К ресторану подошли, порядочно прошагав центральными улицами, постояв у красивых соборов и дворцов. Гедес уже поджидал, нетерпеливо высматривая нас у входа.
Французы были с женами. Наполнили бокалы. Жена Дори, хорошо сложенная, пожилая, с красивой сединой в волосах, поднялась, приковав к себе внимание.
- Пусть вас не удивит, - обратилась к нам, - что на этой скромной вечеринке, которую устроили мужчины и воины, чтобы попрощаться, первое слово взяла женщина. Только женщина может вам сказать все, чего вы заслуживаете.
Она хорошо говорила по-русски, правда, нам как-то не привелось выяснить, откуда это у нее.
- Встреча состоялась не потому, что нашим мужчинам недоело пить вино только с нами. - она едва улыбнулась н быстрым взглядом обвела внимательных серьезных французов. - Мы хотели отдать дань уважения русским. Я должна признаться, что нами с большей иронией воспринимались первые сведения о вас...
Нам это было известно. Однажды, когда не было погоды и вновь намечалась поездка в Мадрид, французы от нее отказались. Переводчик Саша встретил потом неожиданной новостью:
- Французы донос сочиняли. Мол, советские летчики - хорошие воздушные бойцы, крепкие физически, но они плохо влияют на испанцев. Русские-де не соблюдают субординацию, у них летчик может вместе с механиком делать грязную работу, равными держат себя в обществе с самыми рядовыми людьми, могут спать на простых солдатских постелях...
Теперь жена Дори как бы приходила к истине, только неясно было, насколько остальные разделяют ее чувства.
А она в самом деле расчувствовалась, в глазах блеснули слезы.
- Вы для нас загадка. Говорили: вы - мужики. А мы увидели прекрасных, жизнерадостных, отважных людей. У нас во Франции летчик - это очень высоко! Но советские летчики - неизмеримо выше. Не всегда просто постичь вас, понять бескорыстие и бесстрашие, когда вы напролом идете, не думая о смерти, вдали от родной земли, на чужой стороне. Вы прекрасны! Француженки - гордые женщины, и если они говорят такие слова, можете представить, от каких это чувств.
Она неожиданно заплакала и села. Мы смутно угадывали за таким неожиданным тостом непростые ее открытия и переживания. Все протянули к нам бокалы.
* * *
Наутро за нами пришел самолет.
- Собирайтесь, курортники, - поторапливал летчик. - Начальство передумало. Дало пять дней, а потом спохватилось. Молодые, мол, хватит им и двух суток, чтобы отоспаться.
И вот оглядывает нас Рычагов своими усталыми глазами.
Пабло Паланкар, имя которого знает вся Испания, но лицо которого ей узнать не дано, все такой же. Энергичный, распорядительный, неунывающий. Ему не дают ни минуты покоя. На обращения он реагирует мгновенно, порой даже скорее, чем успевают высказаться.
- Товарищ командир, новая партия боеприпасов...
- Срочно готовить, сделать контрольные отстрелы.
- Товарищ командир, я в отношении...
- Знаю. Тех двоих прикрепите к Артемьеву, пусть слетает с ними, проверит.
Ходит грудью вперед, рука в кармане, цепко видит все, то и дело задевая шуткой.
- Педро, а ну-ка дай!
Ему откатывают мяч, он неотразимо бьет с левой - в верхний угол ворот.
Футбол и мотоцикл - его страсть. Командир нередко пускается побегать вместе со всеми, благо недостатка в баталиях не бывает. Испанцы - фанаты этой игры, в каждой машине мяч, а то и про запас, любая подходящая минута заполняется футбольной потасовкой.
- Ладно, - еще раз осматривает нас. - С виду не блеск, но воду на вас возить можно. И серьезно:
- Вот что. Дел подвалило. Прибывает подкрепление, надо втягивать ребят в боевую работу, постепенно передать им все полезное, чему тут сами научились в боях.
Новички - в основном наши одногодки, но теперь возраст меряется иначе. Чувствуем себя стариками. Будто с высоты долгих прожитых лет взираем на пополнение, такое необстрелянное и непотрепанное. А они на нас - с невольной почтительностью.
В нашу группу на выучку включили Реутова, Зайцева и Пузейкина.
Матюнин верен себе.
- Ну что, товарищи, - бодро обращается к новичкам, - сейчас товарищ Кондрат, герой испанской войны, познакомит вас с наукой побеждать.
Молодежь улыбается: понятное дело, старички шутят.
- Сейчас командир звена вам все по порядку растолкует. А это уже половина дела, - серьезно говорит Матюнин, заметив мою задумчивость.
Реутову, Зайцеву и Пузейкину неунывающий Матюнин явно пришелся по душе.
- От себя могу передать наш девиз для боя: "Но пасаран!" - добавляет Виктор и вскидывает руку со сжатым кулаком.
* * *
Аэродром - на поле у села. Домики сложены из белого камня, тесно жмутся один к одному. Село глядит на мир немногочисленными маленькими окошками.
Ночевать приходим к крестьянам. Но допоздна засиживаемся у приемника. Мы нашли его с Матюниным в охотничьем доме маркиза, где на полу лежали шкуры, а на стенах висело множество рогов, чучел, экзотического оружия. Теперь приемник - зависть всей эскадрильи.
Ночью приемник берет волну Москвы. Когда ее голос наконец, доносится из эфира, все затихают и печать настороженного ожидания ложится на лица похудевшие, черные от загара. Потом, будто мягкие нежные тени от облаков по высохшей жаждущей земле - по губам, по глазам блуждают отрешенные улыбки. Как у детей, которых воображение поднимает над обыденностью и незаметно переносит в чудесную сказку.
Сходятся и крестьяне, завернувшись в одеяла. Стоит промозглая мартовская погода. Им переводят. Они внимательно слушают. Уже многие могут это делать - и наши, и испанские бойцы эскадрильи.
О чем же говорят дикторы? Идут митинги в защиту Испании. Открылся колхозный санаторий... Рабочие харьковского тракторного завода получили несколько новых жилых домов...
Крестьяне слушают с напряженным интересом, просят кое-что разъяснить. СССР для них - страна неузнанная, еще во многом непонятная, но родная. Они знают о главном: там хозяева - рабочие и крестьяне.
Есть у нас еще патефон и пластинки. Но танцы не выходят - сельские дульцинеи застенчивы и горды. Угостить их шоколадом можно лишь через кого-либо из старших.
Поскрипывает, посвистывает приемник. Вот сквозь шумы и помехи пробивается голос Утесова:
Любовь нечаянно нагрянет,
Когда ее совсем не ждешь,
И каждый вечер сразу станет
Удивительно хорош...
А где-то есть мирная жизнь, с такими вот песнями, с обыденными приятными заботами, любовью...
Неслышными шагами подходит Рычагов, какое-то время слушает приемник, трогает меня за плечо.