- Прошу не запугивать.
- Я не запугиваю, а предупреждаю. И вообще на вашем месте я вел бы себя иначе...
- Уж наверное иначе, - отозвался Федотов. - Первым делом отвели бы роту назад. Так что, может быть, и хорошо, что не вы на моем месте.
Это был уже прямой личный выпад, чуть ли не упрек в трусости.
- Не корчите из себя героя, товарищ капитан! - С этими словами я резко поднялся. Вскочил и Федотов. - Вы позволяете себе недопустимые вещи. Вы обманываете командование!
- Я обманываю?..
- Извольте не перебивать, когда говорит старший по званию! Да, вы обманываете командование. Глупо, неправдоподобно, но обманываете. В своих письменных донесениях вы даете ложные сведения о потерях.
- Я командование никогда не обманывал и сведения всегда подавал точные.
- Вот как! Да ведь не далее как десять минут назад вы мне сообщили нелепые цифры... Прошу не перебивать! Вы заявили, что до начала боев на данном участке в роте было сто пятьдесят семь человек.
- Так точно. Было.
- Сорок шесть человек, по вашим словам, выбыло в медсанбат.
- Так точно.
- Сто пятьдесят семь минус сорок шесть равно сто одиннадцать, не так ли?
- Именно так, сто одиннадцать.
- На мой вопрос, сколько человек находится в строю, вы тоже назвали эту цифру - сто одиннадцать.
- Так точно.
- Выходит, если уважать арифметику, за месяц боев на этом участке в роте нет ни одного убитого? На что вы рассчитываете? На то, что вокруг вас одни простофили, которые поленятся раскинуть мозгами и обратить внимание на цифры ваших донесений?!
- Того, что в роте нет убитых, я никогда не писал и не говорил.
Голос Федотова звучал глухо, но агрессивные нотки в нем исчезли.
- Я сказал, что все в строю, - это другое дело.
- Разумеется, другое. На бумаге у вас все в строю!
- И на бумаге, - подтвердил Федотов.
- Напишите сейчас же объяснение. - Я снова сел и протянул Федотову раскрытый блокнот.
- Уже написано, - буркнул в ответ Федотов.
- Обеспокоились заблаговременно?! Что же, покажите.
Федотов отошел к койке, вытянул из-под нее черный железный сундучок, скинул с замочной петли тяжелый накладной угольник и открыл крышку. Я с любопытством следил за ним. "Какое такое объяснение написал он, предчувствуя заранее, что придется отвечать за свои странные донесения? Видать, он не так прост, этот махинатор", - подумал я.
Федотов встал. В каждой руке он держал по пачке каких-то бумажек. Одна пачка была явно толще другой.
- Вот, ознакомьтесь, товарищ подполковник. Здесь все сказано... А мне разрешите отлучиться для проверки готовности роты к бою. Затишье тут у нас скоро кончится. - Федотов посмотрел на часы.
- Идите, - сказал я. - Но постарайтесь через десять минут возвратиться сюда.
- Слушаюсь, - ответил Федотов и скрылся за плащ-палаткой, закрывавшей вход.
Я взял в руки листок, лежавший в большой пачке сверху, надел очки и прочитал написанное четким и ровным почерком:
Заявление
Командиру роты капитану Федотову
В случае моей гибели прошу положить мое тело перед нашим окопом лицом к врагу и в полной форме бойца, чтобы и после смерти я продолжал воевать с фашизмом, защищать родной Ленинград. Это мое заявление прошу огласить всему составу роты.
Красноармеец Л. Маньков.
Я еще и еще раз перечитывал заявление, не в силах оторвать взгляд от его ровных строчек. Я живо представил себе написавшего его красноармейца. В телогрейке, в шапке-ушанке, с автоматом на груди, он стоял здесь, в этой самой землянке, перед этим столом, и протягивал своему командиру этот самый клочок бумаги. Я представил его себе молодым, сильным, с открытым и почему-то веселым лицом... Я представил его себе я другим, мертвым, лежащим на снегу, в бруствере перед окопом, лицом к врагу...
"Убиты, но в строю..." Слова эти, еще недавно звучавшие как подозрительная выдумка, наполнились теперь своим истинным смыслом.
Я взял из той же пачки еще одно заявление.
На половине листа школьной тетради, разграфленного в косую линейку, было написано крупным, корявым почерком:
Командиру роты и всем друзьям-товарищам, от меня, нижеследующего бойца. После моей гибели смертью храбрых, на защите славного города Ленинграда, прошу меня положить по-над нашим окопом для пользы его укрепления. Но только чтобы тоже лицом к врагу, как положено русскому солдату. И тоже в полной форме, в том числе в сапогах БУ*. А валенки мои прошу отдать Павлу Иванову - моему земляку. Писал самолично по доброй воле, в чем и подписуюсь своею рукою. Кузьма Феофанов.
_______________
* Б У - сокращенное обозначение для вещей, бывших в употреблении.
Следующим было заявление Павла Иванова... Я перевел взгляд на пачку заявлений, которая была потоньше первой. И на листке, лежавшем сверху, различил подпись: "Федотов".
Командир роты в своем заявлении писал:
Замполиту, а также командиру 1-го взвода
лейтенанту т. Симакову
В случае моей смерти прошу положить мое тело в бруствер. Повторяю приказ - стоять насмерть! Назад ни шагу!..
Я читал эти необычные заявления одно за другим. Разные имена, разные фамилии - русские, казахские, грузинские, украинские, еврейские, латышские... Разные почерка. Разный стиль...
Командир роты был прав. В строю находилось сто одиннадцать бойцов. Из них живых - тридцать девять, мертвых - семьдесят два.