Белоголовую девушку, чуть в стороне, индивидуально наставлял Кратов:
- Ты держись за меня, не пропадешь! До самых до твоих родителей доведу. Тебя как зовут-то?
- Нюрка, - ответила она бойко.
"Почему "Нюрка", - подумал я, - а не "Нюра"?" Что-то предосудительное виделось мне в поведении этой только что познакомившейся парочки.
А с другой стороны, пожалуй, действительно Нюрка. Такое имя ей шло больше. Хоть куда девица! Белые волосы, завязанные сзади пучком. Черные глаза, хоть и небольшие, но живые, задорные. Чуть вздернутый носик. Белые-белые зубы, то и дело обнажаемые улыбкой. Все это делает ее лицо очень даже привлекательным. Серое бумазейное платьице, перехваченное ремешком, облегает стройную, плотную фигуру. На шее и на загорелых икрах золотится легкий пушок.
Конечно, заглядеться на такую девушку и впрямь не диво. Но заниматься флиртом сейчас, здесь, когда рядом столько горя, когда сама эта девушка должна думать о том, как спасти своих стариков, казалось мне совершенно неуместным. Впрочем, думает ли она о своих стариках? Льнет к моряку, которого только что увидела. Скажите на милость, любовь с первого взгляда!
Между тем моряк за руку подвел девушку к нам.
- Знакомься, Нюрка. Это мои товарищи. Этот вот Андрей. А это Саня. Имей в виду, ребята неплохие.
Нюрка подала нам поочередно руку.
Ее Кратов представил так:
- Девушка, братва, сами видите, ничего себе. Я ее прозвал Белая Головка. - При этом он усмехнулся, довольный изобретенным прозвищем. Мне оно показалось грубым. "Белая головка" - так именовали водку высшего сорта, запечатанную белым сургучом. Почему этим именем надо было окрестить девушку?!
Но сама Нюрка, будто прочитав мои мысли, сообщила:
- Между прочим, меня и папаша так называет. Вы с ним, Паша, как сговорились, - улыбнулась она Кратову.
- Значит, и с папашей твоим найдем общий язык. - Кратов похлопал Нюрку по плечу.
Разговор был прерван командой Сечкина:
- А ну, товарищи женщины, двинулись! По одному... то есть по одной, за направляющим, марш!
Женщины пошли гуськом по кювету за долговязым бойцом. За ними зашагал Сечкин.
- Пойдем и мы, Нюрка, - сказал Кратов, давая понять, что они сами по себе.
- А мы с тобой, Саня, пока горушка прикрывает, пойдем по шоссе, сказал мне Андрей.
Я поднял из кювета чемодан, и мы пошли. За нашей спиной заурчали моторы: с развилки разъезжались машины. Я оглянулся. Лейтенант смотрел нам вслед. Я помахал ему рукой. И он, как мне показалось, обрадованный этим, помахал в ответ.
* * *
Шагая уже по кювету, мы зашли за очередной трамвайный поезд. Андрей остановился и стал смотреть на удалявшуюся от нас группу.
- Ну что творят, что делают! - вырвалось у него.
Женщины недолго шли одна за другой по кювету. Где-то впереди, ближе к Стрельне, часто рвались снаряды и мины. Чаще стали бить с моря корабли. И матери не выдержали, не сдержали своих обещаний. Они не шли, а бежали. Каждая старалась вырваться вперед, обогнать других. Многие бежали правее кювета по траве. Трое или четверо, во главе с женщиной в цветастом платье, то бегом, то шагом спешили по шоссе.
Сечкин и его долговязый товарищ пытались восстановить порядок. Они то забегали вперед, задерживая сильно вырвавшихся, то сгоняли в кювет бегущих по дороге, что-то кричали... Это мало помогало и, пожалуй, создавало еще большую сумятицу.
- Андрей, надо бы помочь этому Сечкину, - предложил я.
- Трудно теперь помочь. Разве что так...
Шведов вскинул винтовку и трижды выстрелил в воздух. Женщины замедлили шаг, многие оглянулись. Шведов погрозил им кулаком и жестами показал, чтобы они спустились в кювет. Сечкин, воспользовавшись моментом, построил их гуськом, и движение пошло в прежнем порядке. Но очень скоро опять началась толчея и женщины снова повыскакивали кто на поле, кто на шоссе. К моменту, когда группа подошла к повороту и стала скрываться с наших глаз, было ясно, что она опять рассыпается в беспорядочную бегущую толпу.
- До добра эти бега не доведут, - сказал Андрей. - Не справиться Сечкину с этой бабьей ротой.
- Так догоним их!
- Этих мамок ничем теперь не удержишь. Не стрелять же в них. Да хоть и стреляй, не остановятся. Неправильно лейтенант сделал. Нельзя было их выпускать.
- Как? - изумился я. - Вы бы их не выпустили?
- Ни под каким видом, - отрезал Андрей.
Вот, оказывается, почему он молчал, когда все другие просили лейтенанта пропустить женщин.
Спорить с Андреем мне сейчас не хотелось, поскольку дело было сделано, женщины шли в Стрельну и уже скрылись за поворотом. Но удивлен я был крайне. Выходит, симпатичный Андрей - сухой, жесткий человек. А Кратов, который мне так не понравился, оказался человеком сердечным. Он жарче всех вступился за несчастных матерей.
Я оглянулся на моряка: как они там с Нюркой?! Но позади нас никого не было видно.
- Наши куда-то подевались, - сказал я безразличным голосом.
- Кто? - Шведов, не оглядываясь, продолжал идти.
- Павел и Нюра.
- Быстро они.
- Что "быстро"?
- Быстро, говорю, они в кусты отправились.
От этих слов на душе стало плохо. Я, конечно, не ребенок. Пашку Кратова я очень даже хорошо понимаю. Но Нюрка! Так сразу, с незнакомым! И притом без всякого стеснения. Знает же, что мы заметим их исчезновение. Нет, все-таки и Кратов хорош! Нашел время!.. Ну, черт с ними! Постараюсь о них не думать, хотя это и нелегко. Буду думать о другом.
- Андрей, побежим, догоним женщин. Поможем Сечкину.
- Бесполезно. Давай лучше покурим.
Мы находились как раз возле трамвайного вагона. Шведов прислонил винтовку к подножке, сел рядом на обочину и протянул мне пачку "Норда".
- Не курю. Бросил.
- Бросил? Ничего, опять закуришь. Может, еще и сегодня.
- Не закурю.