Николай Озеров родился 11 декабря 1923 года в Москве в творческой семье. Его отец — Николай Николаевич — был известным оперным певцом, выступал на сцене Большого театра. Мать — Надежда Ивановна — поступила на театральный факультет Государственного института кинематографии, однако из-за рождения одного за другим двух сыновей (первенец — Юрий — родился в 1921 году, позднее он станет известным кинорежиссером) вынуждена была бросить учебу.
Семья Озеровых жила возле Разгуляя — на Старой Басманной улице. Дом, в котором они жили, Озерову-старшему предоставили в качестве казенной квартиры от Большого театра, где он работал. По словам Н. Озерова, он с детства мечтал петь, как отец, и быть таким же лысым. Но у него не было такого роскошного голоса, как у родителя. Первое публичное выступления Николая произошло на одном из домашних праздников, когда ему исполнилось четыре года. Он пел арию Джильды из оперы Верди «Риголетто». На него надели парик и юбку и вывели на середину комнаты. Он пел, а сам все время смотрел на пирожки, которые стояли на столе, и мечтал поскорее полакомиться ими.
В детстве его вместе с братом часто брали в Большой театр — приобщали к искусству. Но в отличие от своего старшего брата Николай был гораздо впечатлительнее. В эпизоде, когда отца, игравшего Садко, новгородцы прогоняли со сцены, мальчику было гак обидно за него, что он буквально захлебывался слезами. А однажды, когда между сценами образовалась пауза и погас свет, он закричал на весь зал: «Заснул дирижер, заснул!» После этой выходки родители какое-то время не водили его в театр, опасаясь, что он еще что-нибудь выкинет.
Сам Озеров вспоминает: «Первые впечатления детства: дом на Старой Басманной, отец — красивый, подтянутый, всегда чуточку торжественный, уезжает на спектакль в Большой театр. Возвращается радостный, возбужденный, с цветами. Мама. нежная и ласковая, с непременной сказкой перед сном бабушка. Отец был очень гостеприимным, в доме всегда много его друзей не только из Большого театра, но и из Художественного, писатели, художники, врачи, музыканты.
Вечер. К родителям пришли гости. Через полуоткрытую дверь видно, как отец водружает на стол старый дедовский самовар, пышноусый Новиков-Прибой шепчет что-то на ухо Неждановой. Рядом с мамой сидит дирижер Голованов. Поглаживает окладистую бороду молчаливый и суровый на вид Отто Юльевич Шмидт. Чай пьют степенно, с разговорами, не торопись. Мы с братом Юрием с нетерпением ждем самого главною: начинается домашний концерт. Василий Иванович Качалов читает стихи, Иван Михайлович Москвин — смешные рассказы, отец с Неждановой под аккомпанемент Голованова поют различные дуэты. Пел и Леонид Витальевич Собинов…»
Между тем, помимо искусства, была у Николая в те годы еще одна страсть — спорт. С девяти лет он стал играть в теннис на станции Загорянская, что в 28 километрах от Москвы. Тренировал его один из старейших жителей поселка Василий Михаилович (кстати, он же вывел в большой теннис целый ряд известных спортсменов: Александра Сергеева, Михаила Корчагина, Семена Белиц-Геймана, Владимира Зайцева, Александра Голованова, Николая Кучинского и других). Спарринг-партнером Николая обычно был его брат Юрий, который поначалу подавал даже большие надежды, чем Николай. Вскоре Василий Михайлович разрешил Озеровым, кроме основных занятий с ним, посещать и главный спортивный центр Загорянки — три теннисных корта для взрослых. На этой площадке Николай пропадал с утра до вечера, сидел на судейской вышке, мотрел, как играют взрослые, а когда они отдыхали, подходил к какому-нибудь теннисисту и просил: «Дядя, дай поиграть ракеточку».
К 12 годам Николай был уже шестой ракеткой в детской команде Загорянки (Юрий был четвертой) и тогда же впервые выступил в матчах на первенство Москвы. Причем выступил очень успешно — выиграв два матча, вышел в финал, где встретился с Белиц-Гейманом. И дважды победил его со счетом 6:3. Так, в 1935 году Озеров впервые стал чемпионом Москвы по теннису среди мальчиков. В газете «Красный спорт» тогда написали, что стадион Юных пионеров выдвинул недурную смену: мальчики Эйнис, Озеров, девочка Шнепст показали неплохую игру и многое обещают в будущем.
Об этих годах Озеров вспоминал: «Вскоре произошло еще одно событие, буквально потрясшее меня. Я увидел соревнования лучших мастеров тенниса на кортах ЦДКА, увидел и… заболел, заболел не только в переносном, но и в буквальном смысле слова. Приехал в Загорянку, и меня уложили в кровать с вы сокой температурой. Ночью я метался в бреду, мне казалось, что гигант Негребецкий своими сокрушительными ударами ломает стены. И Борис Новиков точно бьет в линию. И круче ный мяч Кудрявцева я не в состоянии отбить — он все время перепрыгивает через меня.
Как только я поправился, стал регулярно посещать теннисные корты ЦДКА. Начались мои «теннисные университеты» С большим удовольствием я подавал мячи нашим мастерам А сам, стоя за их спиной, играл мысленно, отражал удары, старался предугадать «ход» соперника и ответ «моего» игрока. И если теннисист, которому я подавал мячи, не брал мяч, не успе вал к нему, то я-то уж точно знал, что на его месте я бы не только отбил и достал мяч, но и сыграл бы так, что соперник не в состоянии был бы отбить мяч…»
В том же 1935 году друг детства Озерова Володя Зайцев, выступавший за команду «Локомотив», привел его в детскую теннисную секцию этого общества. И вскоре Озеров стал одним из лучших игроков в команде, выиграл первенства в 1936 и 1937 годах. В клубе у него было привилегированное положе ние: о нем заботились, старались, чтобы у него всегда была лучшая ракетка, новые мячи, хорошие тапочки. На тренировке тренеры специально подбирали ему партнеров, которые должны были, по их мнению, помочь «лучшей ракетке». А когда однажды Озеров изловчился и на тренировке выиграл у одного из лучших теннисистов Советского Союза, первой ракетки «Локомотива» мастера спорта Алексея Гуляева, тренерский совет решил поставить Озерова запасным во взрослую команду. Тогдa же Озеров попал на занятия в школу известного французского теннисиста Анри Коше.
В 1939 году Озеров в очередной раз выиграл чемпионат Советского Союза по теннису среди юношей и был включен в чемпионат Москвы среди мастеров. В первом матче этого турнира он встретился с ведущим игроком московского «Спартака» Юрием Блиохом. Как признавался позднее сам Озеров, играть с Блиохом он боялся, заранее считал, что проиграет этому сильному теннисисту. Однако его тренеры Евгений Ларионов и Владимир Спиридонов думали иначе и в конце концов сумели убедить в этом и своего ученика. Озеров вышел на корт совсем в другом настроении и выиграл все три партии. Затем так же легко он разделался и с двумя другими соперниками и в финале встретился с лучшей ракеткой страны, многократным чемпионом Советского Союза Борисом Новиковым. Однако в этом матче чуда не произошло. Озеров проиграл все три партии, причем две последние с разгромным счетом. Чемпионом стал Новиков. Однако прошел всего лишь год, и в полуфинале личного первенства Москвы Озеров все-таки сумел взять реванш у Новикова.
«В мою победу над Новиковым, — писал впоследствии Озеров, — мало кто верил. Начало игры у меня не ладилось, было много ошибок. Новиков легко взял первую партию — 6:2. То, что произошло со мной дальше, трудно объяснить. У меня получалось буквально все… Моя тактика в этом матче, может быть, была несколько мальчишеской, необычной — чередование сильных и средних ударов с резаными и укороченными. Действовал я только в атакующем плане, внося в игру элемент неожиданности. Я выиграл матч. Все мальчишки, которые в гот день были на стадионе ЦДКА и болели за своего сверстника, бросились меня поздравлять. Я был счастлив. Убежал с площадки, потому что о победе над Борисом Ильичом Новиковым я мог только мечтать.
Меня посадили в автомобиль и привезли на стадион «Локомотив». Все соревнования на футбольном поле, баскетбольных, волейбольных, городошных площадках прекратились. Спортсмены общества «Локомотив» у ворот стадиона ждали появления 17-летнего мальчишки, который одержал блестящую победу. Я был потрясен такой встречей. Председатель общества подошел ко мне и сказал: «Спасибо вам, Николай Николаевич (это мне, мальчишке!), за подарок, преподнесенный Всесоюзному Дню железнодорожников!» Поверьте мне на слово — никакие подарки, никакие награды никогда так не волновали меня, как это дружеское отношение спортсменов моего родного спортивного общества».
Так получилось, но эта победа оказалась последней победой Озерова в рядах общества «Локомотив» — вскоре после нее он перешел в «Спартак». И уже в 1941 году сумел выиграть свой первый взрослый чемпионат по теннису.
В том же году Озеров закончил десятилетку и поступил на актерский факультет ГИТИСа. Но вскоре началась война, которая внесла свои коррективы в мирную жизнь страны. На базе ГИТИСа была сформирована 5-я фронтовая концертная бригада, в которую был включен и Озеров. 9 августа бригада отправилась в длинный путь по военным дорогам. Первые выступления состоялись на Центральном фронте — под Нарофоминском и Владимиром. Актеры выступали в обледенелых сараях, школах, госпиталях, давая по восемь-девять концертов в день. Осенью, когда враг подошел к Москве вплотную, Озерова решили использовать в одной акции, аналогов которой в истории мирового спорта нет. В Москве тогда осталось всего лишь три теннисиста (в том числе и Озеров), и чтобы показать, что столица не дрейфит, их стали возить с одного стадиона на другой на мотоцикле, и они играли друг с другом. Эти матчи транслировались по радио ла всю Москву. И так каждое воскресенье. Тогда же за участие в этих матчах решено было присвоить Озерову звание мастера спорта (а это звание давало в то время продовольственную карточку научного работника). Однако встал вопрос: можно ли присуждать звание семнадцатилетнему юноше? Мнения разделились. И тогда один из членов комиссии, майор, заявил: «Товарищи, как же вам не стыдно, вы лишаете продовольственной карточки талантливого теннисиста!» Всем стало стыдно, и все возражения были сняты — Озеров стал мастером спорта. На его продовольственную карточку потом питался весь курс, все его товарищи.
В 1944 году Озеров получил звание заслуженного мастера спорта, и тоже в обход всех норм и правил — уж слишком молод был кандидат. К тому времени ГИТИС уже вернулся из шлкуации, из Саратова, и 5-я бригада была преобразована в Московский художественный академический курс (МХАК). Художественным руководителем курса стал В. Я. Станинын.
В 1946 году Озеров заканчивает ГИТИС и по рекомендации своего преподавателя направляется в МХАТ. Правда, такой рекомендации тогда было недостаточно для зачисления, и Озерове пришлось сдавать экзамены в самом театре (экзамен принимал Н. П. Хмелев). К счастью, все прошло благополучно и Озерова зачислили в труппу. Но это зачисление запомнилось ему не с самой лучшей стороны. Дело в том, что буквально через день после этого события ТАСС сообщил через все средства массовой информации «сенсационную новость»: «Чемпион страны по теннису — артист МХАТа». В подтексте сообщения читалось: мол, дожили — в легендарный театр принимают всех кого попало, даже спортсменов. А в те годы в народе ходил такой анекдот: «Были у отца три сына: два брата — умные, а третий — футболист». Озерова сильно задело это сообщение. Гем более он подумал, что коллеги по театру могут заподозрить его в глупой саморекламе — что именно он «сбросил» в ТАСС ну информацию. Тогда он пришел к директору театра и сказал, что никакого отношения к появлению этой новости не имеет. На что директор засмеялся и сказал: «Знаю, знаю! Это сообщение дали лично я и заведующий труппой». (В те годы это был М. И. Прудкин.)
Между тем не забывал Озеров и о спорте. Он по-прежнему блистал на теннисном корте, удерживая титул одного из лучших теннисистов страны. Вот как характеризовал теннисиста Озерова известный в те годы спортивный журналист Александр Виттенберг:
«Я не знаю другого спортсмена, который завоевал бы такое расположение зрителя, как Николай Озеров. И дело не только и блеске его игры. За этим блеском угадывается характер настоящего советского спортсмена. Когда будет написана хорошая пьеса о советском спортсмене, главную роль можно спокойно поручить Озерову. Ему не придется мучительно искать образ: он сыграет самого себя. Но пока эта пьеса не написана и Озеров, унаследовавший профессию отца, исполняет в Художественном театре другие роли. Ему можно только пожелать, чтобы на сценической площадке он добился того, чего достиг на теннисной. Этого будет достаточно, чтобы имя Николая Озерова вошло в историю советского театра так же, как оно вошло в историю советского тенниса.
Озеров пошел своим путем. Он не стал подражать Новикову, его сильной, точной, волевой, но однообразной игре. Да он и не мог этого сделать по складу своей натуры. Игра Новикова напоминала работу, в ней не было вдохновения, а Озеров хотел играть. Он понял: для того чтобы хорошо играть в матче, надо много работать до матча. И он стал работать. Он совершенствовал свою игру, отшлифовывал свои удары, проводил целые дни на площадке и не уходил до тех пор, пока у него не получались безошибочно те удары, которые он тренировал.
Следующий же год был для Озерова годом торжества. Он отнял у Новикова звание чемпиона столицы, завоевав всеобщую любовь своей манерой игры — легкой, изящной, разнообразной, остроумной и агрессивной. Он не признавал осторожной перекидки с задней линии, игры, в которой проигрывал тот, кто раньше противника «засыпал», укачанный бесконечной и скучной переброской мяча… Озеров внес темп в теннис. Раньше игрок делал длинный плавный замах, ожидая, когда мяч, отскочив, достигнет высшей точки. Так говорилось в учебниках тенниса, и противник имел достаточно времени, чтобы занять нужную позицию. Озеров взял за правило бить по мячу, не давая ему опуститься на землю. Он бросался к сетке, стремясь выиграть мяч неотразимым ударом. И раньше, конечно, знали об игре с воздуха, но у Озерова она стала стилем. А когда ему доводилось принимать мяч от земли, он ударял по нему, не давая взлететь. Все это ускорило темп игры, потребовало быстрой и точной реакции, большой выносливости…»
Не менее сложным соперником, чем Борис Новиков, был для Озерова еще один замечательный советский теннисист — динамовец Эдуард Негребецкий. Их матчи проходили в напряженной борьбе, за что и были особенно любимы зрителем. Из двенадцати матчей, которые они сыграли после войны, в девяти победу одерживал Озеров, и только в трех (правда, самых важных) побеждал Негребецкий. Особенно запомнился Озерову финальный матч 1947 года в Ленинграде, который он проиграл Негребецкому. Но проиграл, так сказать, по личным мотивам.
Николай Озеров вспоминал: «Я был влюблен в одну девушку, собирался жениться. Она была со мной на матче в Ленинграде. От одного ее взгляда сил на корте прибавлялось втрое. Но здесь, в Ленинграде, выяснилось, что мы хоть и долго, но плохо знаем друг друга. У каждого спортсмена есть свои привычки, свои обычаи. Я не был исключением. Перед каждым матчем в Москве я всегда ходил в Театр оперетты. Очень любил я этот театр! Смотрел какой-нибудь спектакль только два акта и шел домой. Но в Ленинграде у меня был другой маршрут — от гостиницы «Астория» до Театра имени Кирова. Шел и думал о предстоящей игре, о своей завтрашней тактике, словом, готовился, настраивался, успокаивался.
Моя подруга стала ревновать меня, подозревая, что я хожу на свидания, и с каждым днем все больше убеждалась, что я плохой». Мои друзья и тренеры старались ее успокоить, но все было напрасно. И за час до решающего матча, когда я готовился к финалу с Эдиком, открылась дверь, вошла она и сказалa самую злую фразу, какую только могла сказать в тот момент: «Все равно проиграешь». Весь матч я не мог отделаться от этой фразы. Проиграв, я перепрыгнул через сетку, расцеловал Негребецкого и убежал к Неве. Слез моих никто не видел. Но они были. Было очень горько…»
После проигрыша в Ленинграде Озеров уехал в Таллин, где сумел успокоиться и даже выиграл открытый чемпионат. Но дальше пошли сплошные неудачи. На зимнем чемпионате Озеров занял всего лишь шестое место. Тогда же с ним произошла еще одна неприятная история. Дело было так.
В Детском театре шла премьера нового спектакля «Три мушкетера». Озерову очень захотелось его посмотреть, и он отправился за билетами. Билеты он достал, однако пока копошился в окошке кассы, ловкий карманник вытащил у него из пиджака документы, в том числе паспорт и билет мастера спорта. Поначалу Озеров надеялся на то, что карманник окажется из разряда благородных и, узнав, у кого он стащил документы, вернет их обратно. Но этого не произошло. То ли вор болел за другую команду, то ли еще что-то, но украденного он не вернул. Озеров, как и положено, заявил о пропаже в родное 92-е отделение милиции. Там ему назначили сто рублей штрафа и пообещали после проверки выдать новый паспорт. Но когда пришло время забирать документ, произошло неожиданное. Когда Озеров пришел в милицию, его внезапно ошарашили заявлением: «Вы Озеров? Вы в таком-то году были осуждены по статье такой-то, десять лет тюремного заключения. Пять лет вы отсидели, а потом сбежали». Видимо, проверяя данные на Озерова, милиционеры спутали его с каким-то зеком и теперь на полном серьезе пытались «пришить» ему статью за побег. Озеров стал отпираться: «Вы мне льстите, что я сидел пять лет, я это допустить могу, но то, что я сбежал и успел за это время стать мастером спорта, неоднократно выиграть звание чемпиона Москвы и страны, закончить школу, которая находится в десяти шагах от вашего отделения милиции, — вот этого я никак предположить не могу…» — «Да? Странно, — искренне удивился милиционер. — Тогда зайдите через недельку, мы все выясним».
Однако «выяснение» длилось гораздо больше недели. Когда же в очередной раз Озеров пришел в милицию, секретарша, потупив взор, сказала: «Плохи ваши дела, товарищ Озеров, все подтвердилось». И повела его к начальнику отделения. И кто знает, чем бы все это завершилось, если бы на столе начальника случайно не оказался свежий номер газеты «Комсомольская правда». В ней была помещена групповая фотография, запечатлевшая отца Озерова — известного певца Большого театра, отмечавшего в эти дни свое 60-летие, юного музыканта Мстислава Ростроповича, актера Гриценко и спортсмена Николая Озерова. Сверив газетное фото с оригиналом, начальник отделения успокоился и распорядился выдать гостю месячный паспорт. Однако Озеров отказался его брать. Прямо из кабинета начальника он позвонил отцу, и тот сказал: «Не брать никаких месячных паспортов! Пусть выдают настоящий!» И тогда Озеров пошел на хитрость. Он сказал начальнику: «Когда я снимался на это фото, — и он кивнул в сторону лежавшей на столе «Комсомолки», — я рассказал журналистам о своих мытарствах с паспортом. Они очень удивились и пообещали в случае каких-то проволочек написать фельетон на эту тему. Ведь абсурд: живет человек в доме в десяти шагах от милиции, чемпион, мастер спорта, отец — народный артист России». Начальник его выслушал и отдал приказ выдать паспорт со сроком службы в пять лет. Анекдот, да и только!
Как же обстояли у актера Озерова творческие дела в театре? Свой первый сезон во МХАТе Озеров отметил тремя ролями в спектаклях «Победители», «Офицеры флота» и «Пиквикский клуб». Этот театр тогда был на особом положении, к нему проявлял внимание сам Сталин. Обычно, когда он посещал спектакли, актерам заранее об этом не говорили, и догадаться о высоком зрителе можно было только по одному признаку — за кулисами, в фойе и в ложах появлялись десятки рослых охранников. На этой почве порой на спектаклях случались весьма неприятные инциденты. Например, тот, что произошел на спекикле «Победители».
Все действие спектакля происходило в осажденном Сталинграде, поэтому экипировка артистов была соответствующая: военные гимнастерки, пилотки, автоматы через плечо. Причем последние были столь искусно сделаны бутафорами, что в полутьме закулисья вполне могли сойти за настоящее оружие. Именно это в одной из сцен и померещилось одному из сталинских телохранителей. В эпизоде разговора генерала и лейтенанта (последнего играл народный артист Н. Кудрявцев), лейтенанту предстояло выйти с автоматом через плечо на сцену. Однако не успел он сделать и шага по направлению к сцене, как сзади его обхватили чьи-то сильные руки и затащили обратно за кулисы. Затем с него сорвали автомат и потребовали не двигаться. Актер повиновался, так как наконец сообразил, кто именно на него напал. К счастью, инцидент продлился недолго — телохранитель быстро оценил умелую работу бутафоров, смущенно выругался и вернул автомат артисту. И тот, стараясь сохранять хладнокровие, вновь отправился на сцену. Зрители так ни о чем и не догадались.
В следующих сезонах к трем первым ролям у Озерова прибавилось еще несколько — Туте в спектакле Диккенса «Домби и сын» (по мнению Озерова, лучшая его работа во МХАТе), Бенжамен в спектакле Шеридана «Школа злословия», милый добрый Хлеб в сказке Миттерлинка «Синяя птица», Никита Укладник в спектакле «Ломоносов», Фабиан в «Двенадцатой ночи» Шекспира. Однако несмотря на то, что с прибавлением ролей выросла на 100 рублей и зарплата Озерова, однако она все равно считалась самой маленькой в театре — всего 500 «целковых».
Работу в театре Озеров совмещал со спортом. Как это ему удавалось, до сих пор загадка, но это — факт. Сразу после спектаклей Озеров мчался на стадион, брал в руки ракетку или надевал футбольные бутсы. Да, да, и бутсы, потому что Озеров довольно неплохо выступал и за несколько футбольных команд общества «Спартак». Но послушаем его собственный рассказ:
«В футбольном клубе «Спартак» меня приняли как своего. Я быстро бегал и, как говорили, неплохо видел поле. Очень много забивал. Без гола с поля не уходил. Играл за все команды — от 5-й до 1-й (в зависимости от занятости на теннисном корте или в театре). Однажды даже играл в воротах. Тогда в срочном порядке в армию призвали второго вратаря «Спартака» Виноградова, и оказалось, что в матче «Спартак» — «Динамо» в воротах стоять некому. Ребята просят: «Коля, у тебя ведь реакция, ты — теннисист и можешь защищать ворота» (а я-то ведь нападающий!). Ну ладно, согласился. Если бы я стоял всерьез, наверное, много бы мячей напропускал. Но я отнесся к этому с юмором: «Заметьте, сколько минут буду «сухим» вратарем». И стал отмерять шаги. Появились на поле динамовцы, улыбаются: с кем играть — даже вратаря нет. А у них в составе Кочетов, Наумцев, Семичастный, Станкевич, Назаров, Бехтенев, Пискарев, Принц, Совдунин, Николай Дементьев, Сергей Ильин. Состав очень сильный. Первый удар по моим воротам сразу сделал Станкевич — пробил метров с пятидесяти, надеясь сразу же поразить цель с немыслимой дистанции. Но я мяч отразил и попросил защитников не давать бить из штрафной. Тренировал тогда «Динамо» Михаил Якушин. Он сначала смеялся, потом стал злиться, а затем и совсем разволновался: 1-й тайм — 0:0. В конце второго мне с углового забили гол. Забил Принц. Ну, думаю, сейчас посыплются мячи как из рога изобилия. Однако за 10 минут до конца блестяще игравший весь матч Виктор Семенов со штрафного забил ответный гол. И матч в Тарасовке, к всеобщему удивлению и к моей радости, закончился вничью — 1:1.
Утром раздается телефонный звонок. Это корреспондент «Вечерней Москвы» Яблоновский спрашивает: «Николай Николаевич, вы играли вчера за дубль «Спартака» против «Динамо» вратарем?» Отвечаю: «Да». — «Сегодня выходит статья в газете «Чемпион в воротах». Надо бы сделать снимок».
Соглашаюсь. Пришли на стадион Института физкультуры.
Известный хоккеист, футболист Иван Нов. иков вместе с нами вышел на поле и стал бить по воротам, а я отражал удары. Ябюновский все эпизоды фиксировал, а затем говорит:
— Прошу бросочек!
Я на него смотрю с недоумением.
— Не умею.
— Простите, вы вчера защищали ворота дублеров «Спартака» в Тарасовке?
— Я, — отвечаю.
— Тогда прошу бросочек.
Я ему опять:
— Не умею.
— Не умеете падать?
— Не умею.
Снимок и заметка «Чемпион в воротах» все-таки появились к газете. Пришлось мне лечь на землю, крепко обхватив мяч, а Новиков «со страшным выражением на лице» прыгал через просившегося в ноги вратаря. Снимок этот даже попал в футмольный календарь…»
Продолжал Озеров играть и в теннис. Правда, после поражения в 1947 году в финале чемпионата СССР от Негребецкого ему в течение четырех лет не удавалось вернуть себе чемпионское звание. На этой почве у него даже были стычки с самим министром по делам спорта, председателем Спорткомитета СССР Н. Романовым, который считал, что Озерову мешает хорошо играть… его работа в театре. Министр говорил: «Вот будет тебе пятьдесят лет, тогда и будешь артистом, а на сегодняшний день ты нужен стране как теннисист и потрудись выполнять свои обязанности». И неизвестно, чем бы все это зaкончилось, если бы однажды супруга министра не уговорила го сходить в театр, а именно — во МХАТ, на спектакль «Домби и сын», где играл и Озеров. Сидела министерская чета в третьем ряду. Говорят, все актеры театра во все щелки смотрели, как реагирует Романов на игру Озерова, уж очень всем хотеюсь, чтобы министр перестал «наезжать» на молодого артиста. И ведь действительно перестал. По словам Озерова, после посещения театра Романов никогда больше не говорил ему, чтооы он бросил театр.
Между тем в 1950 году на Озерова свалилась еще одна обязанность — спортивного комментатора. Причем произошло это совершенно случайно. В один из летних дней его попросили зайти в Радиокомитет. Он пришел, полагая, что в очередной раз придется давать интервью. Однако ему неожиданно предложили попробовать себя в радиорепортаже, поскольку ас спортивных передач Вадим Синявский оказался на радио в одиночестве: второй комментатор Виктор Дубинин был назначен незадолго до этого тренером футбольной команды московского «Динамо». Озеров согласился.
Прежде чем допустить Озерова к настоящему репортажу, было несколько пробных, единственными слушателями которых являлись Синявский и радиотехник. После одного из таких репортажей Синявский сказал Озерову: «Быть тебе комментатором. Думаю, что здесь, около микрофона, тебе предстоит сыграть свою самую лучшую, самую заметную в жизни роль». Как в воду глядел!
Н. Озеров вспоминал впоследствии: «Вадим Святославович Синявский записывал мои репортажи на пленку, а после матча привозил меня на радио, включал магнитофонную запись, слушал мой безграмотный репортаж и с карандашом в руках, останавливая пленку, делал всевозможные замечания. Бывало, привяжется слово «вот». «Вот… вот… вот…» Самому слушать неприятно. Тогда Синявский на записочке писал крупно слово «вот» и на следующей нашей репетиции-записи ставил эту записочку перед микрофоном. Посматривая на нее, я слово «вот» уже не говорил, но обязательно приставало другое: «этот мяч… этот мяч… этот мяч…»
Начинающему комментатору пришлось выдержать еще несколько экзаменов перед разными аудиториями специалистов: в Федерации футбола СССР, у спортивных журналистов, у режиссеров Всесоюзного радио. Наконец 29 августа того же года его выпустили в самостоятельное плавание по эфиру: он вел репортаж о первом тайме футбольного матча «Динамо» — ЦДКА. После этого Озерова отстранили от репортажей на две недели — ждали откликов слушателей. За это время на радио пришло 40 писем — 36 содержали в себе похвалу и только в трех были критические высказывания в адрес комментаторадебютанта. В одном из этих писем некая девушка из Тулы разносила репортаж Озерова, что называется, в пух и прах, особенно упирая на то, что у него «та-а-кой противный голос». Однако мнение большинства все же перевесило, и Озеров был допущен к работе комментатором.
Итак, в начале 50-х Озеров оказался задействован сразу в нескольких сферах: в театре, в комментаторской будке и на теннисном корте. И — футбол, напомнит читатель. Однако футбольная карьера Озерова закончилась в 1950 году, причем не по его вине. Что же произошло?
Последними матчами Озерова в составе первой футбольной команды «Спартака» были игры на стадионе «Локомотив» — спартаковцы встречались с хозяевами стадиона — железнодорожниками. По итогам двух матчей победили спартаковцы, завоевав право выступать в чемпионате страны 2-й лиги (класс «В»), После победы состоялся незабываемый вечер чествования спартаковцев. Помимо футболистов, тогда отличились и теннисисты «Спартака», завоевавшие кубок СССР. И Озерову, как одному из виновников торжества, пришлось сидеть и среди футболистов, и среди теннисистов. Однако радость длилась недолго. Вскоре футбольная команда «Спартака» в классе «Б» была расформирована, и футбольная карьера Озерова в составе мастеров закончилась (с тех пор он играл только за любителей).
В 1951 году, после четырехлетнего перерыва, Озеров сумел вернуть себе звание чемпиона страны по теннису. Однако далось ему это чемпионство неимоверным напряжением всех сил — и физических, и моральных. За семь месяцев до победы Озерову была сделана сложная операция на мениске, и у многих были сомнения относительно его выступления в финале. Однако он дал слово профессору Ланду, проводившему операцию, во что бы то ни стало победить. И слово свое сдержал. В тот же день на имя профессора полетела телеграмма: «Рад доложить — задание выполнено. Бесконечно счастливый, на всю жизнь благодарный, всегда ваш — чемпион Советского Союза по теннису Николай Озеров».
Но с каждым днем Озеров все больше убеждался, что совмещать стразу три профессии становится все труднее и труднее. Вскоре его стали посылать комментировать матчи не только на родине, но и за границей. В итоге после Олимпийских игр 1952 года сразу с самолета он попал на очередное первенство страны по теннису и проиграл — расстался с чемпионским званием. Несмотря на то что к этому горькому итогу он был готов, потому что полтора месяца не держал в руках ракетки, но на душе все равно было муторно.
Чемпионское звание Озеров вернул себе в 1953 году, но после этого решил распрощаться с теннисом. Почему? Этому сопутствовала цепь весьма драматичных обстоятельств.
В августе Озеров пришел к руководителям Комитета физкультуры и сказал, что собирается уходить из большого тенниса навсегда. Начальство отреагировало на это заявление с раздражением. Тут же в недрах Комитета родился документ, фрагмент из которого приводится ниже:
«Заслуженный мастер спорта Н. Озеров («Спартак», Москва), будучи в свое время одним из сильнейших теннисистов и чемпионов страны, успокоился на достигнутом, с безответственностью относится к необходимости повседневно совершенствовать свое дальнейшее мастерство.
В течение длительного времени т. Озеров недооценивал значение общей физической подготовки, распылял свое внимание и время на различного рода деятельность, в тренировочной работе не имел устремленности, совершенно не соблюдал режим.
Приказываю: вывести ЗМС Озерова Н. Н. из состава сборной команды СССР по теннису, предупредив, что, если он не добьется в ближайшее время значительного подъема своего спортивного мастерства, к нему будут приняты более серьезные меры воздействия».
Но как раз в те же дни, когда вышел в свет этот документ, тяжелая ситуация сложилась у Озерова и в семье. У него умирал отец, по ночам ему часто бывало плохо, и Озеров вынужден был приезжать к нему в больницу. Старший брат Юрий в те дни был занят на съемках фильма «Арена смелых», а мать из-за плохого самочувствия не могла выйти из дома. Далее послушаем рассказ самого Н. Озерова:
«В это время в Москву приехали венгерские теннисисты. Нет, матчей у нас не было, были совместные тренировки, которые заканчивались по воскресеньям товарищескими играми. Собственно, матч — не матч, тренировки — не тренировки, а жить надо было на сборе обязательно, в гостинице ЦДКА, на площади Коммуны. Все было построено на недоверии, а вдруг ищет, нарушит режим, натворит что-нибудь.
Я жил от ЦДКА очень близко и решил для себя, что ночевать буду дома — оставить маму не мог. Я человек настроения, и настроение в моих спортивных результатах имело немаловажное значение. А тут все было плохо, и к тому же неудачно сыграл товарищеские игры. Руководство было недовольно, меня пытались заставить ночевать на сборе, но я был непреклонен. Вызвали к заместителю министра Верескову, который в хамском тоне сказал, что, если понадобится, они воспитают «сто озеровых». Я, конечно, ответил, ответить я умел… на этот раз авторитет чемпиона был достаточно высок, и меня оставили на сборе.
А в заключительный день сбора, когда я пришел на тренировку, мой товарищ Михаил Новик сообщил: «Коля, тебя сегодня вызывают на тренерский совет, собираются выгонять со сбора в назидание потомкам». Но тренер объяснил, что на тренерский совет вызывают для того, чтобы лучше подготовить меня к последней встрече. В этот же день во время легкоатлетического забега на 800 метров я порвал себе мышцу и понял, что это надолго и ни на какой тренерский совет я уже не пойду.
На следующий день начальник отдела тенниса Виктор Владимирович Коллегорский позвонил по телефону и спросил:
— Коля, почему ты не был на тренерском совете?
— Вы что, хотите выгнать меня со сбора?
— Нет, по советским законам мы не имеем права отчислить тебя со сбора, не пригласив на тренерский совет и не выслушав.
— А я по советским законам на бюллетене и приду, когда поправлюсь.
— Мы за тобой машину пришлем.
— Машину за мной надо было присылать раньше.
Непрерывно раздавались один за другим телефонные звонки — от председателя Спорткомитета, его заместителей. Различные начальники хотели вызвать меня, чтобы поставить ючку в отношениях со строптивым теннисистом Озеровым. Я пошел на встречу только с Романовым — председателем Спорткомитета. Разговор был короткий: ты зазнался, не тренируешься, занимаешься театром, радио, телевидением, разбрасываешься. Словом, вспомнил председатель все мои грехи.
«Напрасно, — говорил, — мы присвоили тебе звание Заслуженного мастера спорта. Решение будет такое — выведем тебя из состава сборной СССР, снимем со стипендии. Но играть в теннис будешь. Ты нужен стране как спортсмен».
То ли Озеров действительно проникся мыслью о том, что иной «пользы стране» не принесет, то ли он просто устал бороться, но он согласился с доводами Романова. На коллегии Спорткомитета, которая была собрана через несколько дней, Озеров во всем покаялся и заверил присутствующих, что приложит все усилия к тому, чтобы вновь стать первой ракеткой страны. Ему поверили.
До чемпионата страны по теннису оставался месяц, и Озерову предстояло усиленными тренировками восстановить потерянную форму. Тренировал его знаменитый в футбольных кругах тренер калининского «Спартака» и «Торпедо» Горохов. А затем Озеров уехал в Киев, где должен был состояться очередной чемпионат.
Когда он прибыл в столицу Украины, в руководстве чемпионата поднялся переполох. Дело в том, что все уже считали Озерова списанным со счетов, выброшенным из большого тенниса и совершенно не рассчитывали на его участие в первенстве. Поэтому тут же отбили телеграмму в Москву: как быть с Озеровым? Из Москвы следует распоряжение: допустить, но, если проиграет, раздолбать в прессе по первое число. Но ретивые устроители чемпионата слишком рьяно бросились исполнять приказ и еще за несколько дней до открытия турнира отправили в «Советский спорт» заметку о том, что «Озеров не в форме, выступает ниже своих возможностей». Когда же он возмутился этой заметкой и попытался найти правду в отделе тенниса Спорткомитета, ему там сказали открытым текстом: «Все равно видно, что ты играешь плохо». Эти слова так задели Озерова, что он решил во что бы то ни стало победить на чемпионате.
И несмотря на то, что во всех соревнованиях — одиночном, парном и смешанном — он оказался в самых трудных подгруппах, Озеров сумел показать блестящие результаты. В одиночном он дошел до полуфинала сравнительно легко и встретился там со своим одноклубником Михаилом Корчагиным. В то время этот теннисист играл сильнее всех, выиграл первенство
Москвы. Вот и в финале чемпионата он резво взялся за дело и необычайно легко расправился с Озеровым в первой и второй партиях со счетом 6:1 и 6:2. Повел он и в третьей 4:2 и 40:15. Однако дальше произошло невероятное. Инициатива постепенно перешла к Озерову, и он в конце концов вырвал победу и третьей партии. Выиграл в четвертой и пятой партиях. И вышел в финал! Далее послушаем его собственный рассказ:
«Я никогда так хорошо не играл, как в тот день. Но удача пришла не сразу. Я любил отдавать подачу сопернику, хотя и по сей день считается, что подача — это преимущество. Я же рассуждал так: пока подающий волнуется, легче выиграть у него подачу, а потом на своей закрепить счет. Но такая тактика успеха мне не принесла, и первые три мяча я проиграл. И вдруг слышу, как совсем рядом, на футбольном стадионе, оркестр играет Гимн Советского Союза. В таких случаях все должны встать. Андреев начинает подавать, я же поднимаю руку и становлюсь по стойке «смирно». Никто не понимает, в чем дело. Андреев снова начинает подавать. Я повторяю свой тактический ход. Судья понял, что надо встать, и встал прямо на вышке. Поднялся весь стадион. И все честно отстояли три куплета, после чего я сделал 5 ударов и пошел меняться с Андреевым сторонами, ведя в счете 1:0.
Я выиграл 6:2, 6:3, 6:2. Давно так мощно и с таким удовольствием я не играл. Может быть, мне помог приказ председателя Спорткомитета, а может быть, добрые люди, которые всегда помогали мне в тяжелые минуты и в дни самых горьких испытаний».
Озеров победил и в двух других соревнованиях — парном и смешанном. Когда он позвонил в Москву, прямо в больницу, где лежал его отец, тот поздравил его с победой, но затем сказал: «Хватит, славу ты уже познал, займись делом! МХАТ, радио, телевидение». Озеров так и сделал, объявив после чемпионата, что он уходит из большого тенниса. На этот раз насильно удерживать его уже никто не стал. Через несколько месяцев после этого отец Озерова скончался.
Чуть позже Озеров все же несколько раз возвращался на корт и даже участвовал в официальных соревнованиях. Однажды это произошло в те же 50-е годы, когда его попросили сыграть на Спартакиаде за столичную команду (хороших теннисистов в Москве тогда было мало). Озеров согласился, хотя внешне выглядел весьма неспортивно — он сильно прибавил в весе. Однако его положили в Институт питания имени Певзнера, где он за полтора месяца похудел на 19 кг 500 г. По существу, без всякой подготовки он вышел на корт и сумел выиграть три серебряные медали.
После ухода из большого тенниса Озеров все силы сосредоточил на работе в театре и в спортивной радиожурналистике. В театре он был занят сразу в нескольких спектаклях: «Пиквикский клуб», «Школа злословия», «Вишневый сад», «Синяя птица», «Вторая любовь». Однако большую часть времени у Озерова все-таки отнимали спортивные репортажи. После смерти Сталина советский спорт стал развиваться еще интенсивнее, чем прежде, участились поездки наших команд за рубеж. Вместе с ними на эти соревнования выезжали и комментаторы. К примеру, в 1954 году вместе с футбольной командой «Спартак» Озеров отправился в Бельгию. Курьез, но та поездка запомнилась ему не столько азартной игрой одноклубников, сколько… стриптизом. Что же произошло?
Хозяева соревнований предлагали гостям самую разнообразную культурную программу. В том числе посещение театров, музеев, выставок. Однако руководство делегации в лице начальника Управления футбола Валентина Антипенка неизменно отвечало «нет», мотивируя это тем, что бельгийцы только и мечтают о том, чтобы в преддверии матчей уморить советских футболистов походами по музеям. Но хозяева настаивали. В конце концов им удалось уговорить Антипенка посмотреть хотя бы лучшее в мире бельгийское ревю. «Это наша гордость — комедия!» — говорили бельгийцы. «Ну что ж, комедию мы уважаем», — дрогнул Антипенок и дал «добро» на коллективный поход.
Когда спартаковцы прибыли в варьете, им выделили лучшие места: руководство усадили за столики поближе к сцене, футболисты заняли места чуть поодаль. Принесли шампанское (для начальства) и соки (для футболистов). Затем начался концерт. Начался он прилично — были исполнены ария из оперы «Кармен», какие-то дуэты и танцевальные номера в стиле Колонного зала Дома Союзов. Но вот затем… На сцену внезапно вышли сразу шесть полуобнаженных женщин, которые под зажигательный мотив стали выделывать на сцене весьма рискованные «па»: крутили бедрами, трясли грудями и задирали ноги выше головы. Наши руководители стали ерзать на своих стульях, стрелять глазами, пытаясь найти устроителей этого просмотра. Но бельгийцев и след простыл. А концерт набирал обороты. Вслед за девицами на сцену выбежала еще одна экзальтированная девица, которая пошла гораздо дальше своих предшественниц — она не стала крутить-вертеть своими прелестями, а просто разделась догола, чем вызвала бурный восторг у советских футболистов. Но неистовые аплодисменты было последнее, что они успели сделать. В следующее мгновение руководители нашей делегации дружно поднялись со своих мест и покинули варьете, уведя с собой, естественно, и футболистов.
В той же поездке с Озеровым приключилась еще одна история, которая затем превратилась в легенду. Дело было так.
На одной из тренировок Озеров решил вспомнить молодость и размяться вместе с футболистами. И надо было такому с лучиться, что за этой тренировкой наблюдал местный чемпион по теннису, шестая ракетка Бельгии. Оценив старание русских футболистов, он вскольз заметил, что в теннисе им везет гораздо меньше, чем в футболе. На что один из тренеров «Спартака» Николай Дементьев, сидевший рядом, сказал: «Это вы зря так говорите. Да у нас не только теннисисты прекрасно играют, у нас любой футболист, взяв в руки ракетку, обыграет нас в два счета». Эта фраза больно задела бельгийца, и он сказал: «Это какие-такие футболисты играют сильнее меня?» — Да вот хотя бы тот», — и Дементьев ткнул пальцем в сторону разминающегося на кромке поля Озерова. «Вот этот толстяк, который вместо того, чтобы вместе со всеми бегать по полю, стучит по мячу? Да он мне вообще не соперник!» И тут Дементьев пошел ва-банк. «Спорим, что мой игрок завтра обыграет вас без всякого труда?» Уязвленный бельгиец согласился, и спорщики ударили по рукам.
Как ни странно, но Озеров, узнав о том, в каком мероприятии ему предстоит участвовать, не встал в позу, а легко согласился поучаствовать в розыгрыше. То ли решил проучить зарвавшегося бельгийца, то ли рассчитывал получить свою долю от обещанного выигрыша. Короче, на корт он вышел. И показал все, на что был способен. Говорят, ошалевший от его потрясающей игры бельгиец пускался на самые различные ухищрения — то менял ракетку, то майку, то тапки, однако все равно проигрывал сет за сетом и в конце концов сдался на милость победителя.
В 1956 году Озеров вместе со своим учителем и наставником Вадимом Синявским оказался на Олимпийских играх в Мельбурне. И там ему пришлось принять участие в необычном соревновании — в скоростном распитии вина. Попал же он туда следующим образом.
В соревновании участвовал владелец радиодома, откуда велись репортажи с Игр. А занимался он этим «спортом» вот уже 20 лет. Он и бросил в сторону советской делегации фразу о том, что, мол, русские в этом деле — слабаки. Наши решили доказать обратное и выдвинули в качестве «игрока» Озерова. Соревнование было обставлено на должном уровне. Судья был нейтральный — из Канады, вино было отменное, разлитое в три бокала. Поединок начался. Озеров довольно ловко опрокинул в себя подряд три бокала и победил австралийца. Однако судья усмотрел нарушение правил: где-то у Озерова пролилась капля. Было решено провести переигровку. Опять налили три бокала. Но в этом поединке Озеров посрамил Отечество — проиграл.
В 1958 году Озерову посчастливилось присутствовать на двух крупных международных соревнованиях: на чемпионате мира по хоккею с шайбой в Осло и чемпионате мира по футболу в Стокгольме.
В Осло представителей наших средств информации было мало — пара-тройка журналистов и комментатор Озеров. Последний уже пообвыкся к заграничным турне и вел себя на удивление раскованно, чем приводил своих коллег в сильное недоумение, если не в трепет. К примеру, на многих матчах лично присутствовал король Норвегии Улаф IV, и когда он проходил мимо того места, где находились советские журналисты, Озеров приветствовал его фразой из популярного тогда спектакля Театра оперетты «Белая акация», которую произносил Яшка-буксир: «Общий привет, Ваше Величество!» Король, естественно, подвоха не понял, поэтому радушно улыбался и снимал шляпу перед Озеровым. Коллеги комментатора были в шоке.
На чемпионате мира по футболу ситуация была несколько мной — в состав советской делегации входило три десятка чеювек, в том числе и спортивные чиновники самого высокого ранга, — и Озеров вел себя уже менее раскованно. Но сам турнир был событием. На нем впервые на международной арене дебютировало 17-летнее бразильское чудо под именем Пеле. Говорят, когда нашему тренеру Гавриилу Дмитриевичу Качашну сообщили, что у бразильцев будет играть «какой-то мальчишка», он даже не принял эту информацию всерьез. Сказал: пуганите его как следует, и все дела. Но пугануть не получиюсь — бразильцы выиграли у нас со счетом 2:0.
В 1959 году Озеров вместе с футболистами московского «Спартака» побывал в Уругвае. Там с ним произошла исторая, увы, весьма характерная для тех лет. Дело было так.
Озерова поселили в гостинице в одном номере с заместителем руководителя советской делегации. Поездка приближалась к концу, когда однажды вечером Озерову передали: вас на вхоле в гостиницу ждет некая дама. Озеров удивился — никаких встреч он никому здесь не назначал, но из любопытства спустился. В холле его действительно ждала женщина, которая представилась большой поклонницей Московского радио и комментатора Николая Озерова в частности. И в знак благодарности за прекрасные репортажи передала Озерову два свертка.
Когда Озеров вернулся к себе в номер, там уже, сгорая от нетерпения, его поджидал сосед — заместитель руководителя делегации. Озеров рассказал ему о встрече с незнакомкой, показал свертки. И тут же предложил взглянуть на их содержимое. Сосед сделал вид, что ему это неинтересно, даже сказал:
— Зачем же… Так хорошо упаковано…
Но Озеров возразил:
— А вдруг там бомба или что-нибудь антисоветское?
Короче, подарки они распечатали. В первом свертке была пластинка, а во втором — огромный кусок восхитительной ветчины.
— Что будем делать? — спросил у Озерова сосед, когда оба свертка были распечатаны.
— Пластинку отвезу к себе на радио, а ветчину съедим — не везти же ее в Москву!
Так они и сделали. Но на этом история не закончилась.
Через несколько дней после прилета в Москву Озерова внезапно вызвали на ковер к начальству.
— Вы получали в Уругвае подарки?
— Получал, — признался Озеров, поначалу даже не сообразив, каким образом руководство узнало об этом, ведь посвященных было всего двое: он и его сосед.
— Где же эти подарки? — последовал новый вопрос.
— Съел, — честно признался Озеров.
— Как съели?
— Уж больно ветчина была аппетитная.
И Озеров рассказал всю историю от начала и до конца. И для большей убедительности сказал: «Вот вам телефон заместителя руководителя делегации, спросите, понравилась ему ветчина или нет?»
«Настучавший» на него сосед был посрамлен.
Однако это была не последняя неприятная история, которая произошла с Озеровым в зарубежных командировках. В конце тех же 50-х его едва не отстранили от эфира, обвинив в политической неблагонадежности. Произошло же следующее.
Однажды вместе с футболистами московского «Торпедо» Озеров приехал в Марсель. И там, в перерывах между футбольными играми, решил посетить розыгрыш национального первенства по теннису Франции. И так было угодно судьбе, что в числе зрителей, пришедших на этот турнир, оказался и учитель Озерова Анри Коше, в теннисной школе которого он обучался еще в конце 30-х. Естественно, не подойти к человеку, которому он был обязан своими успехами на корте и которого не видел более двадцати лет, Озеров не мог. Встреча была очень трогательной, хотя и длилась всего лишь несколько минут — Коше торопился на корт, потому что был заявлен в число участников турнира (и это в 56 лет!)
Вернувшись в Москву, Озеров написал статью об этой встрече и отдал ее в «Советский спорт». Заметка называлась «Встреча с учителем». Однако эта публикация внезапно вызвала настоящую бурю в руководстве теннисной секции СССР. И скорее всего в недрах этой организации родился документ следующего содержания:
«Товарищ Озеров, будучи во Франции в качестве футбольного радиокомментатора, встретился на теннисных соревновапнях в Марселе с Анри Коше, французским тренером, посещавшим 20 лет назад СССР и проводившим показательные игры в различных городах (Москва, Ленинград, Киев, Саратов). Естественно, что, не видя человека 20 лет, товарищ Озеров должен был бы поинтересоваться, что делал Коше за истекшее время, учитывая войну и оккупацию Франции. Однако товарищ Озеров сразу завел с Анри Коше дружескую беседу и даже пригласил его от своего имени в Советский Союз. Эту свою дружескую беседу и приглашение Анри Коше Озеров изюжил в статье «Встреча с учителем», в то время как установлено, что во время войны Коше активно сотрудничал с немцами. Теперь, когда во Франции подул ветер перемен, Анри Коше, конечно, использует статью Озерова. А Озеровым допущена пиная политическая беспечность и во всяком случае безответственность».
Этот документ был зачитан на собрании теннисной секции, па которую был приглашен и виновник скандала. Там все присутствующие заклеймили его позором и пообещали принять соответствующие меры — поставить вопрос о том, чтобы его лишили права выезжать за границу (протокол собрания был предусмотрительно направлен в 90 городов страны). К счастью, к мнению представителей теннисной секции почти никто дольше не присоединился. Более того, когда Озеров рассказал об этом судилище своим коллегам на радио, те приняли решение помочь своему товарищу. Они направили соответствующие запросы в ряд международных организаций с целью выяснения фактов сотрудничества Анри Коше с фашистами. И вскоре на их запрос пришел ответ: Коше ни в чем не виноват, он никогда не сотрудничал с нацистами.
Когда этот ответ стал известен, коллеги Озерова решили начать кампанию по его реабилитации. Главный редактор газеты «Советский спорт» направил в адрес теннисной федерации СССР письмо следующего содержания: «Обсудив решение президиума Федерации тенниса, газета «Советский спорт» считает, что секция поступила легкомысленно, приняв столь недодуманное решение. Известно, что Коше никакой политической роли в годы режима Виши не играл. На наш взгляд, президиуму было бы целесообразно отменить это неправильное решение и сообщить об этом всем организациям, куда оно было ранее направлено…»
В защиту Озерова выступили и другие издания, в том числе журнал «Огонек». В конце концов, когда вал писем и звонков в защиту популярного комментатора стал угрожающим, Спорткомитет СССР решил локализовать ситуацию. В кабинет председателя были вызваны руководитель Федерации тенниса и Озеров. Главный теннисист страны принес свои извинения комментатору и предложил тут же обзвонить все 90 городов, куда был направлен протокол злополучного собрания, на котором осудили Озерова, и тем самым уладить проблему. Но, к счастью, звонить не надо было. Нашлись трезвые головы, которые улыбнулись и не поверили присланной в их адрес галиматье.
В 60-е годы имя и голос Озерова были уже настолько известны и популярны в Советском Союзе, что его по праву называли «вторым Юрием Левитаном». Без его репортажей не обходились ни одни спортивные соревнования как на родине, так и за ее пределами. Он вел трансляции с нескольких летних и зимних Олимпийских игр, с чемпионатов мира по футболу. Присутствовал на десяти чемпионатах мира по хоккею, на Уимблдонском теннисном турнире — неофициальном личном первенстве мира, на Стокгольмском чемпионате Европы по легкой атлетике. Короче, всего и не назовешь. По пальцам одной руки можно пересчитать страны в Европе, где не довелось побывать Озерову.
Кроме спортивных репортажей, Озеров часто вел и другие трансляции. К примеру, в 1961 году именно ему было поручено взять интервью у героев космоса — Юрия Гагарина и Германа Титова (оба были названы лучшими спортсменами года). Когда в те же годы на телевидении появилась передача КВН, Озеров стал одним из членов его жюри. Не стоит забывать, что в те же годы Озеров продолжал играть и на театральной сцене — во МХАТе у него было сразу несколько ролей. В 1963 году именно по ходатайству руководства театра Озеров был выдвинут на присуждение ему звания заслуженного артиста РСФСР. Ходатайство шло через 21 (!) инстанцию. Последней инстанцией был ЦК КПСС.
Вспоминает Н. Озеров: «Меня вызвали в ЦК. К Яковлеву. (А. Яковлев в те годы был заведующим отделом пропаганды ЦК КПСС. — Ф. Р.). Вхожу в его кабинет. Полно народу. Приглашают: «Пожалуйста. Мы ждем вас. Собрались болельщики ЦК». Яковлев говорит: «Николай Николаевич, только что секретари Центрального Комитета приняли решение о присвоении вам высокого звания заслуженного артиста республики за…» Пока не понимаю, да мне-то и все равно было — хоть за что, только бы присвоили. А Яковлев закончил: «…за высокое мастерство ведения спортивных репортажей».
Так я стал «заслуженным». С моей точки зрения, это было очень обидно моему учителю Синявскому. Он первый, он роюначальник репортажей. И вдруг его ученику присваивают, а ему нет. Это надо пережить. Он пережил. И написал прекрасную статью со всякими хорошими словами. А звание на четыре месяца застряло в МК партии. И там же, кстати, первый секретарь Гришин, хозяин Москвы, уже в другое время отказал мне н праве стать народным артистом Союза, хотя было ему письмо от актеров МХАТа…»
В конце 60-х, на пятом десятке лет, Озеров стал отцом — у него и у его супруги, Маргариты Петровны Азаровской (она работала редактором в издательстве «Прогресс»), родилась двойни: мальчик Коля и девочка Надя. Кстати, познакомил будущих супругов театр — Озеров играл спектакль в МГУ и среди; рителей оказалась его будущая жена.
В 70-е годы слава Озерова в обществе была на уровне славы космонавтов и актеров. Его голос нельзя было спутать ни с каким другим, его узнавали даже дети в детских садах. Появикюь мода на Озерова. После фантастической серии хоккейных матчей между советскими хоккеистами и канадскими профессионалами на свет родилась поговорка: «Такой хоккей нам не нужен!», произнесенная Озеровым во время одного из тех репортажей.
(Автор этих строк в те годы раздобыл гибкую пластинку из журнала «Кругозор», на которой был записан короткий эпизод матча, состоявшегося во Дворце спорта в Лужниках 24 сентября 1972 года, выучил его наизусть, и этот феерический текст до еп\ пор хранится в его памяти: «Паризе проходит красную линию, оставляет шайбу Курнайе, бросок по воротам, клюшку подставляет Шадрин, и — атака отбита. Лутченко отдает шайбу Якушеву, тот стремительно входит в зону соперника. Перед ним защитник — Якушев бросает! Вратарь отбивает и затем клюшкой отбрасывает шайбу в сторону. Я вроде бы веду свой репортаж спокойно, но не могу даже… Го-о-о-л!!! Эспозито недоволен… Бросок Ляпкина достиг цели. От синей линии, издали, он бросил по воротам Драйдена, сильнейший бросок, и все увидели только, как шайба влетела в ворота канадцев…»)
Помимо работы в театре и на телевидении, Озеров был известен и как киноактер. Он снялся в 13 художественных фильмах, в основном — спортивных, снятых режиссером Виктором Садовским. Их знакомство произошло при следующих обстоятельствах.
После того как Озеров отверг предложение режиссера сниматься в фильме «Удар, еще удар» (1968), где на его долю достались лишь комментарии за кадром, Садовский попросил Озерова озвучить фильм «Золото весенних Татр». Лента рассказывала о победе советских лыжников на чемпионате мира. Эта работа Озерова, успевшего озвучить несколько сюжетов о спорте в разных документальных фильмах и киножурналах, тоже не увлекла. Но фильм «Татры» почему-то не приняли, и Озерову стало жаль Садовского. Он озвучил ленту, а заодно и способствовал ее выходу на экран. Фильм получил высшую категорию, и с тех пор Садовский стал считать Озерова своим «талисманом».
Первую свою настоящую роль у Садовского — журналиста Карычева — Озеров сыграл в фильме «Ход белой королевы» (1972). Работа была тяжелой, потому что на протяжении целого месяца Озерову приходилось успевать и в театр, и на телевидение, и на съемки, которые проходили в Ленинграде и его окрестностях. Когда фильм вышел на экраны, многие зрители стали отождествлять Озерова с его героем. На студию даже посыпались письма: правда ли, что Озеров был ранен во время войны, правда ли, что его, умирающего, везли по Ладожской «дороге жизни»? И вот тогда, чтобы избежать путаницы, Садовский решил снимать Озерова только в роли… Николая Озерова. Так он снялся в картинах «Одиннадцать надежд» (1975), «Соперницы» (1985) и других.
Изменил Озеров Садовскому только два раза, снявшись в картинах своего старшего брата Юрия Озерова: «О, спорт, ты — мир!» и «Баллада о спорте». За работу в первом фильме Озеров был удостоен звания лауреата Государственной премии СССР.
В те годы считалось, что у такого человека, как Озеров, не может быть недоброжелателей. Но это было не так. К примеру, у него так и не сложились отношения с патриархом отечественного хоккея Анатолием Тарасовым. Еще в 1967 году Озеров оказался в числе тех, кто посмел публично критиковать Тарасова. Тогда в центральном печатном органе страны газете «Правда» появилась статья за подписями Н. Озерова, Е. Рубина и В. Дворцова под названием «Прощай, хоккей, в начале мая!» Тарасову она очень не понравилась, и он сделал все возможное, чтобы осложнить жизнь ее авторам. Во многом благодаря зтим стараниям Рубин затем эмигрировал из страны, но вот до Дворцова, а тем более Озерова, Тарасову добраться не удалось.
Будучи очень известным и уважаемым в стране человеком, Озеров никогда не пользовался своей славой для выбивания каких-то благ для себя лично. Хотя мог бы, прекрасно зная о том, что к нему хорошо относится сам Леонид Ильич Брежнев. А вот другим Озеров много и охотно помогал: выбивал квартиры, зарплату, путевки и т. д. Вспоминает телережиссер Р. Панина:
«В 1977 году мне обещали дать однокомнатную квартиру, но я опасалась, что не дадут. Тогда дядя Коля поехал со мной вместе к председателю кунцевского исполкома. Он велел мне оставаться в машине, а сам взял свою книжку «Репортаж о репортаже», поставил в ней автограф и пошел. Минут через сорок он вернулся, сел в машину и сказал: «Будет тебе квартира!» А я, вместо того чтобы обрадоваться, заревела. Это его так поразило, что он обнял меня и тоже прослезился. Посидели мы с ним в машине, поплакали. Потом я поехала на работу, а он — устраивать кому-то квартиру, гараж, врача. Он был не просто добрым человеком, а активно добрым, делающим добро людям».
Вспоминает В. Перетурин: «Николай Николаевич был очень веселым и добрым человеком. Мы с ним умеете провели почти сорок выпусков «Футбольного обозрения», которое начало выходить с 1980 года. Нам выделили 600-метровую студию, а чтобы как-то заполнить пустое пространство, накидали 100 футбольных мячей. После каждой программы Озеров говорил: «Я возьму пару мячиков, детишкам в подарок!» В студии, конечно, никто не возражал. А как уж потом хозяйственник отчитывался, я не знаю…»
С именем Озерова связана масса забавных историй. Расскажу лишь несколько из них.
В конце 70-х внезапно распространился слух, что Озеров умер от какой-то неизлечимой болезни. Этот слух так быстро распространился по стране, что в Москву из самых отдаленных уголков стали звонить люди и спрашивать: «а правда?..» И тогда было решено официально опровергнуть неправду. Озеров в те дни находился в Ирландии, однако, как только он вернулся и ступил на родную землю в Шереметьевском аэропорту, его тут же посадили в машину и повезли в Останкино. На удивленный вопрос самого Озерова «В чем дело?» был дан вполне убедительный ответ: «Вы должны лично опровергнуть слух о своей смерти». Озеров был человеком дисциплинированным: раз надо, значит, надо.
Когда они приехали в телецентр, на часах было 21. 15 — самый разгар программы «Время». В студии сидели постоянные ведущие программы Игорь Кириллов и Нонна Бодрова. Озеров должен был выступить в самом конце программы — рассказать о спортивных событиях уходящего дня. Так как передачу смотрели миллионы телезрителей, это выступление должно было разом пресечь все злонамеренные слухи о кончине популярного комментатора. Озеров готовился к выступлению, а тем временем на голубых экранах подходил к концу последний сюжет — репортаж из домика Островского. Наконец репортаж завершился. Бодрова включила микрофон и объявила:
— Со спортивными новостями вас познакомит Николай Островский…
Вся группа едва не рухнула от смеха, и только Озеров как ни в чем не бывало продолжал вести программу.
Множество казусов происходило с Озеровым во время прямых трансляций с различных спортивных соревнований. Свидетелем одного из них был автор этих строк. Озеров вел репортаж с одного из матчей чемпионата страны по хоккею и был, как говорится, в ударе. Темп репортажа сумасшедший, слова вылетают, как пули из обоймы: «Шайбу подхватывает Михайлов, отдает Харламову, тот входит в зону соперника…» И вдруг неожиданное: «Апчхи! Апчхи!» Затем следует — «Извините», и репортаж продолжается: «Харламов бросает по воротам, но шайба попадает в защитника…»
А вот из воспоминаний самого Озерова:
«Это был матч по хоккею на первенство страны между командами ЦСКА и «Динамо». Раньше комментаторы вели трансляцию матча, стоя прямо у бортика хоккейной площадки. Очень было удобно, можно было взять интервью, подойти к хоккеистам, узнать все новости. Но это требовало особого внимания, ведь игра шла буквально в сантиметрах от тебя. Я всегда говорил, что профессия комментатора опасная. И оказался прав.
Перед началом матча в правительственной ложе появился Леонид Ильич Брежнев и все Политбюро. Брежнев любил спорт и особенно хоккей. (Генсек всю жизнь болел за ЦСКА. — Ф. Р.) А раз любил он, то, естественно, вынуждены были любить и все его соратники. Причем дело было после продолжительной болезни генсека, и все работники телевидения оказались в сложном положении — показывать Брежнева или не показывать. Необходимо было указание нашего высшего руководства.
Мы все заволновались. Я попросил своего коллегу Наума Дымарского позвонить на телевидение. А сам впервые позволил себе такую роскошь: смотрел, не как играют хоккеисты за моей спиной, а в сторону прохода, где должен был появиться Дымарский с соответствующим указанием. И вдруг — удар по голове! Сказать, что больно, не могу, но неприятно. Дотронулся до головы — рука вся в крови. Вынул платок, приложил к ушибленному месту — платок сразу же промок насквозь. Веду репортаж, а сам делаю знаки доктору динамовской команды, мол, посмотри, что там у меня с головой. Доктор подошел, и вдруг слышу его голос сзади: «Ой!» Думаю, если уж доктор кричит «ой», то что же там творится? Мой ученик Женя Майоров, видя, что я истекаю кровью, подбежал, взял микрофон и повел репортаж дальше, а меня два доктора ЦСКА и «Динамо», технический доктор нашей сборной Анатолий Сеглин, укрыв полотенцем, увели в медицинскую часть, где пять докторов, включая «Скорую помощь», пытались остановить кровь. И когда это им удалось, то перед третьим периодом я вышел к микрофону заканчивать трансляцию. Болельщики, оценив мое мужество, встретили меня аплодисментами. А все было очень просто — Сережа Капустин ударил меня клюшкой по голове. Конечно, нечаянно!»
Сегодня трудно себе представить, каким заидеологизированным было наше телевидение. Без указующего перста «сверху» нельзя было и шагу ступить. В том числе и в спортивных репортажах. Например, ведет однажды Озеров репортаж с финального матча на Кубок СССР по футболу между киевским «Динамо» и московским «Спартаком». Москвичи проигрывают с крупным счетом — 0:3. В разгар репортажа в комментаторскую кабину Озерова заходит оператор и говорит, что Озерова срочно по телефону вызывает Москва. Но уйти он не может — идет прямая трансляция, причем не только телевизионная, но и радио. Озеров просит узнать оператора, в чем дело, кому он нужен Москве. Оператор уходит, но через минуту вновь возвращается с ответом: Москва хочет говорить только с Озеровым. Но тот игнорирует эту просьбу и отсылает для разговора своего коллегу, мастера спорта по теннису Андрея Новикова. Андрей возвращается, его лицо выражает крайнюю озабоченность. А информацию передает такую: «сверху» просят не восхвалять киевское «Динамо». Услышав это, Озеров вдруг рассвирепел и стал уж вовсе педалировать на преимуществе киевлян (к тому времени они уже вели 4:0). История на этом, естественно, не закончилась.
Когда Озеров вернулся в Москву, его тут же вызвали к заместителю председателя Гостелерадио. Но Озеров, зная, что лучшая защита — нападение, с ходу пошел в атаку. Его первой фразой была: «Кто дал право во время работы отвлекать меня, мешать, приглашать к телефону? Я что, контрреволюцию устраиваю? У нас в Художественном театре со времен Станиславского существовал такой закон, что ни директор, ни главный режиссер, ни постановщик спектакля — никто не имеет права сделать замечание, которое может вывести артиста из душевного равновесия!»
Зампред поначалу растерялся, но затем нашел в себе силы возразить:
— Зачем вы десять раз повторяли, что киевское «Динамо» имеет подавляющее преимущество? В Москве миллионы болельщиков «Спартака», у них и так испортилось настроение пз-за проигрыша их любимой команды, а тут еще вы со своими комментариями.
— Не о том вы печетесь. Лучше бы московское руководство помогло «Спартаку» создать команду, а то ведь стыдно смотреть было, как они играли в Киеве!
— Вы что — болельщик киевского «Динамо»?
— Да я сорок лет жизни отдал «Спартаку», защищал честь этого общества на теннисных кортах, футбольных и хоккейных площадках!..
Последняя фраза заставила зампреда несколько умерить свой пыл, и беседа вскоре приобрела более спокойный характер. Но сам факт красноречив. Он прекрасно охарактеризовал ю время с его «телефонным правом».
Многим долгое время казалось, что на телевидении, где Озеров работал почти три десятка лет, у него не было недоброжелателей. Но это не так. К примеру, с известным спортивным журналистом Александром Иваницким отношения у него были, мягко говоря, натянутыми. Особенно заметно это стало в середине 80-х, когда после ухода с поста председателя Гостелерадио С. Лапина, хорошо относившегося к Озерову, в Останкино обострилась борьба за власть. В те годы очень модно было к месту и не к месту ругать предыдущих правителей — особенно Сталина и Брежнева. И под шумок этой критики лолбить всех, кто в различных областях считался олицетворением этой власти. К примеру, в кино это был Сергей Бондарчук, на эстраде — Иосиф Кобзон, в спорте — Николай Озеров. Позднее сам Озеров так опишет тот период:
«После того как С. Г. Лапин ушел с поста председателя Гостелерадио, отношение ко мне в коллективе резко изменилось, причем в худшую сторону, и я это почувствовал. В Главной редакции спортивных программ ЦТ возникла атмосфера интриг, унижения, анонимок. Работать в такой обстановке было тягостно. Обиды, бестактные замечания под видом «объективной критики», силовое давление. Но всему, кйк известно, есть предел. И вот однажды десять сотрудников редакции, восемь из которых были членами КПСС, обратились в партком Гостелерадио с письмом, в котором просили разобраться в ситуации.
Все, что произошло с нами в дальнейшем, напоминает дурной сон. Мы искали справедливости, горели желанием помочь, в первую очередь нашему общему делу, а получили в ответ настоящую расправу за критику. Все было сделано умело, продуманно, расчетливо. За правдой обратились в родной партком и получили от него… строгое внушение. Чтобы другим неповадно было — тоже, борцы за правду!
Именно тогда, точно оценив ситуацию, руководство спортивной редакции ЦТ повело яростную атаку на непослушных авторов письма. Мстили зло, жестоко. Главный редактор А. Иваницкий нашел верного исполнителя в лице своего заместителя Б. Гультяя, человека, почему-то приглашенного к нам из Мурманска. Этот «сверхценный» кадр не знал толка ни в журналистике, ни в спорте, но зато разговаривал с подчиненными в пренебрежительно-барском тоне, мастерски навешивая ярлыки, владел, как теперь говорят, командно-административным стилем руководства…»
Озеров все же продолжал работать в редакции спортивных программ, хотя давление на него оказывалось серьезное. В итоге он заболел и надолго лег в больницу. Когда же вернулся назад, понял — его время ушло. Однако прежде чем покинуть редакцию, он задумал сделать последнюю передачу — «спеть» своего рода лебединую песню под названием «В гостях у Озерова». Свое согласие сняться в ней изъявили многие друзья Озерова: Кирилл Лавров, Юрий Никулин, Андрей Гончаров, Евгений Симонов, Евгений Весник, Зураб Соткилава, Анатолий Папанов, Екатерина Максимова, Владимир Васильев, Валерий Леонтьев, Геннадий Хазанов, Вячеслав Невинный, Николай Парфенов, космонавт Владимир Аксенов, спортсмены Лев Яшин, Владислав Третьяк, Никита Симонян, Андрей Старостин, Лидия Скобликова, Нина Пономарева. Список длинный, и передача шла два часа. Причем сделана была без единой репетиции — чистый экспромт. А потом Озеров написал заявление об уходе на пенсию.
Озеров отказался от торжественных проводов (видимо, понимал, что это будет сплошная показуха), но вечером следующего дня собрал у себя дома людей, в которых всегда был уверен: Юрия Никулина, Рубена Симонова, Анатолия Папанова, Андрея Гончарова. Под дружескую беседу, анекдоты и шутки отметил он завершение своей карьеры.
После ухода на пенсию Озеров какое-то время вел довольно активную жизнь. К примеру, взялся за возрождение спортивного общества «Спартак», которое необоснованно упразднили в конце 80-х. Озеров был избран президентом этого общества. Однако в начале 90-х Озеров перенес тяжелую операцию — ему ампутировали правую ногу. С тех пор большую часть времени он стал проводить дома. В мартовском интервью 1997 года в редакции газеты «Московский комсомолец» он сказал: «Я сейчас почти никуда не хожу. Даже на спартаковские игры. Потому что мне трудно даже подниматься наверх. Но не все это понимают, некоторые на меня обижаются. Иногда хожу в Большой театр. Еще ходил в оперетту — но лестницы, лестницы!.. В Театре сатиры умер мой друг — директор, и с тех пор не хожу туда. Большую часть времени — дома, смотрю спортивные передачи. Ведь я, к стыду своему, всюду вынужден ходить в спортивном костюме из-за медицинских показаний. И я стесняюсь, когда меня все время спрашивают: «Как вы себя чувствуете, как здоровье?» Как, как?! Подвижности нет, костыли…»
Николай Николаевич Озеров скончался спустя два с половиной месяца после выхода в свет интервью. Это случилось 2 июня. Похороны Великого комментатора прошли на Введенском кладбище. Однако через несколько дней после похорон какие-то подонки подожгли могилу. Сгорел венок, обгорел портрет. Кто это сделал, так и не установили. Отмечу, что в те дни на многих кладбищах Москвы были отмечены акты вандализма.
P. S. Сын Озерова — Николай закончил Институт физкультуры, но не пошел на тренерскую работу — занялся бизнесом. В свое время увлекался теннисом, но отец отсоветовал ему посвящать себя этому виду спорта из-за проблем со здоровьем.
Дочь Озерова Надежда закончила Музыкальное училище имени Гнесиных, получила профессию хормейстера. Сейчас работает на телевидении.
13 июля 1998 года в газете «Московский комсомолец» появилась заметка М. Богдановой под названием «Николая Озерова-мл. задержали на улице имени его отца». В ней сообщалось:
«В эпицентр криминальной разборки нежданно-негаданно попал сын знаменитого телекомментатора Николая Озерова.
Темной июльской ночью соседка по даче позвонила Николаю Озерову-мл. с криком о помощи. В их дом в поселке Загорянка лезли бандиты. Сын Озерова помчался на выручку, но был остановлен неизвестными людьми с оружием в руках на улице, которая носит имя его отца. Как рассказал корреспонденту сам Николай, эти люди заломили ему руки, надели наручники и без всяких объяснений продержали его, лежащим на капоте, в течение часа. В это время другие люди в камуфляже и масках штурмовали дом, в котором находилось трое маленьких детей и двое взрослых. На всякий случай они убили собаку, сидящую на цепи, и выбили оконные рамы. Детей поднимали с постели дулами автоматов, а взрослых держали на полу.
По словам Озерова, все это мероприятие по захвату неизвестного преступника сопровождалось отборной бранью и выстрелами из пистолетов и автоматического оружия. В результате выяснилось, что бравые хлопцы из группы захвата просто ошиблись домами. И преступник, которого соседи с утра видели катающимся на велосипеде по поселку, был взят в соседнем доме тихо и вежливо. Дети хозяйки дома до сих пор заикаются и боятся любого человека, приближающегося к участку. А пули обитатели дома находят в самых неожиданных местах».