саперной.
А в это время армейская разведка обогащалась сведениями. Как бы предвосхищая события, она проявила особый интерес к 13-му укрепленному району фашистов. С него начинались дальние подступы к Кенигсбергу на восточном направлении. Вражеская линия обороны проходила перед Тильзитом и Гумбинненом с тыловой базой в Велау. Внешний рубеж Кенигсбергского укрепрайона тянулся от Либиау до Тапиау и имел на каждый километр фронта специально оборудованную систему дотов. Обращенная к востоку оборонительная линия упиралась своими флангами в залив Куришес-Хафф и в кенигсбергскую крепость. Сама крепость, модернизированная, охраняемая многочисленными фортами, была опоясана несколькими рядами траншей. Так в полосе нашего наступления выглядели скорлупа и сам орешек, который предстояло раскусить.
Два операционных направления, по которым должны действовать войска 3-го Белорусского фронта, сходились клином у Кенигсберга. Какому из них отдать предпочтение - инстербургскому или тильзитскому? Первое направление - от Шталлупенена в обход Мазурских озер с севера - представлялось наиболее благоприятным, здесь было много хороших дорог; тильзитское направление наиболее короткое к Кенигсбергу, однако опыт войны убедительно доказал, что для достижения цели не всегда выбирают наикратчайший путь. В полосе тильзитского направления много лесов, болот и такое сильное препятствие, как река Дайме с мощными укреплениями на западном берегу.
Замысел командующего фронтом был таков: вместе с 5-й и 28-й армиями мы входим в ударную группу, а 11-я гвардейская армия и два танковых корпуса находятся во втором эшелоне, чтобы частично или целиком войти в прорыв в полосе 5-й армии. Трем корпусам 39-й армии, усиленным танковой бригадой и несколькими самоходно-артиллерийскими полками, дали направление главного удара на Пилькаллен, затем на Тильзит.
Глубина операции рассчитана на восемьдесят километров, темп продвижения в сутки - не менее шестнадцати - восемнадцати километров. Длинные зимние ночи позволяли противнику организовать оборону на промежуточных рубежах, и совершенно очевидно, что без наступления войск в ночное время такой темп нам не выдержать.
Наступило утро.
Над передним краем висел густой туман, и мы ждали, когда он рассеется. Ровно в девять часов где-то на левом фланге ударили наши катюши, в полосе 28-й армии разгорелась канонада, артиллерийскую подготовку начал и наш сосед слева - 5-я армия. Залп катюш был условным сигналом, и хотя мы знали, что командующий, ожидая, когда улучшится погода, отложил начало атаки, гром пушек соседних армий подстегнул и нас. Орудия 39-й тоже открыли огонь.
- Что у вас происходит? Кто разрешил открыть огонь? - услышал я в телефонной трубке сердитый голос Черняховского.
- Мы не первыми открыли огонь, товарищ командующий, а последними.
Видимо поняв, что произошел именно тот случай, когда Иван кивает на Петра, Черняховский спросил уже спокойно:
- Что намерены делать?
- Продолжать артподготовку и действовать по плану.
А туман не рассеивается, и дальше орудийного ствола ничего не видно. Только благодаря доблести пехотинцев нашего 5-го гвардейского корпуса удалось захватить первые траншеи врага.
К исходу второго дня наступление начало затухать. Надо было принимать срочные меры. И тогда на третий день операции на узком участке южнее Пилькаллена мы ввели две новые стрелковые дивизии, танковую бригаду, отдельные танковые, самоходные и артиллерийские полки.
Мой заместитель по бронетанковым и механизированным войскам полковник А. И. Цынченко получил указание:
Развивать наступление с выходом на новый рубеж в районе Хенснишкенена. Танкистам не оглядываться на пехоту. Отстав на первом этапе, она затем догонит танки.
Прорыв удался. В пробитую танками брешь хлынула пехота. Наступала она стремительно. Ни сильное сопротивление противника, ни разбушевавшаяся метель не могли ее остановить. Даже малоподвижный УР (части 152-го укрепрайона) шагал ходко, занимая населенные пункты по южному берегу Немана.
Фашистская пропаганда усиленно запугивала жителей Восточной Пруссии страшными небылицами о карах большевиков.
Опровергать эту гнусную ложь нет особой нужды: гуманность Советской Армии известна всему миру.
Но о звериной жестокости самих гитлеровцев в отношении мирных жителей, своих соотечественников, я не могу умолчать.
Это случилось в Восточной Пруссии Когда танкисты генерала В. В. Буткова вышли к реке Дайме{21}, они увидели мост и две дамбы, запруженные нескончаемым потоком беженцев, И вот, чтобы задержать советские войска на восточном берегу, офицеры немецкого укрепрайона приказали взорвать и мост и дамбы. А там в это время находились тысячи насильно эвакуируемых немецких женщин, детей, стариков. Страшный взрыв потряс окрестности Дайме. Люди, поднятые в воздух вместе с землей и обломками моста, навеки исчезли в холодных водах реки...
Да, Советская Армия всегда отличалась исключительной гуманностью по отношению к мирным жителям. Но это не мешало нам быть беспощадными к противнику. И мы не случайно называли священной свою ненависть к фашистским захватчикам. В этой связи я и хочу поделиться с читателем некоторыми наблюдениями и фактами из пережитого.
Служил у нас в батальоне офицера Рудякова гвардии старшина Николай Трофимов. Этот немолодой человек, отец семейства, имел уже тогда три правительственные награды, был четырежды ранен и дважды контужен. Он видел разрушенный Сталинград, знал о Бабьем Яре и воевал с той лютой яростью, которая обычно свойственна людям, много повидавшим и пережившим, а потому не охотливым на слова. Когда батальон Рудякова с боем захватил один из укрепленных немецких фольварков, старшина Трофимов привел молодых солдат в сарай, где на полу валялись цепи и металлические наручники. В углу сидели две женщины, Ульяна Кушнаренко и Нина Лохматова, жены советских офицеров. Трофимов попросил их повторить перед бойцами рассказ о горькой судьбе пленниц, угнанных на рынок невольниц в Восточную Пруссию (житель захваченного фольварка купил Ульяну и Нину, заплатив по двести марок за каждую).
А потом по рукам солдат пошла записка. Полгода назад, под Витебском, наша армия освободила местечко Бешенковичи. И вот опять Бешенковичи были названы в записке, найденной Трофимовым под скатертью в одном из домов. Дословно привожу текст:
Дорогие братья! Передайте моим родным по адресу Витебская область, местечко Бешенковичи, Комсомольская улица, дом Полещук, что 18 января 1945 г. я еще жива.
Дорогие! Догоните нас! Отбейте у немца! Не дайте пропасть!
Полещук Александра.
И сказал молодым солдатам старшина Николай Трофимов:
- Вы знаете, где и как я воевал. Повидал палачей и поджигателей, грабителей и насильников. А вот работорговцев, рабовладельцев вижу впервые. Может, Саша Полещук еще жива. О чем она просит нас, вам известно. - Трудно было ему говорить, он закончил: - Шире шаг, солдаты! Кто на этой распроклятой земле станет на нашем пути - сотрем!
Из батальона офицера Рудякова записку Александры Полещук послали в армейскую газету Сын Родины с резолюцией: Требуем опубликовать. Чтобы все знали и записали в наш общий счет священной мести врагу.
В те же дни полевая почта доставила мне письмо из родного хутора Кривая Коса. Под письмом, принятым на общем собрании приазовских рыбаков и колхозников, стояло двадцать пять подписей. Радовались мои земляки, что из их хутора вышли многие славные защитники Родины, рассказывали мне, как залечивают раны, нанесенные фашистами поселку в черные дни оккупации. Но вот рана, которую уже не залечить: ... Дорогой наш земляк Иван Ильич, о зверствах фашистов вы не меньше нас знаете, но только мы должны вам рассказать за Кривую Косу. Изверги расстреляли многих ни в чем не повинных людей, а среди них насмерть замучили вашего дядю Людникова Пантелея Никаноровича... Уж вы постарайтесь, чтобы палачей настигли и покарали.
Пишу об этом не для того, чтобы растравлять старые раны. Но мы сражались в Восточной Пруссии, и в нашей армии, от командующего до рядового, не было человека, которому фашисты не причинили бы горя. Наша ненависть к фашистским захватчикам была воистину священной.
Возвращаясь к рассказу о боевых действиях 39-й армии, хочу подчеркнуть неутолимую жажду наших воинов скорее свершить справедливый суд над самыми опасными для человечества преступниками. Да, мы проявили завидную оперативность в перегруппировке сил, в нанесении внезапного и ошеломляющего удара по врагу, но успех всей Восточно-Прусской операции обеспечил советский солдат, неудержимо рвавшийся вперед.
17 января 1945 года 5-й гвардейский и 94-й стрелковый корпуса сильным ударом прорвали гумбинненский оборонительный рубеж на всю его глубину и уже к исходу дня, громя и преследуя противника, повернули на северо-запад. В нарастающем темпе развертывалось наступление 113-го корпуса. Учитывая обстановку, Черняховский незамедлительно использовал успех 39-й армии. На участке ее прорыва он ввел свой второй эшелон: 11-ю гвардейскую армию генерала К. Н. Галицкого и два танковых корпуса - А. С. Бурдекиого и В. В. Буткова. Корпус Буткова прибыл к нам, когда мы штурмом взяли Хенснишкенен. В это время был получен новый приказ Черняховского. Успех 39-й армии позволил командующему фронтом частично изменить первоначальное решение.