В конце ночи, едва темень стала терять густоту, послышался отдаленный, нарастающий звук моторов. "Юнкерсы" все чаще переходят к ночным бомбардировкам. Отыскать город помогают приборы и светящиеся бомбы. Истребители же ночью - не работники.
На этот раз фашисты заодно решили разбомбить и наш аэродром.
Но "курносые" были начеку. Отряхивая с себя холодные капли росы, они понеслись на взлет.
... Только потом я понял, что смертельная очередь предназначалась мне. Я атаковал "юнкерса" и не заметил, что стрелок второго вражеского бомбардировщика открыл по мне огонь. Тут же стремительной тенью промелькнул мимо моей кабины истребитель. Затем, завалившись в глубокий крен, спиралью пошел к земле.
Так погиб Квартеро. Он прикрыл меня своей машиной. Когда я это понял, трудно было успокоить себя. Вспоминалось, как укорял его там, в Малаге. За то, что слишком близко подошел к пулеметам "юнкерса". Пришлось, выручая его, отвлечь на себя внимание вражеского экипажа. Получалось, что вроде бы я его толкнул тем укором на ответный жест.
- Не переживай, командир, - успокаивал меня после полета Галеро. - Он иначе не мог. Он всегда восхищался беззаветностью ваших летчиков и говорил: "Мы перед ними в неоплатном долгу... "
Да, это и есть настоящий интернационализм, бескорыстная товарищеская взаимовыручка в бою. Вспоминается еще один случай, который трудно забыть. Когда мы приехали защищать небо Мадрида, у его стен простым пехотинцем воевал рабочий паренек коммунист Альфонсо Гарсиа Мартин. Альфонсо с группой своих боевых товарищей, имевших, как и он, некоторые навыки в пилотировании, выехал в СССР для обучения летному делу. Вскоре он вернулся и стал водить бомбардировщик. Однажды он возвращался с задания один и внезапно был атакован шестеркой немецких истребителей. Радиста-стрелка тяжело ранило, левый мотор вышел из строя. "Это конец, - подумал Альфонсо. - Сейчас добьют".
Но тут выскочил из-за облаков истребитель И-16. Один против шестерых дерзко пошел в атаку. Он метался от одного вражеского истребителя к другому, связал их боем, отгоняя стервятников очередями от республиканского самолета. Один "мессершмитт" ему удалось сбить. Остальные переключились на него, что дало бомбардировщику возможность уйти.
Приземление поврежденной машины было неудачным. Альфонсо ударился и потерял сознание. Когда очнулся, первое, что он спросил, было:
- Вернулся истребитель?
- Нет, - ответили ему. - Погиб...
- Кто он?
- Советский летчик Александр Герасимов.
В августе 1938 года лейтенант Альфонсо Гарсиа Мартин вновь приехал в СССР, но вернуться в Испанию уже не смог - там хозяйничали фашисты. Советский Союз стал для него второй родиной. Он принял советское подданство и взял себе имя - Александр Иванович Герасимов. Так он возвратил Стране Советов ее верного сына, отдавшего свою жизнь за дело испанского парода.
В годы Великой Отечественной войны Александр Иванович Герасимов Альфонсо Гарсиа Мартин был летчиком-штурмовиком, сражался мужественно, был награжден многими орденами. Сейчас он живет в Воронежской области.
Новая угроза нависла над Мадридом. Итальянский экспедиционный корпус, захватив Малагу и сильно потрепав республиканцев на юге, неожиданно совершил длительный марш, пересек всю Испанию и теперь шел на Мадрид с севера. Его удар нацелен вдоль Французского шоссе, через Гвадалахару.
Несколько дней назад авиационная разведка подтвердила: да, подходят длинные плотные колонны. Разведку удалось провести просто чудом: погода стояла абсолютно нелетная.
На севере страны республиканский фронт был почти открыт. Сюда в спешном порядке стали перебрасывать интернациональные бригады, артиллерию, танки.
Смушкевич, Пумпур, инженеры Зелик Иоффе и Яков Залесский буквально шагами перемеряли все аэродромы. В Алкале нашли более или менее пригодную полосу земли. Сотни крестьян трудились здесь, укрепляя ее песком, равняя, трамбуя. Сюда успели до самых проливных дождей переправить авиацию с других аэродромов. Теперь тут все забито самолетами. Бомбардировщики СБ, штурмовики Р-5, истребители И-15 и И-16 стоят вплотную друг к другу, "по колени в воде", уставившись носами в желтоватую линию искусственной взлетной полосы. Повсюду - бензовозы, штабеля бомб, горы всевозможного аэродромного имущества.
Вечер. У нас праздник: приехал Михаил Кольцов. Наш Миша. Вот кого послушать! Как глубоко понимает он эту непростую чужую жизнь со всеми тонкостями психологии, обычаев, расстановки политических сил, как умеет емко и просто все изложить и объяснить. По отрывистым рассказам можно представить, какой ценой даются ему эти знания: ходил в поиск с разведчиками, останавливал отступающих бойцов, дискутировал с дипломатами, просвещал анархистов, выколачивал боеприпасы...
Ему приятно сидеть среди своих, потягивать крепкий чай, переброситься словом, просто помолчать. Сейчас он с улыбкой наблюдает, как Матюнин и Мирошниченко выясняют свои бесконечные отношения.
- А в чем дело? - Кольцов с интересом следит за их перепалкой.
- Да вот ведь дело какое, - пояснил Матюнин. - Дежурило наше звено. Вспорхнула ракета. Одна, значит, дежурному звену. Три - всем. Ну поднялись, развернулись к аэродрому вновь, чтобы глянуть, куда нас нацеливают. Стрела указывала на северо-запад.
Пошли в том направлении и вскоре заметили его, голубчика. Крался под самыми облаками. То уйдет в них, то вновь покажется. Наконец настигли. Вот здесь я чуть не выскочил на очередь, пущенную Николаем по фашисту!
- Ладно, - недовольно заканчивает рассказ Мирошниченко, потому что Матюнин пускается в длинные объяснения, что и как было. - Главное, мы приземлили того франкиста.
- Постойте, постойте, - оживляется Кольцов. - Я случаи этот помню. А знаете, что вы посадили франкиста именно в наиболее полном смысле слова?
Все настораживаются.
- В полном смысле?.. - неуверенно переспрашивает Матюнин.
- Как же! Первого франкиста. Брата вожака мятежников - Района Франко. Известный в Испании летчик, ас. Возвращался из Германии, где вел переговоры о новых поставках оружия.
- О-о! - загудели вокруг. - Вот так добыча! У вашего звена теперь личные счеты с самим каудильо...
Весь следующий день прошел в напряженном ожидании. То и дело посматривали на небо. Кончит ли низвергаться эта мешанина дождя и снега? Оправдывается ли прогноз метеорологов? От стоящего поодаль автомобиля доносятся возбужденные голоса. Это спорили между собой два Матео.
- Коммунисты с самого начала были за регулярную армию, - наступал Матео-маленький, - за введение комиссаров. А ваши социалисты во главе с премьер-министром Ларго Кабальеро все хитрили, пятились от этих вопросов, революции то и дело палки ставили в колеса.
Матео-большой принадлежал к социалистической партии и в споре с техником сейчас чувствовал себя явно неуверенно.
- Мы хотели более демократично решать вопросы обороны.
- Нужна диктатура рабочих! - горячился техник. - У России учиться надо. У Маркса, у Ленина. А вы болеете болезнями Второго Интернационала.
- Но должна же новая армия чем-то отличаться от старой, - не сдавался Матео-большой. - А ты опять - диктатура, дисциплина. Должен же солдат новой армии почувствовать какую-то свободу?
- Он за нее драться должен... Скажи спасибо коммунистам, что регулярная армия все же создается... И хорошо, есть у кого поучиться: советские военные показывают пример организованности, дисциплины, четкости. А что, не так?
Под мышкой Матео-большой держит термос. Он спешит прекратить спор и обращается ко мне:
- Горячий кофе. На дорожку, а?
Вот и сигнал на вылет. Бомбы подвешены, пулеметы заряжены, баки полные...
Позднее английская "Дейли телеграф" писала об условиях нашей адской работы: "Два дня тому назад корреспондент наблюдал за разведкой, производимой одиннадцатью правительственными самолетами под проливным дождем, при ветре силой в 60 миль в час... "
Замысел нашего командования: нанести первый удар по войскам, проходящим через ущелье. Летим низко. Серой полоской тянется Французское шоссе. Вот первые машины. Проходим дальше. Не надо даже целиться, бомбы летят точно на дорогу. Возвращаемся - и вновь в небо.
Несколько дней действовал беспрерывный конвейер. За это время фашистская авиация так и не появилась.
Вечером после полетов читаем газету. Самое интересное - вслух. Там подробно описаны успехи республиканцев. Особенно хвалят авиацию и танки. Говорят об огромных потерях итальянцев.
- Ну что, курносые, - говорит Рычагов, - генерал Дуглас разрешил нам посмотреть на свою работу.
Автобус шел по знакомому с высоты Французскому шоссе. Но теперь оно иное. Ничего живого на нем. В кюветах, заполненных водой и грязью, машина на машине, ведь шли они в два-три ряда, орудия, трупы врагов.
В селении возле церкви остановились. Двое республиканцев конвоируют пленного.
- Подведите его сюда, - потребовал Смушкевич. - Кто вы?
- Майор. Командир батальона,