Сёгун - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 8

Часть пятая

Глава 52

Блэкторн вновь почувствовал давящий гнет огромного города, оказавшись в кишащей людьми Осаке после долгого путешествия на галере. Огромные городские валы были завалены мусором – его нанес тайфун, кое-где еще чернели пожарища, но величия у Осаки не убавилось, и замок все так же горделиво возносился над ней. Даже с расстояния более чем в лигу виден был колоссальный пояс высокой первой стены, вздымающиеся вверх зубчатые гребни. Но зловещая громада главной башни замка довлела даже над ними.

– Ну и махина! – нервно протянул Винк, стоявший рядом с Блэкторном на носу корабля. – И не вообразить такую! Амстердам рядом с этим чудищем – мушиное пятнышко!

– Пожалуй… Шторм и здесь много чего разрушил, но не так сильно, как везде. А замок – он вообще вечен, ничего не боится.

Тайфун пришел с юго-запада две недели назад, и о приближении его возвещало много примет: низкая облачность, чайки, дождь. Когда он обрушился, галера уже укрылась в бухте, где экипаж пять дней пережидал бурю. Океан бушевал вовсю, а ветры ярились и свирепствовали, как никогда.

– Боже, как бы я хотел быть дома! – затосковал Винк. – Мы ведь должны были вернуться еще год назад…

Блэкторн взял Винка с собой из Иокогамы, а остальных отправил обратно в Эдо, оставив «Эразм» на безопасной стоянке под охраной Наги. Его команда была рада уехать, а он не менее рад от нее освободиться. В первый же вечер начались дикие ссоры и споры по поводу корабельных денег. Деньги принадлежали компании, а не ему. Ван Некк, как казначей экспедиции и главный торговец, вместе с генерал-капитаном официально распоряжался ими. Когда сосчитали и пересчитали еще раз, нашли, что все цело, кроме тысячи монет. Ван Некк, поддержанный Яном Ропером, стал спорить о том, сколько денег Блэкторн может взять с собой для найма новых моряков.

– Вы собираетесь слишком много платить, капитан! Предложите им поменьше!

– Да сколько ни попросят, придется заплатить! Мне нужны моряки и канониры! – Блэкторн стукнул кулаком по столу – спор происходил в кают-компании. – Как вы думаете вернуться домой?

Наконец он убедил их, но был недоволен, что его вывели из себя этими мелкими делами, всякими придирками… На следующий день он отправил их обратно в Эдо, поделив между ними десятую часть серебра, хранящегося в корабельной кассе, чтобы им было чем заплатить за обратный путь, а остальные деньги оставил на корабле.

– Как мы узнаем, все ли здесь в порядке? – Ян Ропер сердито глядел на него.

– Ну, тогда оставайся и карауль сам!

Но никто не захотел оставаться на борту. Ехать с Блэкторном согласился Винк.

– Почему вы берете его, капитан? – поинтересовался ван Некк.

– Потому что он моряк и мне потребуется его помощь.

Блэкторн облегченно вздохнул, распростившись с командой, и, едва галера вышла в море, начал учить Винка японским обычаям. Винк принял это стоически: он доверял Блэкторну, с которым проплавал столько лет, и знал ему цену.

– Капитан, ради вас я готов принимать ванну и мыться хоть каждый день, но будь я проклят, если надену эту чертову ночную рубашку!

Через десять дней Винк преспокойно забрасывал лот, полуголый, перетянув брюхо широким кожаным ремнем, кинжал в ножнах болтался за спиной, один из пистолетов Блэкторна был надежно спрятан под чистой, хотя и рваной рубахой.

– Мы не пойдем в замок, да, капитан?

– Нет.

– Я вообще предпочел бы смыться отсюда!

День был ясный, отражение высокого солнца блистало в спокойном море. Сильные гребцы работали слаженно.

– Винк, вот где засада!

– Бог мой, посмотрите на эти мели!

Блэкторн рассказал Винку обо всем: обстоятельствах бегства, сигнальных огнях на стенах, о грудах мертвых на берегу, о вражеском фрегате, готовом таранить его.

– А, Андзин-сан, – подошел к ним Ябу. – Хорошо, правда? – Он показал на следы разрушений.

– Плохо, Ябу-сама.

– Но это же наши враги.

– Народ – не враги. Враги – Исидо и самураи.

– Этот замок вражеский. – Ябу выдал свое беспокойство и беспокойство тех, кто был на борту. – Здесь все вражеское.

Блэкторн заметил, что, когда Ябу кланяется, кимоно распахивается от ветра, обнажая мощный торс.

Винк понизил голос:

– Я хочу убить этого подонка, капитан.

– И я не забыл о старом Питерзоне, не думай.

– И я, Бог мне судья. Меня прямо всего колотит, когда я слышу, как вы с ним разговариваете на их языке. Что он сказал?

– Он просто проявил вежливость.

– Какие у вас планы?

– Мы причаливаем и ждем. Он сойдет на берег на день или два, а мы будем сидеть и ждать. Торанага послал письма, чтобы нас свободно пропускали, но все равно нам лучше затаиться и оставаться на борту. – Обшарив взглядом суда и море, Блэкторн не заметил ничего опасного, но все же сказал Винку: – Лучше измеряй глубину, на всякий случай!

– Ладно!

Ябу посмотрел, как Винк бросает лот, и вернулся к Блэкторну:

– Андзин-сан, может быть, вам лучше отправиться на галере в Нагасаки? Не ждать нас, а?

– Хорошо, – охотно согласился Блэкторн, не заглотив приманку.

Ябу засмеялся:

– Вы мне нравитесь, Андзин-сан! Но, извините меня, в одиночку вы сразу погибнете. Нагасаки – очень плохое место для вас.

– Осака – плохое, и любое другое! Везде…

– Карма… – Ябу улыбнулся. Блэкторн сделал вид, что шутка ему понравилась.

За время путешествия они с разными вариациями вели одни и те же разговоры. Блэкторн много узнал про Ябу, и укрепился в недоверии к нему, и возненавидел его еще сильнее, но и уважать стал больше. Он понял, что кармы их взаимосвязаны.

– Ябу-сан прав, Андзин-сан, – поддержал Ябу Урага, – он может защитить вас в Нагасаки – я не смогу.

– Из-за твоего дяди, господина Харимы?

– Да, из-за него. Может быть, меня уже объявили вне закона. Мой дядя – христианин, хотя я думаю, что христианин он неискренний.

– Как это?

– Нагасаки – его владение. Тамошняя гавань – самая большая на Кюсю, но не самая лучшая. Так он быстро сообразил, что к чему. Он становится христианином, приказывает всем своим вассалам креститься, мне тоже велит принять христианство и отправляет в иезуитскую школу. Ну а потом, как одного из новообращенных, посылает за море. Он предоставил иезуитам земли и, как вы говорите, подлизывается к ним. Но сердцем он японец.

– Иезуиты знают, что ты об этом думаешь?

– Да, конечно.

– Они верят, что он истинный христианин?

– Они не говорят нам, своим послушникам, во что верят на самом деле, Андзин-сан. И даже самим себе в большинстве случаев. Они научены хранить секреты, использовать их, но никогда не открывать. Это очень по-японски.

– Тебе лучше оставаться здесь, в Осаке, Урага-сан.

– Прошу меня извинить, господин, но я ваш вассал. Если вы едете в Нагасаки, я поеду с вами.

Блэкторн чувствовал, что Урага становится бесценным помощником. Этот человек открыл ему множество иезуитских тайн: как, почему и когда проводятся торговые операции, плетутся интриги, проворачиваются невероятные международные махинации. Урага в равной мере был осведомлен о Хариме и Кияме, о том, как мыслят даймё-христиане и почему они встали на сторону Исидо. «Теперь я знаю много такого, что было бы важно для Англии, – думал он. – И мне предстоит узнать еще больше. Но как передать все это в Лондон? Ну, хотя бы, что торговля с Китаем, один только импорт шелка в Японию, оценивается в десять миллионов золотом в год… Что один из самых образованных иезуитов состоит при дворе императора в Пекине: этот священник удостоен придворного ранга, советник правительства, говорит по-китайски, как китаец… Вот если бы я мог послать письмо… если бы у меня был посланец…»

В обмен на все эти сведения Блэкторн начал учить Урагу навигации, рассказывал о Реформации, о парламенте. Еще он учил его и Ябу стрелять – оба оказались способными учениками. «Урага – хороший человек, – решил Блэкторн, – если не считать того, что он стыдится отсутствия самурайского пучка. Что ж, волосы скоро отрастут».

Раздался предупреждающий крик впередсмотрящего с полуюта.

– Андзин-сан! – Японский капитан указывал вперед на элегантный кораблик с двадцатью гребцами, который приближался к ним со стороны правого борта. На верхушке мачты развевался флаг Исидо, а рядом с ним – вымпел Совета регентов, тот самый, с которым навстречу своей смерти прибыли в Андзиро Нэбара Дзодзэн и его люди.

– Кто это? – Блэкторн чувствовал, что беспокойство охватило весь корабль, люди напряженно всматривались в даль.

– Простите, пока не могу разобрать, – отвечал капитан.

– А вы, Ябу-сан?

Ябу пожал плечами:

– Власти плывут.

Когда суденышко приблизилось, Блэкторн увидел на корме пожилого мужчину: он сидел под балдахином, в парадных одеждах и крылатой накидке. Мечей у него не было. Вокруг стояли люди в серой униформе Исидо.

Барабанщик перестал отбивать ритм для гребцов, кораблик встал рядом с галерой. Все кинулись помогать важной особе подняться на борт. Вслед за ней вспрыгнул японский капитан и после многочисленных поклонов принял командование галерой. Ябу и чиновник держались очень официально и скрупулезно соблюдали все церемонии. Наконец они расселись на подушках в соответствии со своим рангом – чиновник занял самое почетное место на корме. Самураи Ябу и серые сели вокруг них скрестив ноги или на колени – на главной палубе для них оставались менее почетные места.

– Совет приветствует вас, Касиги Ябу, от имени его императорского величества, – провозгласил невысокий, плотный, несколько изнеженный на вид человек – старший советник регентов по протоколу и представитель императорского двора. В обязанности Огаки Такамото, принца седьмого ранга, входило посредничество между двором его императорского величества Сына Неба и регентами. Согласно обычаю придворных, существовавшему уже несколько веков, зубы у него были выкрашены черным.

– Благодарю вас, принц Огаки. Мне оказана честь представлять здесь господина Торанагу, – объявил Ябу, преисполненный сознания собственной важности.

– Да, конечно. Я думаю, у вас здесь есть и свои дела? – сухо осведомился Огаки.

– Конечно. Когда приедет господин Торанага? Простите, но тайфун задержал меня на пять дней, и я не имел известий, с тех пор как выехал.

– Ах да, тайфун! Совет был весьма доволен, когда стало известно, что шторм вас не тронул. – Огаки откашлялся. – Что касается вашего властелина, я с сожалением должен довести до вашего сведения, что он еще не добрался даже до Одавары. Какие-то бесконечные отсрочки, потом болезнь. Огорчительно, правда?

– О да, очень. Ничего серьезного, надеюсь? – Ябу радовался, что ему известна тайна Торанаги.

– Нет, к счастью, ничего серьезного. – Снова сухое покашливание. – Господин Исидо считает, что ваш властелин завтра прибудет в Одавару.

Ябу изобразил удивление:

– Двадцать один день назад, когда я уезжал, все было готово к его немедленному отбытию, потом заболел господин Хиромацу. Я знаю, что господин Торанага был серьезно обеспокоен, но не изменил своего намерения. Я собираюсь начать приготовления к его приезду.

– Все подготовлено, – заявил коротышка-чиновник.

– Совет, конечно, не будет возражать, если я проверю все приготовления? – Ябу был предельно дружелюбен. – Важно, чтобы эта церемония была достойна Совета и такого случая.

– Достойна его императорского величества Сына Неба. Теперь это его вызов.

– Конечно, но… – Ябу растерялся. – Вы имеете в виду… что его императорское величество будет присутствовать?

– Его императорское величество согласился с почтительной просьбой регентов лично выслушать клятву нового Совета – всех главных даймё, включая господина Торанагу, его семью и вассалов. Старшие советники его императорского величества выбрали благоприятный день для такого… э-э-э… ритуала. Двадцать второй день этого месяца, в этот, пятый год эры Кэйтё.

Ябу был поражен:

– Через… через девятнадцать дней?

– В полдень. – Утонченным движением Огаки вынул из рукава бумажный платок и осторожно высморкался. – Прошу меня извинить. Да, в полдень. Все предзнаменования благоприятны. Господин Торанага был извещен посланцем императора четырнадцать дней назад. Его немедленное почтительное согласие пришло в Совет регентов три дня назад. – В руках Огаки появился маленький свиток. – Здесь ваше приглашение, господин Касиги Ябу, на церемонию.

Ябу вздрогнул, увидев императорскую печать в виде хризантемы с шестнадцатью лепестками. Он знал, что никто, даже сам Торанага, не сможет отказаться от такого приглашения. Отказ будет признан оскорблением божества, открытым мятежом. Все земли принадлежат императору – ослушник тотчас же лишится всех земель и получит предписание императора сразу совершить сэппуку. Такие решения передавались по его поручению регентами и подтверждались большой печатью. Они всегда были окончательны и обязательны к выполнению. Ябу лихорадочно пытался успокоиться.

– Простите, вам нехорошо? – заботливо спросил Огаки.

– Извините… – Ябу заикался, – но никогда, в самых смелых своих мечтах… никто не мог себе представить, чтобы его величество… оказал нам такую честь.

– О да, я согласен. Необычно!

– Удивительно… что его императорское величество… покинет Киото и приедет в Осаку.

– Согласен. Тем не менее на двадцать второй день его императорское величество с регалиями будет здесь.

Без императорских регалий ни одно поколение императоров не считалось правомочным. Три святыни признавались божественными – они, как все верили, были принесены на землю богом Ниниги-но Микото и переданы им лично своему внуку Дзимму-тэнно, первому земному императору. А Дзимму передал их своим наследникам, и так до нынешнего их держателя – императора Го-Нидзё. Всем были известны эти три святыни: меч, яшма и зеркало. Священные меч и яшма всегда путешествовали вместе с императором, куда бы он ни уезжал из своего дворца с ночевкой. Зеркало хранилось в святилище большого синтоистского храма в Исэ. Меч, зеркало и яшма принадлежали Сыну Неба. Они были символами законной власти, знаками ее божественности. Сын Неба брал их с собой – таким образом он брал с собой всю свою власть.

Ябу засомневался:

– Почти невероятно, чтобы к приезду императора были закончены все приготовления.

– О, господин Исидо по поручению регентов обратился к его императорскому величеству сразу же, как только получил известие от господина Дзатаки из Ёкосэ, что господин Торанага согласился – это удивительно – прибыть в Осаку и покориться неизбежному. Только великая честь, оказанная вашим господином регентам, побудила их просить Сына Неба оказать нам такую милость и почтить церемонию своим присутствием. – Снова сухое покашливание. – Пожалуйста, извините меня, но не дадите ли вы мне, когда вам будет угодно, ваше письменное подтверждение, что приглашение получено?

– Могу я сделать это прямо сейчас? – Ябу почувствовал внезапную вялость.

– Я уверен, регенты оценят это.

Ябу слабым голосом послал за письменными принадлежностями. В мозгу его продолжало стучать: «Девятнадцать!.. Девятнадцать дней! Торанага может тянуть только девятнадцать дней, а потом тоже должен быть здесь! У меня хватит времени съездить в Нагасаки и благополучно вернуться в Осаку, но его недостаточно, чтобы захватить черный корабль. Нет времени прижать Хариму, Кияму, Оноси, священников-христиан! Нет времени объявить „малиновое небо“! Весь план Торанаги только иллюзии!.. Торанага проиграл! Мне следовало знать это! Спокойно! Передо мной выбор: либо я слепо верю, что Торанага выскользнет из сети, и помогаю Андзин-сану, как задумано, быстрее набрать людей для захвата черного корабля, либо я еду к Исидо, говорю ему все, что знаю, и пытаюсь выторговать себе жизнь и Идзу. Так что же выбрать?..»

Принесли бумагу, чернила и кисточку. Ябу на минуту отбросил терзавшие его сомнения и сосредоточился на письме, стараясь выводить иероглифы как можно правильнее и красивее. Зря он отвечает в таком смятенном состоянии, но что делать? Пока он писал, пришло окончательное решение: принять совет Юрико. Сразу с души свалился тяжелый груз – внутреннее равновесие восстановилось, и он почувствовал себя намного лучше. Свое имя он подписал уже с высокомерной вычурностью.

«Как стать лучшим вассалом Торанаги? Стереть Исидо с лица земли! Но есть ли способ сделать это и оставить время для собственного спасения?» Тут он услышал, как Огаки говорит:

– Вы приглашены на празднество, которое господин Исидо устраивает завтра в честь дня рождения госпожи Отибы.

Все еще измотанная дорогой, Марико обняла сначала Кири, потом госпожу Садзуко, восхитилась ребенком и снова занялась Кири. Ее личные служанки суетливо бегали вокруг них, приносили чай и саке, уносили подносы, вбегали с подушками и благовониями, открывали и закрывали сёдзи, выходившие во внутренний садик их части Осакского замка, обмахивались веерами, болтали, смеялись и плакали на радостях.

Наконец Кири хлопнула в ладоши, отпуская служанок, и тяжело опустилась на подушку, едва справившись с возбуждением и радостью. Лицо у нее было очень красное. Марико и госпожа Садзуко торопливо обмахивали ее веерами, хлопотали вокруг нее, но только после трех больших чашек саке она снова смогла более или менее свободно дышать.

– Ох, вот так лучше! Да, спасибо, детка, давай еще! Ох, Марико-сан, вы и правда здесь?

– Да-да. Действительно здесь, Кири-сан.

Садзуко, выглядевшая гораздо моложе своих семнадцати лет, поделилась со старшими подругами:

– Ох, мы так беспокоились из-за этих слухов…

– Да, это только слухи, Марико-сан, – прервала Кири. – Я так много хочу узнать, что чувствую – скоро будет обморок…

– Бедная Кири-сан, вот возьмите саке, – заботливо сказала Садзуко. – Может быть, распустить вам пояс?

– Я совсем хорошо себя чувствую! Пожалуйста, не суетись, детка. – Кири вздохнула и сложила руки на огромном животе. – Ох, Марико-сан, как хорошо видеть лица друзей, а не просто тех, кто живет в этом Осакском замке!

– Да, – подтвердила Садзуко, устраиваясь поближе к Марико, и быстро заговорила: – Когда бы мы ни вышли за ворота, серые увиваются вокруг нас, словно пчелы вокруг матки. Нам нельзя выходить из замка – никому из дам, – кроме как с разрешения Совета, а он почти не собирается, и они что-то мямлят, не дают никаких разрешений, а лекарь говорит, что мне еще нельзя ехать, хотя я чувствую себя прекрасно, и ребенок чувствует себя хорошо, и… Но сначала расскажите нам…

Кири перебила:

– Сначала расскажите, как там наш хозяин.

Садзуко засмеялась, ее веселое настроение не омрачилось.

– Я собиралась спросить о том же, Кири-сан!

Марико ответила так, как ей велел Торанага:

– Он выбрал свой путь – он идет по нему и доволен своим решением. – В дороге она много раз репетировала про себя этот ответ, но уныние, которое ее при этом охватило, чуть не вынудило сказать правду. – Простите, – прошептала она.

– Ох! – Садзуко старалась не выдать своего страха.

Кири приподнялась, усаживаясь поудобнее:

– Карма есть карма…

– Так что же, никаких перемен, никакой надежды? – Садзуко была обескуражена.

Кири похлопала ее по руке:

– Верьте, что карма есть карма, дитя, а наш господин Торанага – самый великий, самый умный из всех живущих на земле, остальное все – обман. Марико-сан, вы привезли нам письма?

– Ох, простите! Да, вот они. – Марико вынула из рукава три свитка. – Два – вам, Кири-сан: одно от нашего господина, одно от господина Хиромацу. Это для вас, Садзуко, от вашего господина, а еще он просил меня сказать вам, как он скучает и как хочет увидеть своего младшенького. Он велел мне выучить это и повторить вам три раза. Он очень скучает без вас и так хочет видеть своего самого младшего сына. Ему очень не хватает вас…

По щекам Садзуко побежали слезы, она пробормотала извинения и выскочила из комнаты, зажав свиток в руке.

– Бедное дитя! Ей здесь очень трудно. – Кири не стала распечатывать свой свиток. – Вы знаете о том, что ожидается его императорское величество?

– Да. – Марико тоже была мрачна. – Гонец от господина Торанаги встретился со мной неделю назад. В послании нет никаких подробностей и назван лишь день прибытия сюда. Вы узнали от господина Торанаги?

– Не совсем, не лично от него – я не имела от него вестей уже месяц. Как он? На самом деле?

– Уверен в себе. – Она отпила немного саке. – Ох, можно я налью вам?

– Благодарю вас.

– Девятнадцать дней не много, правда, Кири-сан?

– Времени достаточно, чтобы съездить в Эдо и вернуться обратно, если поторопиться. Достаточно, чтобы прожить целую жизнь. Если хотите, более чем достаточно, чтобы выиграть битву или потерять империю. Времени хватит для миллиона дел, но его мало, чтобы отведать все редкие блюда или выпить все саке… – Кири слабо улыбнулась. – Я, конечно, не собираюсь следующие двадцать дней морить себя голодом. Я… – Она спохватилась. – Ох, пожалуйста, извините меня – вы слушаете мою болтовню, а сами даже не переоделись и не помылись. У нас еще будет тьма времени на разговоры.

– О, пожалуйста, не обращайте на меня внимания. Я не устала.

– Но вы не могли не устать. Вы остановитесь у себя дома?

– Да. То есть там, где мне разрешит пропуск господина Исидо. – Марико горько улыбнулась. – Его приветствие было очень цветисто!

Кири сердито посмотрела на нее:

– Сомневаюсь, чтобы он хоть кого-нибудь встретил с радостью, даже в аду.

– О? Простите, а что теперь?

– Ничего нового. Я знаю, что он приказал пытать и убить господина Сугияму, хотя у меня и нет доказательств. На прошлой неделе наложницы господина Оды с детьми пытались выбраться из города под видом уборщиков улиц. Часовые застрелили их – «по ошибке».

– Как ужасно!

– Конечно, было множество извинений! Исидо твердит, что безопасность важнее всего. Была разыграна попытка убить наследника – это его оправдание.

– Ну а почему дамы не уезжают открыто?

– Совет приказал женам и семьям ждать мужей, которые должны приехать на церемонию. Великий господин чувствует «ответственность за их безопасность и относится к ней слишком серьезно, чтобы позволить им заблудиться». Замок заперт плотнее, чем створки старой устрицы.

– За пределами замка то же самое, Кири-сан. На Токайдо намного больше застав, чем раньше, в пределах пятидесяти ри свирепствуют ищейки Исидо. Повсюду патрули.

– Все им запуганы, кроме нас и нескольких наших самураев, а мы боимся его не больше, чем прыща на спине у дракона.

– Даже наши лекари?

– Они тоже. Да, они все еще советуют нам не выезжать, даже если будет разрешение, а мы его никогда не дождемся.

– Госпожа Садзуко здорова, ребенок здоров, Кири-сан?

– Да, вы могли видеть это сами. И я тоже. – Кири вздохнула. Снова стало заметно, как она напряжена, и Марико отметила, что у нее прибавилось седины. – Ничего не изменилось с тех пор, как я написала господину Торанаге в Андзиро. Мы заложники и останемся заложниками вместе со всеми – до того дня, когда все решится.

– Теперь, когда прибывает его императорское величество… наступает решительный миг.

– Видимо, так. Отдохните, Марико-сан, но приходите поужинать с нами. Тогда и поговорим. Да, кстати, еще новость для вас. Известный вам чужеземный хатамото – благослови его Будда за спасение нашего господина! – как мы слышали, благополучно приплыл в гавань вместе с Касиги Ябу-саном.

– О! Я так беспокоилась за них! Они отплыли за день до моего отъезда. Мы тоже попали около Нагои в тайфун, но не очень сильный. Я боялась плыть по морю… О, теперь хорошо…

– Здесь все было терпимо, кроме пожаров. Много тысяч домов сгорело, а погибли всего две тысячи человек. Мы сегодня слышали, что основная тяжесть тайфуна пришлась на Кюсю, на восточное побережье, и часть – на Сикоку. Там погибли десять тысяч. А полных сведений об ущербе еще нет.

– А урожай? – быстро спросила Марико.

– Здесь очень много риса полегло – целые поля. Крестьяне надеются, что рис выправится, но кто знает? Если в этом сезоне Канто не пострадает, их рис прокормит всю страну и этот год, и следующий.

– Лучше бы урожаем распоряжался Торанага, а не Исидо.

– Это так. Но, простите, девятнадцати дней мало, чтобы собрать урожай, даже если весь мир будет молиться об этом.

– Да.

Кири предположила:

– Если их корабль отплыл за день до вашего отъезда, вы, наверное, торопились.

– Я подумала, что лучше не прохлаждаться, Кири-сан. Мне не нравится путешествовать, когда каждый день на счету.

– А Бунтаро-сан? У него все хорошо?

– Да. Он сейчас в Мисиме, возле границы по заданию господина Торанаги. Я повидала его, когда сюда ехала. Вы не знаете, где остановился Касиги Ябу-сама? У меня для него письмо.

– В одном из гостевых домов. Я узнаю в каком и сразу же извещу вас. – Кири выпила еще саке. – Благодарю вас, Марико-сан. Я слышала, Андзин-сан все еще на галере.

– Он очень интересный человек, Кири-сан. Он стал более чем просто полезен нашему господину.

– Я слышала об этом. Я хотела бы послушать обо всем: о нем, о землетрясении, обо всех ваших новостях… Ах да, завтра вечером праздник в честь дня рождения госпожи Отибы, который устраивает господин Исидо. Конечно, вас пригласят. Я слышала, что собираются пригласить и Андзин-сана. Госпожа Отиба любопытствует, как он выглядит. Вы помните, наследник один раз с ним встречался. Вы тогда тоже в первый раз его увидели?

– Да. Бедняга, так его будут показывать, как пойманного кита?

– Именно. – И Кири невозмутимо добавила: – Вместе со всеми нами. Мы все пленники, Марико-сан, нравится вам это или нет.

Урага изо всех сил торопился вниз по переулку в сторону моря. Ночь была темная, небо – звездное и ясное, воздух свеж. На нем были свободные оранжевые одежды буддийского монаха, неизменная шляпа и дешевые соломенные сандалии. Позади располагались склады и высокое, почти европейского типа здание миссии иезуитов. Он завернул за угол и пошел еще быстрее. Группа серых, несущих факелы, патрулировала берег. Он вежливо замедлил шаг, приближаясь к ним, хотя и сохранял обычный для монахов высокомерный вид. Но самураи не обратили на него внимания.

Он уверенно шел по берегу мимо вытащенных из воды рыбачьих лодок. Легкий ветерок доносил густые запахи с моря и с берега, отлив был в самом разгаре. По заливу возле отмелей рассыпались светлячками рыбачьи лодки – рыбу били острогами при свете факелов. В двухстах шагах выше начинались пристани, обросшие ракушками. У одной стояла лорча, на мачте которой развевались флаги Португалии и торговой компании иезуитов; у сходен с факелами толпились серые. Урага переменил направление, чтобы обойти корабль, двинулся обратно в город, удалился на несколько кварталов, пересек Девятнадцатую улицу, повернул в извилистый переулок и снова вышел на дорогу, ведущую к пристани.

– Эй, ты! Стой! – послышался приказ из темноты.

Урага остановился, внезапно испугавшись. Серые вышли на свет и окружили его.

– Куда направляешься, монах?

– В восточную часть города, – запинаясь, объяснил Урага, у него вдруг пересохло во рту. – К нашим нитирэнским святыням.

– А, ты нитирэн, да?

Какой-то самурай грубо заявил:

– А я вот не из этих. Я дзен-буддист, как и господин Исидо.

– Дзен… ах да, дзен лучше всего, – откликнулся другой. – Хотел бы я хоть что-нибудь понимать в этом. Слишком трудно для моей старой головы…

– Он слишком потлив для монаха. Эй, что с тобой?

– Вы хотите сказать, что монахи никогда не потеют?

Они посмеялись, кто-то поднес факел к нему поближе.

– А с чего бы им потеть? – ударился в рассуждения грубый самурай. – Они только и делают, что спят весь день и развлекаются всю ночь: с монашками, детьми, собаками, сами с собой – со всем, что подвернется, и все время набивают брюхо, хотя и не работают. Монахи – паразиты, все равно что блохи.

– Эй, оставьте его!

– Сними-ка шляпу, монах!

Урага окаменел:

– Почему? И чем вам плох человек, который служит Будде? Будда не сделал вам ничего дурного.

Самурай воинственно вышел вперед:

– Я сказал: сними шляпу!

Урага повиновался. Его голова была свежевыбрита, как и положено духовному лицу, и он благословил ками, или духа, или озарение Будды, которые побудили его принять дополнительные меры предосторожности на случай, если его остановят за нарушение комендантского часа. Всем самураям Андзин-сана начальством пристани было приказано оставаться на судне – по распоряжению свыше.

– У вас нет никакой причины вести себя так грубо, – заявил он, невольно принимая властный тон иезуитов. – Служение Будде почетно, и становиться монахом – обязанность каждого самурая в конце жизни. Или вы не знакомы с бусидо? Где ваше воспитание?

– Что? Вы самурай?

– Конечно, я самурай. Как бы иначе я осмелился говорить с самураем о плохих манерах? – Урага надел шляпу. – Лучше бы следили за порядком, чем приставать к мирным монахам! – И он с высокомерным видом удалился, хотя у него и дрожали колени.

Самураи некоторое время смотрели ему вслед, потом один сплюнул:

– Святоши! Тоже мне – самураи!

– Он прав, – угрюмо произнес старший. – Где ваши манеры?

– Я виноват. Прошу извинить.

Урага шел, очень довольный собой. Ближе к галере он опять стал осторожничать и даже прятался в тени здания. Потом, решившись, выступил на освещенную площадку.

– Добрый вечер, – вежливо приветствовал он серых, которые слонялись у сходен, потом добавил благословение: – Наму Амида Буцу! (Славься Будда Амида!)

– Спасибо. Наму Амида Буцу! – Серые пропустили его беспрепятственно. Им было приказано не выпускать на берег никого из чужеземцев и самураев, кроме Ябу и его телохранителей. Насчет буддийского священника, который плыл на корабле, указаний не было.

Сразу ощутив сильную усталость, Урага поднялся на главную палубу.

– Урага-сан! – тихонько окликнул его с юта Блэкторн. – Иди сюда.

Урага прищурился, привыкая к темноте. Он увидел Блэкторна и, почувствовав вонь немытого тела, догадался, что вторая тень принадлежит другому чужеземцу, с непроизносимой фамилией, который также знал португальский язык. Он почти забыл этот чужеземный запах, который был частью его жизни. Андзин-сан – единственный из встреченных им чужеземцев – не вонял, и это сыграло свою роль в решении служить ему.

– Ах, Андзин-сан! – прошептал он и пробрался к нему, коротко поздоровавшись с десятью самураями, охранявшими палубу.

Он подождал у подножия трапа, пока Блэкторн не сделал знак, приглашая его подняться на ют.

– Все прошло очень…

– Погоди, – тихонько прервал его Блэкторн и показал на берег. – Смотри туда. Дальше, около склада. Видишь его? Нет, немного севернее, вон там, теперь видишь? – Тень слегка сдвинулась, потом опять исчезла во тьме.

– Кто это был?

– Я следил за тобой с того момента, как ты появился на дороге. Он крался следом. Ты его не заметил?

– Нет, господин. – К Ураге вернулись его опасения. – Я никого не видел и не слышал.

– У него не было мечей, так что это не самурай. Иезуит?

– Не знаю. Не думаю, что он чем-нибудь поживился. Я был очень осторожен. Прошу простить, но я его не заметил.

– Ничего. – Блэкторн взглянул на Винка. – Ступай вниз, Йохан. Я достою эту вахту и разбужу тебя на рассвете. Спасибо, что посидел со мной.

Винк, отдавая честь, дотронулся до волос на лбу и ушел вниз. С ним исчез и тяжелый запах.

– Я начал уже беспокоиться о тебе. Что случилось?

– Ябу-сама не скоро передал мне письмо. Вот мой отчет: я пошел с Ябу-сама и ждал около замка с полдня, пока не стемнело, тогда…

– Что ты делал все это время? Точно?

– Точно, господин? Я выбрал тихое местечко на рыночной площади, у Первого моста, и погрузился в медитацию – иезуитская школа, Андзин-сан, – но думал не о Боге, а только о Ябу-сама и вашем будущем, господин. – Урага улыбнулся. – Многие прохожие клали мне в миску монеты. Я дал отдохнуть своему телу и позволил сознанию странствовать, хотя все время следил за Первым мостом. Посланник от Ябу-сама пришел, когда уже стемнело, и сделал вид, что молится вместе со мной, пока мы не остались одни. Посланец прошептал следующее: «Ябу-сама говорит, что он проведет в замке ночь и вернется завтра утром». И еще: завтра вечером в замке праздник, приглашены и вы, устраивает прием господин Исидо. И наконец, вам следует иметь в виду «семьдесят». – Урага взглянул на Блэкторна. – Самурай повторил это дважды. Какой-то ваш шифр, господин?

Блэкторн кивнул, но не сказал, что это один из многих заранее оговоренных между ним и Ябу сигналов. «Семьдесят» означает, что ему следует подготовить галеру к немедленному выходу в море. Но корабль уже готов к отплытию: все самураи, моряки и гребцы собраны на борту. Каждый понимал, что они находятся во вражеских водах, все были очень этим встревожены, и Блэкторн знал, что вывести корабль в море не составит особого труда.

– Продолжай, Урага-сан!

– Это все, кроме еще одного, что я хотел сказать вам: сегодня приехала госпожа Тода Марико-сан.

– А! А не слишком ли быстро она добралась сюда из Эдо сушей?

– Да, господин. Пока я ждал, видел, как они проехали по мосту, это было после обеда, в середине часа козы. Лошади взмыленные, очень грязные, носильщики такие усталые… Их вел Ёсинака-сан.

– Они вас видели?

– Нет, господин. Думаю, что нет.

– Сколько их было?

– Около двухсот самураев, с носильщиками и вьючными лошадьми. Еще вдвое больше серых в качестве эскорта. На одной из вьючных лошадей – клетки с почтовыми голубями.

– Хорошо. Что еще?

– Я ушел как можно быстрее. Там у миссии есть лавка, где продают лапшу, туда ходят купцы, торговцы рисом, шелком, те, кто работает в миссии. Я зашел в лавку, поел и послушал, о чем говорят: отец-инспектор опять в резиденции; в Осаке много новообращенных христиан; получено разрешение провести через двадцать дней большую мессу в честь господ Киямы и Оноси.

– Это важное событие?

– Да, и удивительно, что такая служба разрешена открыто. Празднуется день святого Бернарда. Двадцатый день – следующий после церемонии поклонения перед Возвышенным.

Ябу через Урагу рассказывал Блэкторну об императоре. Новости распространялись по всему кораблю, усиливая общее ощущение беды.

– Что еще?

– На рынке ходит много разных слухов, в основном – плохие предсказания. Ёдоко-сама, вдова тайко, очень больна. Это скверно, Андзин-сан, потому что к ее советам всегда прислушивались – они очень разумны. Одни говорят, что господин Торанага около Нагои, другие – что он не добрался еще и до Одавары. Непонятно, кому верить. Все согласны, что урожай здесь будет очень плохой, а это значит, что Канто станет еще важнее. Большинство считает, что война начнется сразу после смерти господина Торанаги, когда крупные даймё сцепятся друг с другом. Цена золота очень высока, и ссудные ставки поднялись до семидесяти процентов.

– Это невероятно высоко, ты, наверное, ошибся. – Блэкторн встал, чтобы дать отдохнуть спине, потом устало облокотился на планшир.

Самураи и Урага из вежливости тоже встали. Считалось плохим тоном сидеть, если господин стоит.

– Прошу простить меня, Андзин-сан, – заявил Урага, – но никак не меньше пятьдесяти процентов, а обычно – шестьдесят пять и даже до восьмидесяти. Почти двадцать лет назад отец-инспектор просил его свят… просил папу разрешить нам – разрешить Обществу – ссужать под десять процентов. Он был прав в своем предположении – оно подтвердилось, Андзин-сан, – что это приведет в лоно Церкви много новых верующих. Ведь только христиане могли получать займы под умеренные проценты. Вы, в вашей стране, не платите таких высоких процентов?

– Редко. Это ростовщичество! Ты понимаешь, что значит «ростовщичество»?

– Понимаю. Но у нас ссуда не считается ростовщичеством, если процент меньше ста. Сейчас рис дорог, и это плохой признак – цена его удвоилась, с тех пор как я был здесь несколько недель назад. Земля дешевая, самый подходящий момент покупать землю. Или дом. Во время тайфуна пожары уничтожили десять тысяч домов, погибли две или три тысячи человек. Вот и все, что я хотел вам сообщить, Андзин-сан.

– Очень хорошо. Ты прекрасно справился. Ты упустил свое настоящее призвание!

– Господин?

– Нет, ничего. – Блэкторн еще не знал, можно ли шутить с Урагой. – Ты все сделал очень хорошо.

– Благодарю вас, господин.

Блэкторн некоторое время размышлял, потом осведомился о завтрашнем приеме, и Урага посоветовал ему что мог. Затем рассказал, как спасся от патруля.

– Они отпустили тебя из-за волос? – спросил Блэкторн.

– О да. Достаточно было старшему на меня взглянуть. – Урага вытер пот со лба. – Простите, здесь жарко.

– Очень, – вежливо согласился Блэкторн.

Ему нужно было как следует обдумать полученные сведения. Он взглянул на море, обозрел небо, проверил направление ветра. Все было нормально, рыбацкие лодки спокойно дрейфовали, подчиняясь приливу, на разных расстояниях от корабля, на носу каждой стояли под фонарями рыбаки и время от времени пускали в ход свое оружие, и не зря – на острогах извивались и дергались прекрасные лещи, кефали или красные бериксы.

– И последнее, господин. Я пошел к миссии, прогулялся вокруг. Стража очень строгая, и мне сперва не удалось туда войти – по крайней мере, думаю, что я не смог бы, если бы случайно не проскочил, минуя стражу. Пока я там стоял, видел, как внутрь вошла Тиммоко, служанка госпожи Тода.

– Ты уверен?

– Да. С ней была другая служанка. Я думаю…

– Госпожа Марико? Тайком?

– Нет, господин. Я уверен, что нет. Эта вторая служанка была очень высокая.

Блэкторн посмотрел на море и пробормотал:

– Что же все это значит?

Урага продолжал:

– Госпожа Марико – хрис… католичка, да? Она прекрасно знает отца-инспектора. Это он ее крестил. Госпожа Марико – самая важная, самая известная в стране после трех самых-самых знатных: госпожи Отибы, госпожи Гэндзико и Ёдоко-сама, вдовы тайко.

– Марико-сан, быть может, пожелала исповедаться? Или послушать мессу? Собрание прихожан? И послала Тиммоко договориться об этом?

– Об этом или обо всем, Андзин-сан. Все госпожи даймё, и союзников господина Исидо, и его противников, строго ограничены в передвижениях за пределами замка. Попав в замок, они остаются в нем, как рыба в золотом садке, ожидающая гарпуна.

– Хватит! Достаточно этих мрачных разговоров!

– Простите. Я думаю, Андзин-сан, госпожа Тода теперь уже больше не выйдет оттуда. До тех пор, пока не наступит девятнадцатый день.

– Я просил тебя – перестань, пожалуйста! Я понял про заложников и про последний день.

На палубе было тихо, голоса умолкли. Охрана спокойно отдыхала, дожидаясь своей очереди заступать в караул. О корпус бились мелкие волны, такелаж мирно поскрипывал.

Через минуту Урага опять заговорил:

– Возможно, Тиммоко принесла приглашение – просьбу о встрече с отцом-инспектором. Ее госпожа, конечно, была взята под наблюдение, едва пересекла Первый мост. Конечно, Тода Марико-но Бунтаро-но Дзинсай была под присмотром с того момента, как пересекла границу владений господина Торанаги.

– Можно нам будет узнать, посетит ли отец-инспектор замок?

– Да. Это легко.

– А узнать, что он сказал – или что сделал?

– Это очень трудно. Прошу простить меня, но они будут говорить по-португальски или на латыни. А кто объясняется на этих двух языках, кроме вас и меня? Меня узнают оба. – Урага показал на замок и город. – Там много христиан. Многие хотели бы оказать ему такую услугу – убрать вас или меня.

Блэкторн молчал – отвечать не было нужды. Он смотрел на главную башню крепости – она четко выделялась на фоне звезд – и вспоминал то, что Урага рассказывал ему о легендарных сокровищах тайко, собранных по всей империи за счет грабительских налогов, – все эти богатства хранились в башне. Еще он размышлял о возможных действиях Торанаги и гадал, где теперь Марико и есть ли смысл отправляться в Нагасаки. «Так вы говорите, девятнадцатый день – последний день, день смерти, Ябу-сан?» – повторил он про себя, почти ощутив тошноту от мысли, что Торанага, а стало быть, он сам и «Эразм» в западне.

– Сиката га най! Мы поплывем очень быстро в Нагасаки и обратно. Быстро, понимаешь? Всего четыре дня, чтобы набрать людей. Потом вернемся.

Но зачем? Когда Торанага окажется здесь, все погибнут… Но Ябу сошел на берег, сказав ему, что послезавтра они уплывут. В волнении Блэкторн смотрел тогда, как уходит Ябу, и жалел, что приплыл в Осаку на галере. Будь у него «Эразм», он ускользнул бы и отправился прямо в Нагасаки, а может, даже скрылся бы, нашел уютную гавань и там, на свободе, обучил бы своих вассалов работать на корабле.

«Ты дурак! – обругал он себя. – С такой маленькой командой, какая есть у тебя сейчас, тебе не удалось бы даже поставить корабль на стоянку, если бы ты и нашел гавань, чтобы переждать дьявольский шторм. Ты был бы уже покойник».

– Не беспокойтесь, господин, – утешил Урага. – Карма.

– А, карма… – Внезапно, каким-то шестым чувством, Блэкторн уловил опасность, идущую с моря, – тело его рванулось прежде, чем сработал мозг, он изогнулся, и стрела пролетела сзади, заставив его укрыться в рубке. Он толкнул Урагу в безопасное место, но тут другая стрела, пущенная из того же лука, со свистом вонзилась в горло Ураги… После первого выстрела все легли на палубу и остались невредимы. Урага пронзительно закричал, самураи вопили, вглядываясь из-за планшира в море. Серые, шнырявшие на берегу, кинулись на борт, из ночной тьмы со стороны моря вновь полетели стрелы – все рассыпались в поисках укрытия. Блэкторн подполз к планширу, выглянул через шпигат и увидел рядом рыбачью лодку – гребцы окунали в воду факелы, стремясь скорее раствориться во тьме. То же делали и на других лодках. В какое-то мгновение Блэкторн ухватил еще отблески света на мечах и луках.

Крик Ураги перешел в бормотание, хрип агонии. Серые уже кинулись на ют с луками наготове. На корабле раздавались их топот и сопение. На палубу выскочил Винк с пистолетами, пригибаясь на бегу.

– Боже, что здесь происходит? С вами все в порядке, капитан?

– Пока да. Смотри: они в рыбачьих лодках! – Блэкторн пополз назад к Ураге, который в агонии загребал рукой у горла, пытаясь вытащить древко стрелы, – кровь сочилась из носа, рта и ушей.

– Боже! – задохнулся Винк.

Блэкторн одной рукой взялся за наконечник стрелы, положил другую на теплое пульсирующее тело и со всей силы потянул. Стрела вышла легко, но вслед за ней хлынул поток крови. Урага стал задыхаться.

Их окружили серые и самураи Блэкторна. Некоторые принесли щиты и закрывали своего господина, не заботясь о собственной безопасности. Другие сидели в укрытиях и тряслись, хотя опасность уже миновала. Кто-то яростно стрелял в ночь и кричал, приказывая исчезнувшим рыбачьим лодкам вернуться.

Блэкторн беспомощно держал Урагу на руках – он должен что-то сделать, но что? Тяжелый запах крови и смерти бил в ноздри, а инстинкт, как всегда в таких случаях, непроизвольно вопил: «Слава богу! Это не я! Не моя кровь! Не я… Слава богу!»

Он видел: глаза Ураги молили, губы кривились, но не издавали ни звука, только хрип, грудь вздымалась. Потом Блэкторн заметил, как зашевелились его собственные пальцы, крестя Урагу, почувствовал, как тело Ураги задрожало, забилось, рот беззвучно вопил, напоминая зев загарпуненной рыбы: Урага расстался с жизнью.

Глава 53

Блэкторн шел в замок со своей охраной из двадцати вассалов, окруженный в десять раз большим эскортом серых. Он гордо выступал в своей новой форме – коричневом кимоно с пятью нашивками, гербом Торанаги, и накидке с огромными плечами-крыльями. Золотистые вьющиеся волосы были заплетены в аккуратную тугую косичку. Мечи, которые подарил ему Торанага, по всем правилам заткнуты за пояс. На ногах – таби и кожаные сандалии.

На каждом перекрестке встречалось множество серых, они усеяли и все стены, демонстрируя силу Исидо каждому даймё и военачальнику, всем крупным самурайским чинам, приглашенным сегодня вечером в Большой зал, построенный тайко в пределах внутреннего кольца укреплений. Солнце садилось, быстро наступала ночь.

«Ужасная потеря – смерть Ураги, – думал Блэкторн, все еще не представляя, была ли атака направлена против Ураги или против него самого. – Я потерял лучший источник знаний, какой только мог иметь».

– В полдень вы едете в замок, Андзин-сан, – сказал Ябу в то утро, когда вернулся на галеру. – За вами прибудут серые.

– Да, Ябу-сан.

– Сейчас совершенно нечего опасаться. Я сожалею, что произошло это нападение. Сиката га най! Серые переведут вас в безопасное место. Сегодня вечером вы останетесь в замке, в той его части, что отведена господину Торанаге. А на следующий день мы отправимся в Нагасаки.

– У нас есть разрешение?

Ябу сердито покачал головой:

– Сделаем вид, что идем в Мисиму забрать господина Хиромацу. А также и господина Судару с семьей. Пока отдыхайте, Андзин-сан. Не думайте о новом нападении. Сейчас всем лодкам приказано держаться подальше отсюда.

– Понимаю. Пожалуйста, извините меня, а что будет сегодня ночью? Зачем меня зовут в замок?

Ябу криво улыбнулся:

– Вы будете представлены Исидо, он хочет посмотреть на вас. Как гостю вам не грозит никакая опасность, – добавил он и сразу же покинул галеру.

Блэкторн спустился вниз, оставив Винка на вахте, но, едва он крепко уснул, Винк растолкал его, и он снова кинулся на палубу.

Небольшой двадцатипушечный португальский фрегат на всех парусах, кренясь от сильного ветра, входил в гавань, впритирку к скалам.

– Этот негодяй торопится. – Винк вздрогнул.

– Видимо, это Родригес. Никто другой не вошел бы сюда под всеми парусами.

– На вашем месте, капитан, я забрал бы нас всех и кинулся отсюда ко всем чертям, по приливу или даже без прилива! Да мы здесь как мотыльки в бутылке с грогом. Надо убираться!

– Мы останемся! Тебе придется вбить это себе в башку! Мы останемся, пока нам не разрешат уйти. Мы останемся, пока Исидо не скажет, что мы можем уйти, даже если папа и испанский король сойдут на берег вместе со всей Богом проклятой армадой!

Он опять спустился вниз, но сон не шел. В полдень прибыли серые, и в сопровождении большого эскорта он отправился в замок. Проезжая по городу, они миновали место казней, где все еще стояло пять крестов – у каждого по два палача с копьями, приговоренных привязывали и снимали, толпа внимательно наблюдала за происходящим. Блэкторн вновь мучительно пережил в душе то прежнее нападение из засады, и даже ощущение того, что рука лежит на мече, что рядом его вассалы, не уменьшило тяжести воспоминания.

Серые провели его в ту часть замка, где раньше жил Торанага, – он посетил ее впервые. Теперь здесь помещались Кирицубо, госпожа Садзуко с ребенком и оставшиеся самураи Торанаги. Блэкторн принял ванну и переоделся в приготовленную для него одежду.

– Госпожа Марико здесь?

– Нет, господин, извините, – ответил ему слуга.

– Тогда где мне ее найти? У меня для нее срочное сообщение.

– К сожалению, Андзин-сан, я не знаю. Прошу меня извинить.

Никто из слуг не мог ему помочь. Все говорили: «Извините, я не знаю».

Блэкторн оделся, полистал словарь, вспоминая ключевые слова, которые могли понадобиться, и готовясь как можно лучше их использовать, потом вышел в сад понаблюдать, как растут камни, но они и не думали расти… Он пересек внутренний ров – везде горели факелы. Отбросив все свои страхи, он сошел с моста. Многочисленные гости, окруженные серыми, направлялись в ту же сторону – чувствовалось, что все украдкой наблюдают за ним. Уже почти отрешенно он миновал последнюю подъемную решетку. Серые провели его по лабиринту переходов к огромной двери и оставили перед ней. Его самураи отошли к другой стороне двери и остались ждать вместе с прочими охранниками, а он прошел внутрь. То, что он увидел, поразило бы кого угодно.

Огромный зал, высокие, с золотыми украшениями потолки, колонны под золочеными панелями на стропилах из редких пород отполированного дерева, роскошные шелковые драпировки на стенах… Нарядные, одетые по всей форме самураи – их было не менее пятисот – со своими дамами заполняли помещение. Дамы, в великолепных кимоно, под зонтиками самых фантастических оттенков, были похожи на яркие экзотические цветы. Аромат их духов тонко сочетался с запахом благовоний, тлеющих в изящных настенных курильницах. Взор Блэкторна пытался найти среди этой массы людей Марико, или Ябу, или хоть какое-нибудь знакомое лицо, но никто не попадался на глаза. Очередь гостей ждала возможности поклониться помосту в дальнем конце зала, среди них стоял важный придворный чин – сам принц Огаки Такамото. Блэкторн узнал Исидо – высокого, худого, с царственной осанкой, – тоже стоявшего у возвышения, и живо вспомнил ослепляющую силу удара по лицу и собственные пальцы, вцепившиеся в горло…

На возвышении в одиночестве, удобно расположившись на подушке, сидела госпожа Отиба. Даже издали Блэкторн оценил ошеломляющее богатство ее кимоно из редчайшего темно-голубого шелка, расшитого золотыми нитями. «Высочество» – так благоговейно называл мать наследника Урага, рассказывая во время поездки ее историю. Теперь Блэкторн мог видеть ее воочию: легкая, почти девичья фигура, белая, будто светящаяся кожа, черные глаза кажутся огромными под изогнутыми, искусно подведенными бровями, блестящие волосы уложены в виде крылатого шлема…

Процессия гостей продвигалась вперед. Блэкторн устроился у стены, в самом светлом месте, на голову возвышаясь над окружающими его гостями. Вежливо отступая, чтобы дать дорогу другим, он заметил, что глаза Отибы направлены в его сторону. Теперь и Исидо смотрел на него. Отиба и Исидо что-то сказали друг другу, затрепетал легкий веер… Блэкторн предпринял неловкую попытку смешаться с толпой, чтобы быть менее заметным, но серые преградили ему дорогу.

– Додзо. – Самурай вежливо показал на очередь.

– Хай, домо. – Блэкторн встал в ее конец.

Те, кто стоял впереди и сзади, кланялись, он отвечал на их поклоны. Постепенно гул голосов затих – все смотрели на него. Дамы и самураи смущенно уступили ему дорогу. Между ним и возвышением не осталось уже никого. Мгновение Блэкторн был неподвижен – и вот в напряженном молчании выступил вперед. Перед самым помостом он стал на колени и чопорно поклонился, один раз – Отибе и один раз – Исидо: он видел, что так делали все. Поднимаясь, он больше всего боялся, что упадут его мечи или он поскользнется и опозорится, но все прошло, слава Богу, удачно, и он стал уже отходить в сторону.

– Подождите, пожалуйста, Андзин-сан. – Это произнесла Отиба.

Блэкторн остановился. Вблизи она выглядела еще ослепительнее, еще женственнее. Он уловил необычайную чувственность, исходящую от нее, хотя она, казалось, вовсе об этом не заботилась.

– Говорят, вы знаете наш язык? – Ее голос звучал необыкновенно интимно.

– Прошу извинить меня, ваше высочество, – начал Блэкторн, используя свой проверенный временем запас выражений и слегка запинаясь, так как очень нервничал, – простите, но я вынужден употреблять только короткие фразы и почтительно прошу вас обращаться ко мне с самыми простыми словами, чтобы я имел честь понять вас. – Он заметил, что всеобщее внимание сосредоточилось на них и что Ябу пробирается к нему, осторожно раздвигая толпу. – Могу я почтительно поздравить вас с днем рождения и молиться, чтобы вы счастливо прожили еще тысячу лет?

– Это не очень простые слова, Андзин-сан. – Госпожа Отиба была поражена.

– Прошу меня извинить, ваше высочество, я учил их всю прошлую ночь. Все ли я правильно сказал?

– Кто учил вас этому?

– Урага-но Тадамаса, мой вассал.

Она нахмурилась, потом взглянула на Исидо, который наклонился вперед и заговорил так быстро, что Блэкторн не уловил ничего, кроме слова «стрелы».

– А, это тот отступник, христианский священник, которого убили прошлой ночью на вашем корабле?

– Простите, ваше высочество?

– Самурай, которого убили стрелой прошлой ночью на корабле.

– Да, это он, ваше высочество. – Блэкторн взглянул на Исидо, потом снова на нее. – Прошу меня извинить, ваше высочество, не разрешите ли вы приветствовать господина военачальника?

– Да, разрешаю.

– Добрый вечер, господин Исидо. – Блэкторн был заученно вежлив. – В прошлую встречу я был не в себе. Весьма сожалею.

Исидо небрежно ответил на поклон:

– Да, помню. Вы были весьма невежливы. Надеюсь, вы не выйдете из себя и не выкинете ничего такого сегодня вечером.

– Я был не в себе той ночью, прошу меня извинить, – повторил Блэкторн.

– А что, такие вспышки безумия обычны среди чужеземцев?

Такая грубость по отношению к гостю была очень плохим признаком. Глаза Блэкторна на миг обратились к госпоже Отибе, он прочел на ее лице удивление и решил рискнуть:

– Ах, господин Исидо, вы в значительной степени правы. Чужеземцы всегда немного сумасшедшие. Но, простите, теперь я – самурай, хатамото, и это большая, очень большая честь для меня. Я больше не чужеземец. – Он заговорил тем голосом, каким привык командовать с юта, и звук его без особых усилий заполнил весь зал. – Теперь я понял правила хорошего тона самураев – и немного бусидо. И ва. Прошу прощения, я больше не варвар. – Последнее слово он произнес как вызов, без страха: он знал, что японцы понимают толк в мужестве и гордости и ценят эти качества.

Исидо засмеялся:

– Так, самурай Андзин-сан. – Казалось, он развеселился. – Я принимаю ваши извинения. Слухи о вашей смелости верны. Хорошо, очень хорошо. Я тоже прошу прощения. Ужасно, что эти презренные ронины смогли сделать такое – вы меня понимаете? Это ночное нападение…

– Да, господин, понимаю. Очень плохо. Погибли четыре человека. Один из них – мой, трое – серые.

– Это плохо, очень плохо. Не беспокойтесь, Андзин-сан. Больше этого не будет. – Исидо задумчиво осмотрел зал, и все догадались, что он имел в виду. – Я отдал приказы охране, понимаете? Очень хорошей охране. Никаких нападений. Ни с какой стороны. Теперь вас будут очень хорошо охранять. В замке совершенно безопасно.

– Благодарю вас. Простите за беспокойство.

– Ничего. Вы важный человек, вы самурай. У вас особое, почетное положение при господине Торанаге. Я не забываю, не бойтесь.

Блэкторн еще раз поблагодарил Исидо и повернулся к госпоже Отибе:

– Ваше высочество, нашей страной правит королева. Пожалуйста, извините меня за плохой японский… Да, моей страной правит королева. У нас есть обычай: всегда дарить дамам на день рождения подарки. Даже королеве. – Из кармана в рукаве он извлек розовый цветок камелии, который срезал в саду. Он положил его перед собой, боясь, что перестарался. – Прошу меня извинить, если у меня не очень хорошие манеры.

Она посмотрела на цветок. Пятьсот человек, затаив дыхание, ждали, чем она ответит на такую смелость и галантность чужеземца, как выберется из ловушки, в которую он, скорее всего ненамеренно, заманил ее.

– Я не королева, Андзин-сан, – медленно ответила Отиба. – Только мать наследника и вдова господина тайко. Я не могу принимать дары как королева: я не королева, никогда не стану королевой и не хочу делать вид, что я королева. – Она улыбнулась всем сразу и сразу для всех нежно произнесла: – Но как дама, в свой день рождения, быть может, я могу просить разрешения принять подарок Андзин-сана?

Все разразились аплодисментами. Блэкторн поклонился и поблагодарил ее, поняв только, что его подарок принят. Когда все утихомирились, госпожа Отиба окликнула:

– Марико-сан, ваш ученик оправдывает ваши усилия?

Марико пробиралась между гостями, рядом с ней шли юноша, Кирицубо и госпожа Садзуко. Блэкторн заметил, что юноша улыбается молоденькой девушке, но тут же забыл об этом – моментально переключился на Марико:

– Добрый вечер, госпожа Тода. – И вдруг добавил по-латыни – это было рискованно, но успех опьянил его: – Этот вечер стал еще более прекрасным, когда появились вы.

– Благодарю вас, Андзин-сан, – ответила она по-японски, слегка покраснев. Марико подошла к возвышению – юноша остался среди наблюдающих со стороны – и поклонилась Отибе. – Моих трудов здесь мало, Отиба-сама. Это все заслуга Андзин-сана и книги, которую ему дали святые отцы.

– Ах да, словарь! – Отиба сделала Блэкторну знак показать ей книгу и с помощью Марико быстро разобралась в ней. Она была в восторге, Исидо тоже.

– Мы должны сделать копии, господин. Пожалуйста, прикажите им сделать для нас сотню книг. С их помощью наши юноши скоро научатся языку чужеземцев.

– Хорошая идея, госпожа. Чем скорее у нас будут собственные переводчики, тем лучше. – Исидо засмеялся. – А христианам придется пережить, что мы нарушим их монополию.

Седой самурай лет шестидесяти, который стоял впереди всех гостей, выразил свое мнение:

– Христиане не претендуют на монополию, господин Исидо. Мы сами просим святых отцов, а по сути даже настаиваем, чтобы они были переводчиками и торговыми посредниками, ведь только они могут говорить с обеими сторонами и пользуются доверием у тех и других. Этот обычай завел господин Города и продолжил господин тайко.

– Конечно, господин Кияма, я не имел в виду обидеть тех даймё или самураев, которые стали христианами. Я говорил только о монополии священников-христиан, – отвечал Исидо. – Для нас было бы лучше, если бы наши люди, а не чужестранные священники – какие бы то ни было – держали в руках нашу торговлю с Китаем.

– Но ведь ни разу не было случая обмана, господин Исидо, – возразил Кияма. – Цены правильные, торговля идет легко и выгодно, священники своих людей держат в узде. Без южных варваров не было бы ни шелка, ни торговли с Китаем. Если бы не святые отцы, мы имели бы много осложнений – очень много осложнений. Прошу простить, что упоминаю об этом.

– Ах, господин Кияма, – пропела госпожа Отиба, – я уверена, господин Исидо польщен тем, что вы его поправили, не так ли, господин? Что значил бы Совет регентов без советов господина Киямы?

– Безусловно, – согласился Исидо.

Кияма с усилием поклонился, хотя не был обижен. Отиба взглянула на юношу и взмахнула веером:

– А что скажете вы, Сарудзи-сан? Стали бы вы учить чужеземный язык?

Юноша вспыхнул под ее ослепляющим взглядом. Хрупкий, красивый, он очень старался выглядеть мужественнее, чем был в свои неполные пятнадцать лет.

– О, я надеюсь, мне не придется этим заниматься, Отиба-сама… Но, если прикажут, я попробую. Буду очень стараться.

Всех тронула его непосредственность. Марико гордо сказала по-японски:

– Андзин-сан, это мой сын Сарудзи.

Блэкторн сосредоточенно слушал всю предыдущую беседу, но бо́льшая часть ее осталась ему непонятна – быстрая разговорная речь сильно отличалась от литературной. Но он уловил имя – Кияма, – и тревога покинула его. Он поклонился Сарудзи, и тот церемонно ответил на его поклон.

– Прекрасный молодой человек. Хорошо иметь такого сына, Марико-сан.

Он украдкой посмотрел на правую руку юноши, заметно искривленную, и тут же вспомнил: Марико однажды рассказывала ему о своих родах, очень долгих и трудных. «Бедняга, – подумал он, – как же он сможет владеть мечом?» Он вовремя отвел глаза, никто не заметил этого его взгляда, кроме самого Сарудзи. На лице юноши отразились смущение и боль.

– Хорошо иметь такого сына, Марико-сама, но ведь это совершенно невозможно, чтобы у вас был такой взрослый сын. Вы сами так молоды.

Отиба тут же задала вопрос:

– Вы всегда так галантны, Андзин-сан?

– Простите?

– Ах, всегда вы так любезны? Комплименты! Понимаете меня?

– Нет, простите, пожалуйста, не понял. – Голова у Блэкторна уже раскалывалась от постоянного напряжения. Тем не менее, когда Марико объяснила, о чем речь, он ответил с шутливой торжественностью: – Ах, прошу прощения, Марико-сама. Если Сарудзи действительно ваш сын, пожалуйста, скажите госпоже Отибе: я не знал, что дамы здесь выходят замуж в десять лет.

Она перевела, потом добавила что-то рассмешившее всех.

– Что вы сказали?

– Ах! – Марико заметила, что Кияма зло смотрит на Блэкторна. – Прошу прощения, господин Кияма, могу я представить вам Андзин-сана?

Кияма вежливо ответил на очень почтительный поклон Блэкторна:

– Я слышал, что вы христианин.

– Ах, извините, господин Кияма, – ответил тот по-японски. – Да. Я тоже христианин, но другой секты.

– Вашу секту не любят в моей провинции. И в Нагасаки, и на Кюсю, да, думаю, во всех провинциях, где даймё – христиане.

Марико с усилием удержала на лице улыбку. Дома она много размышляла, пытаясь определить, сам ли Кияма нанял убийц Амида и организовал нападение прошлой ночью. А теперь в переводе она постаралась смягчить грубость Киямы. Все внимательно слушали разговор.

– Я не священник, господин. – Блэкторн обратился непосредственно к Кияме. – Если и окажусь в ваших краях, то только по торговым делам. Никаких разговоров о религии или проповедей своего учения. Почтительно прошу только разрешения торговать.

– Я не хочу, чтобы вы торговали! Не желаю, чтобы вы появлялись в моих землях! Вам запрещено появляться в моих землях под страхом смерти! Вы понимаете?

– Да, понимаю. Очень сожалею.

Кияма надменно повернулся к Исидо:

– Нам следовало бы полностью запретить эту секту и этих чужеземцев во всей империи. Я предложу это на следующем заседании Совета. А пока открыто заявляю: господину Торанаге дали плохой совет – сделать чужеземца, тем более такого человека, самураем. Очень опасный почин!

– Ну, это не так уж важно! Ошибки нынешнего правителя Канто очень скоро будут исправлены.

– Людям свойственно делать ошибки, господин Исидо. – Кияма стоял на своем. – Только Господь Бог все видит и все может. Единственная настоящая ошибка господина Торанаги – что он поставил свои интересы выше интересов наследника.

– Да, – согласился Исидо.

– Прошу меня извинить, – вмешалась Марико, – но это неправда. Сожалею, но вы оба ошибаетесь в моем господине.

Кияма очень вежливо повернулся к ней:

– Вы заняли совершенно правильную позицию, Марико-сан. Но, пожалуйста, давайте не будем обсуждать это сегодня вечером. Да, господин Исидо, а где сейчас господин Торанага? Каковы последние вести?

– Вчера с почтовым голубем пришло уведомление, что он в Мисиме. Теперь я жду ежедневных сообщений о его передвижениях.

– Что ж, значит, через два дня он пересечет границы своих владений, – подытожил Кияма.

– Да, господин Икава Дзикю готов приветствовать его в соответствии с его положением.

– Будем надеяться. – Кияма улыбнулся Отибе – он очень благосклонно относился к ней. – В этот день, госпожа, в честь такого случая можно ли попросить вас о позволении регентам приветствовать наследника?

– Наследник почтет это за честь, господин, – ответила она, к всеобщему одобрению. – А потом не соблаговолите ли вы и все здесь присутствующие быть его гостями на состязании поэтов? А регенты – стать судьями?

Все бурно зааплодировали.

– Благодарю вас, но не предпочтительнее ли, чтобы роль судей взяли на себя вы и принц Огаки с кем-нибудь из дам?

– Очень хорошо, если вы так желаете.

– Тогда, госпожа, какую же выбрать тему? И первую строку стихотворения? – Поэтический дар принес Кияме не меньше славы, чем искусное владение мечом и отвага в бою.

– Пожалуйста, Марико-сан, может быть, вы ответите господину Кияме? – Все опять восхитились находчивостью Отибы – она была посредственной поэтессой, тогда как Марико – искусной, что было известно всем.

Марико это обращение польстило. Она задумалась на минуту.

– Тема – сегодняшний вечер, госпожа Отиба, и первая строка – «На ветке без листьев…».

Отиба и остальные похвалили ее выбор. Кияма подобрел:

– Превосходно, но мы будем очень стараться выиграть у вас, Марико-сан.

– Надеюсь, вы простите меня, господин, но я не смогу участвовать в состязании.

– Конечно, вы должны участвовать! – Кияма не принял ее слов всерьез. – Вы одна из лучших поэтесс в государстве. Без вас совсем не то.

– Прошу меня извинить, господин, но, к сожалению, меня здесь не будет.

– Не понимаю.

Отиба спросила:

– Что это значит, Марико-сан?

– О, пожалуйста, извините меня, госпожа, завтра я покидаю Осаку – вместе с госпожой Кирицубо и госпожой Садзуко.

Улыбка Исидо исчезла.

– И куда же вы направляетесь?

– Встретить своего сюзерена, господин.

– Господин Торанага будет здесь через несколько дней, разве не так?

– Госпожа Садзуко уже несколько месяцев не видела своего мужа, а господин Торанага еще не имел удовольствия полюбоваться на своего последнего сына. Конечно, госпожа Кирицубо будет сопровождать нас. Господин очень давно не видел и старшую из своих дам.

– Господин Торанага будет здесь так скоро, что вам нет надобности встречать его.

– Но я думаю, что это необходимо, господин.

Исидо решительно сказал:

– Вы только что прибыли, и мы соскучились по вашему обществу, Марико-сан. Особенно госпожа Отиба. Я согласен с господином Киямой: конечно, вы должны участвовать в состязании.

– Простите, но меня здесь не будет.

– Очевидно, вы устали, госпожа. Вы только что прибыли. Конечно, сейчас неподходящее время обсуждать такие личные дела. – Исидо повернулся к Отибе. – Может быть, госпожа Отиба, вам следует поприветствовать остальных гостей?

– Да-да, конечно! – вспыхнула Отиба.

Сразу же вновь образовалась очередь, послышался выжидательный гул, но мгновенно наступила тишина, когда раздался голос Марико:

– Благодарю вас, господин. Я согласна, но это не личное дело и здесь нечего обсуждать. Завтра я уезжаю, чтобы засвидетельствовать свое почтение моему сюзерену, с его дамами.

Исидо холодно произнес:

– Вы здесь, госпожа, по личному приглашению Сына Неба, а также регентов. Пожалуйста, потерпите. Ваш господин тоже будет здесь, и очень скоро.

– Согласна, господин. Но его императорское величество приглашает нас прибыть через двадцать два дня. Приглашение не содержит приказа мне или кому-то еще оставаться в Осаке до этого срока.

– Вы забываетесь, госпожа Тода.

– Прошу меня извинить, я меньше всего этого хотела. Простите, приношу свои извинения. – Марико повернулась к Огаки, придворному. – Господин, приглашение Возвышенного требует, чтобы я оставалась здесь до его приезда?

Улыбка Огаки была безукоризненно отрепетирована.

– Приглашение относится к двадцать второму дню этого месяца, госпожа. Оно требует вашего присутствия в этот день.

– Благодарю вас, господин. – Марико поклонилась и снова повернулась лицом к возвышению. – Оно требует моего присутствия в это время, господин Исидо, но не ранее. Так что завтра я выезжаю.

– Пожалуйста, будьте терпеливы, госпожа. Регенты рады вашему приезду, здесь нужно провести много всяких приготовлений, потребуется ваша помощь до приезда Возвышенного. Сейчас госпожа Оти…

– Простите, господин, но приказы моего сюзерена для меня важнее. Я должна выехать завтра.

– Вы не поедете завтра, и вас призывают… нет, обращаются к вам с почтительной просьбой принять участие в состязании у госпожи Отибы. Сейчас госпожа…

– Тогда я, значит, здесь в заключении – против моей воли?

Отиба сказала:

– Марико-сан, давайте пока отложим эти споры, прошу вас.

– Простите, Отиба-сама, но я прямой человек. Я открыто заявила, что у меня есть приказы моего сюзерена. Если я не могу их выполнить, то должна знать почему. Господин Исидо, я ограничена в свободе действий до двадцать второго дня? Если так, то по чьему приказу?

– Вы здесь почетный гость, – осторожно заверил Исидо, желая ее успокоить. – Я повторяю, госпожа, ваш господин скоро будет здесь.

Марико чувствовала нажим, но пыталась сопротивляться:

– Простите, но я еще раз хочу смиренно задать вопрос: я здесь, в Осаке, в заключении на следующие восемнадцать дней и если да, то по чьему приказу?

Исидо не спускал с нее глаз:

– Нет, вы не в заключении.

– Благодарю вас, господин. Прошу простить, что я говорила так откровенно.

Между тем многие дамы стали открыто шептаться: всех их держат здесь против воли, и если Марико-сан может уехать, то и они тоже. Можно выехать прямо завтра – о, как замечательно!

Шепот был перекрыт голосом Исидо:

– Что ж, госпожа Тода, коли вы выбрали такой бесцеремонный тон, я чувствую, что мой долг – просить регентов о формальном отказе, на случай если другие разделят ваше заблуждение. – Он грустно улыбнулся в мертвой тишине. – До этого времени вам придется оставаться здесь, чтобы быть готовой ответить на их вопросы и выслушать их решение.

– Я была бы польщена, господин, но для меня важнее всего долг перед моим сюзереном.

– Конечно. Но это займет лишь несколько дней.

– Простите, господин, но долг перед сюзереном требует моего отсутствия на несколько ближайших дней.

– Вам нужно запастись терпением, госпожа. Это займет немного времени, так что дело закончено. Сейчас господин Ки…

– Простите, я не могу отложить свой отъезд.

Исидо повысил голос:

– Вы отказываетесь подчиниться Совету регентов?

– Нет, господин, – гордо отвечала Марико. – Нет, если регенты не требуют нарушения моего долга перед сюзереном, а это высший долг самурая!

– Вы останетесь здесь и будете ждать, пока не состоится встреча с регентами.

– Простите, мне приказано моим сюзереном сопровождать его дам на встречу с ним. И без промедления. – Марико вынула из рукава свиток и церемонно протянула его Исидо.

Он развернул свиток, посмотрел:

– Все равно – вы должны ждать разрешения регентов.

Марико с надеждой подняла взор на госпожу Отибу, но встретила только мрачное неодобрение, обернулась к Кияме, однако тот хранил невозмутимое молчание.

– Пожалуйста, извините меня, господин Исидо, но сейчас нет войны. Мой господин подчиняется регентам, так что в течение следующих восемнадцати дней…

– Этот вопрос закрыт!

– Этот вопрос будет закрыт, если вы, господин, проявите вежливость и дадите мне закончить! Я не какая-нибудь крестьянка, чтобы попирать мои права. Я – Тода Марико-но Бунтаро-но Хиромацу, дочь Акэти Дзинсая. Мой род – Такасима. Мы были самураями тысячу лет. И я никогда не буду пленницей, заложницей или узницей. Следующие восемнадцать дней, до самого дня, назначенного Возвышенным, я свободна ходить куда пожелаю – как и все остальные.

– Наш господин, тайко, был когда-то крестьянином. Многие самураи из крестьян. Каждый даймё был когда-то в прошлом крестьянином. Даже первый Такасима. Все когда-то были крестьянами. Слушайте внимательно: вы будете ждать, сколько потребуется регентам.

– Нет! Простите меня, мой первый долг – быть послушной моему сюзерену!

Взбешенный Исидо двинулся к ней.

Хотя Блэкторн почти ничего не понял из их разговора, его правая рука незаметно скользнула в левый рукав, чтобы достать спрятанный там метательный нож.

Исидо наступал на нее:

– Вы будете…

В этот момент началось какое-то шевеление у дверей. Заплаканная служанка пробилась через толчею и подбежала к Отибе.

– Пожалуйста, простите меня, госпожа, – захныкала она, – но Ёдоко-сама… она просила вас… она… Вы должны поторопиться, наследник уже там…

Обеспокоенная Отиба оглянулась на Марико и Исидо, скользнула взглядом по лицам гостей, обращенным к ней, сделала им полупоклон и заторопилась к выходу.

– Я поговорю с вами позднее, Марико-сан, – бросил Исидо и последовал за Отибой, тяжело ступая по татами.

При его приближении шепот стихал и тут же возникал снова. Колокола прозвонили наступление следующего часа. Блэкторн приблизился к Марико:

– Марико-сан, что случилось?

Она продолжала не дыша смотреть на возвышение. Кияма снял сведенную судорогой руку с рукоятки меча.

– Марико-сан!

– Да, господин?

– Могу я предложить вам вернуться домой? Не разрешите ли побеседовать с вами позднее – скажем, в час свиньи?

– Да-да, конечно, пожалуйста. Извините меня, но я должна была… – Она замолчала.

– Сегодня плохой день, Марико-сан. Может быть, Бог возьмет вас под свою защиту. – Кияма повернулся к ней спиной и властно произнес на весь зал: – Я предлагаю всем разойтись по домам и ждать… ждать и молиться, чтобы бесконечность могла принять госпожу Ёдоко-сама быстро и легко, если пришло ее время. – Он глянул на Сарудзи, который все еще был ошеломлен: – Вы пойдете со мной! – И вышел.

Сарудзи направился за ним, ему не хотелось оставлять мать, но он подчинился приказу, смущенный оказанным ему вниманием.

Марико простилась с гостями общим полупоклоном и двинулась в сторону выхода. Кири облизывала пересохшие губы, госпожа Садзуко, дрожащая от испуга, стояла рядом. Кири взяла госпожу Садзуко за руку, и обе женщины последовали за Марико. Ябу вышел с Блэкторном раньше. Теперь они сопровождали дам, вдруг осознав, что из всех присутствующих они единственные самураи, носящие форму Торанаги. Снаружи их ждали серые.

– Чего ради вы вдруг заупрямились? Глупо ведь… – налетел на нее Ябу.

– Простите. – Марико скрывала настоящую причину. Ей хотелось, чтобы Ябу оставил ее в покое. Она была взбешена его грубостью. – Так получилось, господин. Поначалу это было празднование дня рождения, а потом… Я не знаю. Пожалуйста, извините меня, Ябу-сама. Пожалуйста, извините меня, Андзин-сан.

Блэкторн попытался что-то говорить, но Ябу сразу перестал обращать на него внимание, и он прислонился к раме окна. Он был зол, голова болезненно пульсировала от напряженных усилий понять, о чем идет речь.

– Простите, Ябу-сама! – Боже, как надоедливы эти мужчины, все им нужно объяснять, с подробностями… Они не видят дальше собственного носа…

– Вы подняли бурю, которая погубит всех нас! Глупо!

– А справедливо то, что мы заперты?! Господин Торанага отдал мне приказ…

– Этот приказ бессмыслен. Его умом, видно, завладели дьяволы! Вам следует извиниться и взять свои слова обратно. Теперь охрана будет усилена – комар не пролетит! Исидо, конечно, отменит наши разрешения на выход, вы все погубили. – Он посмотрел на Блэкторна. – Что нам теперь делать?

Они втроем находились в гостиной дома Марико, располагавшегося во внутреннем кольце укреплений. Серые – их было даже больше, чем обычно, – проводили их сюда, а теперь расположились за воротами. Кири и госпожа Садзуко отправились в свои апартаменты под такой же «почетной» охраной, и Марико обещала, что посетит их после встречи с Киямой.

– Но охрана вас не выпустит, Марико-сан, – пролепетала напуганная Садзуко.

– Не беспокойтесь, ничего не изменилось. В пределах замка мы можем передвигаться свободно, хотя и с охраной.

– Они остановят вас! О, зачем вы…

– Марико-сан права, дитя мое. – На Кири все это не подействовало. – Не беспокойтесь! Мы скоро увидимся, Марико-сан. – И Кири отправилась в свое крыло замка, коричневые закрыли за ней ворота.

Марико перевела дыхание и пошла к себе, сопровождаемая Ябу и Блэкторном. Ей вспомнилось, как она стояла одна против Исидо и заметила, что правая рука Блэкторна нащупывает метательный нож, – это придало ей новых сил. «Да, Андзин-сан, – подумала она, – вы единственный, на кого я могу положиться».

Она перевела взгляд на Ябу, который сидел напротив нее скрестив ноги и скалился. То, что Ябу при всех встал на ее сторону и вышел вместе с ней, приятно ее удивило. Благодарная ему за поддержку, стесняясь того, что вышла из себя, она отбросила свое обычное высокомерие и резкость и решила потешить его гордыню:

– Пожалуйста, извините меня за мою глупость, Ябу-сама. – Голос ее был полон раскаяния, она, казалось, едва сдерживала слезы. – Конечно, вы правы. Простите меня, я только глупая женщина.

– Согласен. Глупо идти против Исидо в его собственном гнезде.

– Да-да, простите. Можно предложить вам саке или чая? – Марико хлопнула в ладоши, сразу же открылась внутренняя дверь и появилась Тиммоко, с растрепанными волосами и испуганным, опухшим от слез лицом. – Принеси чая и саке для моих гостей. И перекусить. И приведи себя в порядок! Как ты осмелилась появиться в таком виде? Думаешь, это крестьянская хижина? Ты позоришь меня перед господином Касиги! – (Тиммоко залилась слезами.) – Простите, господин, пожалуйста, извините ее за такое непристойное поведение.

– Э-э, это не важно. А вот как быть теперь с Исидо? Э-э-э, госпожа… ваша шпилька о крестьянах оставит отметку надолго, ведь это удар по самолюбию господина военачальника. У вас появился теперь такой враг! Ваши слова его оскорбили и унизили перед всеми!

– Вы так думаете? Пожалуйста, извините меня, я не хотела его оскорбить.

– Эх, он крестьянин, всегда им был и останется и всегда будет ненавидеть нас, настоящих самураев.

– О, господин, как вы умны, что поняли это. Благодарю вас за то, что подсказали. – Марико поклонилась и сделала вид, что вытирает слезы, потом добавила: – Позвольте мне сказать, что я чувствую себя теперь такой защищенной – вашей силой… Если бы не вы, думаю, я просто потеряла бы сознание.

– Глупо было нападать на Исидо перед всеми. – Ябу уже несколько успокоился.

– Да, вы правы. Как жаль, что не все наши вожди так сильны и умны, как вы, господин, а то наш господин Торанага не попал бы в такую беду.

– Согласен. Но вы все же поступили опрометчиво.

– Прошу меня простить. Да, это моя вина. – Марико все еще мужественно сдерживала слезы. Она опустила глаза и прошептала: – Благодарю вас, господин, что вы приняли мои извинения… Вы так великодушны…

Ябу кивнул: он заслужил эти похвалы, ее раскаяние и покорность. Конечно же, он необыкновенно умен. Марико продолжала его ублажать и льстить ему. Скоро он стал абсолютно податлив.

– Можно мне объяснить все про мою глупость Андзин-сану? А он предложит какой-нибудь выход… – Она заставила себя произнести все это тихим, покаянным тоном.

– Да, очень хорошо.

Марико благодарно поклонилась ему, повернулась к Блэкторну и заговорила по-португальски:

– Пожалуйста, слушайте, Андзин-сан, слушайте и не задавайте вопросов. Простите, но сначала я должна была успокоить этого злобного негодяя, как вы его называете. – Она быстро рассказала ему, о чем спорила с Исидо и почему так заторопилась Отиба.

– Это все очень серьезно. – Он внимательно смотрел на нее.

– Господин Ябу спрашивает вашего совета. Что нужно сделать, чтобы выбраться из ловушки, в которую мы все угодили из-за моей глупости?

– Какой глупости? – Блэкторн наблюдал за ней, и его беспокойство все усиливалось. Она опустила взгляд вниз, на татами. Он заговорил с Ябу напрямую: – Я еще не разобрался, господин. Сейчас пойму – надо подумать.

Ябу угрюмо ответил:

– О чем тут думать? Мы в ловушке.

Марико перевела, не поднимая глаз.

– Это верно, Марико-сан? – спросил Блэкторн. – Это всегда было так?

– Да, к сожалению.

Он отвернулся, глядя в ночь. Факелы горели в нишах каменных стен, окружающих передний садик. Свет играл на влажных листьях, которые специально окропили водой. Западнее находились обитые полосами железа ворота, охраняемые самураями в коричневой форме.

– Ты… – услышала она его голос, он говорил не оборачиваясь. – Я должен поговорить с тобой наедине.

– Ты… Да, я тоже. – Она отвернулась от Ябу, которому не доверяла. – Сегодня вечером я найду тебя. – Она взглянула на Ябу. – Андзин-сан согласен с вами, господин, по поводу моей глупости, прошу меня извинить.

– Ну и что же теперь делать?

– Андзин-сан, – ее голос был сух и деловит, – сегодня, позднее, я пойду к Кирицубо-сан. Я знаю, где вы живете, и найду вас.

– Да, благодарю вас. – Он все еще сидел, отвернувшись от Марико.

– Ябу-сама, – почтительно обратилась к даймё Марико, – сегодня вечером я собираюсь зайти к Кирицубо-сан. Она умная женщина. Может быть, она найдет выход.

– Выход только один, – отрезал Ябу с убежденностью, от которой ей стало нехорошо, глаза его горели как уголья. – Завтра вы извинитесь. И останетесь.

Кияма прибыл в назначенный час. С ним был Сарудзи, и сердце у Марико упало.

Покончив с формальными приветствиями, Кияма угрюмо произнес:

– Ну а теперь, Марико-сан, объяснитесь, пожалуйста.

– Войны нет, господин. Нас не следует здесь задерживать или обращаться с нами как с заложниками, поэтому я могу идти куда захочу.

– Необязательно вести войну, чтобы брать заложников. Вы это знаете. Госпожа Отиба была заложницей в Эдо для безопасности вашего господина, когда он находился здесь, и никакой войны тогда не было. Господин Судара и его семья сейчас заложники у его брата, а они не воюют.

Марико сидела молча, опустив голову.

– Здесь многие – заложники того, что их господа будут выполнять решения Совета регентов, который правит государством. Это мудро, это обычный образ действий.

– Да, господин.

– Будьте добры, изложите мне настоящую причину.

– Господин?

Кияма не сдержал раздражения:

– Не дурачьте меня! Я не какой-нибудь крестьянин! Я хочу знать, почему вы так вели себя сегодня вечером!

Марико подняла глаза:

– Простите, господин Исидо просто разозлил меня своим высокомерием. У меня есть приказы. Нет ничего плохого в том, что Кири и госпожа Садзуко отлучатся на несколько дней, чтобы встретиться с нашим господином.

– Вы очень хорошо знаете, что это невозможно! Господин Торанага тоже должен знать это, даже лучше вас.

– Извините, но мой господин отдал мне такие приказы. Самурай не обсуждает приказы своего господина.

– Да, но я обсуждаю их, потому что они бессмысленны! Ваш господин не должен нести чушь или делать ошибки! И я настаиваю на том, что имею право задать этот вопрос.

– Прошу меня извинить, господин, но здесь нечего обсуждать.

– Нет, здесь есть о чем поговорить. Например, о Сарудзи. А также о том, что я имел честь знать вас всю вашу жизнь. Хиромацу-сама – самый старый из оставшихся моих друзей, и ваш отец был самым лучшим моим другом и верным союзником до последних четырнадцати дней своей жизни.

– Самурай не оспаривает приказов своего сюзерена.

– Сейчас вы можете сделать одно из двух, Марико-сан. Вы извинитесь и останетесь или попытаетесь уехать. Если вы попытаетесь уехать, то будете остановлены.

– Да, я понимаю.

– Вы извинитесь завтра. Я соберу регентов, и они примут решение. Потом вам будет разрешено поехать, с Кирицубо и госпожой Садзуко.

– Пожалуйста, извините меня, сколько времени это все займет?

– Не знаю. Несколько дней.

– Простите, у меня нет этих нескольких дней, мне приказано выехать сразу же.

– Посмотрите на меня! – Она повиновалась. – Я, Кияма Укон-но Оданага, правитель Хиго, Сацумы и Осуми, регент Японии из династии Фудзимото, глава даймё-христиан Японии, прошу вас остаться.

– Извините. Мой сюзерен запрещает мне оставаться.

– Вы понимаете, о чем я говорю?

– Да, господин. Но у меня нет выбора, прошу меня извинить.

Он показал на ее сына:

– Помолвка моей внучки и вашего сына Сарудзи… Я вряд ли пойду на это, если вы попадете в опалу.

– Да, господин, – ответила Марико с болью в сердце. – Я поняла это. – Она видела, что мальчик в отчаянии. – Прости, сын мой, но я должна выполнить свой долг.

– Прошу извинить меня, мама, – сказал Сарудзи, – но разве… разве ваш долг по отношению к наследнику не более важен, чем ваши обязанности перед господином Торанагой? Наследник – наш настоящий сюзерен.

– Да, сын мой. И нет. Господин Торанага имеет надо мной власть, наследник – нет.

– Это не значит, что господин Торанага имеет власть над наследником тоже?

– Нет. Извини, нет.

– Пожалуйста, мама, извините меня, я не понял, но мне кажется, если наследник отдает приказ, то этим приказом отменяются приказы господина Торанаги.

Она не ответила.

– Ответьте ему! – рявкнул Кияма.

– Это ты сам придумал, сын мой? Или кто-нибудь тебе это внушил?

Сарудзи нахмурился, пытаясь вспомнить.

– Мы… господин Кияма и… и его госпожа… мы говорили об этом. И отец-инспектор. Я не помню… Полагаю, я сам додумался. Отец-инспектор сказал, что я был прав, да, господин?

– Он сказал, что наследник более важен в нашем государстве, чем господин Торанага. По закону. Пожалуйста, ответьте ему прямо, Марико-сан.

Марико объяснила:

– Если бы наследник был мужчина в возрасте кампаку, официальный глава государства, каким был тайко, его отец, тогда я повиновалась бы ему через голову господина Торанаги. Но Яэмон – дитя, фактически и по закону, следовательно, недееспособен. По закону. Тебя устраивает такой ответ?

– Но… но он все же наследник, так? Регенты слушают его… Господин Торанага признает его. Что… что значит год, несколько лет, мама? Если вы не извинитесь… Прошу меня простить, но я боюсь за вас. – Губы юноши задрожали.

Марико хотелось подойти, обнять и защитить его, но она не сделала этого.

– Я не боюсь, сын мой! Я ничего не боюсь на этой земле! Я боюсь только Божьего суда. – Она обращалась к Кияме.

– Да, – заметил Кияма, – я это знаю. Может быть, Мадонна благословит вас. – Он помолчал. – Марико-сан, вы извинитесь перед господином Исидо публично?

– Да, с радостью, при условии, что он уберет всех своих самураев с моей дороги и даст письменное разрешение мне, госпоже Кирицубо и госпоже Садзуко выехать завтра утром.

– Вы подчинитесь приказу регентов?

– Прошу простить меня, господин, но в этом случае – нет.

– Вы удовлетворите их просьбу?

– Прошу меня извинить, но в этом случае – нет.

– Вы согласны с требованием наследника и госпожи Отибы?

– Прошу простить, с каким требованием?

– Посетить их, оставаться с ними несколько дней, пока мы не решим это дело.

– Прошу меня извинить, господин, но о чем здесь говорить?

Терпение Киямы закончилось, и он рявкнул:

– О будущем государства, во-первых, о будущем Матери-Церкви, во-вторых, и вдобавок о вашем будущем! Ясно, что эта ваша дружба с чужеземцем испортила вас, отравила ваши мозги – теперь я в этом убедился!

Марико ничего не ответила, она лишь смотрела на него.

Усилием воли Кияма взял себя в руки.

– Прошу извинить меня… мою несдержанность. И мою невежливость, – натянуто произнес он. – Меня извиняет то, что я очень тревожусь. – Он с достоинством поклонился. – Я прошу меня извинить.

– Это моя вина, господин. Прошу извинить, что я нарушила ваше спокойствие и причинила вам неудобство. Но у меня нет выхода.

– Ваш сын указал один выход, я предложил вам несколько.

Она не ответила.

В комнате стало душно, хотя ночь была прохладной, а ветер заметно колебал пламя факелов.

– Так вы решили?

– У меня нет выхода, господин.

– Очень хорошо, Марико-сан. Мне больше нечего сказать. Кроме одного: я приказываю вам не спешить с решением… Я прошу вас об этом. – (Она наклонила голову.) – Сарудзи-сан, пожалуйста, подождите меня за дверью! – приказал Кияма.

Юноша был в смятении и с трудом ответил:

– Да, господин. – Он поклонился Марико. – Прошу извинить меня, мама.

– Может быть, Бог о тебе позаботится.

– И о вас.

– Аминь! – сказал Кияма.

– Спокойной ночи, сын!

– Спокойной ночи, мама!

Как только они остались одни, Кияма начал:

– Отец-инспектор очень обеспокоен.

– Мною, господин?

– Да. А еще он беспокоится о Святой церкви и о чужеземце. И о корабле чужеземцев. Сначала расскажите мне об Андзин-сане.

– Он необычный человек – очень сильный и очень умный. На море он… Он живет морем. Он кажется частью корабля, и на море нет человека, который может сравниться с ним в смелости и ловкости.

– Даже Родригу-сан?

– Андзин-сан дважды одолевал его. Один раз – здесь, один раз – на пути в Эдо. – Она рассказала ему о ночном визите Родригеса во время их остановки в Мисиме, о спрятанном оружии и обо всем, что услышала. – Если бы их корабли были одинаковыми, Андзин-сан победил бы. Даже если бы они не были одинаковыми, я думаю, он все равно победил бы.

– Расскажите мне о его корабле.

Она повиновалась.

– Расскажите мне о его вассалах.

Марико подробно изложила, как они появились.

– Почему господин Торанага дал ему вассалов, вернул корабль, деньги и свободу?

– Мой господин не говорил мне об этом.

– А что вы сами думаете?

– Возможно, он освободил Андзин-сана, чтобы напустить его на своих врагов, – ответила Марико, потом добавила не извиняясь: – Раз уж вы меня спрашиваете, скажу, что враги у Андзин-сана и моего господина одни и те же: португальцы, святые отцы, помогающие им, господа Харима, Оноси и… вы… господин.

– Почему Андзин-сан считает нас своими врагами?

– Все дело в Нагасаки, торговле и том, что вам подвластно побережье Кюсю, господин. И в том, что вы – глава даймё-католиков.

– Церковь не враг господина Торанаги. И святые отцы – тоже.

– Простите, но господин Торанага считает, что святые отцы поддерживают господина Исидо, как и вы.

– Я на стороне наследника. Я против вашего господина, потому что он не на его стороне и потому что он разрушает нашу веру здесь.

– Простите, но это не так. Мой сюзерен настолько выше господина Исидо! Вы чаще выступали на его стороне, чем против него, и знаете, что ему можно доверять. Почему вы перешли на сторону его заклятого врага? Господин Торанага всегда хотел торговать, и он не противник христиан, как господин Исидо и госпожа Отиба.

– Прошу извинить меня, Марико-сан, но я считаю, что господин Торанага втайне ненавидит нашу христианскую веру, нашу Церковь и готов прекратить династию и уничтожить наследника и госпожу Отибу. Его магнит – сёгунат, только он! Он хочет стать сёгуном, и все его поступки нацелены только на это.

– Клянусь Богом, господин, я не верю!

– Я знаю, но это не делает вас правой. – Мгновение он смотрел на нее. – Вы допускаете, что Андзин-сан и его корабль очень опасны для Церкви? Родригес согласен с вами. Если Андзин-сан встретится с черным кораблем в море, это грозит бедой.

– Да, я тоже так считаю, господин.

– Это очень повредит нашей Матери-Церкви, так ведь?

– Да.

– Но вы тем не менее не поможете Матери-Церкви?

– Он не против Матери-Церкви, господин, и на самом деле не против святых отцов, хотя и не доверяет им. Он только против врагов своей королевы. А черный корабль нужен ему из-за денег.

– Но он враг истинной веры и, следовательно, еретик.

– Да. Но я не верю, что святые отцы всегда говорят правду. И многое никогда не будет нам известно. Цукку-сан допускал многое. Мой сюзерен приказал мне стать доверенным лицом и другом Андзин-сана, учить его нашему языку и обычаям, учиться у него тому, что может быть полезно для нас. И я нашла…

– Вы имеете в виду – полезно для Торанаги.

– Господин, повиновение сюзерену – главное в жизни самурая. Разве не этого повиновения вы требуете от всех своих вассалов?

– Да. Но ересь ужасна, и мне кажется, что вы объединились с чужеземцем против нашей Церкви и заражены его ересью. Я молюсь, чтобы Бог открыл вам глаза, Марико-сан, прежде чем вы лишите себя спасения. Теперь последнее: отец-инспектор сказал, что у вас есть для него какие-то личные сведения.

– Господин? – Это было совершенно неожиданно.

– Он сказал, что несколько дней назад прибыло письмо от Цукку-сана. Со специальным гонцом из Эдо. У вас есть сведения о моих союзниках.

– Я просила отца-инспектора о свидании завтра утром.

– Да. Он поделился со мной. Ну?

– Прошу меня извинить, но завтра, после того как увижусь с ним, я…

– Не завтра – сейчас! Отец-инспектор сказал, это связано с господином Оноси и касается Церкви и вы должны будете сразу мне все открыть. Честное слово, это его слова. Неужели пришли такие времена, что вы мне не доверяете?

– Простите. Я договорилась с Цукку-саном. Он просил меня откровенно побеседовать с отцом-инспектором.

Марико поняла, что у нее нет выбора. Она рассказала Кияме все, что знала, о заговоре против него. Он не хотел верить, пока не узнал об источнике информации.

– Его исповедник? Он?

– Да. Прошу прощения.

– Жаль, что Урага погиб, – огорчился Кияма. Мало того что ночное нападение на Андзин-сана оказалось столь же неудачным, как и другая стычка, так еще убит единственный человек, который мог доказать, что его враг Оноси – изменник. – Урага будет вечно гореть в аду за такое святотатство. Он сделал ужасную вещь. Он заслуживает отлучения от Церкви и адского огня, но тем не менее сослужил мне большую службу, рассказав все, – если только это правда. – Кияма посмотрел на нее – он вдруг как-то сразу состарился. – Мне не верится, что Оноси сделал это. Или что господин Харима был участником.

– А могли бы вы… могли бы вы спросить господина Хариму, правда ли все это?

– Да, но он никогда не откроет истины. Я бы не признался, а вы? Печально все это… Как ужасны иной раз поступки людей!

– Да, я согласна с вами.

– Я не могу вам поверить, Марико-сан. Урага мертв, мы не можем получить никаких доказательств. Я приму меры, но… но я не могу поверить…

– Одна мысль, господин. Вам не кажется странным, что господин Исидо приставил охрану к Андзин-сану?

– Почему – странным?

– Зачем его охранять, когда он его так ненавидит? Очень странно. Может быть, теперь господин Исидо видит в Андзин-сане возможное оружие против даймё-католиков?

– Не понимаю вас.

– Если, не дай Бог, вы погибнете, господин, то господин Оноси станет верховным правителем на Кюсю. Что мог бы предпринять господин Исидо, чтобы усмирить Оноси? Ничего – только, может быть, использовать Андзин-сана.

– Это возможно, – не сразу согласился Кияма.

– Есть только одна причина охранять Андзин-сана: потом его использовать. Где? Только против португальцев, а тем самым против даймё-христиан с Кюсю.

– Так-так…

– Я думаю, Андзин-сан так же важен для вас, как и для Оноси, Исидо или моего господина. Важен живым. Его познания огромны. Только знания могут защитить нас от чужеземцев, даже от португальцев.

Кияма презрительно заявил:

– Мы можем сокрушить их, уничтожить когда захотим. Они докучают нам, как комары лошади, и только.

– Если Святая Мать-Церковь победит и все земли станут христианскими, о чем мы молимся, что тогда? Сохранятся ли наши законы? Останется ли бусидо, противоречащий заповедям? Думаю, нет, как и везде в католическом мире, если святые отцы захватывают власть. Нам следует к этому подготовиться. – Кияма не ответил, и тогда она осторожно предложила: – Господин, я прошу вас, пусть Андзин-сан расскажет вам, что происходит в мире.

– Нет, не согласен. Мне кажется, он напустил на вас порчу, Марико-сан. Я верю святым отцам. Думаю, ваш Андзин-сан подстрекается Сатаной и его ересь, прошу понять, уже заразила и вас. Три раза вы упомянули католиков, когда имели в виду христиан. Разве это не значит, что вы согласны с ним: есть две истинные веры, две Христианские церкви? Разве угроза, с которой вы выступили сегодня вечером, не нож в живот наследника? Разве она не противоречит интересам Церкви? – Он встал. – Благодарю вас за предупреждение. С Богом.

Марико достала из рукава небольшой, тонкий запечатанный свиток.

– Господин Торанага просил меня передать вам это.

Кияма взглянул на нетронутую печать.

– Вы знаете, о чем это, Марико-сан?

– Да, мне приказано уничтожить послание и передать его устно, если меня будут обыскивать.

Кияма вскрыл печать. В письме еще раз повторялись заверения Торанаги о стремлении к миру между ними, о полной поддержке наследника и всей династии и сообщалось об Оноси. Оно кончалось словами:

У меня нет других доказательств вины Оноси, кроме тех, что сообщил Урага-но Тадамаса. Вы, конечно, сможете увидеть его в Осаке и поговорить с ним, если пожелаете. Однако у меня есть доказательства, что Исидо разгласил тайный уговор с Вами, отдающий Канто Вашим потомкам после моей смерти. Канто тайно обещали моему брату Дзатаки, если он предаст меня, что он уже и сделал. Прошу меня извинить, старина, но Вы тоже преданы. После моей смерти Вы и Ваша семья будете уничтожены, как и вся Христианская церковь. Я прошу Вас подумать об этом. Скоро у Вас будут доказательства моей правоты.

Кияма перечитал письмо, а Марико внимательно наблюдала за ним, как приказал Торанага: «Внимательно понаблюдайте за ним, Марико-сан. Я не уверен, что он заключил соглашение с Исидо по поводу Канто. Об этом сообщали мои шпионы, но я не уверен. Вы поймете все по тому, что он сделает – или не сделает, – если отдадите ему это письмо в подходящий момент». Она уловила реакцию Киямы. «Так, значит, это тоже верно», – подумала она.

Старый даймё поднял глаза и сказал решительно:

– И у вас есть доказательства его искренности, да?

– Нет, господин.

– Я вам не верю. И ему не верю. В измену Оноси – может быть. Но в остальном… Господин Торанага просто прибегает к своим старым трюкам, мешая правду с ложью, мед с дегтем. Боюсь, предали именно вас, Марико-сан.

Глава 54

– Мы выезжаем в полдень.

– Нет, Марико-сан. – Госпожа Садзуко была близка к слезам.

– Нет, конечно. – И Кири приуныла.

– Они остановят нас! – разрыдалась девушка. – Все так бессмысленно!

– Нет, – успокоила ее Марико, – вы не правы, Садзуко-сан, это очень нужно.

– Нам надо так немного, правда?

– Да.

– Очень немного! – согласилась Садзуко. – Простите, но это глупо, они нас остановят!

– Может быть, и нет, дитя мое, – поддержала Кири. – Марико-сан говорит, они дадут нам уехать. Господин Торанага полагает, они позволят нам уехать. Давайте думать, что нас отпустят. Ступайте и отдохните, ну же! Я должна поговорить с Марико-сан.

Садзуко ушла в большом волнении.

Кири сложила руки:

– Да, Марико-сан?

– Я отправлю с почтовым голубем шифрованное письмо о том, что случилось сегодня вечером. Он улетит на рассвете. Люди Исидо, конечно, попытаются завтра же уничтожить всех моих птиц, если догадаются, а я не смогу принести их сюда. Нет у вас письма, которое вы хотели бы отправить прямо сейчас?

– Да, я напишу его. Что, по-вашему, будет дальше?

– Господин Торанага уверен, что они дадут нам уехать, если я буду очень настойчива.

– Я так не думаю. И пожалуйста, извините меня, но я не думаю, что вы сами в это очень верите.

– Вы не правы… О, конечно, они могут задержать нас завтра утром, и, если они так сделают, будет большой скандал, угрозы… но все это не имеет значения. – Марико засмеялась. – О, угрозы, Кири-сан, будут продолжаться весь день и всю ночь. Но в полдень следующего дня нам разрешат выехать.

Кири покачала головой:

– Если нам позволят уехать, все остальные заложники тоже разъедутся из Осаки. Исидо будет нанесен сильный удар, он потеряет лицо. Он этого не допустит.

– Конечно. – Марико, похоже, была очень довольна. – Все равно он в ловушке.

Кири посмотрела на нее:

– Через восемнадцать дней наш хозяин будет здесь. Он должен быть здесь.

– Верно.

– Простите, тогда почему нам так важно сразу же уехать?

– Он считает, что это важно, Кири-сан. Достаточно важно, чтобы приказать нам это.

– Ах, так у него есть план?

– У него всегда много планов.

– Но с того момента, как Возвышенный согласился присутствовать, разве наш господин не в ловушке?

– Пожалуй…

Кири взглянула на дверь – она была закрыта. Подавшись вперед, Кири тихонько спросила:

– Тогда почему он тайно попросил меня внушить это госпоже Отибе?

Уверенность Марико начала таять.

– Он просил вас сделать это?

– Да. Из Ёкосэ, после того как первый раз поговорил с Дзатаки. Почему он сам прыгнул в эту ловушку?

– Не знаю…

Кири задумчиво покусывала губы.

– Хотела бы я знать… Мы скоро узнаем… Но вы не говорите мне всего, что знаете, Марико-сан.

Марико стала было протестовать, но Кири дотронулась до ее рукава, снова призывая к осторожности, и прошептала:

– В его письме ко мне говорится, что вам можно полностью доверять. Давайте больше не будем рассуждать на эту тему. Я доверяю вам, Марико-сан, но это не мешает мне размышлять.

– Пожалуйста, извините меня.

– Я горжусь вами! – Голос Кири окреп. – Стоять так перед Исидо и остальными! Хотела бы я, чтобы у меня было столько же мужества…

– Мне это было легко: наш господин сказал, что мы должны уехать.

– Думаю, это очень опасно – то, что мы делаем. Чем я могу помочь?

– Поддерживайте меня.

– Я вас поддерживаю. Вы всегда можете на это рассчитывать.

– Я останусь здесь, у вас, до рассвета, Кири. Но сначала я должна поговорить с Андзин-саном.

– Да. Я лучше пойду с вами.

Вдвоем они вышли из комнаты Кири, сопровождаемые коричневыми, прошли мимо самураев в коричневой форме, которые, явно гордясь Марико, отвесили церемонные поклоны. Кири провела ее по коридорам, через огромную комнату для приемов во внешний коридор. Здесь в карауле стояли коричневые и серые. При виде Марико ей одинаково почтительно поклонились и те и другие. И Марико, и Кири – обе были ошеломлены, заметив серых на своей территории, но скрыли разочарование и промолчали.

Кири показала на дверь.

– Андзин-сан? – окликнула Марико.

– Хай? – Дверь открылась, показался Блэкторн, за ним – двое серых. – Привет, Марико-сан!

– Привет. – Марико посмотрела на серых. – Я должна поговорить с Андзин-саном наедине.

– Извините, госпожа, – с глубоким уважением ответил ей старший. – К сожалению, господин Исидо приказал нам под страхом немедленной смерти ни в коем случае не оставлять его одного.

Ёсинака, назначенный в караул на этот вечер, подошел к ним:

– Прошу меня извинить, госпожа Тода, я согласен с этими двадцатью охранниками Андзин-сана. Это личное требование господина Исидо. Извините.

– Если господин Исидо беспокоится о безопасности Андзин-сана, это можно только приветствовать, – торжественно ответствовала Марико, в глубине души не очень-то обрадовавшись.

Предводитель серых получил распоряжение от Ёсинаки.

– Я отвечаю за Андзин-сана, пока с ним говорит госпожа Тода. А вы подождите снаружи!

– Извините, – твердо отвечал серый. – У нас нет другого выхода, как наблюдать лично.

Кири заявила:

– Я с радостью останусь здесь. Конечно, необходимо, чтобы кто-нибудь здесь оставался.

– Простите, Кирицубо-сан, но мы должны присутствовать. Извините, госпожа Тода, – серому, видимо, было неловко, – никто из нас не говорит на языке чужеземца.

– А мы и не думали, что вы столь невежливы, чтобы подслушивать. – Марико чуть не вышла из себя. – Но обычаи чужеземцев отличаются от наших.

– Серые должны повиноваться своему господину, – рассудил Ёсинака. – Вы были совершенно правы сегодня вечером, госпожа Тода: первая обязанность самурая – его долг перед сюзереном, и вы справедливо указали на это публично.

– Совершенно верно, госпожа, – с тем же чувством гордости согласился предводитель серых. – В жизни самурая нет ничего выше.

– Благодарю вас. – Марико импонировало их отношение к долгу самурая.

– Нам следует уважать и обычаи Андзин-сана, приятель. – Ёсинаке показалось, что он нашел выход. – Пожалуйста, пойдемте со мной. – Он привел их обратно в зал для приемов. – Пожалуйста, госпожа, пригласите Андзин-сана сюда и располагайтесь. – Он указал на возвышение в дальнем углу. – Охрана Андзин-сана останется у дверей и будет выполнять свой долг перед сюзереном, мы – свой, а вы сможете говорить сколько пожелаете согласно обычаям Андзин-сана.

Марико перевела Блэкторну предложение Ёсинаки и благоразумно продолжила на латыни:

– Они ни за что не оставят тебя одного сегодня ночью. У нас нет выхода, если только ты не хочешь, чтобы я приказала сразу же их убить.

– Я хочу поговорить с тобой наедине, – ответил Блэкторн, – но не ценой жизни. Благодарю тебя за то, что пришла.

Марико обратилась к Ёсинаке:

– Благодарю вас, Ёсинака-сан. Не будете ли вы так добры послать за курильницами – отогнать москитов?

– Конечно. Извините меня, госпожа, нет ли известий о госпоже Ёдоко?

– Нет, Ёсинака-сан. Я слышала, что она совсем плоха, но болей нет. – Марико улыбнулась Блэкторну. – Пойдемте сядем там, Андзин-сан.

Он пошел за ней следом. Кири вернулась в свои апартаменты, серые расположились у дверей зала для приемов. Предводитель серых встал около Ёсинаки, в нескольких шагах от остальных.

– Не нравится мне все это! – громко прошептал он.

– Неужели госпожа Тода собирается вытащить меч и убить его? Не обижайтесь, но где ваши мозги?

Ёсинака захромал дальше, проверяя посты. Серый посмотрел в угол зала: Марико и Андзин-сан сидели друг против друга, ярко освещенные факелами. Он не мог слышать, о чем они говорят, и сосредоточился на губах, но это было ненамного лучше, хотя он обладал хорошим зрением и говорил по-португальски. «Наверное, опять говорят на языке святых отцов. Ужасный язык, его невозможно постичь! И все-таки что тут такого? Почему бы госпоже не побеседовать с еретиком наедине, если ей это доставляет удовольствие? Ничто не вечно на земле! Это так печально! О Святая Мадонна, храни ее за смелость!»

– Латынь безопаснее, Андзин-сан. – Веер Марико разогнал гудящих перед ней москитов.

– Они могут услышать нас отсюда?

– Думаю, нет, если мы будем говорить, как ты меня учил, чуть-чуть двигая губами, и не повышать голос.

– Попробуем. Так что случилось с Киямой?

– Я люблю тебя…

– Ты…

– Я скучаю по тебе…

– И я по тебе… Как бы нам встретиться наедине?

– Сегодня вечером это невозможно. Завтра ночью… У меня есть план, любовь моя.

– Завтра? А что с твоим отъездом?

– Завтра они могут задержать меня, Андзин-сан. Пожалуйста, не тревожься. На следующий день мы все уедем куда захотим. Завтра ночью, если меня задержат, мы будем вместе.

– Каким образом?

– Мне поможет Кири. Не спрашивай как, что и почему. Это будет легко. – Она замолчала – подошли служанки с курильницами для отпугивания насекомых. Извилистые нити дыма скоро отогнали докучливых тварей.

Оставшись опять одни, они заговорили о своей поездке, счастливые просто тем, что снова вместе, любя друг друга без прикосновений, избегая разговоров о Торанаге и о том, что должно произойти завтра. Потом он спросил:

– Исидо – мой враг. Почему же вокруг меня столько охраны?

– Чтобы защитить тебя. Но также и чтобы удержать. Я думаю, Исидо захочет использовать тебя против черного корабля, Нагасаки и господ Киямы и Оноси.

– А, да. Я тоже думал об этом.

Она заметила, как он рассматривает ее.

– В чем дело, Андзин-сан?

– Вопреки тому, что считает Ябу, я не думаю, что ты глупая, ведь то, что было сказано сегодня вечером, сказано преднамеренно, с умыслом, по приказу Торанаги.

Она разгладила складку на своем парчовом кимоно:

– Он дал мне поручения. Да.

Блэкторн перешел на португальский:

– Он предал вас. Вы только приманка – знаете вы это? Вы только наживка на одном из его крючков.

– Почему вы так говорите?

– Вы приманка. Так же, как и я. Это очевидно. И Ябу приманка. Торанага послал нас всех сюда на заклание.

– Нет, вы не правы, Андзин-сан. Простите, но вы не правы.

Он сказал по-латыни:

– Я говорю тебе: ты красивая, и я люблю тебя, но ты лжешь.

– Никто не говорил мне этого раньше.

– Ты должна признать, что никто раньше не говорил тебе о любви.

Она опустила глаза:

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

– Что выиграет Торанага, пожертвовав нами? – (Она не ответила.) – Марико-сан, я имею право спрашивать. Я не боюсь – просто хочу знать, чего он этим добьется.

– Не знаю.

– Поклянись своей любовью и своим Богом!

– Даже ты? – с горечью ответила она по-латыни. – Ты тоже требуешь клясться Богом! И вопросы, бесконечные вопросы…

– Это твоя жизнь и моя жизнь, и я ценю их обе. Еще раз: что он выиграет?

Ее голос стал громче.

– Слушай же: да, это так – я выбрала время, и я не глупая женщина, и…

– Осторожнее, Марико-сан, пожалуйста, потише, а то…

– Извините. Да, это было сделано умышленно, при всех, как того пожелал Торанага.

– Зачем?

– Потому что Исидо – крестьянин, и он должен дать нам уехать. Вызов нужно было бросить перед его соратниками. Госпожа Отиба одобряет наше желание встречать господина Торанагу. Я говорила с ней, и она не возражала. Тебе не о чем беспокоиться.

– Мне не нравится, что ты вызываешь огонь на себя. Или яд. Или злобу. Где твое спокойствие? Где твои манеры? Может быть, тебе нужно поучиться наблюдать, как растут камни?

Марико перестала сердиться и расхохоталась:

– Ах ты… Ты прав, прав. Пожалуйста, извини меня. – Она опять почувствовала себя полной сил, вновь стала самой собой. – О, как я люблю тебя, уважаю и как гордилась тобой сегодня вечером! Я чуть не расцеловала тебя там перед всеми, как это у вас принято.

– Мадонна, это все равно что поджечь пороховой погреб!

– Если бы мы были одни, я бы целовала тебя, пока крики о помощи не заполнили бы всю вселенную!

– Благодарю тебя, госпожа, но ты – здесь, а я – там, и между нами – вся вселенная.

– О нет, между нами нет всей вселенной! Моя жизнь полна, потому что есть ты!

Через минуту он сказал:

– А приказы Ябу – извиниться и остаться?

– Они не могут быть выполнены, извините.

– Из-за приказов Торанаги?

– Формально – да, но на самом деле – нет, это только мое желание. Все это предложила ему я. И я сама просила разрешения приехать сюда, мой любимый. Клянусь Богом, это правда!

– Что же будет завтра?

Она рассказала ему, о чем говорила с Кири, добавив:

– Все идет лучше, чем задумывалось. Разве Исидо уже не твой патрон? Клянусь, я не понимаю, как господин Торанага может быть таким умным и всевидящим. Перед отъездом он объяснил мне, что произойдет, что может произойти. Он знал, что Ябу не имеет никакой власти на Кюсю. Только Исидо или Кияма могут защитить тебя здесь. Мы не приманки, мы под его защитой. Мы в совершенной безопасности.

– А эти девятнадцать дней… теперь уже восемнадцать… Торанага ведь должен быть здесь?

– Да.

– Тогда это, может быть, как говорит Исидо, только пустая трата времени.

– Наверняка я не знаю. Знаю только, что девятнадцать, восемнадцать или даже три дня могут равняться вечности.

– Или завтра?

– Завтра тоже. Или следующий день.

– А если Исидо завтра тебя не выпустит?

– Это наш единственный шанс. Исидо нужно заставить.

– Ты уверена?

– Да, клянусь Богом, Андзин-сан!

Блэкторн силился освободиться от ночного кошмара, но, едва проснулся, тревожные тени сразу исчезли. День только начинался, через москитную сетку на него смотрели серые.

– Доброе утро, – приветствовал он их, хотя ему и не нравилось, что за ним наблюдали во время сна.

Блэкторн выбрался из-под сетки, вышел в коридор, спустился вниз по лестнице и направился в уборную во дворе. Охранники, и серые, и коричневые, шли рядом, но он не обращал на них внимания. Рассвет был мглистый. Небо на востоке уже очистилось от тумана, пахло солью и сыростью с океана. Уже появились стаи мух. «День будет жаркий», – подумал он.

Послышались звуки приближающихся шагов – он заметил в дверном проеме Тиммоко. Она терпеливо дожидалась его, болтая с охранниками, и усердными поклонами приветствовала Блэкторна.

– Где Марико-сан? – спросил он.

– Она у Кирицубо-сан, Андзин-сан.

– Спасибо. Когда уезжаете?

– Скоро, господин.

– Передайте, что я хотел бы пожелать ей доброго утра перед отъездом. – Он сказал это еще раз, хотя Марико уже пообещала найти его перед тем, как вернется домой, чтобы собраться в дорогу.

– Да, Андзин-сан.

Он кивнул, как подобает самураю, и пошел мыться. Здесь не было заведено принимать по утрам горячую ванну, но он каждое утро обливался холодной водой.

– Э-э, Андзин-сан, – всякий раз говорили телохранители и случайные свидетели, – это, конечно, очень полезно для вашего здоровья.

Одевшись в коричневое кимоно, с мечами и пистолетом за поясом, Блэкторн пошел к стене, возвышающейся над двором этого крыла замка. Коричневые на постах приветствовали его как равного, но серые проявляли беспокойство. На крепостной стене сгрудилась масса серых, не упускавших из поля зрения ничего, что происходило за воротами.

– Много серых, намного больше, чем обычно. Вы меня поняли, Андзин-сан? – Это Ёсинака вышел на балкон.

– Да.

Командир серых приблизился к ним:

– Пожалуйста, не подходите слишком близко к краю, Андзин-сан. Извините.

Солнце встало над горизонтом, лучи его приятно согревали кожу. На небе ни облачка, ветер стихал. Предводитель серых указал на меч Блэкторна:

– Это «Продавец масла», Андзин-сан?

– Да, приятель.

– Не разрешите ли посмотреть на клинок?

Блэкторн выдвинул клинок из ножен. Согласно обычаю меч не следовало вытаскивать полностью, если вы не собирались снести чью-то голову.

– Красивое зрелище! – восхитился капитан.

Все, кто был рядом, коричневые и серые, толпились вокруг, одинаково завороженные. Блэкторн убрал меч – нельзя сказать, чтобы он был недоволен.

– Я польщен тем, что мне позволили носить «Продавца масла».

– А вы умеете владеть мечом, Андзин-сан? – спросил командир.

– Нет. Не так хорошо, как самураи. Но я учусь.

– Это очень хорошо.

На переднем дворе, двумя этажами ниже, тренировались серые – там все еще держалась тень, солнышко не дошло туда. Блэкторн понаблюдал за ними:

– Сколько здесь самураев, Ёсинака-сан?

– Четыреста три человека, Андзин-сан, включая тех двести, что пришли со мной.

– А снаружи?

– Серых? – Ёсинака засмеялся. – Много, очень много…

Предводитель серых обнажил в ухмылке зубы:

– Почти сто тысяч, Андзин-сан. Вы поняли? Сто тысяч.

– Понял, спасибо.

Все, кто был во дворе, смотрели вниз: из-за дальнего угла выходил и приближался к их тупику кортеж в сопровождении стражи – носильщики, вьючные лошади и три паланкина. Проход между высокими стенами еще тонул в тени, в нишах горели факелы. Даже с такого расстояния заметно было, как нервничали носильщики, а серые, что шли за ними, казались притихшими и настороженными. Притаились и коричневые, стоявшие на страже. Высокие ворота крепости открылись, пропуская кортеж, сопровождавшие его серые остались снаружи, и ворота снова закрылись. Гигантский железный засов лег на свое место в причудливых скобах, глубоко заделанных в гранит. Подъемные решетки на этом входе отсутствовали.

Ёсинака обратился к Блэкторну:

– Андзин-сан, пожалуйста, извините меня, я должен проверить, все ли в порядке.

– Я подожду здесь.

– До встречи. – Ёсинака ушел.

Командир серых, подойдя к парапету, свесил голову вниз. «Боже мой, – подумал Блэкторн, – надеюсь, Марико права и Торанага прав… Теперь недолго…» Он посмотрел, высоко ли поднялось солнце, и невнятно пробормотал про себя по-португальски:

– Скоро отправятся.

Сам того не сознавая, серый буркнул что-то утвердительное, и Блэкторну стало ясно, что тот понял его фразу на португальском, значит это христианин и еще один возможный враг… Он задумался о прошедшей ночи. Как будто он говорил с Марико только по-латыни. Ведь она сказала на латыни: «…чтобы я приказала сразу же их убить». Говорит ли серый на латыни, как тот, другой, что был убит при бегстве из Осаки?

Солнце уже набрало силу, и Блэкторн отвел взгляд от предводителя серых. «Если ты не убил меня ночью, то, может быть, и никогда не сделаешь этого», – подумал он и сразу выбросил мысли о нем из головы. Внизу он разглядел Кири: она вышла на передний двор, командуя служанками, несущими корзины и ящики для погрузки на вьючных лошадей. На главных ступенях лестницы она казалась такой маленькой… Когда-то Садзуко умышленно поскользнулась здесь, отвлекая внимание, что использовал Торанага. Недалеко от этого места, немного севернее, был разбит уютный садик и стоял маленький дом, где он впервые увидел Марико и Яэмона, наследника. Мысленным взором Блэкторн проследил, как кортеж в полдень покидает замок, кружит по лабиринтам, беспрепятственно выезжает из крепости, пробирается лесами вниз, к морю. Он молился, чтобы Марико и ее спутники поскорее оказались в безопасности. Как только они уедут, отбудут и они с Ябу – сядут на галеру и выйдут в море.

Отсюда, со стены, море казалось совсем близким – оно манило, дразнил горизонт…

– Конбан ва, Андзин-сан!

– Марико-сан! – (Она, как всегда, неотразима!) – Конбан ва. – Блэкторн тут же, опустив вежливые фразы, перешел на латынь: – Берегитесь этого командира серых – он понимает португальский. – И тут же продолжал на португальском, давая ей время прийти в себя: – Не понимаю, как вы можете быть так прекрасны после бессонной ночи. – Он взял ее за руку и повернул спиной к начальнику серой стражи, подводя ближе к парапету: – Смотрите – там Кирицубо-сан!

– Спасибо. Да-да, благодарю вас.

– Почему вы не помашете Кирицубо-сан?

Она помахала и окликнула ее по имени. Кири заметила их и помахала в ответ.

Через минуту, расслабившись и овладев собой, Марико оценила его усилия:

– Благодарю вас, Андзин-сан. Вы очень ловки и очень умны. – Она невозмутимо поздоровалась с серым, прошла к выступу в стене и присела, предварительно убедившись, что здесь чисто. – День обещает быть хорошим.

– Да… Как вам спалось?

– Я не спала, Андзин-сан. Мы с Кири проболтали всю ночь, и я видела, как восходит солнце. Я люблю рассветы… А вы?

– Мой сон был нарушен, но…

– Ох, извините…

– Я прекрасно чувствую себя – правда. Вы сейчас уезжаете?

– Да, но я вернусь в полдень, чтобы захватить Кири-сан и госпожу Садзуко. – Она отвернулась от командира серых и сказала по-латыни: – Ты… Помнишь тот постоялый двор? «Камелии»?

– Конечно. Как я могу его забыть?

– Если выйдет задержка… сегодняшний вечер будет таким же – так же прекрасен и спокоен.

– Ах, хорошо бы! Но я предпочел бы, чтобы ты оказалась в безопасности.

Марико продолжала на португальском:

– Мне сейчас надо идти. Вы извините меня?

– Я провожу вас до ворот.

– Нет, пожалуйста. Смотрите на меня отсюда. Вы можете все видеть и отсюда.

– Конечно, – согласился Блэкторн, сразу все поняв. – Идите с Богом!

Он остался у парапета. Пока он ждал, во двор проник солнечный свет – теней как не бывало. Внизу появилась Марико. Он увидел, как она поздоровалась с Кири и Ёсинакой. Вот они заговорили. Серых вокруг них не видно. Потом они поклонились. Она подняла глаза на Блэкторна, закрыв их от солнца, и весело помахала ему рукой, он помахал в ответ. Ворота распахнулись, и вместе с Тиммоко, идущей в нескольких шагах позади, она вышла из ворот в сопровождении десяти коричневых. Ворота сразу закрылись, на какое-то время Марико исчезла из виду, а когда появилась снова, ее как почетный караул сопровождали пятьдесят серых, появившихся с той стороны ворот. Кортеж уходил вниз по улице, не освещенной солнцем. Блэкторн следил за ним, пока он не скрылся за углом. Марико ни разу не обернулась.

– Пойдемте поедим, приятель, – предложил Блэкторн.

– Да, конечно, Андзин-сан.

Блэкторн проследовал к себе позавтракать: рис, маринованные овощи, несколько кусочков вареной рыбы, а потом ранние фрукты с Кюсю – свежие маленькие яблоки, абрикосы и твердые сливы. Под конец он с наслаждением полакомился фруктовым пирогом с чаем.

– Еще, Андзин-сан? – предложил слуга.

– Нет, спасибо.

Он предложил фрукты своим охранникам, те охотно приняли угощение. Подождав, пока они не закончат есть, Блэкторн отправился на освещенную солнцем крепостную стену: ему хотелось проверить, хорошо ли заряжен спрятанный им пистолет, но так, чтобы не привлекать внимания. Он уже проверил его ночью, под простыней и москитной сеткой, но не имел возможности как следует рассмотреть – не было уверенности в пыже и кремне. «Больше делать нечего, – подумал он. – Ты марионетка. Потерпи, Андзин-сан, твоя вахта заканчивается в полдень». Он определил высоту солнца. Было начало двухчасового периода змеи, после змеи придет лошадь, в середине часа лошади наступает полдень. Колокола в замке и по всему городу стали отбивать час змеи, и он обрадовался, что не ошибся. На зубчатой стене он обнаружил небольшой камушек и, аккуратно установив его на выступе в амбразуре, под солнцем, поудобнее оперся спиной и стал смотреть на камень. Серые следили за каждым его движением. Командир их нахмурился. Немного погодя он задал вопрос:

– Андзин-сан, что значит этот камень?

– Простите?

– Камень. Зачем этот камень, Андзин-сан?

– Ах! Я слежу, как он растет…

– О, простите, теперь я понял. – Серый явно чувствовал себя виноватым. – Прошу простить, что побеспокоил вас.

Блэкторн посмеялся про себя и потом снова уставился на камень. «Расти, мерзавец!» – велел он, но, как ни ругал камень, как ни приказывал, как ни льстил ему, тот не рос… «Ты действительно надеешься увидеть, как растет камень? – спросил он себя. – Нет, конечно, но это помогает убить время и успокоиться. Гармонии, ва, много не бывает… Откуда же последует новый удар? Нет защиты от убийцы, если убийца готовится к смерти…»

Родригес проверил замок мушкета, взятого им наугад со стойки у кормового орудия. Оказалось, что кремень изношен, истерт и, следовательно, оружие ненадежно. Не говоря ни слова, он бросил мушкет обратно канониру. Тот с трудом успел схватить его, едва избежав удара прикладом в лицо.

– Капитан! – воскликнул он. – Стоило ли?

– Слушай, ты, дерьмо, если я еще раз найду неполадки в мушкете или пушке во время твоей вахты, ты получишь пятьдесят линьков и лишишься трехмесячного жалованья. Боцман!

– Да, капитан? – Пезаро, боцман, придвинул свою тушу поближе и сердито посмотрел на молодого канонира.

– Собери обе вахты! Проверьте каждый мушкет и пушку, все! Бог его знает, когда они могут нам потребоваться…

– Я прослежу за этим, капитан. – Боцман повернулся к канониру. – Я подпорчу твой грог сегодня вечером, Гомес, за всю дополнительную возню, что ты нам устроил, и тебе придется проглотить его с улыбкой! А ну, за работу!

На главной палубе располагалось восемь небольших пушек, четыре с правого и четыре с левого борта, и носовое орудие. Достаточно, чтобы отбиться от пиратов, не имеющих пушек, но недостаточно, чтобы отразить атаку настоящего корабля. Маленький двухмачтовый фрегат назывался «Санта-Лус».

Родригес подождал, пока обе вахты не приступили к работе, потом отвернулся и облокотился на планшир. Замок угрюмо блестел на солнце старым оловом, только главная башня, с ее голубыми и белыми стенами и золотой крышей, весело сияла в лучах. Он сплюнул в воду и проследил, куда поплывет плевок – в сторону свай на пристани или в море. Его понесло в море.

– Черт! – пробормотал он, не обращаясь, собственно, ни к кому, ему хотелось иметь сейчас, здесь свой фрегат, «Санта-Марию». Как не повезло, что судно в Макао, когда оно так нужно здесь…

Несколько дней назад в Нагасаки его вытащили из теплой постели в доме, выходящем окнами на город и пристань.

– Что случилось, генерал-капитан?

– Я должен немедленно попасть в Осаку! – заявил Феррьера, кичливый и высокомерный, как бентамский петух, даже в столь ранний час. – Поступило срочное сообщение от дель Акуа.

– Что там еще?

– Он упоминает только, что это жизненно важно для вашего черного корабля.

– Мадонна, что за глупости?! Чем это «жизненно важно»? Наш корабль крепок, как полагается быть кораблю, днище чистое, такелаж в порядке. Торговля идет лучше, чем можно было ожидать, обезьяны ведут себя прекрасно, этот свиной зад Харима надежен… – Он остановился – его озарила неожиданная мысль. – Англичанин! Он вышел в море?

– Я не знаю, но если вышел…

Родригес посмотрел на бухту – он уже готов был увидеть «Эразм», блокировавший выход и поднявший флаг ненавистной Англии. Он ведь знал: эти бешеные собаки ждут не дождутся, когда черный корабль отправится морем в Макао и домой. «Боже, Матерь Божья и все святые, не допустите, чтобы это случилось!» – взмолился он про себя.

– На чем быстрее всего туда добраться?

– На «Санта-Лусе», генерал-капитан. Мы можем отплыть в течение часа. Послушайте, англичанин ничего не сможет сделать без команды. Не забывайте…

– Мадонна! Да он говорит теперь на их языке! Почему бы ему не использовать этих обезьян? Хватит и японских пиратов – набирай хоть двадцать команд.

– Но среди них нет ни канониров, ни моряков, а подготовить японцев он не успеет. Разве что к следующему году – тогда уже не против нас.

– Зачем, ответьте мне, ради Бога, Мадонны и всех святых, священники дали ему словарь?! Никогда я этого не пойму! Негодяи, суются не в свое дело! Дьявол в них вселился. Похоже, что и англичанина охраняет сам дьявол!

– Говорю вам, он просто очень умен и удачлив!

– Есть много таких, что пробыли здесь по двадцать лет и ни слова не могут выговорить на их тарабарском языке, а англичанин может! Уж поверьте – он продал душу Сатане, и за эти черные дела тот его защищает. Как еще вы объясните это? Сколько лет вы пробуете говорить на их языке и даже живете с одной из них… Сволочь, он легко мог бы использовать японских пиратов.

– Нет, генерал-капитан, он будет набирать людей отсюда, мы ждем его. Вы ведь уже посадили одного подозреваемого в кандалы.

– Имея двадцать тысяч серебром и долю добычи на черном корабле, он может купить всех, кто ему нужен, включая тюремщиков с тюрьмами! Черт возьми, и вас тоже!

– Придержите язык!

– Вы испанец, без роду и племени, Родригес! Вы виноваты в том, что он до сих пор жив, вы отвечаете за это! Вы два раза дали ему уйти! – Генерал-капитан в ярости двинулся на него. – Вы должны были убить его, когда он был в нашей власти!

– Может быть, но это идет вразрез с моим представлением о чести, – горько сказал Родригес. – Я убью его, когда смогу.

– И когда же это будет?

– Я говорил вам двадцать раз! Вы не слушаете! Или у вас, как всегда, во рту и ушах одна испанская труха! – Он взялся за пистолет, генерал-капитан выхватил шпагу, но тут между ними встала перепуганная японка. – Пожаруйста, Род-сан, не сердитесь, не ссорьтесь, пожаруйста! Ради Бога, пожаруйста!

Слепая ярость, охватившая обоих, утихла. Феррьера проворчал:

– Перед Богом вам говорю, Родригес, англичанин – отродье дьявола! Я чуть не убил вас, Родригес, а вы – меня. Он напустил на всех нас какое-то колдовство, особенно на вас! Теперь я это ясно понял.

…Сейчас, в Осаке, под солнцем, Родригес сжал распятие, которое носил на шее, и стал отчаянно молиться в надежде спастись от колдунов и избавить свою бессмертную душу от Сатаны.

– Разве генерал-капитан не прав, разве это не единственно возможный ответ? – исполненный мрачных предчувствий, повторял он вновь и вновь свои доводы. – Англичанина ничто не берет! Он приближенный этого сатанинского Торанаги. Он получил обратно свой корабль и деньги, вако, несмотря ни на что. Он говорит как один из них, а этот язык невозможно выучить так быстро, даже со словарем… А он и словарь получил, и такую бесценную помощь! Иисус Христос и Мадонна, отведите от меня этот дьявольский глаз!

– Зачем вы дали англичанину словарь, отец? – спросил он Алвито, встретив его в Мисиме. – Вам нужно было как можно дольше тянуть с этим делом.

– О нет, Родригес, – горячо возразил ему отец Алвито, – мне не следовало отступать со своего пути – я должен помочь ему! Убежден, что есть возможность обратить его в нашу веру! На Торанагу теперь нет надежды… А англичанин – это еще один человек, еще одна душа… Мой долг – попытаться спасти его!

«Священники! – подумал Родригес. – Черт бы их всех побрал! Но только не дель Акуа и отца Алвито! О Мадонна, прости мне эти дьявольские мысли! Прости и похорони англичанина до того, как я с ним встречусь! Я не хочу убивать его, я дал священную клятву, но тебе я говорю: он должен умереть как можно быстрее…»

Вахтенный, стоявший у штурвала, перевернул склянки и отбил восемь ударов – полдень.

Глава 55

Марико, в бледно-зеленом кимоно, белых перчатках и широкополой темно-зеленой дорожной шляпе, поверх которой был повязан золотой газовый шарф, шла по освещенному солнцем, заполненному народом переулку к воротам в тупике. За ней следовали десять телохранителей в коричневой форме.

Вот радужный зонтик Марико уже мелькнул у ворот – они распахнулись и остались открытыми.

В переулке было тихо. По обеим сторонам выстроились серые, они стояли на всех крепостных стенах. Она рассмотрела Андзин-сана на стене, за ним – Ябу, во дворе ее ждала целая процессия, включая Кири и госпожу Садзуко. Все коричневые во главе с Ёсинакой были в полном снаряжении, кроме двадцати, стоявших с Блэкторном на крепостной стене, и двух у каждого окна во двор. В отличие от серых, никто из коричневых не надел доспехов и не имел луков, единственным их оружием были мечи.

Много женщин-самураев наблюдали за происходящим: кто из окон домов, выстроившихся вдоль переулка, кто с крепостных стен; некоторые, прихватившие с собой детей, стояли во дворе среди серых. Все женщины прятались от солнца под зонтиками; у тех, кто имел на это право, были самурайские мечи.

Кияма стоял у ворот во главе полусотни своих людей – серой формы на них не было.

– Доброе утро, господин, – приветствовала его Марико и поклонилась. Он ответил поклоном, и Марико прошла под аркой.

– Привет, Кири-сан, Садзуко-сан! Вы обе прекрасно выглядите! Все готово?

– Да-да! – ответили они с напускной живостью.

Марико ступила в открытый паланкин и села, выпрямив спину:

– Ёсинака-сан! Пожалуйста, трогаемся!

Капитан сразу же прохромал вперед и стал выкрикивать приказы. Двадцать самураев в коричневой форме вышли вперед и тронулись в путь. Носильщики подняли открытый паланкин Марико и последовали за коричневыми через ворота, за ними вплотную понесли паланкины Кири и госпожи Садзуко – молодая женщина держала на руках ребенка.

Как только паланкин Марико появился на освещенном солнцем пространстве за крепостными стенами, между авангардом и паланкином возник командир серых и стал прямо на пути. Коричневые остановились, носильщики тоже.

– Прошу меня извинить, могу я посмотреть ваши бумаги? – обратился серый к Ёсинаке.

– Простите, но никаких бумаг нам не требуется, – ответил Ёсинака среди внезапно наступившей тишины.

– Прошу прощения, но господин Исидо, комендант замка, командир телохранителей наследника, с согласия регентов ввел пропуска на выход, которые должны быть оформлены.

Марико официальным тоном заявила:

– Я – Тода Марико-но Бунтаро, и мне приказано моим сюзереном, господином Торанагой, сопровождать его дам для встречи с ним. Будьте добры пропустить нас!

– Я был бы рад, госпожа, – гордо ответил самурай, принимая более удобную позу, – но у нас приказ: без дозволения нашего господина никого из Осакского замка не выпускать. Прошу меня извинить.

– Назовите, пожалуйста, ваше имя, – попросила Марико.

– Самиёри Дандзэндзи, четвертый полк. Мой род не менее древний, чем ваш.

– Извините, господин Самиёри, но, если вы не уйдете с дороги, я прикажу вас убить.

– Все равно вы не пройдете без бумаг!

– Пожалуйста, убейте его, Ёсинака-сан.

Ёсинака не колеблясь сделал выпад, его меч описал дугу, и он ударил ошеломленного вожака серых. Лезвие глубоко вонзилось в бок, мгновенно было выдернуто, и второй, еще более яростный удар отрубил голову, которая, прежде чем остановиться, еще немного прокатилась в пыли…

Ёсинака начисто вытер лезвие и вложил меч в ножны.

– Вперед! – приказал он идущим в авангарде. – Поторопитесь!

Самураи опять построились и тронулись с места, как вдруг, прилетев неизвестно откуда, в грудь Ёсинаки вонзилась стрела. Кортеж смешался и остановился. Ёсинака молча дернул древко, но через мгновение глаза его остекленели и он повалился на землю.

С губ Кири сорвался слабый стон. Ветер трепал концы тонкого шарфа Марико. Где-то в переулке шикали на кричащих детей. Все затаив дыхание ожидали.

– Кадзуко-сан! – окликнула Марико. – Пожалуйста, примите командование!

Кадзуко, высокий, горделивого вида юноша с чисто выбритыми впалыми щеками, вышел из группы самураев в коричневой форме, стоявших рядом с Киямой у ворот. Обогнул носилки Кири и Садзуко, встал рядом с Марико и церемонно поклонился.

– Да, госпожа. Благодарю вас. Эй, вы! – крикнул он людям впереди. – Трогайся!

Сбросив оцепенение, они повиновались, постепенно заражаясь напряжением предстоящей борьбы. Процессия тронулась. Кадзуко шел рядом с носилками Марико. Но двигались они недолго. В ста шагах впереди от плотных рядов самураев отделились двадцать человек в серой форме и молча встали поперек дороги, промежуток заняли самураи в коричневом. Кто-то споткнулся, и идущие впереди остановились.

– Уберите их с дороги! – прокричал Кадзуко.

Тут же вперед кинулся самурай в коричневом, за ним – остальные, и началась быстрая и жестокая схватка. Каждый раз, как падал серый, из толпы ожидающих выходил другой и присоединялся к сражающимся. Все происходило со страшной скоростью, четкостью и слаженностью: вот бьется воин против воина, пятнадцать против пятнадцати, восемь против восьми. Несколько раненых серых сражаются в пыли. Трое коричневых – против двоих серых. Выходит еще один серый. Скоро он остается один на один с последним коричневым – забрызганным кровью, раненым, победившим уже в четырех схватках. Последний серый легко убивает его и остается один среди поверженных тел. Смотрит на Кадзуко. Все коричневые полегли, четверо ранены, восемнадцать убиты. Кадзуко выходит вперед, обнажает меч. Наступает полная тишина.

– Подождите! – прозвучал голос Марико. – Пожалуйста, подождите, Кадзуко-сан!

Он остановился, но не спускал глаз с серого, готовясь к схватке. Марико вышла из паланкина и зашагала назад к Кияме:

– Господин Кияма, я прошу вас разрешить пройти этим людям.

– Извините, Тода-сама, приказы по замку должны выполняться. Они вполне законны. Но если вы хотите, я созову собрание регентов и попрошу принять специальное решение.

– Я – самурай. Отданные мне приказы ясны, соответствуют бусидо и освящены нашим кодексом. Они должны выполняться и отменяют любой официально установленный другими порядок. Закон может отклонить причину, но причина не может отменить закона. Если мне не позволяют выполнять приказы сюзерена, я не смогу жить с таким позором!

– Я немедленно созову собрание!

– Прошу извинить меня, господин, то, что вы сделаете, – это ваше дело. Я думаю только о приказах моего господина и о своем позоре. – Она повернулась и спокойно прошла в голову колонны. – Кадзуко-сан! Я приказываю вам вывести нас из замка!

Кадзуко вышел вперед:

– Я – Миаи Кадзуко из рода Сэрато, вассал господина Торанаги. Прошу вас, освободите дорогу!

– Я – Бива Дзиро, вассал господина Исидо. Моя жизнь не имеет никакого значения, тем не менее вы не пройдете, – отвечал человек в серой форме.

С внезапным ревом «Торанага-а-а-а!» Кадзуко кинулся в бой. Мечи яростно зазвенели; нанося и парируя удары, бойцы заметались по кругу. Серый был сильным противником, но Кадзуко ему не уступал. Мечи сшиблись с лязгом. Все замерли. Кадзуко одержал верх, но был тяжело ранен и стоял над своим врагом, едва держась на ногах. Здоровой рукой он поднял меч к небу и издал боевой клич, торжествуя победу:

– Торанага-а-а-а! – Никто его не поддерживал – все знали, что это не соответствует ритуалу, в который они все втянуты. Кадзуко с трудом сделал шаг… другой… Спотыкаясь, приказал: – Следуйте за мной! – И тут голос его прервался.

Никто не видел, откуда вылетели стрелы, но они поразили его сразу.

Обреченность коричневых быстро сменилась яростью: так обойтись с Кадзуко, героем! Умирающий, он один выполнял свой долг – выводил их из замка! Вперед выбежал командир коричневых, с ним – двадцать человек, они сформировали новый передовой отряд. Остальные столпились вокруг Марико, Кири и госпожи Садзуко.

– Вперед! – прокричал предводитель.

Он двинулся вперед, за ним – двадцать его самураев. Как лунатики, носильщики подняли свои ноши и, спотыкаясь, стали пробираться среди трупов. Впереди, в сотне шагов, от застывших в ожидании самураев отделилось еще двадцать человек в серой форме, с командиром впереди, и вышли навстречу. Носильщики остановились, передовая группа ускорила шаг.

– Стойте! – предводители коротко поклонились друг другу и представились.

– Пожалуйста, освободите нам путь!

– Пожалуйста, покажите мне ваши бумаги!

На этот раз коричневые сразу бросились вперед с криками «Торанага-а-а!», в ответ раздалось «Яэмо-о-он!» – и началась кровавая бойня… Каждый раз, когда падал серый, на его место спокойно выходил другой, пока не погибли все коричневые.

Последний серый вытер свой меч, вложил его в ножны и встал, преграждая путь. Из стоящих за носильщиками коричневых вышел командир с двадцатью самураями.

– Подождите! – приказала Марико. Мертвенно-бледная, она выбралась из паланкина, подняла меч Ёсинаки, вынула из ножен и одна пошла вперед.

– Вы знаете, кто я! Пожалуйста, уйдите с моего пути!

– Я – Кодзима Харутомо, шестой полк. Пожалуйста, извините меня, вам нельзя здесь пройти, госпожа! – гордо заявил серый.

Она кинулась вперед, но ее удар был остановлен. Серый отступил и занял оборонительную позицию, хотя легко мог убить Марико. Он медленно отступал по переулку, она шла следом за ним, но он легко парировал все ее удары. Она еще несколько раз пыталась втянуть его в схватку, наносила рубящие и колющие удары, все время пыталась яростно атаковать, но самурай каждый раз ускользал, уклонялся от ударов, сдерживал ее, сам не атаковал, давая ей полностью себя измотать. Делал он это серьезно, с достоинством, оказывая ей всевозможные знаки уважения, которых она заслуживала. Она атаковала еще раз, но он отразил ее выпад, который прикончил бы менее искусного фехтовальщика, и отступил еще на шаг. С Марико градом катился пот. Один из коричневых выступил было вперед, пытаясь ей помочь, но командир приказал ему остановиться, зная, что никто не должен вмешиваться. Самураи с обеих сторон ждали сигнала, страстно желая вмешаться в битву…

Мальчик, стоявший в толпе, спрятал лицо в маминых одеждах, но мать мягко отстранила его и встала на колени.

– Смотри, пожалуйста, сын мой, – пробормотала она, – ты самурай!

Марико понимала, что долго не выдержит. Она уже изнемогала и к тому же чувствовала окружавшее ее мрачное недоброжелательство. Впереди и по бокам колонны от стен к ней быстро подтягивались стражи, петля вокруг стала быстро сужаться. Несколько серых попытались окружить ее, она перестала продвигаться вперед – слишком легко попасть в ловушку, лишиться оружия, быть схваченной! Это сразу бы все погубило! К ней подходили коричневые, остальные заняли боевые позиции у носилок. Переулок зловеще ощетинился, приготовился к бою, ноздри уже чуяли сладкий запах крови. Колонна выходила из ворот, и Марико поняла, как легко будет серым отсечь их и оставить стоять на дороге.

– Подождите! – крикнула она.

Все остановились. Марико коротко поклонилась своему противнику, потом, высоко подняв голову, повернулась к нему спиной и направилась к Кири.

– Простите… простите… Но сейчас нам не удастся пробиться сквозь этих людей, – объяснила она. Грудь ее высоко вздымалась. – Мы… мы должны на некоторое время вернуться обратно. – Пот струился у нее по лицу. Марико прошла мимо шеренги самураев и, подойдя к Кияме, поклонилась: – Эти люди не дали мне выполнить мой долг, не позволили выполнить приказ моего сюзерена! Я не могу жить с таким позором, господин! Я совершу сэппуку сегодня на закате солнца и прошу вас быть моим помощником.

– Нет! Вы не сделаете этого!

Глаза Марико вспыхнули, она бесстрашно заявила:

– Если мне не позволили выполнить приказы моего сюзерена, на что я имею право, то я совершу сэппуку на закате солнца!

Она поклонилась и направилась к воротам. Кияма поклонился ей, люди даймё последовали его примеру. Все стоявшие в переулке, на крепостных стенах и в окнах домов тоже с уважением поклонились ей. Марико миновала арку, двор, вышла в сад и направилась к уединенному чайному домику. Она вошла внутрь и, оставшись наконец одна, горько заплакала – по всем погибшим в этот день.

Глава 56

– Красиво, да? – Ябу махнул рукой вниз, в сторону мертвых.

– Простите? – переспросил Блэкторн.

– Это было как стихи… Вы понимаете слово «стихи»?

– Да, я понимаю, что значит это слово.

– Это было как стихи, Андзин-сан… Видите?

Если бы у Блэкторна хватило японских слов, он бы сказал: «Нет, Ябу-сан. Но я увидел, что у нее на уме, только в тот момент, когда она отдала первый приказ и Ёсинака убил первого самурая. Стихи? Это был отвратительный, мужественный, бессмысленный, страшный ритуал, где смерть облечена в строгую форму и неизбежна, как казни испанской инквизиции, и все лишь прелюдия к смерти Марико. Теперь все обречены, Ябу-сан: вы, я, замок, Кири, Отиба, Исидо, потому что она решила сделать то, что считает необходимым. А когда? Уже давно, конечно? О, правильнее сказать, решение принял за нее Торанага».

– Простите, Ябу-сан, но слов вашего языка у меня недостаточно.

Ябу плохо его слышал. На стенах стояла тишина, тихо было и в переулке, все были неподвижны, как статуи. Потом переулок ожил, и хотя голоса оставались приглушенными, а движения вялыми, солнце било вниз, и все постепенно выходили из транса.

Ябу вздохнул, охваченный меланхолией.

– Это было как стихи, Андзин-сан, – повторил он, словно эхо, и ушел.

Когда Марико подняла меч и одна выступила вперед, Блэкторн хотел спрыгнуть вниз и броситься на ее противника, снести ему голову, помешать ее убить. Но он ничего не сделал, но не потому, что боялся, – он больше не боялся умереть. Ее мужество показало ему, как бесполезен страх, он разобрался в себе уже давно, еще тогда, ночью, в деревне, когда пытался покончить с собой. «Я собирался в ту ночь вонзить нож себе в сердце, – вспомнил он. – С того времени мой страх смерти исчез. Она говорила: „Только живя на грани смерти, можно понять, как неописуемо радостна жизнь…“ Я не осознал, как Оми остановил мой удар. В памяти осталось только чувство перерождения, когда я проснулся на следующее утро…» Он снова и снова смотрел на мертвых в переулке. «Я мог бы, конечно, убить того серого. И может быть, еще одного или даже нескольких, но на их месте тут же появились бы другие, и моя смерть ничего бы не изменила. Я не боюсь умереть – мне только страшно, что я ничем не смогу помочь ей…»

Серые убрали трупы, обращаясь одинаково уважительно с телами соратников и врагов. Многие серые покидали место сражения, в том числе и Кияма со своими людьми; расходились женщины и дети, поднимая пыль на дороге. Блэкторн чувствовал острый, отдающий смертью запах, смешанный с соленым дыханием моря. Его поразило мужество Марико. Оно поддерживало его в эти ужасные моменты. Блэкторн посмотрел на солнце и решил, что до захода еще шесть часов. Он направился к лестнице, ведущей вниз.

– Андзин-сан? Простите, а куда вы собрались?

Он повернулся, вспомнив про своих охранников. На него внимательно смотрел командир серых.

– Ах, простите! Пойдемте туда! – Он указал на двор.

Серый на мгновение задумался, потом неохотно согласился:

– Хорошо. Прошу вас, идите за мной.

Во дворе Блэкторн сразу почувствовал враждебность коричневых по отношению к серым. Ябу стоял у ворот, наблюдая за возвращающимися в крепость. Кири и госпожа Садзуко обмахивались веерами, кормилица приложила к груди ребенка. Все они сидели на одеялах и подушках, разостланных в тени на веранде. Носильщики плотной испуганной группой столпились в углу, у багажа и вьючных лошадей. Он направился в сад, но охранники замотали головами:

– Простите, Андзин-сан, но пока туда нельзя.

– Да, конечно, – согласился он и повернул обратно.

Переулок опустел, хотя оставалось еще более пятисот серых – они сидели полукругом на корточках или скрестив ноги и поглядывали в сторону ворот. Оставшиеся коричневые уходили под арку.

Ябу приказал:

– Закройте ворота на засов!

– Прошу меня извинить, Ябу-сан, – ответил командир, – но госпожа Тода сказала, что они должны быть открыты. Мы их охраняем, но ворота должны быть открыты.

– Вы уверены?

Командира, подтянутого бородатого мужчину лет тридцати с лишним, с жестким лицом и выступающим подбородком, возмутил этот вопрос:

– Прошу прощения, конечно же уверен.

– Благодарю вас. Я не хотел вас обидеть. Вы здесь старший?

– Да, госпожа Тода оказала мне такую честь. Да, я понимаю, что вы старше меня по рангу.

– Я командую, но здесь старший – вы.

– Благодарю вас, Ябу-сан, но здесь распоряжается госпожа Тода. Вы старший военачальник, с вашего разрешения, я сочту за честь быть вашим помощником.

Ябу мрачно буркнул:

– Ладно. Я очень хорошо знаю, кто здесь командует нами. Сообщите мне, пожалуйста, ваше имя.

– Самиёри Табито.

– А первый из серых сегодня тоже был Самиёри?

– Да, Ябу-сан. Он мой двоюродный брат.

– Когда вы все приготовите, господин Самиёри, пожалуйста, соберите всех командиров на совещание.

– Конечно. С разрешения госпожи Тода.

Оба самурая оглянулись: во двор крепости, хромая и опираясь на трость, входила очень старая, седая дама-самурай – она направлялась прямо к Кирицубо. Служанка несла за ней зонтик, закрывая госпожу от солнца.

– Ах, Кирицубо-сан, – заговорила старуха, – я Маэда Эцу, мать господина Маэды, я разделяю взгляды госпожи Тода. С ее разрешения, не окажете ли мне честь, позволив подождать ее?

– Прошу вас, садитесь, мы вам рады, – откликнулась Кири.

Служанка принесла еще подушку и помогла старой даме устроиться поудобнее.

– Ах, так лучше, намного лучше… – Госпожа Эцу старалась не застонать от боли. – Суставы у меня болят, с каждым днем – все больше… О, вот так лучше… Благодарю вас.

– Не хотите ли зеленого чая?

– Сначала чай, потом саке, Кирицубо-сан, много-много саке. После таких усилий необходимо освежиться.

От толпы, покидающей двор, отделились женщины-самураи и через ряды серых прошли в затененное место, спасаясь от солнца. Кто-то из них заколебался, кто-то передумал, но вскоре на веранде оказались уже четырнадцать дам, две принесли с собой детей.

– Простите, я Атико, жена Киямы Нагамасы, и тоже хочу уехать домой, – стесняясь, обратилась к Кири молодая женщина, держа за руку маленького сына. – Мне нужно вернуться домой, к мужу. Могу я попросить разрешения подождать с вами?

– Но господин Кияма будет очень недоволен, госпожа, если вы останетесь.

– О, извините, Кирицубо-сан, но дедушка вряд ли узнает. Я всего-навсего жена его младшего внука. Я уверена, он не обратит на меня внимания, а я несколько месяцев не видела мужа, и мне все равно, что скажет его дед. С нашей госпожой все в порядке?

– Все в полном порядке, Атико-сан, – ответила старая госпожа Эцу, твердо захватывая роль главы компании. – Конечно, мы с радостью примем вас, дитя мое. Проходите, садитесь вот здесь, рядом со мной. Как зовут вашего мальчика? Какой прекрасный ребенок!

Все дамы хором с ней согласились. Тут раздался жалобный голос малыша лет четырех:

– По-жалуй-ста… я тоже плекласный лебенок…

Все дружно засмеялись, и всем стало легче.

– Ты и правда прекрасный мальчик! – согласилась госпожа Эцу и снова засмеялась.

Кири вытерла слезы.

– Ну, вот так-то лучше, а то я стала уж слишком серьезной. Ах, милые дамы, я так польщена, что мне позволили приветствовать вас от имени госпожи Тода. Вы, наверное, проголодались… Вы правы, госпожа Эцу, сегодня такой день, что просто нельзя не освежиться. – Она отправила служанок за едой и напитками, познакомила тех, кто еще не был знаком, похвалив у кого кимоно, у кого зонтик с красивым рисунком. Вскоре женщины, отдохнувшие и оживленные, болтали, как стайка попугаев.

– Ну кто может понять женщин? – поразился Самиёри.

– Да уж! – согласился Ябу.

– Только что они были напуганы и все в слезах, и вот… Когда я увидел, как госпожа Марико подняла меч Ёсинаки, я подумал, что умру от гордости за нее.

– Да. Жаль, что последний серый был так ловок. Мне хотелось бы посмотреть, как она его убьет. Менее ловких она уже убивала.

Самиёри поскреб бороду – пот, подсыхая, раздражал кожу на лице.

– Что бы вы сделали на его месте?

– Я бы убил ее, а потом принял командование над коричневыми. Слишком много крови пролито. Это все, что можно было сделать, не перебив всех серых на стене.

– Иногда убивать – хорошо. Очень хорошо! Иной раз это совсем особенное ощущение – намного острее, чем наслаждаться с женщиной…

Оттуда, где собрались дамы, донесся взрыв смеха: это дети в развевающихся ярко-красных кимоно стали важно вышагивать взад-вперед между мамами.

– Славно, что здесь опять появились дети. Я рад бы снова оказаться в Эдо…

– Да-а… – Ябу задумчиво смотрел на женщин.

– Я думаю о том же самом, – спокойно произнес Самиёри.

– И что вы решили?

– Ответ может быть только один: если Исидо позволит нам уйти – прекрасно. Если же сэппуку госпожи Марико окажется бесполезным – тогда… тогда мы поможем этим дамам отправиться в «великую пустоту» и начнем сражение. Они не захотят жить.

Ябу заметил:

– Ну, кто-нибудь захочет…

– Мы решим это позднее, Ябу-сан. Для нашего господина лучше, если они все совершат здесь сэппуку. Вместе с детьми.

– Да, конечно.

– Потом все мужчины выйдут на стены, на рассвете мы откроем ворота и будем сражаться до полудня, а те, что останутся в живых, вернутся обратно и устроят пожар в этой части замка. Если я останусь в живых, сочту за честь принять ваши услуги помощника при совершении сэппуку.

– Можете на меня рассчитывать.

Самиёри ухмыльнулся:

– Это всколыхнет всю страну. Все это сражение, сэппуку. Распространится как пожар, захватит всю империю. Вы думаете, это отложит приезд Возвышенного? У нашего господина именно такой план?

– Не знаю. Самиёри-сан, я пойду к себе. Если госпожа вернется, сразу же пошлите за мной.

Ябу направился к Блэкторну, который, задумавшись, сидел на ступеньках главной лестницы.

– Андзин-сан, – многозначительно зашептал он, – у меня, кажется, появился план. Тайный… Понимаете?

Колокола отбили очередной час. Все в крепости внимательно прислушивались к бою часов: начинался час обезьяны – шесть ударов после полудня, три часа. Многие поворачивались к солнцу и, не отдавая себе в том отчета, проверяли по нему время.

– Да, я понял ваши слова. А какой план?

– Поговорим позднее. Будьте где-нибудь поблизости. Ни с кем не разговаривайте. Понятно?

– Да-да.

Ябу с десятью коричневыми направился к воротам. К ним тут же подошли двенадцать серых, и все зашагали вниз по переулку. Серые остановились, не заходя в ворота. Ябу сделал коричневым знак ждать его в саду и один вошел в здание.

– Это невозможно, господин Исидо, – убеждала Отиба. – Вы не допустите, чтобы дама такого ранга совершила сэппуку. Простите, но вы попали в западню.

– И я так считаю, – заявил Кияма.

– Прошу прощения, госпожа, но, что бы я ни сказал и ни сделал, для нее значит не более, чем дерьмо последнего эта, – парировал Исидо. – По крайней мере, Торанага так решил.

– Конечно, его воля стоит за поведением Марико, – признал Кияма, пока Отиба пыталась прийти в себя от грубости Исидо. – Извините, но он снова вас переиграл! И все-таки вы не позволите ей совершить сэппуку!

– Почему?

– Простите, пожалуйста, господин Исидо, но мы должны говорить потише, – напомнила Отиба: в эту просторную комнату на втором этаже главной башни замка они пришли из-за госпожи Ёдоко, которая была при смерти. – Я уверена, что это не ваша вина и есть какой-то выход.

Кияма спокойно произнес:

– Нельзя дать ей выполнить свою угрозу, это всколыхнет всех женщин в замке.

Исидо сердито посмотрел на него:

– Вы, видимо, забыли о тех двух, что были случайно застрелены… И никаких волнений, зато и никаких попыток убежать.

– Это жестокая случайность, господин Исидо, – заметила Отиба.

– Согласен, но мы на войне. Торанага все еще не в наших руках, а пока он жив, вы и наследник постоянно в опасности.

– Извините, я беспокоюсь не о себе – только о сыне. Через восемнадцать дней все они сюда вернутся. Советую дать им возможность уехать.

– Это ненужный риск, простите. Мы не уверены, что она поступит именно так.

– Она это сделает, – презрительно бросил Кияма. Он ненавидел Исидо за его неуместное присутствие в роскошных, богато обставленных покоях замка, которые напоминали ему о тайко, его друге и уважаемом им военачальнике. – Она самурай.

– Простите, но я согласна с господином Киямой, – не сдавалась Отиба. – Марико-сан осуществит свое намерение. Там еще эта ведьма Эцу! Маэда слишком горды…

Исидо подошел к окну и посмотрел вниз:

– Насколько я себе представляю, они попытаются устроить пожар. Эта Тода… Она же христианка? Разве самоубийство не противоречит ее религии? Ведь это самый страшный грех!

– У нее будет помощник – это уже не самоубийство.

– А если у нее не получится?

– Как же это?

– Ну, она будет обезоружена и не окажется помощника?

– Как вы это сделаете?

– Захватим ее в плен, окружим специально подобранными служанками и будем следить за ней, пока Торанага не пересечет наших границ. – Исидо зловеще улыбался. – А уж потом – пусть делает что хочет – буду рад ей помочь!

– Как вы возьмете ее в плен? – усомнился Кияма. – У нее всегда будет время совершить сэппуку или воспользоваться ножом.

– Ну… предположим, она будет схвачена, разоружена, и ее продержат так несколько дней. Разве эти несколько дней не жизненно важны? Разве не поэтому она настаивает на выезде именно сегодня, прежде чем Торанага пересечет наши границы и сдастся нам?

– А разве это возможно? – удивилась Отиба.

– Не исключено, – ответил Исидо.

Кияма немного подумал:

– Через восемнадцать дней Торанага будет здесь. Он может задержаться на границе еще на четыре дня. Ее придется задержать самое большее на неделю.

– Или навсегда, – уточнила Отиба. – Торанага настолько уже опоздал, что, думаю, никогда не появится.

– Он должен быть здесь на двадцать второй день, – возразил Исидо. – Ах, госпожа, это была замечательная идея!

– Конечно, ваша идея, господин Исидо? – Голос Отибы звучал успокоительно, хотя она страшно устала после бессонной ночи. – А что с господином Сударой и моей сестрой? Они приедут вместе с Торанагой?

– Нет, госпожа, еще нет. Они прибудут морем.

– Ее нельзя трогать! – заявила Отиба. – Ни ее, ни ребенка!

– Ее ребенок – прямой наследник Торанаги, из рода Миновара. Мой долг перед наследником, госпожа, заставляет меня еще раз напомнить вам об этом.

– Мою сестру трогать нельзя! И ее ребенка – тоже!

– Как пожелаете.

Она обратилась к Кияме:

– Господин, и все же Марико-сан – хорошая христианка?

– Это, конечно, так, – согласился Кияма. – Она знает, что пострадает ее бессмертная душа. Но не думаю…

– Тогда можно сделать проще. – Исидо, казалось, больше не раздумывал. – Попросите главу христиан, чтобы он на нее повлиял – пусть не мешает законным правителям империи!

– У него нет такой власти, – съязвил Кияма. И добавил еще более ехидно: – Это вмешательство в дела государства, а ведь вы всегда были против этого, и совершенно справедливо!

– По-моему, христиане вмешиваются только в тех случаях, когда это им выгодно, – отразил нападение Исидо. – Я только предложил эту идею на обсуждение.

Открылась внутренняя дверь, вошел пожилой лекарь, мрачный, от усталости казавшийся старше своих лет.

– Простите, госпожа, Ёдоко-сан просит вас…

– Она умирает? – спросил Исидо.

– Она близка к смерти, господин, но, когда это произойдет, не знаю.

Отиба заторопилась. Она грациозно пересекла комнату и скрылась за внутренней дверью. Но казалось, ее темно-голубое кимоно, плотно облегавшее прекрасное, стройное тело, все еще изящно колышется при ходьбе. Мужчины, провожавшие ее взглядами, старались не смотреть друг на друга. Когда дверь бесшумно закрылась, Кияма задал последний вопрос:

– Вы действительно считаете, что госпожу Тода можно взять под стражу?

– Конечно! – Исидо все еще не отрывал глаз от двери.

Отиба прошла через роскошно обставленные покои и стала на колени перед умирающей. Их окружали служанки и врачеватели. Солнечный свет проникал сквозь бамбуковые жалюзи и отражался от золотых и красных резных украшений на балках, столбах и дверях. Ёдоко, в своей удобной постели за инкрустированными ширмами, казалось, спит – и не спит. Бледное, бескровное лицо окружено капюшоном буддийской накидки, тонкие руки – в узловатых венах. «Как печально, что приходится стареть, – думала Отиба. – Возраст беспощаден и несправедлив к женщинам! Не к мужчинам – только к женщинам… Боги, защитите меня от старости! – молилась она. – Будда, храни моего сына и помоги ему получить власть!»

Она взяла Ёдоко за руку, приветствуя ее:

– Госпожа?

– О-тян? – прошептала Ёдоко, называя ее по-домашнему.

– Да, госпожа.

– Ах, какая ты хорошенькая… Ты всегда такая хорошенькая. – Ёдоко подняла руку и погладила блестящие волосы Отибы. Молодой женщине это было приятно – она очень любила Ёдоко. – Такая молодая и красивая… так сладко пахнешь… Повезло тогда тайко.

– У вас что-нибудь болит, госпожа? Могу я чем-нибудь помочь?

– Нет, ничем. Я хотела только поговорить. – Глаза у старухи ввалились, но взгляд был ясный, осмысленный. – Отошлите всех отсюда.

Отиба сделала знак всем выйти.

– Да, госпожа? Мы одни, я слушаю вас.

– Милая моя, заставьте господина военачальника отпустить ее.

– Он не может, госпожа: тогда и все другие заложники уедут и мы потеряем такое большое преимущество. Все регенты с ним согласны.

– Регенты! – В голосе Ёдоко слышался оттенок презрения. – А вы согласны?

– Да, госпожа. Вчера вечером вы тоже говорили, что ее нельзя отпускать.

– Теперь вы должны отпустить ее или остальные последуют ее примеру и совершат сэппуку, а вы и ваш сын будете опозорены из-за ошибки Исидо.

– Господин Исидо верен нам, госпожа, Торанага – нет, прошу прощения.

– Вы можете доверять господину Торанаге, а не ему.

Отиба покачала головой:

– Простите, но я убеждена, что Торанага решил стать сёгуном и уничтожить нашего сына.

– Вы не правы. Он говорил тысячу раз… Другие даймё пытаются свалить его для удовлетворения собственных амбиций, они всегда этого хотели. Торанага был любимцем тайко. И он всегда любил наследника. Торанага из рода Миновара. Не поддавайтесь на уговоры Исидо или регентов. У них свои собственные кармы, свои тайны, О-тян… Почему бы не отпустить ее? Это все так просто. Запретите ей плыть морем, тогда ее можно будет задержать где-нибудь на нашей земле. Она останется в сети вашего военачальника, вместе с Кири и всеми остальными. Будет окружена серыми. Подумайте, как поступил бы тайко или Торанага. Вы и ваш сын будете втянуты… – Голос прервался, глаза замигали. Старая госпожа собралась с силами и закончила: – Марико-сан не сможет возражать против охраны. Я знаю, она сделает то, что обещает. Пусть она уходит.

– Конечно, мы подумаем об этом, госпожа, – успокоила Отиба, голос ее был мягок и ровен. – Но за пределами замка у Торанаги есть тайные отряды самураев, спрятанные вокруг Осаки, – мы не знаем, сколько их, – и у него есть союзники – мы не уверены, кто они. Она сможет бежать. Как только она уйдет, за ней последуют остальные, и мы потеряем заложников. Вы же согласились, Ёдоко-сан. Разве вы не помните? Простите, но я спрашивала вас вчера вечером. Разве вы не помните?

– Помню, дитя. – Ёдоко все время отвлекалась, ей было трудно говорить. – О, как я хотела бы, чтобы здесь снова появился тайко и руководил вами… – Дыхание ее прервалось.

– Можно я дам вам чая или немного саке?

– Чая, да… пожалуйста, немного зеленого чая…

Отиба помогла ей напиться.

– Благодарю вас, дитя. – Голос стал слабеть, напряжение оказалось для Ёдоко непосильным. – Послушайте меня, дитя… вы должны довериться Торанаге. Выходите за него замуж, заключите с ним договор, чтобы сохранить наследника.

– Нет, о нет! – запротестовала пораженная Отиба.

– Яэмон может потом править вместо него… А после – дети от вашего брака. Сыновья вашего сына торжественно поклянутся в дружбе с детьми Торанаги…

– Торанага всегда ненавидел тайко, вы знаете это, госпожа. Торанага – источник всех несчастий, и уже много лет. И вы предлагаете именно его!

– А вы? Ваша гордость, дитя мое?

– Он враг. Наш враг.

– У вас два врага, дитя: ваша гордость… и необходимость найти мужчину, который был бы ровней вашему мужу… Пожалуйста, послушайтесь меня: вы молоды, красивы, можете иметь детей и заслуживаете мужа… Торанага достоин вас, вы стоите его… Торанага – единственный шанс, оставшийся у Яэмона…

– Нет, он враг!

– Он был лучшим другом вашего мужа и самым верным вассалом. Без… без Торанаги… вы разве не видите… ведь Торанага вам помогал… понимаете? Вы сможете влиять на него… руководить им.

– Простите, но я ненавижу его. Он не любит меня, Ёдоко-сан.

– Многие женщины… О чем я говорила? Ах да, многие женщины выходят замуж за мужчин, которые их не любят. Хвала Будде, что я не пережила этого… – Старуха улыбнулась и вздохнула. Это был протяжный, печальный вздох, он длился так долго, что Отиба подумала: уже наступила смерть. Но глаза Ёдоко открылись, на устах появилась слабая улыбка. – Разве не так?

– Да-да…

– Ну, вот и вы… Ну пожалуйста…

– Я подумаю об этом.

Старые пальцы пытались собраться в кулак.

– Я прошу – обещайте мне, что вы выйдете замуж за Торанагу, и я отойду к Будде, зная, что род тайко будет жить вечно, как и его имя… его имя будет жить…

По лицу Отибы потекли слезы, она нежно погладила коченеющие руки Ёдоко. Умирающая как будто впала в беспамятство. Но вот ресницы ее задрожали, и она прошептала:

– Ты должна отпустить Акэти Марико. Не дай ей… не дай ей отомстить нам за то, что тайко сделал… сделал… с ее отцом…

Отиба была застигнута врасплох:

– Что вы говорите?

Ответа не последовало. Ёдоко вдруг забормотала:

– Милый Яэмон, мой милый сын… ты такой хороший мальчик… но у тебя так много врагов… такой глупый… Разве ты тоже так думаешь, разве…

Снова начался спазм. Отиба гладила и гладила ее руки – так ласково, как только могла.

– Наму Амида Буцу! – прошептала она с великим почтением.

Прошел еще один спазм, и старуха внятно произнесла:

– Прости меня, О-тян!

– Мне не за что вас прощать, госпожа.

– Прости меня за многое. – Голос стал еще слабее, взор тускнел. – Слушай… обе… обещай насчет Торанаги, Отиба-сама… Это важно… пожалуйста… ты можешь ему довериться… – Старые глаза умоляли, приказывали…

Отиба не хотела этого слышать, не хотела подчиняться, хотя и знала, что должна повиноваться Ёдоко. Она не поняла того, что ей сказали про Акэти Марико, но в голове у нее все еще звучали слова тайко, которые он повторял ей сотни раз: «Ты можешь довериться Ёдоко-сама, О-тян, она мудрая женщина – никогда не забывай этого! Она почти всегда видит правильный путь, и ты всегда можешь доверить ей свою жизнь, и жизнь моего сына, и мою собственную».

И Отиба уступила:

– Я обещаю… – Она резко оборвала фразу.

Лицо Ёдоко осветилось последним проблеском жизни, и все кончилось.

– Наму Амида Буцу! – Отиба поднесла ее руку к губам, поклонилась, положила руки умершей на одеяло и закрыла ей глаза, вспоминая смерть тайко – единственную смерть, которую она наблюдала так же близко. Тогда глаза умершему закрыла госпожа Ёдоко – это было привилегией жены, – и все происходило в той же самой комнате. Торанага ожидал снаружи, как сейчас Исидо и Кияма, продолжая бодрствование, начатое еще в предыдущую ночь.

– Но зачем посылать за Торанагой, господин? – спросила она тогда. – Вам следует отдохнуть.

– Я отдохну, когда умру, О-тян, – ответил ей тайко. – Я должен позаботиться о наследнике, пока у меня еще есть силы.

Так к ним присоединился Торанага – сильный, цветущий, пышущий энергией. Теперь их было четверо: Отиба, Ёдоко, Торанага и Накамура, тайко, властелин Японии, лежащий на смертном одре. Все ждали последних распоряжений.

– Ну, Тора-тян, – сказал тайко, обращаясь к нему по имени, которое Торанаге когда-то дал Города. Глубоко посаженные глаза тайко смотрели с маленькой обветренной обезьяньей мордочки, принадлежавшей такому же маленькому телу – телу, которое имело крепость стали, пока несколько месяцев назад не начался процесс разложения. – Я умираю. Из ничего – в ничто… Но вы все будете жить, рядом с моим беспомощным сыном…

– Не беспомощным, господин. Все даймё будут почитать вашего сына, как они почитали вас.

Тайко это было смешно.

– Да уж, они будут… Сегодня, пока я жив, конечно! Но как мне устроить, чтобы Яэмон правил после меня?

– Назначьте Совет регентов, господин.

– Регенты! – презрительно процедил тайко. – Может быть, я бы сделал вас моим наследником и дал вам право судить, достоин ли Яэмон править после вас.

– Я недостоин этого, ваш сын должен сменить вас.

– Да, и сыновьям Городы тоже следовало править после него.

– Нет. Они нарушили мир.

– И вы уничтожили их по моему приказу.

– У вас была грамота императора. Они восстали против вашего законного мандата, господин. Дайте мне сейчас ваши приказы, и я буду их исполнять.

– Вот поэтому я и позвал вас сюда. – И тайко произнес следующее: – Редко кто обзаводится наследником в пятьдесят семь лет, и ужасно, когда сын – единственный и надо умирать в шестьдесят три, а других родственников нет и ты властелин Японии…

– Да, господин, – отвечал Торанага.

– Может, было бы лучше, чтобы я вообще не имел сына и мог передать государство вам, как мы и договаривались. У вас сыновей больше, чем у португальцев вшей.

– Карма.

Тайко засмеялся, изо рта у него потянулась нитка слюны с примесью крови. Ёдоко осторожно вытерла слюну, и он улыбнулся жене:

– Благодарю тебя, Ёдоко-сан, благодарю.

Потом его взгляд обратился на Отибу. Она улыбнулась ему, но его глаза теперь не улыбались, только выпытывали, силились угадать, задавали вопрос – тот самый, который он никогда не осмеливался произнести вслух, но который, она уверена, всегда был у него на уме: «А на самом ли деле Яэмон – мой сын?»

– Карма, О-тян, правда? – очень мягко произнес тайко, но Отиба так боялась, что он задаст вопрос в открытую, что у нее в глазах сразу же заблестели слезы. – Нет нужды плакать, О-тян. Жизнь только сон во сне. – Тайко с минуту лежал задумавшись, потом снова посмотрел на Торанагу и с внезапной, неожиданной теплотой, которой он славился, заговорил: – Э-э-э, старина, что за жизнь у нас была, а? Одни сражения. Бились бок о бок – вместе мы были непобедимы, мы делали невозможное. Вместе мы усмиряли сильных и плевали на их задранные зады, а они пресмыкались еще больше. Мы… мы делали это – крестьянин и самурай из рода Миновара! – Умирающий хмыкнул. – Послушайте, еще несколько лет – и я разгромил бы этих любителей чеснока. Потом совершил бы с нашими и корейскими полками бросок на Пекин – и воссел бы на драконовый трон в Китае. Потом я отдал бы вам Японию, и каждый имел бы, что хотел. – Голос у него был сильный вопреки всей хрупкости его тела. – Крестьянин может взойти на драконовый трон – не так, как здесь!

– Китай не Япония, господин.

– Да, в Китае они придумали умно. Начинал династию всегда крестьянин или сын крестьянина, трон захватывался силой, кровавыми руками. Там не было наследственных каст… Не в этом ли сила Китая? Сила и окровавленные руки, крестьянское происхождение – это я. Правда?

– Да. Но вы к тому же и самурай. Здесь вы изменили правила. Вы первый в династии.

– Я всегда любил вас, Тора-сан. – Тайко с довольным видом прихлебнул чаю. – Да, представьте себе: я – на драконовом троне! Подумайте об этом! Император Китая! Ёдоко – императрица, за ней – Отиба Прекрасная, после меня – Яэмон, и Китай с Японией навеки вместе, как им и следует быть. Ах, это было бы так легко! Потом с нашими войсками и ордами китайцев я бросился бы на северо-запад и юг – и, как шлюхи последнего разбора, все государства мира лежали бы, изнемогая, в грязи, с широко разведенными ногами, чтобы мы могли взять все, что пожелаем… Мы непобедимы, вы и я были непобедимы! Японцы непобедимы! Конечно же, мы знаем, в чем смысл жизни!

– Да, знаем.

У тайко странно блеснули глаза.

– В чем же?

– Долг, повиновение и смерть! – произнес Торанага.

Снова хмыканье, тайко, казалось, стал еще меньше, еще морщинистее… И тут же, без всякого перехода, чем он тоже славился, растеряв всю свою теплоту, он спросил:

– А что регенты? – Голос его стал ядовит и тверд. – Кого бы вы взяли?

– Господ Кияму, Исидо, Оноси, Тода Хиромацу и Сугияму.

Лицо тайко искривилось в зловещей усмешке.

– Вы самый умный человек в империи – после меня! Объясните дамам, почему вы выбрали именно этих пятерых.

– Потому что они ненавидят друг друга, но вместе могут править и подавить любое сопротивление.

– Даже вас?

– Нет, не меня, господин. – Торанага смотрел на Отибу и обращался теперь непосредственно к ней. – Чтобы Яэмон унаследовал власть, вы должны продержаться еще девять лет. Чтобы добиться этого, вам надо, кроме всего остального, сохранять мир, который установил тайко. Кияму я назвал потому, что он главный из даймё-христиан, крупный военачальник и самый преданный вассал. Далее, Сугияма – он самый богатый даймё в стране, его семья самая древняя, он всей душой ненавидит христиан и больше всех выиграет, если Яэмон получит власть. Оноси ненавидит Кияму, мешает ему властвовать. Он тоже христианин, но прокаженный, который хватается за жизнь, проживет еще лет двадцать и ненавидит всех остальных лютой ненавистью, особенно Исидо. Исидо будет разоблачать заговоры, ведь он крестьянин, ненавидит потомственных самураев и ярый противник христиан. Тода Хиромацу честен, исполнителен, предан, незыблем, как солнце, и подобен самому лучшему мечу. Ему следует возглавить Совет.

– А вы?

– Я совершу сэппуку вместе со своим старшим сыном Нобору. Мой сын Судара женат на сестре госпожи Отибы, так что он не опасен, никогда не сможет быть угрозой. Он наследует Канто, если вам будет угодно, при условии, что поклянется в вечном подчинении вашему дому.

Никто не удивился тому, что предложил Торанага. Очевидно, то же было на уме у тайко: Торанага один среди даймё представлял собой реальную угрозу. Тут она услышала, как ее муж спрашивает:

– О-тян, а что ты посоветуешь?

– Все то же, что сказал господин Торанага, господин, за исключением того, что вам следует приказать моей сестре развестись с Сударой, который должен совершить сэппуку. А вот господин Нобору станет наследником господина Торанаги и получит две провинции – Мусаси и Симоса, – а оставшаяся часть Канто отойдет вашему наследнику, Яэмону. Я советую вам отдать этот приказ прямо сегодня.

– Ёдоко-сама?

К ее удивлению, Ёдоко сказала:

– Ах, Токити, вы знаете, что я от всего сердца восхищаюсь и вами, и О-тян, и Яэмоном, как своим собственным сыном. Я бы посоветовала сделать Торанагу единоличным регентом.

– Что?

– Если вы прикажете ему умереть, я думаю, вы убьете и нашего сына. Только один господин Торанага достаточно умен, почитаем и опытен, чтобы наследовать ваш пост. Отдайте Яэмона под его опеку, пока мальчик не подрастет. Прикажите господину Торанаге усыновить нашего сына. Пусть Яэмон будет воспитан господином Торанагой и унаследует власть после него.

– Нет, этого делать нельзя, – запротестовала Отиба.

– Что вы скажете на это, Тора-сан? – спросил тайко.

– При всем моем смирении я должен отказаться, господин. Я не могу принять этого и прошу разрешения совершить сэппуку и уйти из жизни раньше вас.

– Вы будете единоличным регентом.

– Я никогда не отказывался подчиняться вам со времени заключения нашего договора. Но этот приказ я не выполню.

Отиба помнила, как она пыталась убедить умирающего позволить Торанаге покончить с собой, хотя и знала, что тайко уже все решил. Но тот передумал, принял наконец частично то, что посоветовала Ёдоко, и нашел компромисс: Торанага будет регентом и главой Совета. Торанага поклялся в вечной верности Яэмону, но сейчас он ткал паутину, которая опутывала их всех… Каковы будут последствия стычки с Марико?

– Я знаю: таков был его наказ, – бормотала Отиба, поняв, что госпожа Ёдоко хотела, чтобы она полностью доверилась Торанаге.

«Выйти замуж за Торанагу? Будда, защити меня от такого позора! Принимать его, чувствовать на себе его вес и как он впрыскивает в меня свое семя! Позор? Отиба, а правда ли это? – спросила она себя. – Правда в том, что ты хотела его, еще до тайко… И после. Ёдоко была права: гордость – твой враг, и тебе необходимо иметь мужчину, мужа. Почему не принять Исидо? Он чтит и желает тебя, он победит. Им будет легко управлять… Разве не так? Нет, только не этот грубый мужлан с рисовых болот! О, я знаю о тех грязных слухах, что распространяют мои враги… Неслыханные дерзости! Клянусь, что скорее лягу со своими слугами, чем оскорблю память моего господина с Исидо! Будь честной, Отиба, подумай о Торанаге! Неужели ты и правда ненавидишь его, потому что он мог видеть тебя в тот безумный день?»

Это случилось более шести лет назад на Кюсю, когда она и ее дамы были на соколиной охоте с тайко и Торанагой. Охотники разъехались кто куда, она ускакала за одним из своих соколов, отбившись от остальных. Оказавшись одна среди лесистых холмов, она внезапно наткнулась на крестьянина, собиравшего ягоды сбоку от заброшенной тропинки. Ее первый, слабый здоровьем сын уже два года как умер, и с тех пор ее лоно оставалось бесплодным, несмотря на все уловки, обеты, зелья и молитвы, к которым она прибегала, чтобы удовлетворить страстное желание своего господина иметь наследника.

Встреча с крестьянином была совершенно внезапной. Он глазел на нее, словно на ками, а она – на него, потому что он был копией тайко: маленький, похожий на обезьяну… Но он был молод. Ум ее кричал, что это дар богов, о котором она молила, поэтому она спешилась, увлекла его в лес и повела себя как сука в течке.

Все было словно во сне – безумие, грубая похоть, валяние в грязи… И даже сегодня она все еще могла ощущать струящийся из него жидкий огонь, его сладкое дыхание, стиснувшие ее руки… Потом она сразу почувствовала тяжесть, дыхание его стало зловонным, все показалось ей отвратительным, кроме той влаги, и она спихнула его с себя. Он захотел еще, но она стукнула его, обругала: пусть благодарит богов, что она не превратила его в дерево за наглость. Бедный дикарь упал на колени, моля о прощении. Конечно, она была ками… Почему бы еще такая красавица каталась в грязи с таким, как он?

Отиба с трудом залезла в седло и уехала в полном смятении, скоро потеряв из виду человека на поляне и размышляя, было это все сном или явью, не ками ли сам крестьянин, молясь, чтобы он был ками, ниспосланной богами сущностью, и принес ей еще одного сына во славу ее господина, принес ее господину душевный мир, которого он заслужил… На противоположном краю леса она увидела ожидающего ее Торанагу. Панический ужас охватил Отибу. «Неужели он… видел?» – пронеслось у нее в голове.

– Я беспокоился о вас, госпожа, – объяснил он.

– Я… все в порядке, благодарю вас.

– Но ваше кимоно порвано, в волосах и на спине у вас папоротник…

– Меня сбросила лошадь – ничего страшного. – И она предложила ему скакать наперегонки, чтобы доказать, что не пострадала.

Она мчалась как ветер, хотя спина и болела, исколотая шипами ежевики. Спину скоро залечили с помощью разных снадобий. В ту же ночь она была близка со своим господином и повелителем и через девять месяцев, на радость ему и себе, родила Яэмона.

– Наш муж, конечно, отец Яэмона, – уверенно ответила Отиба на вопрос Ёдоко. – Он отец обоих моих детей.

«Другой был только сон», – добавила Отиба уже про себя. «Зачем обманывать себя? Это был не сон, – подумалось ей тут же. – Это случилось на самом деле. Тот крестьянин не был ками. Ты совокупилась в грязи с крестьянином. Тебе надо было родить сына, чтобы привязать к себе тайко. Он мог бы взять и другую наложницу… А как родился ваш первенец? Карма…» Отиба пыталась отогнать от себя эту тайную боль.

– Выпей это, дитя, – попросила Ёдоко, когда ей исполнилось шестнадцать лет, через год после того, как она стала законной наложницей тайко.

Она выпила этот странный, согревающий травяной настой, ее сразу же потянуло в сон, а на следующий вечер, проснувшись, она вспомнила только не посещавшие ее раньше эротические сновидения, и причудливые цвета, и пугающую потерю ощущения времени… Ёдоко была с ней при пробуждении и когда она засыпала, как всегда внимательная и обеспокоенная тем, чтобы не нарушить гармонии их господина. Девять месяцев спустя Отиба родила – первая из всех женщин тайко. Но ребенок был очень слабый и умер в раннем детстве. «Карма», – подумала она тогда.

Они с Ёдоко не сказали друг другу ни слова – ни о том, что случилось, ни о том, что могло случиться во время этого длительного, глубокого сна. Ничего, кроме «прости меня», произнесенного несколько минут назад, и «не за что».

– Вы невиновны, Ёдоко-сама, и ничего не случилось, никаких тайных проступков – ничего. А даже если что-то и было, покойся в мире, старая женщина, теперь твоя тайна уйдет вместе с тобой. – Она посмотрела на это мертвое лицо, такое хрупкое и торжественное теперь, совсем как у тайко при его кончине… Он свой вопрос так и не задал.

«Карма, что он умер, – подумала она бесстрастно. – Если бы он жил еще десять лет, я стала бы императрицей Китая, а сейчас – сейчас я одна».

– Странно, что вы умерли до того, как я успела пообещать, госпожа… – прошептала Отиба. Запах курений и тлена окружил ее. – Я бы пообещала, но вы умерли еще до этого… В этом тоже моя карма? Должна ли я выполнить вашу просьбу и мое непроизнесенное обещание? Что мне следует делать? Сын мой, сын мой, я чувствую себя такой беспомощной…

Потом она вспомнила, что сказала Мудрая: «Думай, как поступил бы тайко – или Торанага».

Отиба почувствовала, как в нее вливаются новые силы. Она села и хладнокровно стала готовиться к выполнению обета.

Во внезапно наступившей тишине Тиммоко подошла к небольшим воротам в саду и, приблизившись к Блэкторну, поклонилась:

– Андзин-сан, пожалуйста, извините меня, моя хозяйка хочет видеть вас. Если вы немного подождете, я провожу вас.

– Хорошо. Спасибо. – Блэкторн уже давно сидел глубоко задумавшись, но так и не пришел к окончательному суждению, что же такое судьба.

Тени становились все длиннее и захватили уже часть двора. Серые подобрались, намереваясь идти с ним. Тиммоко подошла к Самиёри:

– Прошу меня извинить, господин, но моя госпожа просит вас все приготовить.

– Где она собирается это сделать?

Служанка указала на площадку перед аркой:

– Там, господин.

Самиёри поразился:

– При всех? Не в уединенном месте с несколькими свидетелями? Она сделает это для того, чтобы все видели?

– Да.

– Но, если… если это будет здесь… Ее… ее… А кто у нее будет помощником?

– Она считает, что ей окажет честь господин Кияма.

– А если не окажет?

– Я не знаю, господин. Она… она мне не сказала. – Тиммоко поклонилась, пересекла веранду и снова поклонилась. – Кирицубо-сан, моя госпожа говорит, что скоро вернется.

– У нее все хорошо?

– О да. – В голосе Тиммоко звучала гордость.

Кири и остальные успокоились. Услышав разговор с самураем, они все переполошились.

– Она знает, что все дамы ждут ее, чтобы поприветствовать?

– О да, Кирицубо-сан. Я… я передала ей. Она сказала, что польщена их присутствием и скоро лично поблагодарит их. Пожалуйста, извините меня.

Все следили, как она прошла к воротам и сделала знак Блэкторну следовать за ней. Серые хотели идти за ним, но Тиммоко покачала головой и сказала, что ее хозяйка не звала их. Командир позволил Блэкторну пойти одному. За воротами сада лежал другой мир, зеленый и спокойный: солнце освещало верхушки деревьев, щебетали птицы, кормились насекомые, ручей, журча, впадал в пруд, где плавали листья кувшинок. Но Блэкторн никак не мог избавиться от мрачного настроения. Тиммоко остановилась и показала ему на маленький домик для тя-но-ю. Дальше он пошел один. Сняв сандалии, поднялся по ступенькам – пришлось согнуться, чуть ли не встать на колени, чтобы пройти в маленькую зашторенную дверь, и вот он оказался внутри…

– Ты… – сказала Марико.

– Ты… – выдохнул Блэкторн.

Она стояла на коленях, спокойная, со свежей краской на лице, с малиновыми губами, искусно причесанная, в темно-голубом с зеленой каймой кимоно с зеленым же, но более светлым оби и тонкой зеленой лентой в волосах.

– Ты красивая.

– И ты. – Робкая улыбка. – Извини, что тебе пришлось такое увидеть.

– Это был мой долг.

– Нет, я не ожидала… не предусмотрела… что будет так много смертей.

– Карма. – Блэкторн заставил себя выйти из транса и перестал говорить по-латыни. – Вы задумали все это уже давно – ваше самоубийство?

– Моя жизнь никогда не была моей собственностью, Андзин-сан. Она всегда принадлежала моему сюзерену и после него – моему господину. Таков наш закон.

– Это плохой закон.

– Да. И нет. – Она оторвала взгляд от татами. – Мы будем спорить о вещах, которых нам не изменить?

– Нет. Пожалуйста, извини меня.

– Я люблю тебя, – сказала она по-латыни.

– Да. Теперь я знаю это. И я люблю тебя. Но ты стремишься к смерти, Марико-сан.

– Ты не прав, мой милый. Моя цель – жизнь нашего господина. И твоя жизнь. Мадонна наверняка простит, благословит меня за это. Теперь твоя жизнь более важна.

– Но выхода нет. Ни для кого.

– Потерпи, солнце еще не село.

– Я не уверен в этом солнце, Марико-сан. – Он протянул руки и прикоснулся к ее лицу. – Гомэн насай.

– Я обещала тебе, что сегодня все будет как в «Камелиях». Потерпи… Я знаю Исидо, Отибу и других.

– Плевать мне на других! – ответил он по-португальски, у него стало совсем тяжело на душе. – Ты хочешь взять их на испуг, а Торанага знает, что делает?

– Что за мысли… – мягко произнесла она. – Этот день слишком короткий…

– Извини, ты опять права. Сегодня не время для таких разговоров. – Он внимательно разглядывал Марико: на лицо ее полосами падали тени от бамбуковых планок жалюзи. Тени ползли вверх и исчезали, по мере того как солнце опускалось за крепостную стену…

– Чем я могу тебе помочь?

– Верить в то, что будет завтра.

В какой-то момент он уловил выражение ужаса на ее лице, протянул к ней руки, обнял ее и держал так, пока она не справилась с тяжким чувством. Послышались приближающиеся шаги.

– Да, Тиммоко?

– Время, госпожа.

– Все готово?

– Да, госпожа.

– Подождите меня около пруда с лилиями.

Шаги удалились. Марико повернулась к Блэкторну и нежно поцеловала его.

– Я люблю тебя, – сказала она.

– Я люблю тебя, – ответил он.

Она поклонилась и вышла через дверь, он – следом.

Марико остановилась у пруда с лилиями, развязала оби и дала ему упасть. Тиммоко помогла ей снять голубое кимоно. Под ним на Марико было ослепительно-белое кимоно и оби, которые Блэкторн уже видел, – традиционное одеяние смертника. Она развязала ленту в волосах и отбросила ее в сторону, потом, оставшись в одном белом, пошла, не глядя на Блэкторна.

За садом все оставшиеся в живых коричневые выстроились по трем сторонам квадрата вокруг восьми татами, лежащих в центре главных ворот. Ябу и Кири в окружении дам сидели в ряд на почетном месте, повернувшись лицом на юг. В переулке так же церемонно выстроились серые, вперемежку с ними расположились остальные самураи – мужчины и женщины. По знаку Самиёри все поклонились, она ответила поклоном. Вперед вышли четыре самурая и растянули поверх татами малиновое одеяло.

Марико подошла к Кирицубо и поклонилась ей и остальным дамам. Они ответили на ее приветствие поклоном и защебетали, рассыпаясь в церемонных фразах. Блэкторн ждал у ворот. Он следил за тем, как она отошла от дам, приблизилась к малиновому квадрату и встала на колени в его центре, перед маленькой белой подушкой. Правой рукой она достала из-за оби узкий нож и положила его на подушку перед собой. Тиммоко вышла вперед и, также встав на колени, протянула ей маленькое чистое белое покрывало и бечевку. Марико тщательно расправила подол кимоно – служанка помогала ей, – потом бечевкой повязала одеяло вокруг груди. Блэкторн знал: это делалось для того, чтобы уберечь подол от крови и не измять во время предсмертной агонии…

Успокоившись и полностью приготовившись, Марико подняла взгляд на главную башню замка… Солнце все еще освещало верхний этаж, отражаясь золотом в черепицах, пламенеющий свет достиг вершины башни и пропал. Марико сидела не двигаясь и казалась крохотной белой каплей на малиновом квадрате. В переулке уже темнело, слуги зажигали факелы. Покончив с этим делом, они исчезли так же бесшумно и быстро, как и появились. Марико подалась вперед, взяла нож и посмотрела через ворота в дальний конец переулка, но он был тих и пуст, как и раньше. Она снова посмотрела на нож.

– Касиги Ябу-сама!

– Да, Тода-сама?

– По-моему, господин Кияма не хочет помогать мне. Пожалуйста, я была бы польщена, если бы вы стали моим помощником.

– Это честь для меня, – отвечал Ябу. Он поклонился, встал и зашел сзади, слева от нее. Его меч зазвенел, скользя по ножнам. Ябу твердо поставил ноги и двумя руками поднял меч. – Я готов, госпожа, – заявил он.

– Пожалуйста, подождите, пока я не сделаю второй разрез.

Она посмотрела на клинок, правой рукой перекрестила грудь, потом подалась вперед и подняла нож, поднеся его к губам недрогнувшей рукой, словно пробуя вкус полированной стали. Потом взяла нож поудобнее и теперь держала его правой рукой с левой стороны горла. В этот момент дальний конец переулка озарился светом факелов – приближалась группа людей во главе с Исидо. Марико не опустила ножа. Ябу все еще был как сжатая до предела пружина…

– Госпожа, – спросил он, – вы ждете или продолжаете? Я хочу помочь вам как можно лучше.

Марико с трудом удержалась от того, чтобы переступить последнюю грань.

– Я… Мы подождем… мы… Я… – Ее рука с ножом опустилась, она задрожала. Ябу расслабился. Меч со свистом вошел в ножны, а его обладатель вытер влажные ладони о бока.

Исидо остановился в воротах:

– Солнце еще не зашло, госпожа. Солнце все еще выше горизонта. Вы так стремитесь умереть?

– Нет, господин. Я стремлюсь повиноваться моему господину… – Она старалась унять дрожь в руках, сжав их.

Среди коричневых раздался возмущенный ропот, вызванный грубостью Исидо. Ябу приготовился к выпаду, но остановился, услышав, как Исидо громко произнес:

– Госпожа Отиба от имени наследника просила регентов сделать в вашем случае исключение. Мы согласились удовлетворить ее просьбу. Здесь разрешение для вас на выезд завтра утром. – Он сунул документы в руки Самиёри, стоявшего поблизости.

– Что, господин? – спросила Марико, ничего не понимая, уставшим голосом.

– Вы можете ехать. На рассвете.

– И… и Кирицубо-сан, и госпожа Садзуко?

– Разве это не часть вашего долга? Их пропуска здесь же.

Марико пыталась сосредоточиться:

– И… и ее сын?

– На него тоже есть пропуск, госпожа. – Исидо презрительно ухмылялся. – И на всех ваших людей.

Ябу, запинаясь, произнес:

– Пропуска на всех?

– Да, Касиги Ябу-сан, – сказал Исидо. – Вы у них главный, не правда ли? Пожалуйста, отправляйтесь сразу же к моему письмоводителю. Он выправит все ваши бумаги, хотя я не знаю, почему наши уважаемые гости хотят нас покинуть. Трудно управиться за оставшиеся семнадцать дней.

– А я, господин? – робко осведомилась старая госпожа Эцу – ей хотелось проверить, насколько серьезна победа Марико. Сердце у нее заболело, пульс участился. – Я… я могу тоже уехать?

– Конечно, госпожа Маэда. Почему мы должны держать здесь кого-то против воли? Разве мы тюремщики? Ничего подобного! Если гостеприимство наследника так для вас оскорбительно, что вы хотите уехать, уезжайте. Хотя я не понимаю, как вы собираетесь за семнадцать дней проехать четыреста ри до дома и столько же обратно.

– Пожалуйста, извините меня, гостеприимство наследника не оскор…

Исидо прервал ее ледяным голосом:

– Если вы хотите уехать, обратитесь к письмоводителю за разрешением, как положено. Это займет день или около того, но мы проследим, чтобы вы могли ехать, ничего не опасаясь. – Обращаясь ко всем собравшимся, он добавил: – Могут ехать все женщины, все самураи. Я уже говорил, что глупо уезжать за семнадцать дней, это обижает наследника. Это просто насмешка над ним, его гостеприимством, гостеприимством госпожи Отибы и регентов! – Он снова зло посмотрел на Марико. – Или попытка оказать на нас давление угрозами совершить сэппуку… Сэппуку дама должна совершать в уединенном месте, а не устраивать оскорбительный для всех спектакль! Мне не нужны смерти женщин – я борюсь с врагами наследника, но если женщины – его открытые враги, то я не откажу себе в удовольствии плюнуть на их трупы!

Исидо повернулся, прокричал приказы серым и удалился. Командиры стали повторять его распоряжения для остальных самураев, строить их и уводить от ворот, оставив несколько человек в качестве почетной стражи.

– Госпожа, – прохрипел Ябу, снова вытирая вспотевшие руки. Горький привкус рвоты стоял у него во рту, так переживал он несостоявшееся сэппуку. – Госпожа, все закончилось. Вы… вы выиграли… Вы победили…

– Да-да… – Марико обессилевшими руками пыталась развязать узлы на бечевке.

Тиммоко подошла, распустила узлы, убрала покрывало и сошла с малинового квадрата. Все смотрели на Марико, ожидая момента, когда она сможет уйти.

Марико попробовала встать на ноги, но у нее ничего не получилось. Она попыталась во второй раз – снова не удалось. Повинуясь первому порыву, Кири подошла ей помочь, но Ябу покачал головой:

– Нет, она должна это сделать сама!

Кири пришлось отойти, затаив дыхание.

Блэкторн, стоявший у ворот, был вне себя от радости: Марико спасена! Он вспомнил, как сам был обессилен в ту ночь, когда чуть не совершил самоубийство, и должен был подняться сам, как мужчина, и идти домой без посторонней помощи, как мужчина, и стал самураем. У нее не хватает мужества. Что ж, все равно – он понимал ее и гордился ею…

Он видел, как Марико снова оперлась на малиновое одеяло, оттолкнулась от него. На этот раз она принудила себя встать. Ее качало, она чуть не рухнула, но все-таки заставила ноги слушаться и сделала шаг. Медленно сошла с малинового квадрата и, шатаясь, направилась к главному входу. Блэкторн решил, что она сделала достаточно – вытерпела свою меру и проявила немалое мужество. Он вышел вперед, подхватил ее на руки и поднял в тот самый момент, когда она потеряла сознание. Несколько секунд он стоял во дворе, гордясь тем, на что отважился. В его руках она казалась сломанной куклой. Постояв так, он направился в дом, и никто не тронулся с места и не помешал ему.

Глава 57

Нападение на занимаемую коричневыми часть замка началось в самое темное время ночи – за два-три часа до рассвета. Первая группа, из десяти ниндзя – печально известных «крадущихся», – поднялась на самый верх противоположной стены, которую перестали охранять серые. Ниндзя были наемники, мастера в воровстве и прочих малопочетных занятиях: шпионаже, проникновении в охраняемые места, организации тайных убийств.

Эти десятеро бросили обмотанные тряпками крюки-кошки с веревками на соседнюю крышу и переправились через пространство, разделяющее строения, как черные пауки по паутине: плотно обтягивающие черные кимоно с черными же таби, черные маски, руки и лица покрыты черной краской. Легкое вооружение – цепные ножи и сюрикэны, маленькие, размером с ладонь, метательные диски в форме звезды, с игольно-острыми, намазанными ядом концами, – облегчало их задачу и не мешало передвижениям, как и заплечные сумки и короткие тонкие палки.

Все десять бесшумно достигли цели. Они собрали крюки, четверо опять забросили кошки за выступ и тут же скользнули вниз на веранду, в двадцати футах под ними. Как только они оказались там, не произведя ни малейшего шума, их товарищи отцепили крюки, бросили вниз и двинулись по черепицам дальше… Но вот черепица под ногой одного треснула – и все мгновенно замерли. Во дворе, тремя этажами ниже, Самиёри, делавший обход часовых, остановился и посмотрел наверх. Глаза его впились в темноту, он ждал не шевелясь, приоткрыв рот, чтобы лучше слышать, и медленно обводил взглядом крышу, где затаились ниндзя. Она была в тени, луна светила очень слабо, звезды едва виднелись во влажном воздухе. Темные фигуры стояли абсолютно неподвижно, бездыханные, почти столь же безжизненные, как и черепицы у них под ногами…

Самиёри опять обвел взглядом крышу, настороженно прислушиваясь, потом снова, все еще не успокоенный, вышел на середину двора – оттуда было лучше видно. Теперь в поле его зрения попали четверо ниндзя на веранде, но они были так же неподвижны, как все вокруг, и Самиёри их не заметил.

– Эй! – окликнул он часовых у ворот. – Засовы надежно заперты? Вы ничего не видели и не слышали?

– Нет, – отвечали встревоженные часовые. – Черепицы на крыше часто потрескивают, может, от сырости или от жары сдвигаются…

Самиёри приказал одному из них:

– Поднимись наверх и посмотри! Поосторожней! Скажи часовым на верхнем этаже, пусть пошарят там на всякий случай!

Часовой убежал. Самиёри еще раз посмотрел наверх, пожал плечами и, несколько успокоившись, продолжил обход. Самураи разошлись по своим местам, следя за тем, что происходит снаружи.

На коньке крыши и на веранде ниндзя ждали все в том же положении, замерев как вкопанные, они даже не моргали: их обучали часами оставаться в неподвижности. Но предводитель сделал знак, и они сразу задвигались, с помощью крюков и веревок спокойно пробрались на следующую веранду, откуда проскользнули внутрь через узкие проемы в гранитных стенах. Ниже этого верхнего этажа все остальные окна – бойницы для лучников – были очень узки, не протиснешься, как ни старайся. По следующему сигналу пробрались одновременно еще две новые группы.

Комнаты, куда они проникли, были погружены во тьму. Здесь, расположившись аккуратными тесными рядками, спали десять коричневых. Их убили быстро и почти бесшумно, большинству хватило одного удара ножом в горло – убийцы, хорошо подготовленные, безошибочно нашли своих жертв. Лишь один самурай начал отчаянно отбиваться, но его тревожный крик был заглушен в самом начале. Проверили всю комнату, двери, главарь вынул кремень и трут, зажег свечу и, прикрывая ее руками, осторожно поднес к окну, откуда трижды просигналил в ночь. За его спиной ниндзя проверяли, все ли коричневые мертвы. Командир повторил сигнал, отошел от окна и, сделав знак, чтобы все подошли к нему, заговорил на языке жестов.

Ниндзя развязали мешки и приготовили оружие для нападения: короткие, серповидной формы, обоюдоострые ножи, к рукоятке которых крепилась цепочка с грузом на конце, сюрикэны и метательные клинки. По следующему приказу некоторые достали из чехлов палки – это оказались выдвижные пики и духовые трубки, которые с удивительной скоростью вытягивались на полную длину. Закончив приготовления, каждый садился на колени, устраивался лицом к двери и без видимых усилий замирал в неподвижности. Наконец все подготовились, и вожак задул свечу.

Когда городские колокола отбили середину часа тигра – четыре часа, час до рассвета, – в замок просочилась вторая половина ниндзя. Они бесшумно выскользнули из заброшенной трубы, по которой когда-то поступала вода для искусственных ручейков в саду. Эти ниндзя были вооружены мечами. Как и остальные, спрятавшиеся в тени, они заняли позиции среди кустов и мелких деревьев, сразу же став неподвижными и почти невидимыми. В это же самое время еще одна группа, из двадцати человек, забросила с земли веревки с крюками и стала забираться на стену, откуда просматривались двор и сад.

На стенах двое коричневых внимательно наблюдали за пустыми крышами через дворовый проход. Один оглянулся и увидел сзади крючья. Встревожившись, он показал на них товарищу, тот открыл было рот, чтобы закричать, но молниеносно в амбразуру проник ниндзя. Метнув сюрикэн в искаженное криком лицо самурая, он бросился к другому стражу – вытянутая рука ниндзя представляла собой страшное оружие, – выпрямил большой и указательный пальцы и парализовал противника ударом в шею. Еще один страшный удар с сухим треском сломал коричневому шею. Ниндзя прыгнул на первого, агонизирующего самурая, уцепившегося за сюрикэн, – колючки глубоко впились в рот и лицо жертвы, яд уже оказывал свое действие. Последним, нечеловеческим усилием умирающий самурай выхватил короткий боевой меч и нанес удар. Ниндзя, несмотря на глубокую рану и удушье, ударил коричневого в шею. Голова самурая откинулась назад, позвоночник сломался. Самурай умер, будучи еще на ногах.

Ниндзя истекал кровью, но не издал ни звука и все еще держал мертвого коричневого. Он стал осторожно опускать тело на каменные плиты, становясь рядом с ним на колени. К этому времени все ниндзя уже поднялись и стояли на стене. Они обошли раненого товарища и убедились, что на стене больше никого нет. Раненый все еще стоял на коленях около мертвых коричневых, держась за бок. Главарь осмотрел его рану: она сильно кровоточила. Он покачал головой и что-то сказал на языке жестов, ниндзя кивнул и с трудом пробрался в угол, оставляя за собой широкий кровавый след. Там он устроился поудобнее, привалившись к камню, и вынул сюрикэн. Несколько раз оцарапав тыльную сторону руки шипами с ядом, он достал нож, нащупал нужную точку на горле и обеими руками изо всех сил вонзил клинок снизу вверх.

Главарь убедился, что ниндзя мертв, вернулся к тяжелым укрепленным дверям, которые вели внутрь, и осторожно открыл их. Послышались приближающиеся шаги – все отпрянули назад, заняв позицию для боя. По коридору в западном крыле замка шел Самиёри с десятком коричневых. Двоих он оставил у дверей на стену и без задержки пошел дальше. Эти двое часовых вышли на стену в тот момент, когда Самиёри заворачивал за дальний угол коридора и начинал спускаться по винтовой лестнице. Внизу был еще один караул, двое самураев, стоявших на посту, поклонились ему, их тоже сменили.

– Соберите остальных и возвращайтесь к себе, отдохните. Вас разбудят на рассвете, – распорядился Самиёри.

– Да, господин.

Оба самурая двинулись вверх по лестнице, радуясь, что дежурство закончилось. Самиёри отправился вниз по следующему коридору, меняя часовых. Наконец он остановился перед дверью и постучал. С ним было двое часовых.

– Ябу-сан?

– Да? – раздался сонный голос.

– Извините, смена караула!

– Ах, спасибо, прошу вас, входите!

Самиёри открыл дверь, но настороженно остановился на пороге. Ябу был взъерошен, он лежал под одеялом, опираясь на локоть и держа другой рукой меч. Убедившись, что это Самиёри, он успокоился и зевнул:

– Что-нибудь новенькое?

Самиёри тоже почувствовал облегчение, покачал головой и, войдя в комнату, закрыл за собой дверь. Комната была большая, опрятная, на татами была постелена еще одна пара футонов, откинутый край верхнего тюфяка звал прилечь. Окна-бойницы возвышались над землей на тридцать футов, открывая взгляду кусочек широкой улицы.

– Все спокойно. Она сейчас спит… По крайней мере, ее служанка Тиммоко сказала, что спит. – Он подошел к низкому шкафчику, на котором потрескивала масляная лампа, и налил себе из кувшина холодного зеленого чая. Рядом с кувшином лежал пропуск, принесенный Ябу из канцелярии Исидо.

Ябу еще раз зевнул и с наслаждением потянулся:

– А что делает Андзин-сан?

– Когда я последний раз делал обход, он не спал. Это было в полночь. Он просил меня не беспокоить его до рассвета – что-то такое связанное с их обычаями. Я не понял всего, что он сказал, но это не страшно – здесь кругом очень много охраны. Кирицубо-сан и остальные дамы успокоились, хотя сама Кирицубо-сан большую часть ночи не спала.

Ябу встал с постели – на нем была только набедренная повязка.

– Что она делала?

– Просто сидела у окна, глядя на улицу. Но там ничего не происходило. Я предложил ей лучше пойти поспать. Она вежливо поблагодарила, согласилась со мной, но осталась на том же месте. Женщина, что с нее взять?

Ябу несколько раз согнул и разогнул руки и яростно потер их, стремясь усилить кровообращение, потом стал одеваться.

– Ей следует отдохнуть. Сегодня нам предстоит длинное путешествие.

Самиёри поставил чашку:

– Думаю, все это хитрая уловка.

– Вы о чем?

– Я не верю, что Исидо нас отпустит.

– У нас есть разрешения – вот они. Перечислены все наши люди. Вы проверили фамилии. Как он может пойти на попятную, объявив публично о нашем выезде вместе с госпожой Тода? Невозможно!

– Не знаю, не знаю… Извините меня, Ябу-сан, но я думаю, что это какой-то трюк.

Ябу медленно завязывал пояс:

– Какой трюк?

– Мы попадем в засаду.

– Когда выйдем из замка?

Самиёри кивнул:

– Да, именно так.

– Он не посмеет.

– Посмеет. Он перебьет нас или задержит. Не могу себе представить, чтобы он отпустил ее, или госпожу Кирицубо, или госпожу Садзуко с ребенком. Даже старую госпожу Эцу с остальными.

– Нет, вы не правы.

Самиёри печально покачал головой:

– Было бы лучше, если бы она совершила сэппуку, а вы ей помогли. А так ничего не решается.

Ябу взял мечи и засунул их за пояс. «Да, – подумал он. – Я с вами согласен. Ничего не решилось, и она не выполнила свой долг. Вы знаете это, я знаю это, Исидо тоже это понял. Позор! Если бы она была мертва, мы бы все уцелели! А так… Она вернулась из-за грани и опозорила нас, да и себя. Сиката га най, нэ? Глупая женщина!»

Но Самиёри он сказал:

– А я считаю, госпожа Тода выиграла, она победила Исидо. Он не осмелится напасть на нас. Спите спокойно, я разбужу вас на рассвете.

Самиёри снова покачал головой:

– Нет, спасибо, Ябу-сан, я лучше сделаю еще один обход. – Он подошел к окну и выглянул на улицу. – Что-то не так!

– Все тихо. Постойте, подождите-ка! Вы слышите?

Ябу подошел к Самиёри и притворился, что смотрит наружу, напряженно прислушиваясь, потом внезапно выхватил короткий меч и молниеносным движением вонзил его в спину Самиёри, другой рукой зажав ему рот, чтобы не вырвался крик. Самурай умер мгновенно. Стараясь держать тело на отлете, чтобы не испачкаться кровью, Ябу перенес Самиёри на футоны, положив его так, словно он спит, выдернул меч из раны и вытер, досадуя, что интуиция Самиёри вынудила его совершить незапланированное убийство. «Что ж, – подумал Ябу, – зато теперь он не будет здесь разнюхивать».

Еще раньше, когда Ябу вернулся из канцелярии Исидо со своими пропусками, он столкнулся с самураем, которого раньше никогда не видел.

– Вас приглашают к сотрудничеству, Ябу-сан.

– Какому и кто?

– Тот, кому вы сегодня сделали предложение.

– В обмен на безопасный выход вас и Андзин-сана вы позаботитесь, чтобы она была без оружия при нападении на вас во время поездки. Пожалуйста, не хватайтесь за меч, Ябу-сан, – там четверо лучников только и ждут, когда вы что-нибудь затеете!

– Как вы осмеливаетесь делать мне такое предложение? Какое нападение? – блефовал он, чувствуя, как ослабели ноги.

Он не сомневался: посланный – от Исидо. Вчера после полудня через посредников он сделал Исидо тайное предложение в отчаянной попытке хоть как-то ослабить урон, который нанесла Марико его планам относительно черного корабля и всего его будущего. К этому времени Ябу понял, что разоружить ее, оставив в живых, было бы трудно, если не невозможно, – эта попытка опасна для обеих сторон…

– Ничего не знаю ни о каком нападении! – закричал он, страстно желая, чтобы рядом с ним была Юрико – вот кто помог бы выбраться из этой ловушки.

– Тем не менее от вас ждут помощи, хотя и не той, которую вы предлагали.

– Кто вы?

– За это вы получите Идзу, чужеземца и его корабль – в тот миг, когда голова главного врага слетит с плеч. При условии, конечно, что женщина будет захвачена живой, а вы останетесь в Осаке до главного дня и поклянетесь в верности.

– Чья голова? – Ябу пытался заставить свои мозги работать, но понимал только, что Исидо использовал просьбу прийти за пропусками как предлог, чтобы сделать ему тайное предложение и поторговаться.

– Так да или нет? – спросил самурай.

– Кто вы и о чем говорите? – Он поднял свиток. – Здесь пропуска господина Исидо! Даже господин военачальник не сможет отобрать их после всего, что произошло!

– Все так говорят. Но извините, скорее волы начнут гадить золотым песком, чем вам или еще кому-то позволят оскорблять господина Яэмона. Пожалуйста, не беритесь за меч!

– Тогда следите за тем, что говорите!

– Конечно, прошу прощения. Вы согласны?

– Я уже владею Идзу, и мне обещали отдать Тотоми и Суругу, – начал Ябу, собираясь поторговаться: хотя он и в ловушке, как Марико и Исидо, взять в плен госпожу Тода будет непросто.

– Вы правы, – отвечал самурай, – но я не уполномочен торговаться. Условия только такие. Так да или нет?

Ябу вытер меч и натянул простыню на лежащего словно во сне Самиёри. Потом полотенцем вытер пот с лица и рук, постарался успокоиться и открыл дверь. В нескольких шагах в коридоре ждали двое коричневых, они поклонились.

– Я разбужу вас на рассвете, Самиёри-сан, – бросил Ябу в темноту. Затем приказал одному из самураев: – Встаньте здесь! Никого не пускайте! Никого! Присмотрите, чтобы Самиёри-сан не беспокоили – ему нужно отдохнуть.

– Да, господин.

Самурай занял свой новый пост, а Ябу с другим часовым пошел по проходу и поднялся на несколько ступенек в главное помещение этого этажа. Он пересек его, направляясь к расположенным в восточном крыле залам для приемов и внутренним покоям, и скоро оказался в ведущем туда коридоре. Охранники поклонились и пропустили его. Еще один самурай открыл дверь в коридор, откуда можно было попасть в жилые комнаты. Ябу постучал.

– Андзин-сан? – тихонько позвал он.

Ответа не было. Он открыл дверь: комната была пуста, внутренние сёдзи слегка приоткрыты. Он нахмурился, потом сделал сопровождавшему его охраннику знак подождать и быстро прошел через комнату в плохо освещенный внутренний коридор. Остановила его Тиммоко – в руке она держала нож. Постель ее была разложена как раз в этом коридоре, у входа в одну из комнат.

– Ах, простите, господин, я со сна не разобрала… – Тон у нее был извиняющийся, она опустила нож, но не уступала дороги.

– Я ищу Андзин-сана.

– Он и моя хозяйка разговаривают с Кирицубо-сан и госпожой Атико.

– Пожалуйста, спросите, не смогу ли я повидать его.

– Конечно, господин. – Тиммоко вежливо поманила Ябу обратно в комнату, подождала, пока он не зайдет, и закрыла внутреннюю дверь.

Охранник в главном коридоре вопросительно смотрел на них. Через несколько секунд сёдзи отодвинулись и вошел Блэкторн. Он был одет, с коротким мечом на поясе.

– Простите, что беспокою вас, Андзин-сан. Я только хотел убедиться, все ли в порядке. Вы понимаете меня?

– Да, спасибо, не беспокойтесь.

– С госпожой Тода все в порядке? Она не заболела?

– Сейчас все прекрасно. Очень устала, но не более того. Скоро уже рассвет, так?

Ябу кивнул:

– Да. Я просто хотел убедиться, что все благополучно. Вы меня понимаете? – повторил он на всякий случай.

– Да. Сегодня после обеда вы сказали про план, Ябу-сан. Помните? Объясните, пожалуйста, что это за секретный план?

– Не секретный, Андзин-сан, – поправил Ябу, сожалея, что был так откровенен. – Вы неправильно поняли. Я сказал, что нужно выработать план… из Осаки очень трудно выбраться. Или бежать, или… – Ябу провел ребром ладони поперек горла. – Вы поняли?

– Да. Но теперь есть пропуска, не правда ли? Теперь можно безопасно выбраться из Осаки.

– Да, скоро выезжаем. На корабле очень удобно. Скоро будем набирать людей в Нагасаки. Вы понимаете?

– Да.

Проявляя все признаки дружелюбия, Ябу удалился. Блэкторн закрыл за ним дверь и вернулся через внутренний коридор, оставив внутреннюю дверь полуоткрытой. Он прошел мимо Тиммоко в следующую комнату. Марико полулежала, облокотившись на футоны: еще более хрупкая и красивая, чем всегда, она как будто стала чуточку меньше… Кири стояла на коленях на подушке. Сбоку, свернувшись клубочком, спала Атико.

– Что он хотел, Андзин-сан? – спросила Марико.

– Просто посмотреть, все ли в порядке.

Марико перевела его ответ Кири.

– Кири интересуется, спросили ли вы его о плане.

– Да, но он ушел от ответа. Видно, передумал – не знаю. Возможно, это мои фантазии. Мне показалось сегодня днем, будто он что-то замышляет или даже имеет какой-то план.

– Выдать нас?

– Конечно. Но я не знаю как.

Марико улыбнулась ему:

– А вы не ошиблись? Мы же теперь в безопасности…

Атико что-то пробормотала во сне, все посмотрели на нее: она и во сне просила разрешения остаться с Марико. Того же хотела и старая госпожа Эцу, громко храпевшая в соседней комнате. Остальные дамы на закате разошлись по своим помещениям. Все направили официальные просьбы разрешить им немедленный выезд. По мере того как смеркалось, по замку распространялись слухи, что завтра о том же попросят еще сто пятьдесят человек. Кияма послал за Атико, женой своего внука, но она не захотела покинуть Марико. Даймё сразу же отказался от нее и потребовал вернуть сына. Она подчинилась. Ее долго мучили кошмары, наконец она спокойно уснула.

Марико взглянула на Блэкторна:

– Как хорошо, что все успокоилось…

Когда она очнулась живой, а не мертвой, душа ее устремилась к нему. Первый час, пока они были одни, она лежала у него на руках.

– Ты жива, Марико, жива! Я уже видел тебя мертвой.

– Я думала, что умерла. Я еще не могу поверить, что Исидо сдался. Никогда за двадцать жизней… О, как я люблю, когда ты обнимаешь меня. Ты такой сильный…

– С того момента, как ты отдала приказ Ёсинаке, я думал, что не увижу ничего, кроме смертей. Твоей, своей, всех… Я участвовал в вашем плане?

– Со дня землетрясения, Андзин-сан. Пожалуйста, простите меня, но я не хотела… не хотела пугать вас. Боялась, что вы не сможете понять. Да, с того дня я знала, что моя карма – спасти заложников в Осакском замке. Только я могла сделать это для господина Торанаги. И теперь это сделано. Но какой ценой! Мадонна да простит меня…

Потом пришла Кири, и они сели порознь, но это не имело никакого значения. Достаточно было улыбки, взгляда, слова.

Кири подошла к окнам-бойницам: город просматривался до самого моря, где светились огоньки рыбачьих лодок, возвращавшихся в гавань.

– Скоро рассвет, – сказала Кири задумчиво.

– Да, – откликнулась Марико. – Сейчас я встану.

– Скоро, но не сейчас. Пожалуйста, отдохните, Марико-сама. Вам нужно набраться сил.

– Хотела бы я, чтобы здесь был господин Торанага…

– Да-а…

– Вы подготовили письмо о… о нашем отъезде?

– Да, Марико-сама, еще один голубь вылетит на рассвете. Господин Торанага услышит о вашей победе сегодня, – пообещала Кири. – Он будет гордиться вами.

– Я так рада, что он оказался прав…

– О, пожалуйста, простите меня за то, что я сомневалась в вас и в нем…

– В глубине сердца я тоже сомневалась в нем. Простите и меня.

Кири снова повернулась к окну и посмотрела на город.

«Торанага не прав! – хотелось закричать ей. – Мы никогда не уедем из Осаки, сколько бы ни притворялись! Наша карма – остаться, его карма – терять…»

В западном крыле Ябу остановился у караулки. Самураи, сменяющие часовых, были уже наготове.

– Я собираюсь провести срочную проверку.

– Да, господин.

– Вы все подождете меня здесь. Вы пойдете со мной.

Он спустился по парадной лестнице, сопровождаемый только одним охранником. Внизу лестницы в первой прихожей стояли еще часовые, снаружи были сад и главный двор. Беглый взгляд показал, что все в порядке. Тогда он вернулся в крепость и, к удивлению охранника, спустился вниз, в помещение для слуг. Перепуганные слуги с трудом вырывались из объятий сна, торопливо кланялись. Ябу почти не замечал их. Он направлялся все глубже в недра крепости, вниз по лестнице, по редко используемым, но хорошо освещенным сводчатым переходам с сырыми, сильно заплесневелыми каменными стенами. В этих погребах не стояли часовые – тут нечего было охранять. Вскоре они стали снова подниматься вверх, приближаясь к наружным стенам.

Ябу внезапно остановился:

– Что это?

Коричневый самурай остановился, прислушался – и тут же погиб. Ябу вытер меч и затащил тело в темный угол, потом поспешил к еле заметной, сильно укрепленной маленькой железной двери в стене – ему сообщил об этой потайной двери посредник Исидо. Пришлось долго отворачивать проржавевшие болты, но вот звякнул последний, и дверь распахнулась. Снаружи потянуло холодным воздухом. К горлу его метнулось копье, но остановилось в самый последний момент. Ябу не двигался, почти парализованный страхом. На него внимательно смотрел ниндзя, почти неотделимый от темноты за дверью.

Ябу поднял трясущуюся руку и сделал условный знак:

– Я Касиги Ябу!

Одетый в черное, с капюшоном на голове, почти невидимый, главарь кивнул, но продолжал держать копье наготове. Он сделал знак Ябу, и тот послушно отступил на шаг. Главарь, высокий, широкоплечий, с большими плоскими глазами в прорезях маски, прошел в коридор. Вид у него был очень усталый. Одним движением кисти он вонзил копье в мертвого коричневого, вытащил оружие, потянув за цепь, прикрепленную к концу древка, подобрал цепь и постоял, внимательно прислушиваясь, нет ли признаков надвигающейся опасности. Наконец, удостоверившись, что все в порядке, он сделал знак в темноту. Сразу же двадцать человек бросились вверх по ступеням давно забытого хода на верхние этажи. Ниндзя несли с собой орудия убийств – цепные ножи, мечи и сюрикэны. Посредине их черных капюшонов был нашит красный лоскут. Вожак не обращал на них внимания, но не спускал глаз с Ябу и начал медленно загибать пальцы левой руки:

– Один… два… три…

Ябу чувствовал, что из прохода за дверью за ним наблюдает множество глаз, но сам никого не видел.

Теперь люди с красными нашивками поднимались по лестнице парами. Наверху пролета они остановились – дорогу преграждала дверь. Они подождали с минуту, потом попытались осторожно открыть ее, но она не поддавалась. Подошел один, со специальным инструментом, поддел дверь коротким стальным ломиком с крючком на одном конце и лопаточкой на другом и открыл. За дверью был еще один проход, более узкий, – все молча устремились по нему. На следующем углу им пришлось остановиться. Идущий впереди осмотрелся и сделал знак рукой идти по другому коридору. В дальнем конце через специальное отверстие в плотной деревянной панели, скрывавшей потайную дверь, просачивался свет. Ниндзя приложил глаз к отверстию и различил широкую комнату для приемов, двух серых и двух коричневых, охраняющих вход в жилые помещения. Он оглянулся и кивнул остальным. Один из ниндзя загибал пальцы, ведя счет синхронно с главарем, который остался двумя этажами ниже. Все взгляды сосредоточились на считавшем. Внизу, в подвале, пальцы вожака двигались в прежнем темпе, отсчитывая мгновения, а глаза не отрывались от Ябу. Тот смотрел и ждал, вспотев от страха. Но вот вожак сжал пальцы в кулак и показал в низ коридора. Ябу кивнул, повернулся и медленно пошел тем же путем, что пришел сюда. Сзади опять начался неумолимый счет:

– Один, два, три…

Ябу знал, какому огромному риску подвергается, но у него уже не было выбора, и он еще раз проклял Марико за то, что она вынудила его встать на сторону Исидо. Частью сделки было его обязательство открыть потайную дверь.

– Что за дверью? – подозрительно спросил он тогда.

– Друзья. Вот условный сигнал, а пароль – ваше имя.

– А потом они убьют меня, да?

– Нет. Вы слишком нужный человек, Ябу-сан: вы должны обеспечить проникновение внутрь.

Он согласился, да, но не обещал помогать ниндзя – ненавидимым и страшным легендарным наемникам, преданным только своей тайной сплоченной организации, единство которой крепилось узами родства. Ниндзя только кровных родственников посвящали в свои секреты: как плавать под водой на большие расстояния, влезать на почти гладкие стены, оставаться незаметными и неподвижными день и ночь, убивать голыми руками или ногами, владеть всеми видами оружия, устраивать отравления, поджоги и взрывы. Единственной целью жизни ниндзя было убийство за деньги.

Ябу старался идти размеренным шагом, грудь теснило – так больно поразило его открытие, что нападающие – ниндзя, а не ронины. «Исидо сошел с ума…» – думал Ябу. Все чувства его смешались, каждую минуту он ждал смерти от пики, стрелы или удавки… Но вот он оказался почти в самом углу, обернулся, убедился, что наконец в безопасности, крутанулся и помчался по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Вот он наверху, в коридоре со сводчатым потолком, поворот за угол, к помещениям для слуг…

Пальцы вожака все еще отмечали секунды, потом счет прекратился. Он сделал резкое движение рукой, подавая сигнал скрытым во мраке, и бросился следом за Ябу. Из темноты вынырнули двадцать ниндзя, еще пятнадцать заняли оборону в двух концах коридора, охраняя путь к отступлению: под замком пчелиными сотами лепилась сеть заброшенных погребов и коридоров – они вели к одному из подземных ходов Исидо, проложенных подо рвом с водой и выводящих в город.

Ябу побежал еще быстрее, споткнулся в проходе, но сумел устоять на ногах и ураганом пронесся через помещения для прислуги, раскидывая горшки и чашки, бочонки и бутыли.

– Ниндзя-я-я-я! – ревел он.

Это была его собственная идея, чтобы спастись, если он попадет под подозрение, – в уговор такое не входило. Слуги разбегались в панике, вопили, пытались спрятаться под скамейками и столами. Ябу проскочил все помещение, пулей вылетел с другой стороны и по ступенькам понесся к главным коридорам – встретить коричневых, уже выхвативших мечи.

– Поднимайте тревогу! – орал Ябу. – Ниндзя!.. Там, среди слуг, оказались ниндзя!

Один самурай кинулся к главной лестнице, второй, подняв меч, смело бросился вперед и занял позицию у винтовой лестницы, ведущей вниз. Увидев его, слуги встали как вкопанные, потом с криками ужаса сбились в кучу, закрыв глаза и заслоняя руками голову. Ябу достиг главных дверей и через них выскочил на лестницу.

– Объявите тревогу! На нас напали! – кричал он, как было договорено, – тем самым он оповещал нападающих снаружи, чьей задачей было отвлечь внимание; главные силы атаковали через потайную дверь, чтобы пробраться в комнату для приемов, захватить Марико и скрыться до того, как план будет разгадан.

Самураи вертелись у ворот и на переднем дворе, не зная, откуда ждать нападения. Тем временем атакующие выбирались в сад из укрытий и окружали коричневых. Ябу отступил внутрь здания, коричневые самураи спускались из караулки вниз, торопясь прийти на помощь своим товарищам на улице.

К Ябу подбежал командир:

– Что происходит?

– Ниндзя на улице и среди слуг! Где Самиёри?

– Не знаю, наверное, у себя.

Ябу устремился вверх по ступенькам, в то время как все спешили вниз. В этот момент первые ниндзя, выбравшиеся из погреба, бросились в атаку. Сюрикэн с шипами вывел из строя одинокого стражника; слуг кололи копьями… Нападающие бросились в главный коридор, устроив шумную свалку и сбив с толку взбешенных коричневых, не знающих, откуда ждать следующей атаки. На верхнем этаже ожидающие боя ниндзя при первых криках открыли дверь, бросились на спешивших вниз коричневых и тут же их перебили. Меча отравленные стрелы и сюрикэны, ниндзя продолжали наступление, перепрыгивая через трупы. Их целью было захватить главный коридор на следующем этаже. Бешеную атаку подоспевших на помощь коричневых ниндзя быстро отбили: они раскручивали цепи с грузом и захлестывали ими шею противников или клинки, а потом в ход шли обоюдоострые ножи. Сюрикэны рассекали воздух, выводя из строя уцелевших самураев. Коричневые скоро были уничтожены. Среди ниндзя было несколько раненых, но и они, как бешеные звери, наскакивали до последнего, пока не падали замертво.

В саду ниндзя легко остановили первую волну подкрепления – коричневые выскочили в главную дверь, – но вторая волна мужественно кинулась в атаку и смела убийц за счет значительного численного превосходства. Злоумышленники отступили и сразу затерялись в темноте благодаря своей угольно-черной одежде. Обрадованные коричневые кинулись за ними, но попали в засаду и были перебиты.

Ниндзя с красными нашивками на одежде все еще лежали у комнаты приемов, терпеливо ожидая. Командир их следил за происходящим в комнате через потайной глазок: охранники из коричневых и серые, сопровождающие Блэкторна, стерегут тяжелую дверь в коридор, тревожно прислушиваются к долетающему снизу шуму побоища; перед дверью столпились стражи, серые и коричневые; не в силах больше ждать, командиры обеих групп приказывают всем своим людям выйти из комнаты для приемов и занять оборону в дальнем конце коридора… Теперь путь чист! Дверь во внутренний коридор открылась – за ней только командир серых, он уже уходит. И вдруг вожак с красной нашивкой увидел женщину: она подбегает к порогу, за ней – высокий чужеземец, следом спешит еще одна женщина… Он нашел ту, которая нужна! Выполнить задание! Помочь родичам внизу! Охваченный жаждой убийства, вожак с красной нашивкой отдал приказ и кинулся в дверь. Слишком рано!

Блэкторн, увидев, как он приближается, мгновенно выхватил из-под кимоно пистолет и выстрелил. Пуля снесла вожаку затылок, и атака захлебнулась. Одновременно командир серых бросился назад и яростно атаковал, зарубив одного ниндзя. На него тут же накинулась целая группа ниндзя – командир погиб, но этих нескольких секунд Блэкторну хватило, чтобы затащить Марико за дверь и захлопнуть ее. Он схватил железный брус и всунул его на место как раз тогда, когда несколько ниндзя обрушились на дверь, а остальные бросились защищать главный вход.

– Боже мой! Что здесь происходит?

– Ниндзя! – закричала Марико.

Кири, госпожа Садзуко, госпожа Эцу, Атико, Тиммоко и остальные служанки в ужасе выскакивали из своих комнат. На дверь обрушился град ударов.

– Быстрей туда! – Кири устремилась вглубь помещения.

Женщины гурьбой поспешили за ней, две служанки помогали идти госпоже Эцу. Блэкторн следил за дверью: под бешеными ударами ломов ниндзя она начала заметно поддаваться – отдельные доски уже раскололись… Он бросился к себе за мечами и пороховницей.

В зале для приемов ниндзя уже разделались с шестью коричневыми и серыми у главного входа и сломили сопротивление тех, кто оказался в коридоре, но в ходе этой схватки сами потеряли двоих убитыми и двоих ранеными. Им удалось закрыть и надежно запереть двери.

– Быстрей! – рявкнул новый вожак ниндзя с красной нашивкой.

Его люди с ломами не нуждались в подстегивании – они бешено насели на дверь, пытаясь ее взломать. Вожак мгновение постоял над телом брата, ожесточенно пнул его ногой – внезапной атаки не получилось из-за его глупой поспешности – и присоединился к своим людям.

В коридоре Блэкторн лихорадочно пытался зарядить пистолет, слушая, как трещит дверь под ударами. «Насыпать пороха, забить пыж… поаккуратней… Вот уже одна филенка треснула… Еще пыж… забить его потуже, потом пулю, еще пыж… И петля не выдержала – конец лома появился… Дальше надо аккуратно сдуть с полки замка лишний порох…»

– Андзин-сан! – откуда-то из внутренних комнат закричала Марико. – Скорее!

Но Блэкторн не обращал внимания на крики. Он подошел к двери и, приложив ствол к трещине на высоте живота, спустил курок. С другой стороны раздался крик, удары по двери прекратились. Он отступил и снова стал заряжать пистолет. «Сначала порох, потом примять его… Дверь опять затряслась, опять они ломятся… наддают плечом, лупят кулаками, ногами – чем придется. Снова пыж и пуля, еще бумаги для запыживания…» Дверь затрещала и подалась, болт отскочил и зазвенел, упав.

Кири торопилась вниз по внутреннему проходу, судорожно хватая ртом воздух, остальные почти несли на руках госпожу Эцу, Садзуко плакала:

– Куда мы, уже некуда идти…

Но Кири, спотыкаясь, вбежала в очередную комнату, пересекла ее и отодвинула сёдзи – за ними в каменной стене обнаружилась обитая железом дверь. Она легко распахнулась, хорошо смазанные петли даже не скрипнули.

– Это… это потайное убежище моего господина… – задыхаясь, объяснила Кири, входя внутрь, но внезапно остановилась: – Где Марико?

Тиммоко развернулась и бросилась назад.

В первом коридоре Блэкторн аккуратно сдул лишний порох с полки и опять подошел к двери: она почти развалилась, но еще оставалась преградой между ним и ниндзя. Он выстрелил. Снова раздались крики, но после минутного замешательства удары возобновились! Отскочил еще один болт, вся дверь мелко затряслась. Блэкторн стал перезаряжать пистолет.

– Андзин-сан! – отчаянно звала его Марико из дальнего конца коридора.

Он бросил свое занятие, подхватил мечи и кинулся к ней. Марико побежала, увлекая его за собой. Дверь наконец развалилась, появились ниндзя и ринулись в погоню.

Марико летела, не чуя под собой ног, Блэкторн следовал за ней по пятам. Она пронеслась через комнату, зацепилась за что-то юбками и упала. Он схватил ее и протащил через комнату. Навстречу выступила Тиммоко.

– Быстрей! – кричала она, дожидаясь, пока они проскочат мимо. Немного пробежав за ними, она повернула назад и встала, приготовив нож…

В комнату ворвались ниндзя. Тиммоко, вытянув руку с ножом, бросилась на первого из нападавших, тот легко отразил удар и, словно куклу, откинул ее в сторону, стремясь догнать Блэкторна и Марико. Последний ниндзя ногой переломил Тиммоко шею и припустил за остальными.

Юбки мешали Марико бежать, хотя Блэкторн и пытался помочь как мог. Они пересекли комнату, свернули вправо, в другую, и он увидел дверь, за которой их ждали вконец перепуганные Кири и Садзуко. У них за спиной Атико и служанки суетились вокруг старухи. Блэкторн втолкнул Марико в укрытие и остановился у входа с незаряженным пистолетом в одной руке и мечом в другой, ожидая Тиммоко. Где она? Он поспешил назад, но, услышав топот ниндзя, остановился и бросился обратно в комнату. Едва Блэкторн захлопнул дверь, как на нее обрушились копья и сюрикэны, скользящие по железу. Опять едва он успел вставить на место засовы, как нападающие со всей силой набросились на дверь.

Блэкторн возблагодарил Бога за спасение и, убедившись в прочности двери – ломами разбить ее нелегко, у них есть какое-то время, – восславил Господа еще раз. Пытаясь успокоить дыхание, он огляделся: Марико, стоя на коленях, судорожно глотает воздух; шестеро служанок, Атико, Кири, Садзуко, рядом, с посеревшим лицом, почти без сознания, лежит старая госпожа Эцу. Комната крохотная, стены каменные, боковая дверь ведет на маленькую площадку в крепостной стене… Он пробрался к окну и выглянул: угловой выступ, над которым сооружена площадка, нависает над переулком и двором; снизу слышны звуки битвы, стоны, боевые кличи. В переулке и на противоположной стене – несколько серых, самураи без формы. Ворота внизу заперты, их обороняют ниндзя.

– Что происходит, черт побери?.. – У Блэкторна вдруг защемило сердце.

Никто ему не ответил, он вернулся к Марико, стал около нее на колени и осторожно потряс за плечо:

– Что здесь происходит?

Но она не в силах была что-либо произнести.

Ябу бежал по широкому коридору в западное крыло, где располагались спальни. Завернув за угол, он вынужден был остановиться: впереди большая толпа самураев с боем отступала под яростной контратакой наседающих сверху ниндзя.

– Что здесь происходит? – закричал Ябу, перекрывая шум. «Ниндзя ведь должны быть только внизу…»

– Они напали на нас! – задыхаясь, ответил один из самураев. – Спустились сверху…

Ябу выругался, поняв, что его обманули – не раскрыли всего плана атаки.

– Где Самиёри?

– Видимо, погиб… Они захватили все крыло, господин! Вам повезло – вы спаслись… Они напали после того, как вы ушли… Что надо этим ниндзя?

Их внимание привлекли новые крики: в дальнем конце коричневые предприняли атаку из-за угла, прикрывающего самураев с пиками. Они оттеснили ниндзя назад и бросились их преследовать, но их накрыло целым облаком сюрикэнов… Несколько минут – и преследователи погибли, перекрыв своими телами проход. Они умирали в страшных конвульсиях, вызванных действием яда. Остаткам коричневых пришлось отступить и перегруппироваться.

Ябу, остановившийся на безопасном расстоянии, кричал:

– Пришлите лучников!

Тут же несколько человек бросились выполнять его приказание.

– Из-за чего такое нападение? Почему их так много? – снова спросил самурай с лицом, вымазанным кровью – она лилась из раны в щеке. – Эти презренные… эти ниндзя атакуют всегда в одиночку или небольшими группами. Исчезают так же быстро, как и появляются, – если достигают своей цели.

– Не знаю… – ответил Ябу.

Эта часть замка была заполнена людьми, живыми и мертвыми, стоял страшный шум. Коричневые все еще не скоординировали свои действия, пораженные ужасающей стремительностью и неожиданностью нападения.

– Если бы… если бы здесь был господин Торанага, я бы мог понять. Это значило бы, что Исидо приказал провести внезапную атаку. Но почему же сейчас? – размышлял вслух самурай. – Здесь нет ничего и никого… – Внезапно он замолчал, сразу все поняв. – Госпожа Тода! – Ябу пытался не обращать на него внимания, но тот заревел: – Они охотятся за ней, Ябу-сан! Они должны захватить госпожу Тода! – и устремился в восточное крыло здания.

Ябу поколебался и последовал за ним.

По пути в восточное крыло им предстояло пересечь центральную лестничную площадку. Здесь теперь хозяйничали ниндзя. Повсюду лежали мертвые самураи – они погибли совсем недавно. Получив известие, что их любимый вождь в опасности, они в бешеной атаке пробились сквозь заслон ниндзя, но скоро все были уничтожены. И вот появились с громкими криками их товарищи, новость об их прибытии тут же распространилась среди сражающихся, и они удвоили усилия. Ябу с ходу кинулся в атаку, стараясь, насколько возможно, не подвергать себя опасности. Один ниндзя открыл заплечную сумку, поджег тыквенную фляжку с порохом и бросил ее в самую гущу коричневых. Она ударилась о стенку и взорвалась, заполнив пространство огнем и дымом. Ниндзя тут же пошли в контратаку, отбросив коричневых в самый огонь. Под завесой дыма к ниндзя устремилось пополнение с нижнего этажа.

– Отступить и перегруппироваться! – прокричал Ябу в одном из коридоров, расходящихся от главной лестничной площадки.

Ему хотелось оттянуть время. Он надеялся, что Марико уже схвачена и унесена через подземный ход, и ожидал сигнального рожка, извещающего: цель достигнута, всем ниндзя прекратить атаку и отступить! Но тут группа коричневых бросилась сверху по лестнице и в смертельной атаке пробила брешь в обороне ниндзя. Они погибли все. Остальные тоже не выполнили приказа Ябу и начали атаку. Ниндзя взорвали еще несколько фляжек, подожгли драпировки на стенах. Пламя уже лизало стены, искрами подожгло татами. Вдруг вспышка огня охватила группу ниндзя, превратив ее в вопящий живой факел. Загорелось кимоно самурая, тот бросился к ниндзя и сгорел вместе с ними. Один из самураев, самый здоровенный, пользуясь мечом как боевым топором, проложил себе путь среди свалки. За ним последовали еще десять человек, и, хотя двое при этом были убиты, а четверо – смертельно ранены, остальные открыли себе дорогу и бросились в восточное крыло здания. Вскоре за ними пробились еще десять человек. Ябу без особой опасности для себя возглавил следующую атаку: оставшиеся ниндзя стали в строгом порядке отходить на нижний этаж по заранее подготовленному пути. Началась битва за тупик в восточном крыле здания…

В это время в маленькой комнате с каменными стенами все напряженно смотрели на дверь. Снаружи доносился скрежет, стук, потом стал слышен глухой голос. Двое служанок зарыдали.

– Что он сказал? – спросил Блэкторн.

Марико облизала сухие губы.

– Он сказал, чтобы мы открыли дверь и сдались, или он взорвет ее.

– Они могут сделать это, Марико-сан?

– Не знаю… Они могут, конечно, применить порох. – Рука Марико потянулась к поясу. – Где мой нож?

Все женщины стали проверять, есть ли у них ножи: у Кири не было, у Садзуко – тоже, ни у Атико, ни у госпожи Эцу… У Блэкторна – пистолет и длинный боевой меч. Короткий меч выпал при стремительном бегстве. Глухой голос раздался снова. Он стал еще более злым и требовательным… Все взгляды обратились к Блэкторну. Но Марико знала: ее предали и время ее закончилось.

– Он говорит: если мы откроем дверь и сдадимся, все будут свободны, кроме вас. – Марико отбросила прядь волос со лба. – Он говорит: вы нужны им как заложник, Андзин-сан. Это все, что им нужно…

Блэкторн подошел, собираясь открыть дверь, но Марико в отчаянии преградила ему путь:

– Нет, Андзин-сан, это только хитрость! Простите меня, но им нужны не вы, они хотят меня! Не верьте им! Я им не доверяю!

Он улыбнулся ей, слегка похлопал по плечу и взялся за один из засовов.

– Дело не в вас – им нужна я, это только хитрость! Клянусь вам! Не верьте им, пожалуйста. – Она взялась за его меч. Ей удалось наполовину вытащить клинок, прежде чем он понял, что она делает. Блэкторн схватил ее за руку.

– Нет! – приказал он. – Прекратите!

– Не отдавайте меня в их руки! У меня нет ножа! Пожалуйста, Андзин-сан! – Она пыталась освободиться от его хватки, но он, отстранив ее, положил руку на верхний засов.

– Додзо! – сказал он остальным, пока Марико отчаянно пыталась остановить его.

Атико вышла вперед, убеждая Блэкторна не слушать Марико, которая пыталась освободиться и кричала:

– Пожалуйста, Андзин-сан, это только хитрость! Ради Бога!

Наконец он толчком открыла верхний засов.

– Им нужно захватить меня живой! – отчаянно кричала Марико. – Разве вы не видите? Взять меня в плен – разве не понятно? Они хотят взять меня живой, и тогда все будет зря… Завтра Торанага пересечет границу! Я прошу вас! Это всего лишь хитрость! Ради бога!

Атико обхватила Марико руками и пыталась оттащить ее, умоляя Блэкторна открыть дверь:

– Исогу, исогу, Андзин-сан!..

Блэкторн открыл центральный засов.

– Ради Бога, не позволяйте сделать все смерти бессмысленными! Помогите мне! Помните, вы обещали!

На этот раз суть того, о чем взывала Марико, дошла до него, и Блэкторн в панике начал задвигать засовы.

Его остановили яростные удары, обрушившиеся на дверь, – железо звенело о железо, потом послышался голос, короткое яростное крещендо… И вдруг все звуки за дверью оборвались. Женщины отскочили к дальней стене и съежились там.

– Уходите от двери! – закричала Марико, бросаясь за ними. – Он собирается взорвать дверь!

– Задержите его, Марико-сан! – Блэкторн подскочил к боковой двери, которая вела к крепостным стенам. – Скоро здесь будут наши люди! Придумайте что-нибудь с засовами… что они застревают… что-нибудь… – Он налег на верхний засов боковой двери, но тот сильно заржавел. Марико послушно подбежала к двери и стала создавать видимость, что пытается открыть центральный засов, умоляя ниндзя погодить. Потом она начала греметь нижним засовом.

Снова голос – еще яростнее. Марико удвоила свои слезные мольбы.

Блэкторн бил рукой по задвижке, но она не поддавалась. За ним беспомощно следили женщины. Наконец засов с шумом сдвинулся с места. Марико пыталась отвлечь внимание от этого звука, а Блэкторн принялся за последний. Руки у него кровоточили. Вожак ниндзя за дверью возобновил свои грозные предупреждения. Блэкторн в отчаянии схватил меч и начал бить по засову рукояткой, как дубинкой, не заботясь уже о шуме. Марико как могла старалась заглушить его. Засов казался приваренным.

За дверью вожак ниндзя с красной нашивкой чуть не сошел с ума от ярости: существование потайного укрытия было совершенно не предусмотрено. Вождь рода приказал ему захватить живой Тода Марико, убедиться, что она безоружна, и передать ее серым, которые будут ждать у выхода из подземелья. Он знал, что время уходит, слышал звуки ожесточенного сражения в коридоре, снаружи комнаты для приемов, и с досадой подумал, что они уже выбирались бы из безопасного подземного хода, выполнив свою задачу, если бы не эта тайная крысиная нора и его чересчур ретивый дурак-братец, который начал атаку слишком рано…

«Карма иметь такого брата!»

Держа в одной руке зажженную свечу, он другой сыпал порох. Получилась длинная дорожка, ведущая к мешочкам с порохом, – они принесли их в заплечных сумках на случай отступления, чтобы взрывать секретные проходы в подземельях. Теперь нужно было решить, взрывать ли дверь. С одной стороны, он не видел иного способа проникнуть внутрь, с другой – эта женщина, Тода, стояла за дверью. Взрыв наверняка убьет ее вместе со всеми, кто там засел, он не выполнит свою задачу, и все жертвы окажутся напрасными. Донесся шум торопливых шагов, появился один из его помощников.

– Быстрее! – прошептал он. – Мы не можем больше их удерживать! – И убежал.

Вожак с красной нашивкой решился. Махнув рукой своим людям, чтобы те спрятались, он закричал, предупреждая укрывшихся за дверью:

– Отойдите подальше! Я взрываю дверь! – Он поджег пороховую дорожку и отпрыгнул в безопасное место. Порох затрещал, вспыхнул, огонек побежал к мешкам…

Блэкторну удалось наконец справиться с последним засовом, боковая дверь распахнулась. В комнату ворвался свежий ночной ветер. Женщины устремились на веранду. Старая госпожа Эцу упала, он подхватил ее и вытащил наружу, потом вернулся за Марико, но она прижалась спиной к двери и твердо заявила:

– Я, Тода Марико, протестую против этого подлого нападения своей смертью…

Он прыгнул к ней, но его отбросило в сторону. Дверь сорвало с петель. Взрывная волна ворвалась в комнату и отразилась от противоположной стены. Она сбила с ног Кири и остальных женщин, хотя те и были снаружи, на крепостной стене, но серьезно никто не пострадал. В комнату сразу потянулся дым, но быстрее его ворвались ниндзя. Искореженная железная дверь валялась в углу.

Вожак с красной нашивкой стал на колени около Марико, остальные рассыпались кругом, заняв оборонительную позицию. Главарь сразу понял, что женщина сильно пострадала от взрыва и скоро умрет. «Карма», – подумал он и вскочил на ноги. В углу лежал оглушенный Блэкторн, кровь струилась у него из носа и ушей, он с трудом приходил в себя. Рядом валялся погнутый пистолет, теперь совершенно бесполезный. Вожак с красной нашивкой сделал шаг вперед – и остановился. В дверях появилась Атико. Ниндзя посмотрел на нее и тут же понял, кто это. Потом снова опустил глаза на Блэкторна, который внушал ему презрение: чужеземец затеял подлую стрельбу из-за двери, и это стоило жизни одного из его людей и раны у другого. Потом снова посмотрел на Атико и вынул нож… Она отчаянно защищалась, но он ударил ее ножом под левую грудь. Она умерла мгновенно, пока падала на пол. Ниндзя равнодушно вытащил нож из скрюченного трупа. Он выполнил последний из полученных им приказов, который, как он думал, исходил от Исидо, хотя этого не доказать: если им не повезет и госпожа Тода сумеет покончить с собой, он должен оставить ее нетронутой – не предъявлять ее голову; спасти чужеземца; оставить живыми всех женщин, кроме Киямы Атико. Он не знал, почему ему приказали убить ее, но приказ был, и деньги уплачены, так что ей пришлось умереть…

Ниндзя подал сигнал к отходу. Один из его людей поднес к губам изогнутый рог, и пронзительный звук эхом отозвался по всему замку и разнесся далеко в ночи. Вожак еще раз осмотрел Марико. Окончательно убедился, что Атико мертва. И наконец проверил, жив ли чужеземец, – чтоб ему сдохнуть, собаке! Потом развернулся и начал отступать через комнаты и коридоры в сторону зала для приемов. Ниндзя защищали центральный вход, пока не прошли все нападавшие с красными нашивками, потом метнули в коридор еще несколько дымовых и зажигательных фляжек и начали отступление. Их прикрывал вожак нападавших с красными нашивками. Дождавшись, пока все окажутся в безопасности, он раскидал несколько горстей едва заметных проволочных ежей – маленьких колючих шариков со смертельным ядом на шипах – и ускользнул, как только коричневые ворвались в зал для приемов. Несколько человек бросились за ним, остальные свернули в коридор. Раздались стоны и крики – преследователи наступали подошвами на шипы и тут же погибали.

Единственным звуком, нарушавшим безмолвие в маленькой комнате, было тяжелое дыхание Блэкторна. На крепостной стене стояла Кири, ее шатало, кимоно было порвано, локти и кисти рук кровоточили. Она качнулась в сторону, уткнулась взглядом в Атико и закричала. Потом шагнула к Марико и опустилась возле нее на колени. Еще один взрыв где-то в замке поднял в комнате пыль, послышались крики и отдаленные возгласы: «Пожар!»

В комнату повалил дым. Садзуко и служанки вскочили на ноги. Садзуко была вся в синяках, лицо и плечи в ссадинах, кисть сломана. Увидев Атико, она в ужасе открыла рот и взвыла…

Кири молча посмотрела на нее и показала на Блэкторна. Молодая женщина, спотыкаясь, направилась к Кири, увидела Марико и зарыдала. Но ей все же удалось овладеть собой. Она вернулась к Блэкторну и попыталась помочь ему встать на ноги. Служанки кинулись помогать ей. Он схватился за них и попробовал удержаться на ногах, но зашатался и упал, кашляя и захлебываясь рвотой, кровь все еще сочилась у него из ушей. Ворвавшиеся в комнату коричневые в ужасе озирали открывшееся их глазам зрелище.

Кири стояла на коленях около Марико. Один из самураев поднял ее, остальные столпились вокруг. Вошел мертвенно-бледный Ябу – все расступились. Увидев, что Блэкторн жив, Ябу сразу успокоился.

– Приведите лекаря! Быстро! – приказал Ябу и опустился на колени около Марико. Лицо у нее почти не пострадало, но все тело было изуродовано. Ябу сорвал с себя кимоно и накрыл им Марико.

– Быстрее за лекарем! – отрывисто приказал он, потом повернулся к Блэкторну и помог ему поудобнее устроиться у стены. – Андзин-сан! Андзин-сан!

Блэкторн все еще был в шоке, в ушах у него звенело, глаза едва что-то различали, лицо покрывали синяки и пороховые ожоги. Потом в глазах у него прояснилось, он как будто разглядел Ябу, но расплывчатый силуэт качало. Запах порохового дыма действовал одуряюще – Блэкторн не мог понять, где он, кто он. Чувствовал только, что он на борту корабля, ведет бой… его корабль поврежден и нуждается в нем… Но тут взгляд его упал на Марико, и он все вспомнил… Шатаясь, Блэкторн встал с помощью Ябу и подошел к ней. Казалось, Марико спокойно спит. Блэкторн тяжело рухнул на колени и откинул в сторону кимоно, но снова быстро накрыл ее. Пульс почти не прослушивался, потом вовсе исчез… Некоторое время Блэкторн оставался в том же положении – глядя на нее, шатаясь, чуть не падая. Появился лекарь, покачал головой и что-то сказал – Блэкторн не расслышал, не понял. Он знал только, что смерть настигла ее и он теперь тоже умер.

Блэкторн перекрестил Марико, произнес по-латыни слова, необходимые, чтобы успокоить ее душу, и стал молиться о ней, хотя изо рта не вылетало ни единого слова. Исполнив свой долг, он снова постарался встать и даже выпрямился. Но тут голова его словно бы взорвалась, в глазах вспыхнул пурпурный свет, и Блэкторн осел… Его заботливо подхватили, уложили на полу и оставили приходить в себя.

– Он умер? – спросил Ябу.

– Почти. Непонятно, что у него с ушами, Ябу-сама, – ответил лекарь. – Возможно, еще и внутреннее кровотечение.

Один из самураев нервно произнес:

– Нам бы лучше поторопиться, вынести их отсюда… Огонь может распространиться во все стороны, и мы окажемся в ловушке.

– Да, – согласился Ябу.

Еще один самурай срочно позвал его на стену, и ему пришлось уйти.

Старая госпожа Эцу лежала у стены, за ней ухаживала служанка. Лицо у госпожи Эцу было серое, глаза слезились… Она внимательно посмотрела на Ябу, с трудом узнавая, кто это.

– Касиги Ябу-сама?

– Да, госпожа.

– Вы здесь старший?

– Да, госпожа.

Старая женщина сказала служанке:

– Пожалуйста, помоги мне встать.

– Но вам лучше бы подождать лекаря.

– Помоги мне встать!

Самураи на крепостной стене смотрели, как она встает, поддерживаемая служанкой.

– Послушайте, – заговорила она в абсолютной тишине хриплым, прерывающимся голосом, – я, Маэда Эцу, жена Маэды Ариноси, правителя Нагато, Ивами и Аки, свидетельствую, что Тода Марико сама лишила себя жизни, чтобы избежать позорного плена, которым угрожали ей эти ужасные негодяи. Я свидетельствую, что… Кияма Атико бросила вызов ниндзя, лишив себя жизни, чтобы не подвергаться риску попасть в плен… Что, если бы не смелость этого самурая-чужеземца, госпожа Тода была бы захвачена в плен и опозорена. Все мы, кто остался в живых, должны быть благодарны ему, и наши господа должны быть благодарны ему за то, что он спас нас от позора… Я обвиняю господина военачальника Исидо в том, что он подстроил это позорное нападение… и предал наследника и госпожу Отибу… – Старая дама покачнулась и чуть не упала, служанка зарыдала и подхватила ее под руки. – И… и господин Исидо предал их и Совет регентов. Прошу вас быть свидетелем того, что я больше не могу жить с таким позором…

– Нет-нет, хозяйка, – всхлипывала служанка, – я не позволю вам…

– Отойди! Касиги Ябу-сан, пожалуйста, помогите мне! Отойди!

Ябу подхватил госпожу Эцу – старая женщина была почти невесома – и приказал служанке отойти. Та повиновалась. Госпожу Эцу мучили сильные боли, она дышала с трудом…

– Я подтверждаю, что все это правда, своей смертью, – произнесла она слабым голосом и подняла глаза на Ябу. – Я почла бы за честь, если бы вы помогли мне. Пожалуйста, помогите мне выйти на стену.

– Нет, госпожа, вам незачем умирать.

Она спрятала лицо от остальных и прошептала ему на ухо:

– Я уже умираю, Ябу-сама. У меня внутреннее кровотечение – что-то там лопнуло при взрыве… Помогите мне выполнить мой долг… Я старая, от меня нет никакой пользы, последние двадцать лет меня преследуют боли… Пусть моя смерть тоже поможет нашему господину… – В ее тусклых глазах мелькнул огонек.

Ябу осторожно поднял ее и гордо стал рядом с ней на контрфорсе, двор был далеко внизу, под ними… Ябу поддерживал ее, пока все присутствующие низко кланялись старой госпоже.

– Я сказала правду. Я свидетельствую это своей смертью, – заявила она, одиноко возвышаясь над бездной, голос ее прерывался. Она закрыла глаза, прощаясь со всеми, и шагнула вниз навстречу своей смерти.

Глава 58

Регенты собрались в большом зале на втором этаже главной башни: Исидо, Кияма, Дзатаки, Ито и Оноси. Рассветное солнце отбрасывало длинные тени, запах гари все еще висел в воздухе. Присутствовала здесь и сильно встревоженная госпожа Отиба.

– Извините, господин Исидо, я не согласен, – говорил Кияма своим невыразительным, скрипучим голосом. – Невозможно не заметить, что госпожа Тода совершила сэппуку. Невозможно не заметить смелости моей внучки. Свидетельства госпожи Маэда и ее смерти. Смерти ста сорока семи самураев Торанаги. Ну и того, что часть замка почти вся выгорела! Это нельзя оставить просто так!

– Я тоже так думаю, – заявил Дзатаки. Он прибыл вчера утром из Такато и, когда узнал все подробности противоборства Марико с Исидо, втайне восхитился. – Если бы вчера мы разрешили ей уехать, как я советовал, не попали бы сегодня в такую ловушку.

– Все не так страшно, как вы думаете. – Рот Исидо превратился в одну жесткую складку. Отиба в этот момент возненавидела его и за неудачу, и за то, что он втянул их всех в скверную историю. – Ниндзя напали с одной целью – грабить.

– А добыча – это чужеземец? – насмешливо осведомился Кияма. – Они предприняли такое нападение ради одного этого варвара?

– Почему бы и нет? Его могли потом выкупить. – Исидо обернулся и посмотрел на даймё, который сидел рядом с Ито Тэрудзуми и Дзатаки. – Христиане в Нагасаки много заплатили бы за него, живого или мертвого.

– Возможно, – согласился Дзатаки. – Чужеземцы воюют именно таким образом.

Кияма жестко произнес:

– Вы полагаете, что христиане задумали и оплатили это позорное нападение?

– Я сказал, что это возможно. И это действительно возможно.

– Да, хотя и непохоже, – вмешался Исидо, не желая открытой ссорой нарушать установившееся среди регентов равновесие сил. Он все еще был взбешен, что шпионы не предупредили его о тайном убежище Торанаги. Он не понимал, как это убежище устроили столь скрытно, что даже слухов никаких не было. – Я считаю, что ниндзя собирались просто грабить.

– Весьма разумно, очень правильно, – поддакнул со злобным блеском в глазах Ито, маленький, средних лет человек с прекрасными, богато украшенными мечами. Хотя его, как и всех, только что подняли с постели, он был раскрашен, как женщина, зубы зачернены. – Да, господин Исидо. А что, если ниндзя собирались требовать выкупа не в Нагасаки, а в Эдо, у господина Торанаги? Ведь чужеземец его вассал?

При упоминании этого имени Исидо нахмурился:

– Я думаю, мы с большей пользой потратим время, если поговорим о господине Торанаге, а не об этих ниндзя. Возможно, он и отдал приказ о нападении. Он для этого достаточно вероломен.

– Нет, он никогда не использует ниндзя! – отрезал Дзатаки. – Шпионов – да, но не такую грязь! Это могли сделать купцы или иностранцы. Не господин Торанага.

Кияма с ненавистью посмотрел на Дзатаки:

– Наши португальские друзья ни за что бы так не поступили, они не стали бы вмешиваться в наши дела. Ни за что!

– Вы верите, что они или их священники тайно замышляют с одним из даймё-христиан с Кюсю начать войну с нехристианами – войну, поддержанную вмешательством чужестранцев?

– Кто, скажите мне? У вас есть доказательства?

– Еще нет, господин Кияма. Но уже появились слухи, и когда-нибудь у меня будут доказательства. – Дзатаки повернулся к Исидо. – Что нам делать с этим нападением? Как выйти из положения? – Он взглянул на Отибу: она следила за Исидо, затем перевела взгляд на Кияму, и Дзатаки вдруг понял, что никогда еще она не была для него так желанна…

Кияма попытался подвести итог:

– Мы все согласны в одном: очевидно, что это господин Торанага затеял поймать нас в ловушку с помощью Тода Марико-сама, как бы ни была она смела, предана долгу и достойна уважения. Смилуйся над ней, Господь Бог, и упокой ее душу!

Ито расправил складки на своем безупречном кимоно:

– Неужели вы не понимаете, что для господина Торанаги это был удачный ход – атаковать своего вассала таким образом? О, господин Дзатаки, я знаю, он никогда не прибегал к услугам ниндзя. Но он очень умен, способен внушить свои идеи другим и заставить поверить, что это их собственные мысли.

– Все может быть… Но он всегда ненавидел ниндзя. Он слишком умен, чтобы использовать их для своих целей или поручить это кому-нибудь. Им же нельзя доверять! И зачем захватывать Марико-сама? Намного лучше было бы ждать и предоставить нам совершить эту ошибку. Мы уже попались.

– Да, мы все еще в западне. – Кияма взглянул на Исидо. – Кто бы ни затеял это нападение – он совершил глупость и нисколько не помог нам.

– По-моему, господин Исидо прав: все это не так серьезно, как мы думаем, – умиротворяюще произнес Ито. – Но так печально – такая некрасивая смерть для нее, бедняги.

– Это ее карма, мы здесь ни при чем. – Исидо оглянулся на Кияму. – Госпоже повезло с этой потайной комнатой, иначе мерзавцы захватили бы ее.

– Но они не захватили ее, господин Исидо, она совершила своего рода сэппуку. Так же поступили и другие. А теперь, если мы не позволим остальным уехать, будет еще много смертей в знак протеста, и мы не сможем помешать этому, – возразил Кияма.

– Не согласен. Всем следует оставаться здесь, по крайней мере, до тех пор, пока Торанага-сама не пересечет наших границ. – Ито улыбнулся. – Это будет памятный день.

– А вы думаете, он их не пересечет? – поинтересовался Дзатаки.

– Не важно, что я думаю, господин Дзатаки. Мы скоро узнаем, что он собирается делать. В любом случае это не имеет значения. Торанага должен умереть, наследник – наследовать. – Ито посмотрел на Исидо. – Чужеземец уже мертв, господин командующий?

Исидо покачал головой и взглянул на Кияму:

– Нехорошо было бы, если бы он сейчас умер – такой смельчак…

– Я думаю, он очень вреден и чем скорее умрет, тем лучше. Вы забыли?

– Он может быть нам полезен. Я согласен с господином Дзатаки и с вами: Торанага не дурак. Есть какая-то веская причина, почему Торанага так заботится о нем.

– Вы опять правы, – поддержал Ито. – Андзин-сан для варвара неплохо приспособился к нашим обычаям. Торанага совершенно прав, что сделал его самураем. – Он перевел взгляд на Отибу. – Когда он подарил вам цветок, госпожа, я подумал, что этот поэтический жест достоин придворного.

С этим все согласились.

– А как же то поэтическое состязание, госпожа? – вспомнил Ито.

– К сожалению, его отменили, – отвечала Отиба.

– Совершенно верно, – подтвердил Кияма.

– А вы решили, с чем выступать, господин? – поинтересовалась она.

– Тогда – нет, но теперь…

На высохшую ветвьВдруг буря налетела…И лето льет тайные слезы.

– Пусть это послужит ей эпитафией. Она была самурай, – спокойно произнес Ито. – Я разделяю эти слезы лета.

– Что касается меня, – заявила Отиба, – я бы предпочла другое окончание:

На высохшей ветвиЗадумался снегО мертвом молчании зимы.

Но я согласна с вами, господин Ито. Я тоже думаю, что мы все разделим эти тайные слезы лета.

– Простите, госпожа, но вы не правы, – заявил Исидо. – Слезы, конечно, будут, но прольют их Торанага и его союзники. – Он постарался побыстрее закончить собрание. – Я немедленно начну дознание по поводу нападения ниндзя. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем правду. Пока из соображений безопасности придется, к сожалению, закрыть все проходы и запретить до двадцать второго все выезды.

– Нет! – Это произнес Оноси, последний из регентов, прокаженный, со своего особого места в другом углу комнаты: он лежал в паланкине, за плотными занавесями, невидимый членам Совета. – Извините, но это как раз то, чего мы никак не должны делать. Надо разрешить выехать! Всем!

– Почему?

Голос Оноси был зол и бесстрашен.

– Во-первых, если вы это сделаете, то унизите самую бесстрашную даму в государстве, вы опозорите госпожу Кияму Атико! И госпожу Маэда! Упокой, Господи, их души… Когда столь низкий поступок станет известен всем, это повредит наследнику – и всем нам… если мы не проявим особой осторожности.

Отиба почувствовала, как холодок пробежал у нее по спине. Год назад, когда Оноси пришел отдать дань уважения умирающему тайко, охрана настояла на том, чтобы открыли занавеси паланкина – вдруг там спрятано оружие! Она увидела тогда обезображенное лицо, без носа и ушей, все в струпьях, горящие глаза фанатика, обрубок левой руки и здоровую правую, сжимающую короткий меч. Отиба молилась, чтобы ни она, ни Яэмон не заразились проказой… Ей тоже хотелось поскорее закончить это собрание. Она уже решила, что делать с Торанагой, с Исидо.

– Во-вторых, – продолжал Оноси, – если вы используете эту грязную резню как повод, чтобы держать их всех здесь, то тем самым покажете, что никогда и не собирались их отпустить, хотя и дали одно письменное разрешение. В-третьих…

Исидо прервал его:

– Весь Совет согласился дать им пропуска!

– Извините, весь Совет согласился с разумным предложением госпожи Отибы предоставить пропуска, подразумевая, как и она, что уехать удастся немногим и, даже если они уедут, возможны всякие задержки.

– Вы считаете, что женщины Торанаги и Тода Марико не уехали бы, а остальные не последовали бы их примеру?

– То, что случилось с этими женщинами, ни на шаг не отклонило господина Торанагу от его цели. А нам теперь следует позаботиться о своих союзниках! Без атаки ниндзя и трех сэппуку все это было бы просто вздором!

– Я не согласен.

– Итак, третье, и последнее: если сейчас, после того, о чем публично объявила госпожа Эцу, вы не разрешите всем уехать, то убедите всех даймё, что отдали приказ о нападении, хотя и не публично. Мы все тогда рискуем разделить судьбу этих женщин – вот уж будет слез…

– Мне нет необходимости полагаться на ниндзя.

– Разумеется. – Голос Оноси звучал ядовито. – Этого не сделал ни я, ни кто-нибудь другой из здесь присутствующих. Но мой долг – напомнить вам: есть двести шестьдесят четыре даймё; сила наследника в союзе, вероятно, сотен двух из них. Наследник не может и предположить, что вы, самый верный его знаменосец и главнокомандующий, виновны в использовании таких грязных методов и таких чудовищно неудачных нападений.

– Вы утверждаете, что я приказал совершить это нападение?

– Конечно нет, прошу меня извинить. Я сказал только, что вы будете признаны не выполняющим свои обязательства, если не дадите всем им уехать.

– Кто-нибудь еще здесь думает, что это я устроил нападение?!

Никто не принял вызова Исидо в открытую – доказательств не было: он благоразумно не советовался ни с кем, даже с Киямой и Отибой, выражал свои намерения только туманными намеками. Хотя все знали и все одинаково недовольны были тем, что он имел глупость потерпеть неудачу, – все, кроме Дзатаки. Однако Исидо оставался хозяином Осаки и сокровищ тайко – его нельзя было сместить или еще как-то затронуть.

– Прекрасно. – Исидо ничего другого и не ожидал. – Ниндзя напали в надежде поживиться. По поводу пропусков мы проголосуем. Я голосую за то, чтобы их отобрать.

– Я не согласен, – заявил Дзатаки.

– Простите, но я тоже против, – присоединился Оноси.

Ито покраснел под их внимательными взглядами:

– Я должен согласиться с господином Оноси… В то же самое время… ну… трудно сказать…

– Голосуйте! – мрачно потребовал Исидо.

– Я согласен с вами, господин командующий.

Кияма высказался последним:

– Простите, я не согласен.

– Это решено, – подхватил Оноси. – Но я согласен с вами в том, господин Исидо, что у нас есть и другие срочные проблемы. Надо знать, что теперь будет делать господин Торанага. Как вы считаете?

Исидо уставился на Кияму, лицо его было неподвижно.

– А вы что думаете?

Кияма пытался выбросить из головы все страхи, ненависть, злобу, беспокойство… Надо собраться с духом и сделать окончательный выбор – Исидо или Торанага… Пришло время этого решения! Он живо вспомнил, как Марико говорила об измене Оноси, предательстве Исидо и том, что у Торанаги есть доказательства… О чужеземце и его корабле… О том, что может случиться с наследником и Церковью, если во главе государства окажется Торанага… Что может произойти с их законом, если страной станут править святые отцы… Наплывали и другие мысли. Почему отец-инспектор так беспокоился о еретике и его судне, о том, что случится, если черный корабль будет захвачен? А вот генерал-капитан убежден, что Андзин-сан – порождение Сатаны. И правда – как он околдовал Марико и Родригеса…

«Бедная Марико, – печально думал Кияма. – Умереть таким образом после стольких страданий, без причастия, без последних обрядов, без священника… Лишиться бесконечного Божьего милосердия… Мадонна сжалится над ней… Так много слез лета…

А Атико! Намеренно ли убил ее вожак ниндзя, или она просто подвернулась под руку? Как смело она бросилась в бой, не испугалась… Бедное дитя! Почему чужеземец все еще жив? Почему ниндзя не убил его? Если это грязное нападение задумано Исидо, ниндзя приказали бы убить и варвара. Исидо должно быть стыдно, что у них ничего не получилось… Такая неудача! Но как мужественна, как умна Марико, заманившая нас в свою западню!

И чужеземец! Будь я на его месте, никогда не сумел бы задержать ниндзя, проявить столько мужества… Защитить Марико от ужасного, позорного плена… И Кирицубо, Садзуко, госпожу Эцу и даже Атико… Если бы не чужеземец и не это тайное убежище, госпожа Марико была бы захвачена… Вместе с остальными… Как самурай, я должен засвидетельствовать Андзин-сану свое почтение – он истинный самурай!

Боже, прости мне то, что я не стал помощником Марико при сэппуку, как того требовал мой христианский долг! Еретик помог ей и возвысил ее, как Иисус Христос помог людям и возвысил их! Еретик, а не я! Я предал ее… Кто же из нас христианин? Не знаю… Но все равно – он должен умереть…»

– А как быть с Торанагой, господин Кияма? – упорствовал Исидо, уставившись на него. – С нашим врагом?

– А как быть с Канто? – Кияма в свою очередь внимательно следил за Исидо.

– Когда Торанага будет уничтожен, предлагаю отдать Канто одному из регентов.

– Кому же?

– Вам, – успокоил его Исидо. – Или, может быть, Дзатаки, господину Синано.

Кияма посчитал это правильным: Дзатаки очень нужен, пока жив Торанага; Исидо уже говорил ему, что Дзатаки потребовал себе в награду Канто. Вдвоем они пришли к решению пообещать Дзатаки Восемь Провинций, но каждый знал, что это только пустые посулы. Оба были согласны, что при первом удобном случае Дзатаки за такую дерзость лишится не только провинций – жизни.

– Вряд ли я заслуживаю такой чести. – Кияма пытался потихоньку сообразить, кто здесь за него, а кто против.

Оноси не скрыл своего неодобрения:

– Это предложение, конечно, ценно, достойно обсуждения, но на будущее. А вот что собирается делать сегодняшний властелин Канто?

Исидо все еще не сводил взора с Киямы:

– Ваше слово, господин Кияма.

Кияма чувствовал враждебность Дзатаки, хотя лицо его врага ничего не отражало. «Двое против меня, – подумал он. – И Отиба, хотя она не голосует. Ито проголосует по указке Исидо, так что я выигрываю, если Исидо действительно имеет в виду то, что говорит. А так ли это?» – спросил он себя, всматриваясь в непроницаемое, жесткое лицо сидящего перед ним и пытаясь определить, правду ли он говорит. Наконец он решился:

– Господин Торанага никогда не пойдет на Осаку.

– Тогда он изолирован, объявлен вне закона, и для подписи Возвышенного уже заготовлено императорское предложение совершить сэппуку! И это конец Торанаги и всей его династии! Навсегда! – Исидо, казалось, добился своего.

– Если Сын Неба прибудет в Осаку, – вставил Кияма.

– Что-о?

Кияма предпочитал все же иметь Исидо союзником, а не врагом, но это не значит, что он не предусмотрел всех возможностей…

– Господин Торанага – хитрейший из людей. Думаю, он достаточно хитер, чтобы расстроить даже прибытие Возвышенного.

– Это невозможно!

– А что, если визит будет отложен? – Кияму внезапно обрадовала растерянность Исидо: он ненавидел его за неудачу.

– Сын Неба будет здесь, как намечено!

– А если Сын Неба не приедет?

– Говорю вам: он прибудет!

– А если нет?

– Но как может господин Торанага этого добиться? – усомнилась Отиба.

– Не знаю… Но если Возвышенный захочет, к примеру, отложить свой визит на месяц, мы ничего не сможем сделать. Ведь Торанага – мастер на всякие такие штуки… Он на все способен – даже плести интриги против Сына Неба.

Наступило мертвое молчание. Всех охватил ужас при мысли об этом и возможных последствиях…

– Прошу меня простить, но… какой же тогда выход? – Отиба ждала ответа от всех этих мужчин.

– Война! – решительно произнес Кияма. – Мы собираем войска сегодня – тайком! Мы ждем, когда визит будет отложен, – первый сигнал, что Торанага плетет интриги против самого Сына Неба. В тот же день мы выступаем на Канто – не дожидаясь конца дождей.

Внезапно начал дрожать пол. Первый, слабый толчок, всего несколько мгновений – и застонали все балки. Толчки продолжались, делаясь все сильнее и сильнее. Трещина в каменной стене поползла вверх. Поднялась пыль, стропила и брусья затрещали, с крыши посыпалась черепица.

Отиба чувствовала слабость и тошноту. Быть может, ее карма – быть похороненной под камнями?.. Она встала, согнувшись, на дрожащем полу и ждала. Как и все в замке, в городе, на кораблях в гавани ждала, когда обрушится удар.

Но нет, дрожание прекратилось… Жизнь возобновляется! Радость бытия овладела ими снова, их смех эхом отозвался по всему замку. На этот раз – в это время, в этот час, в этот день – гибель их миновала.

– Сиката га най… – Исидо все еще дрожал.

– О, все закончилось! – Радость обрушилась на Отибу.

– Давайте проголосуем, – почти дружески предложил Исидо, счастливый, что жив. – Я голосую за войну!

– И я! – эхом повторили все четверо.

Придя в сознание, Блэкторн услышал, что Марико мертва, узнал, как она умерла и почему. Он лежал на футонах, охраняемый серыми, над ним нависал бревенчатый потолок… Вдруг в глаза ударил ослепительный солнечный свет – тишина показалась зловещей. Первый из больших страхов покинул его.

– Я вижу!

Эскулап улыбнулся и что-то сказал, но Блэкторн его не услышал. Он попробовал встать, но почувствовал такую боль, что сразу ослеп, в ушах зашумело. Во рту все еще стоял кислый вкус пороха, тело ломило от боли. На мгновение он снова потерял сознание, потом почувствовал, как чьи-то заботливые руки поднимают ему голову, подносят ко рту чашку. Горько-сладкий травяной настой с привкусом жасмина устранил неприятное ощущение пороха во рту. Блэкторн заставил себя открыть глаза. Лекарь опять что-то сказал, и опять он не услышал. Снова навалился ужас, но он отогнал его. Он вспомнил взрыв, увидел ее мертвой и как он, не имея на то права, давал ей перед смертью отпущение грехов. Усилием воли Блэкторн заставил себя переключиться на другой взрыв – когда он был выброшен за борт, а Альбану Карадоку оторвало ноги. Точно такой же звон стоял в ушах, та же боль и глухота… Слух вернулся только через несколько дней…

«Не стоит тревожиться, – успокоил он себя. – Пока еще рано…» Блэкторн заметил тень от солнца и обратил внимание на характер освещения. «Раннее утро, – догадался он. – Слава Богу, зрение не пострадало…» Губы лекаря шевелились, но сквозь звон в ушах к Блэкторну не пробивалось ни единого слова. Он осторожно ощупал лицо, рот, подбородок. Боли не чувствовалось, ран не было. Проверил шею, руки, грудь. Все в порядке. Заставил руки опуститься ниже, под набедренную повязку. О счастье: жив, не изуродован! А ведь могло случиться то же, что с бедным Альбаном Карадоком… Мгновение он лежал, собираясь с силами, пытаясь преодолеть ужасную головную боль. Потом ощупал ступни, голени. Целы! Тогда он осторожно положил руки на уши и надавил, приоткрыл рот, сглотнул и слегка зевнул, пытаясь прочистить уши, но боль только усилилась. «Потерпи дня полтора! – приказал он себе. – И в десять раз больше – если потребуется! И потом – пока не перестанешь бояться! Вот лекарь, он меня все ощупывает, губы его шевелятся…»

– Прошу прощения, но я не слышу, – спокойно сказал Блэкторн – собственные слова раздавались у него в голове.

Эскулап кивнул и продолжил что-то говорить. Теперь Блэкторну удалось разобрать по губам: «Я вас понял. Пожалуйста, постарайтесь сейчас уснуть». Но Блэкторн знал, что спать ему не следует. Он должен составить план. Ему надо встать и поехать из Осаки в Нагасаки – набрать там канониров и моряков, чтобы захватить черный корабль. Думать больше не о чем, вспоминать нечего. Больше нет причин играть в самурая или вообще в японца. Теперь он освободился, у него нет ни долгов, ни друзей – она погибла…

Снова Блэкторн поднял голову – и вновь почувствовал ослепляющую боль. Справился с ней, сел. Комната кружилась. Смутно вспомнился сон: он в Андзиро, землетрясение, земля качается. Он бросается в трещину – спасти Торанагу и ее, Марико, прежде чем земля проглотит их. Он все еще чувствует холодную, липкую влажность, ощущает запах смерти, струящийся из трещины. А огромный, чудовищный Торанага до сих пор смеется в его снах.

Блэкторн заставил глаза видеть, комната перестала вращаться, тошнота почти прошла.

– Тя, додзо, – попросил он, снова почувствовав во рту пороховую гарь.

Кто-то помог ему напиться. Он вытянул руки, и ему помогли встать. Один он бы упал. Тело Блэкторна болело так, словно его жестоко избили. Но теперь он удостоверился, что ничего не сломано, нет сильных внутренних повреждений – разве что уши… Отдых, массаж и время вылечат его. Ему повезло, опять повезло – ни слепота, ни уродство не грозят ему, он будет жить! Серые помогли ему снова сесть, потом лечь. Он лежал, казалось, так недолго, а солнце за это время успело передвинуться на целых девяносто градусов. «Интересно… – подумал он, измерив высоту тени и не поняв, что проспал столько времени. – Я мог бы поклясться, что только что рассвело. Глаза сыграли со мной злую шутку. Ведь уже почти полдень…» Он опять вспомнил Альбана Карадока и снова ощупал себя. Кто-то дотронулся до него, Блэкторн поднял глаза: Ябу, смотрящий на него сверху вниз, что-то говорит.

– Извините, – медленно начал Блэкторн. – Я не слышу вас, Ябу-сан, но скоро это пройдет. Уши повреждены, понимаете меня?

Он увидел: Ябу кивнул, нахмурился, поговорил с лекарем, знаками объяснил ему, что скоро вернется – пусть Блэкторн пока отдыхает, – и вышел.

– Ванну, пожалуйста, и массаж, – попросил Блэкторн.

Его подняли и повели. Он то спал, то с наслаждением барахтался в воде, пока теплые, заботливые пальцы прощупывали все его тело, втирали благовонные масла. И все это время обдумывал, что ему делать дальше. Потом опять уснул. Пока он спал, пришли серые, подняли его и перенесли в дальние помещения главной башни замка. Он так и не проснулся, одурманенный усталостью и лекарствами.

– Наследник скоро будет в безопасности, госпожа. – Исидо и Отиба собирались прогуляться по саду.

– От Киямы?

– От всех христиан. – Исидо сделал знак охране быть особенно бдительной и вышел из комнаты в прихожую, потом в сад, освещенный солнцем.

– Атико была убита потому же? За то, что она христианка?

Исидо отдал приказ убить Атико в надежде, что ее дед, Кияма, убьет Блэкторна.

– Не имею представления, – был его ответ.

– Они держатся вместе, как пчелы в рою. Как можно исповедовать такую нелепую религию?

– Скоро их всех выгонят.

– Каким образом, господин командующий? Как вы добьетесь этого, ведь очень многое зависит от их доброй воли?

– Обещаниями – пока не покончим с Торанагой. Потом один за другим они будут уничтожены. Мы будем разделять и властвовать… Разве не так делал Торанага, не так поступал тайко? Кияме нужен Канто. Ради Канто он будет делать все, что я ни прикажу. Оноси? Кто знает, чего хочет этот сумасшедший… Кроме как плюнуть перед смертью на головы Торанаги и Киямы.

– А если Кияма узнает о вашем обещании Оноси – отдать ему все земли Киямы? А если вы сдержите свое обещание и земли перейдут Дзатаки, а не ему?

– Ложь, госпожа, распространяется врагами. – Исидо значительно посмотрел на нее. – Оноси хочет голову Киямы. Кияма хочет владеть Канто. То же самое хочет и Дзатаки.

– А вы, господин командующий? Чего хотите вы?

– Прежде всего, чтобы наследник счастливо дожил до пятнадцати лет, а потом стал править государством. Надежно обезопасить вас на это время. Больше ничего.

– Ничего?

– Нет, госпожа.

«Лжец», – подумала Отиба. Сорвав две ароматные цветущие ветки, она понюхала их и протянула одну Исидо:

– Приятный запах, правда?

– Очень милый. – Исидо принял ветку. – Благодарю вас.

– Красивые похороны получились у Ёдоко-сама. Вас следует поздравить.

– Я очень сожалею, что она умерла. – Исидо проявил отменную вежливость. – Ее советы были всегда так ценны.

Они прошлись еще немного.

– Все уже уехали? Кирицубо, госпожа Садзуко и ее сын? – поинтересовалась Отиба.

– Нет, они уезжают завтра. После похорон госпожи Тода. Многие уедут завтра, и это плохо.

– Простите, но какое это имеет значение? Теперь, когда мы все согласились с тем, что Торанага-сама здесь не появится?

– Я так думаю. Но это не важно, пока мы удерживаем Осакский замок. Нам нужно запастись терпением, госпожа, как предложил господин Кияма. Будем ждать, пока не придет тот день. Тогда мы выступим.

– Зачем ждать? Разве мы не можем выступить сейчас?

– Потребуется время, чтобы собрать наших заложников.

– Сколько человек можно выставить против Торанаги?

– Триста тысяч. По крайней мере в три раза больше, чем у него.

– А мой гарнизон?

– Я оставлю в замке восемьдесят тысяч отборных солдат. Еще пятьдесят тысяч будут оборонять перевалы.

– А Дзатаки?

– Он предаст Торанагу. В конце концов он изменит ему.

– Вам не кажется любопытным, что господин Судара, моя сестра и все их дети гостят в Такато?

– Нет. Конечно, Дзатаки делает вид, что ведет какие-то секретные дела со своим сводным братом. Но это только уловка, ничего более. Он предаст его.

– У него та же гнилая кровь, что и у всего этого рода. – В голосе ее слышалось отвращение. – Но я буду очень огорчена, если с моей сестрой и ее детьми что-нибудь случится.

– Я уверен, госпожа, с ними ничего не произойдет.

– Если Дзатаки готов был убить собственную мать… Вы уверены, что он не предаст вас?

– Не предаст. В конечном счете нет. Он ненавидит Торанагу сильнее, чем меня, почитает вас и больше всего на свете жаждет Канто. – Исидо улыбнулся, озирая возвышающиеся над ними этажи главной башни. – Пока замок у нас в руках и можно отдать ему Канто – бояться нечего.

– Сегодня утром я испугалась. – Она поднесла к лицу ветку, – быть может, наслаждение запахом поможет ей прогнать страх, все еще напоминающий о себе. – Я хотела сбежать, но потом вспомнила предсказателя…

– Ах, этого! Я о нем и забыл. – Исидо удивился. Этот предсказатель, посол из Китая, напророчил всего… Тайко умрет в своей постели, оставив после себя здорового сына. Торанага умрет от меча в расцвете сил. Исидо умрет очень старым, будучи самым знаменитым военачальником в стране и твердо стоя на земле. Госпожа Отиба кончит свои дни в Осакском замке, окруженная самыми благородными людьми страны. – Совсем забыл… Торанага как раз средних лет.

Отиба почувствовала его пристальный взгляд. В лоне ее разлилось тепло при мысли о настоящем мужчине. Он лежит на ней, входит в нее, обнимает, берет ее, впрыскивает в нее новую жизнь… Законный ребенок, не как тогда… Не забыть, как она в ужасе гадала, на кого он будет походить.

«Как ты глупа, Отиба! – твердила она себе, пока они ходили по тенистым, благоухающим тропинкам. – Отбрось свои глупые кошмары – все, что так пугали тебя! Ты должна думать о мужчине!» Внезапно ей представилось: Торанага, а не Исидо здесь, рядом с ней. Торанага – хозяин Осакского замка, сокровищ тайко. Торанага – защитник наследника и главнокомандующий армиями запада. Торанага, а не Исидо! Тогда и проблем бы не возникло! Вместе они владели бы государством. А вот сегодня, сейчас, она поманила бы его в постель или на эту прелестную полянку. А завтра или через день они бы поженились. Но вот сейчас… что бы там ни случилось в будущем, сейчас она обладала бы мужчиной, а он – ею, и наступил бы мир. Она поднесла цветущую ветку к лицу, вдыхая сладкий, глубокий аромат. «Брось свои мечтания, Отиба! Будь трезвомыслящей – как тайко… или Торанага…»

– Что вы собираетесь делать с Андзин-саном? – вдруг спросила она.

Исидо засмеялся:

– Сохранить его. Возможно, позволить ему захватить черный корабль. Или использовать его, чтобы припугнуть Кияму или Оноси, если потребуется… Они оба ненавидят его. Он – меч у их глоток… и помеха в делах их грязной церкви.

– В этой шахматной игре наследника с Торанагой как вы сможете судить о том, чего стоит Андзин-сан, господин командующий? Какую роль вы ему отводите? Пешки? Коня, может быть?

– Ах, госпожа, в великой игре он только пешка. Но в игре наследника против христиан – ладья. Даже две.

– Вы не думаете, что эти игры пересекаются?

– Они взаимосвязаны. Но великую игру будут вести даймё против даймё, самурай против самурая, меч против меча. Конечно, в обеих играх вы – королева.

– Нет, господин командующий, прошу меня извинить, но я не королева, – запротестовала она. Потом, чтобы почувствовать себя увереннее, переменила тему разговора: – Ходит слух, что Андзин-сан и Марико-сан были в любовной связи.

– Да-да, я тоже слышал. Вы хотите знать правду об этом?

Отиба покачала головой:

– Невероятно…

Исидо внимательно наблюдал за ней:

– Вы думаете, стоит опозорить ее? Сейчас? И вместе с ней – Бунтаро-сана?

– О, я вовсе ничего не имела в виду, господин командующий, ничего подобного! Просто женская глупость. Только, как сказал сегодня утром господин Кияма, слезы лета… Печально…

– Я предпочел ваши стихи, госпожа. Обещаю вам, что слезы прольют те, кто на стороне Торанаги.

– Что касается Бунтаро-сана… В главной битве ни он, ни господин Хиромацу участвовать не будут…

– Это точно?

– Нет, господин командующий, не точно, но вполне возможно.

– Вы что-нибудь можете сделать?

– Ничего, кроме как обратиться к ним с просьбой поддержать наследника – ко всем военачальникам Торанаги, – когда будет принято решение о битве.

– Решение уже принято: окружение с севера и с юга и потом бросок на Одавару.

– Но ведь еще не окончательно… Пока армии не стали друг против друга… Простите, а вы уверены, что это правильно – чтобы наследник вел войско?

– Армии поведу я, но наследник должен присутствовать. Тогда Торанага не сможет победить. Даже Торанага никогда не осмелится атаковать войско под знаменем наследника.

– Не будет ли для наследника безопаснее остаться здесь – из-за тайных убийц… этих, из секты Амиды… Мы не можем рисковать его жизнью. У Торанаги длинные руки…

– Но не настолько длинные. И личное знамя наследника делает наши действия законными, а Торанаги – незаконными. Я знаю Торанагу. В конце концов, он уважает закон. Одно это приведет к тому, что его голова окажется на пике. Он мертв, госпожа! Как только он погибнет, я уничтожу Христианскую церковь – всех их! Тогда вы и наследник будете в безопасности.

Отиба медленно подняла на него глаза – в них чувствовалось невысказанное обещание.

– Я буду молиться за вас – и за ваше благополучное возвращение…

Ему сжало грудь – он так долго ждал этого.

– Благодарю вас, госпожа, благодарю. – Он понял ее. – Я вас не подведу.

Она поклонилась и пошла по саду. «Что за дерзость! – стучало у нее в висках. – Как будто я взяла в мужья крестьянина! Теперь мне следует отказаться от Торанаги?..»

Дель Акуа стоял на коленях перед молитвенником – землетрясение не повредило алтаря, он уцелел среди обломков маленькой часовни, хотя бо́льшая часть крыши и одна из стен обрушились. Нетронутыми остались и окно с изумительными цветными стеклами, и резная фигура Мадонны – гордость отца-инспектора.

Через сломанные балки просвечивало полуденное солнце. В саду рабочие убирали камни, что-то ремонтировали, и, кроме их болтовни, дель Акуа слышал крики чаек с берега, ощущал запах ветра, соленый и дымный, напоенный водорослями и приправленный глиной. Это напомнило ему родной дом, большой и уютный, в его поместье в пригороде Неаполя: запахи моря, аромат лимонов и апельсинов, дух свежего, теплого хлеба, и помидоров, и чеснока, и жарящегося на углях аббачио, до него как будто доносились голоса его матери, братьев, сестер и их детей – счастливых, радостных, греющихся под солнцем.

– О Мадонна, отпусти меня домой! – молился он. – Я слишком долго отсутствовал… Без дома и без Ватикана… Мадонна, сними с меня эту ношу! Прости меня, но я до смерти устал от японцев и Исидо, от убийств, от сырой рыбы, от Торанаги, Киямы, липовых христиан и от попыток сохранить Твою Церковь… Дай мне силы! И защити нас от испанских епископов. Испанцы не понимают Японию и японцев. Они погубят все то, что мы начали в честь Тебя. И прости Твою слугу, госпожу Марию, и возьми ее под Свою опеку. Не покинь ее! – Он слышал: кто-то вошел в неф. Закончив молиться, он встал и повернулся.

– Прошу простить, что помешал, ваше преосвященство. – Это был отец Сольди. – Вы просили предупредить вас тотчас же. Пришла срочная шифровка от отца Алвито. Из Мисимы. Голубь только что прилетел.

– И?..

– Он лишь сообщает, что сегодня увидит Торанагу. Прошлой ночью не удалось, потому что Торанага не был в Мисиме, но он собирается вернуться сегодня в полдень. Письмо датировано сегодняшним днем, отправлено на рассвете.

Дель Акуа пытался скрыть разочарование, он посмотрел на облака, на море, надеясь успокоиться. Сообщения о нападении ниндзя и смерти Марико были отправлены Алвито на рассвете, для надежности их послали с двумя голубями.

– Новости от нас туда уже поступили, – добавил Сольди.

– Да-да, надеюсь, что это так.

Дель Акуа направился из часовни к себе в кабинет. Сольди, маленькому, похожему на птичку, пришлось прилагать много усилий, чтобы приноровиться к крупным шагам отца-инспектора.

– Есть еще важные дела, ваше преосвященство. Наши шпионы сообщают, что сегодня, сразу после рассвета, регенты решили начать войну.

Дель Акуа остановился:

– Войну?

– Видимо, они поняли, что Торанага или император никогда не появятся в Осаке. Поэтому они собираются объединенными силами выступить против Канто.

– Это точно?

– Да, ваше преосвященство. Это война. Кияма послал через брата Мигеля сообщение, его подтверждает и другой наш источник информации. Мигель только что вернулся из замка. Голосование было тайным.

– Когда она начнется?

– В момент, когда они поймут, что император сюда не приедет.

– Эта война никогда не прекратится. Боже, смилуйся над нами! И благослови Марико! По крайней мере, Кияма и Оноси были предупреждены о вероломстве Торанаги.

– А что Оноси, ваше преосвященство? Насчет его измены по отношению к Кияме?

– У меня нет доказательств, Сольди. Что-то непонятно. Не могу я поверить, что Оноси пошел на это.

– Но если это так, ваше преосвященство?

– Именно сейчас это невозможно, даже если он и намерен так поступить. Они слишком нужны друг другу.

– Ну да, пока не потребуется делить наследство Торанаги…

– Вы не должны напоминать мне о том, как они не любят друг друга, или о том, как далеко они могут зайти. Бог простит их обоих. – Он пошел дальше.

Сольди подскочил к нему:

– Можно послать эти сведения отцу Алвито?

– Нет. Пока нет. Сначала я должен решить, что делать. Торанага узнает об этом достаточно скоро из своих источников. Бог возьмет эту землю на свое попечение и сжалится над всеми нами.

Сольди открыл для отца-инспектора дверь:

– Еще известие: Совет официально отказался выдать нам тело госпожи Марии. Она будет погребена завтра, со всеми почестями, мы не приглашены.

– Этого следовало ожидать. Но прекрасно, что они хотят почтить ее память таким образом. Пошлите одного из наших людей принести часть ее праха – это они разрешат. Прах ее будет захоронен в освященной земле в Нагасаки. – Он задумчиво поправил икону и сел за стол. – Я произнесу прощальную проповедь – настоящий реквием, со всеми почестями и церемониями, какие мы только сумеем совершить, – когда ее останки будут официально преданы земле. Она будет похоронена в ограде собора, как самая почитаемая дочь Церкви. Распорядитесь об украшениях, наймите лучших художников, каллиграфов – все должно быть самое лучшее.

– Да, ваше преосвященство.

– Ее мужество и преданность нашим святыням окажут огромное влияние на паству. Очень важно почтить ее, Сольди.

– А внучка Киямы, господин? Власти отдадут нам ее тело, он настаивал.

– Надо сразу отправить ее останки в Нагасаки. Я посоветуюсь с Киямой о том, как он хочет устроить ее похороны.

– Вы проведете службу, ваше преосвященство?

– Да, если меня выпустят отсюда.

– Господин Кияма будет очень рад такой чести.

– Да, но мы должны проследить, чтобы ее похороны не затмили похорон госпожи Марии. Мария очень-очень важна в политическом отношении.

– Конечно, ваше преосвященство. Я это хорошо понимаю.

Дель Акуа внимательно посмотрел на своего секретаря:

– Почему вы не доверяете Оноси?

– Простите, ваше преосвященство, может быть, потому, что он прокаженный и пугает меня. Простите…

– Всем должно быть стыдно перед ним, Сольди, он не виноват в своей болезни. У нас нет доказательств заговора.

– Все остальное, о чем нам сообщала эта дама, оказалось правдой. Почему бы и здесь…

– У нас нет доказательств, только предположения.

– Да, предположения.

Дель Акуа передвинул стеклянный графин, любуясь игрой преломленных лучей:

– Когда молился, я чувствовал запах цветущих апельсиновых деревьев, свежего хлеба… Так захотелось домой…

Сольди вздохнул:

– Я мечтаю об аббачио, ваше преосвященство, и пиццайоле, о бутылке «Лакрима-Кристи» и… Боже, прости меня, голодного из голодных! Скоро мы сможем вернуться домой, ваше преосвященство. На следующий год. К тому времени здесь все успокоится.

– К следующему году ничего здесь не успокоится. На нас обрушится война… Она очень навредит нам: и Церкви, и нашей вере…

– Нет, ваше преосвященство, Кюсю будет христианским, кто бы ни выиграл. – Сольди своей уверенностью желал подбодрить отца-инспектора. – На этом островке еще наступят хорошие времена для нашей веры. Дел и на Кюсю более чем достаточно, ваше преосвященство. Обратить в нашу веру три миллиона душ, направлять полмиллиона верующих… А еще Нагасаки, торговля… Они же должны как-то торговать. Исидо и Торанага будут рвать друг друга на куски. Но какое это имеет значение? Оба они против христианства, оба язычники и душегубы!

– Да… К сожалению, то, что происходит в Осаке и в Эдо, имеет значение и для Кюсю. Что делать, что делать? – Дель Акуа старался прогнать грустные мысли. – Что с англичанином, где он теперь?

– Все еще под охраной в главной башне замка.

– Оставьте меня пока одного, мне надо подумать. Решить, что делать. Окончательно. Церковь в большой опасности. – Дель Акуа выглянул из окна во двор: к входу приближался брат Перес. Сольди подошел к дверям перехватить монаха. – Нет, я поговорю с ним сейчас.

– Ах, ваше преосвященство, доброе утро, – начал монах, машинально оправляя рясу. – Вы хотели меня видеть?

– Да. Сольди, сходите, пожалуйста, за письмом.

– Я слышал, ваша часовня разрушена, – заметил монах.

– Повреждена. Садитесь, пожалуйста. – Дель Акуа сел у стола на свой стул с высокой спинкой, монах расположился напротив. – Никто не пострадал, слава Богу. Через несколько дней она будет как новая. А что с вашей миссией?

– Она цела! – Монах не скрывал своего торжества. – Вокруг нас после землетрясения столько пожаров и человеческих жертв… Но мы невредимы… Бог не оставляет нас. – Тут он таинственно добавил: – Я слышал, прошлой ночью в замке язычники перебили друг друга.

– Да, это так. В схватке была убита одна из наших знатных прихожанок, госпожа Мария.

– Ах да, мне тоже поступило сообщение. «Пожалуйста, убейте его, Ёсинака», – сказала госпожа Мария. Так началась эта кровавая баня. Я слышал, она даже сама пыталась убить нескольких человек, перед тем как совершила самоубийство.

Дель Акуа вспыхнул:

– Вы ничего не понимаете в японцах после стольких лет жизни здесь! Вы даже едва говорите на их языке!

– Я понимаю, чем чреваты ересь, глупость, убийство и вмешательство в политические дела. А на этом языческом наречии я говорю, и неплохо. И многое понимаю в образе жизни этих язычников.

– Но не в хороших манерах!

– Слово Божье этого не требует. Это Слово… Я даже понимаю суть прелюбодеяния. Что вы думаете о прелюбодеянии и прелюбодейках, ваше преосвященство?

Открылась дверь, Сольди протянул дель Акуа письмо от папы и вышел. Отец-инспектор передал письмо монаху, торжествовавшему победу:

– Это от его святейшества. Прибыло вчера со специальным посланцем из Макао.

Монах стал читать письмо. Всем священникам всех религиозных орденов предписывалось, с формального разрешения короля Испании, посещать Японию только через Лиссабон, Гоа и Макао. Под страхом немедленной смертной казни запрещалось всем отправляться в Японию из Манилы. Последним пунктом всем священникам, кроме иезуитов, официально предлагалось сразу же выехать из Японии в Манилу, откуда они могли, если так желало их начальство, вернуться в Японию, но только через Лиссабон, Гоа и Макао. Брат Перес изучил печать, подпись, дату, перечитал письмо еще раз, очень внимательно… Потом язвительно усмехнулся и небрежным жестом положил письмо на стол:

– Я этому не верю!

– Это воля его святейшества…

– Еще одна ересь против святой братии, против нас или всех других монахов нищенствующих орденов, которые несут слово Божье язычникам. Нам навсегда закрывают путь в Японию! Португальцы, кое-кем подстрекаемые, будут увиливать от ответа и никогда не дадут нам пропусков. Если это письмо подлинное, оно только доказывает то, про что мы говорим уже многие годы: иезуиты могут победить даже папу римского!

Дель Акуа сдержал гнев:

– Вам приказано уехать! Или вы будете казнены.

– Угрозы иезуитов бессмысленны, ваше преосвященство. Вы не говорите языком Бога, никогда не говорили и никогда не сможете. Вы не воины Христа! Вы служите папе, ваше преосвященство, – человеку. Вы политики, люди земли, люди с корыстными интересами, тесно связанными с вашими языческими шелками, землями, властью, богатством и влиянием… Господь наш Иисус Христос пришел на землю в обличье простого человека, он чесался и ходил босиком, от него плохо пахло. Я никогда не уеду, и братья мои тоже!

Дель Акуа впервые был так резок:

– Вы уедете из Японии!

– Перед Богом клянусь – не уеду! Но здесь я в последний раз. Если захотите меня видеть, пожалуйте в нашу святую миссию – приходите ухаживать за бедными, больными, отверженными, как это делал Иисус Христос! Мойте им ноги, как это делал Он, и спасете вашу душу, пока еще не поздно!

– Вам приказано под страхом смертной казни немедленно покинуть Японию!

– Послушайте, ваше преосвященство, меня пока не казнили и вряд ли когда-нибудь казнят. Конечно, я приму к сведению этот документ, если он не устарел. Он же датирован шестнадцатым сентября тысяча пятьсот девяносто восьмого года, то есть написан почти два года назад. Это нужно проверить, он слишком важен, чтобы принимать его на веру так просто, а проверка займет четыре года как минимум.

– Конечно, он не устарел!

– Вы не правы. Бог мне судья, я верю, что это так. Через несколько недель, самое большее через несколько месяцев у нас наконец будет архиепископ Японии. Испанский епископ! Письма, которые я получаю из Манилы, подтверждают тот факт, что королевское постановление ожидается с ближайшей почтой.

– Невозможно! Это территория Португалии и наша провинция!

– Была – Португалии. Была – иезуитов. Но теперь все изменилось. С помощью наших братьев и Божьего напутствия король Испании победил вашего генерала в Риме!

– Это вздор! Ложь и слухи! Ради своей бессмертной души подчинитесь распоряжениям наместника Христа!

– Я подчинюсь. Я напишу ему сегодня же, обещаю вам. Тем временем мы ждем испанского епископа, вице-короля Испании и нового капитана черного корабля – тоже испанца! Это оговорено в королевском указе. И у нас есть друзья на высоких постах, и они наконец пересилили иезуитов, раз и навсегда! Я иду с Богом, ваше преосвященство, прощайте. – Брат Перес встал, открыл дверь и вышел.

В комнате перед кабинетом дель Акуа Сольди проводил монаха взглядом и поспешил к отцу-инспектору. Напуганный цветом лица дель Акуа, он налил ему немного бренди из графина:

– Ваше преосвященство?

Дель Акуа покачал головой и снова невидящим взглядом уставился в пространство… За последний год от представителей ордена при дворе Филиппа Испанского в Мадриде доходили тревожные новости о растущем влиянии врагов Общества.

– Это неправда, ваше преосвященство, испанцы не смогут прийти сюда! Это неправда!

– Это может быть правдой, очень даже легко! Слишком легко! – Дель Акуа прикоснулся к папскому письму. – Этот папа может умереть, наш глава ордена может умереть… даже король Испании… Тем временем… – Он встал во весь свой рост. – Тем временем мы должны готовиться к худшему и делать что можем. Попросите брата Мигеля, чтобы он срочно привел сюда Кияму.

– Да, ваше преосвященство. Но Кияма никогда здесь не бывал. Вряд ли он захочет прийти сюда теперь…

– Скажите Мигелю – пусть говорит все, что угодно, но он должен привести сюда Кияму до захода солнца! Потом немедленно отправьте Мартину новости о войне, чтобы он тут же передал их Торанаге. Вы сообщите ему о деталях, но я тоже хочу отправить с ним личное сообщение. Еще: пошлите кого-нибудь – нужно, чтобы сюда пришел Феррьера.

– Да, ваше преосвященство. Но что касается Киямы, Мигель, конечно, не сможет…

– Скажите Мигелю: пусть прикажет ему прийти сюда! Именем Господа Бога, если потребуется! Мы – воины Христовы, мы собираемся воевать – воевать за нашего Бога! Поторопитесь!

Глава 59

– Андзин-сан? – Сквозь сон Блэкторн услышал свое имя. Оно донеслось до него издалека, отзываясь в вечности.

– Хай? – ответил он.

Затем он услышал, как его имя повторили еще несколько раз. Кто-то прикоснулся к нему рукой. Он открыл глаза. В предрассветной мгле все вокруг постепенно обретало четкие очертания. Сознание вернулось к нему, удалось сесть. Перед кроватью на коленях сидел лекарь, рядом стояли Кирицубо и госпожа Отиба, глядя на него сверху вниз. Серые вокруг заполонили всю комнату. Масляные лампы бросали теплый свет. Эскулап заговорил с ним. В ушах все еще стоял звон, голос доносился очень слабо, но ошибки теперь быть не могло – он снова слышал. Непроизвольно Блэкторн поднес руки к ушам и прижал их. В голове сразу же взорвалась боль, посыпались искры и цветные огоньки, началась бешеная пульсация.

– Простите… – пробормотал он, дожидаясь, когда стихнет боль, отчаянно приказывая, чтобы она утихла. – Извините, уши болят. Но я теперь слышу. Вы понимаете, лекарь-сан? Я теперь слышу – немного. Простите, что вы говорите? – Он следил за губами эскулапа, стараясь разобрать слова.

– Госпожа Отиба и Кирицубо-сама хотят знать, как вы себя чувствуете.

– Ах! – Блэкторн посмотрел на них.

Теперь он заметил, что они одеты по всем правилам этикета: Кирицубо вся в белом, только зеленый шарф на голове. Кимоно Отибы темно-зеленое, без рисунка и украшений, на ней еще большой платок из тонкой белой ткани.

– Лучше, благодарю вас… – На душе у него при виде одежд белого цвета стало тревожно. По освещению снаружи он понял, что время подходит к рассвету, а не к сумеркам. – Лекарь-сан, скажите, пожалуйста, я что, спал целый день и целую ночь?

– Да, Андзин-сан. День и ночь. Ложитесь, прошу вас. – Эскулап взял Блэкторна за кисть своими длинными пальцами и сжал их, щупая пульс; кончиками пальцев он просчитал девять ударов: три на поверхности, три в середине и три в глубине, как учила с незапамятных времен китайская медицина.

Все в комнате ждали его решения. Лекарь удовлетворенно кивнул.

– Кажется, все хорошо, Андзин-сан. Тяжелых повреждений нет, вы меня понимаете? Сильные головные боли, да? – Он подробно объяснил все госпоже Отибе и Кирицубо.

– Андзин-сан, – обратилась к нему госпожа Отиба. – Сегодня похороны Марико-сама. Вы поняли – похороны?

– Да, госпожа.

– Хорошо. Сразу после того, как рассветет. Вы имеете право пойти, если хотите. Вы понимаете?

– Да… Думаю, что да… Если можно, я бы пошел.

– Очень хорошо. – Отиба поговорила с лекарем, попросила его еще лучше следить за состоянием больного. Потом, вежливо поклонившись Кирицубо, улыбнулась Блэкторну и вышла.

Кирицубо подождала, пока она не уйдет:

– Как вы, Андзин-сан? Как себя чувствуете?

– Голова болит, госпожа… Прошу меня извинить…

– Простите меня, я только хотела поблагодарить вас. Вы меня понимаете?

– Это долг… Я только выполнял свой долг… Не повезло… Марико-сан погибла…

Кири почтительно поклонилась ему:

– Нет, повезло… Ох нет, не повезло… Благодарю вас, Андзин-сан. За нее, за себя, за всех… Мы еще с вами поговорим. Благодарю вас. – Она вышла.

Блэкторн собрался с силами и встал на ноги. Боль в голове была так чудовищна, что вызвала желание закричать. Он сжал губы в тонкую линию. В груди ломило, желудок бурлил. Но через некоторое время желудок успокоился, тошнота утихла. Правда, во рту остался противный привкус. Он направился вперед, к окну, взялся за подоконник, стараясь перебороть тошноту, подождал, прошелся туда-сюда. Головная боль и тошнота не проходили.

– Все нормально, спасибо. – Он с облегчением снова сел.

– Вот, выпейте это – вам станет лучше. Установите хара. – У лекаря была добрая улыбка. Блэкторн выпил и задержал дыхание: запах был как у птичьего помета и заплесневелых водорослей, смешанных с гниющими листьями в жаркий летний день, вкус – еще хуже. – Пейте. Сразу станет лучше, а пока прошу меня извинить.

Блэкторн снова сжался, но заставил себя сделать глоток.

– Скоро станет лучше, извините.

Пришли женщины-служанки, причесали его, уложили волосы, парикмахер побрил. На руки и лицо положили горячие полотенца. После всего этого он почувствовал себя намного лучше. Другие слуги помогли ему одеться в обычное кимоно и крылатую накидку. Принесли новый короткий меч в ножнах.

– Подарок, господин. Подарок от Кирицубо-сама, – объяснила служанка.

Блэкторн принял меч и засунул за пояс вместе с длинным мечом, тем самым, который подарил ему Торанага, – рукоятка была расщеплена и чуть не сломана – он ведь бил ею о засов. Он вспомнил, как Марико стояла спиной к двери. Потом ничего не мог вспомнить до того момента, как стоял над ней на коленях и смотрел, как она умирает. И снова провал – вот до этого момента…

– Простите, мы в главной башне? – спросил он начальника серых.

– Да, Андзин-сан. – Командир с почтением поклонился, невысокий и круглый, как обезьяна, но, пожалуй, более опасный.

– Почему я здесь?

Серый улыбнулся и вежливо ответил:

– Так приказал господин командующий.

– Но почему – здесь?

Самурай повторил, словно попугай:

– Так приказал господин командующий. Извините, вы меня понимаете?

– Да, благодарю вас, – устало ответил Блэкторн.

Когда его наконец привели в порядок, он почувствовал себя ужасно. Зеленый чай немного помог ему, потом слабость снова навалилась и его все-таки вырвало в блюдо, которое подставила служанка. Грудь и голова при каждом спазме пронзались горячими красными иголками…

– Извините, вот, пожалуйста, выпейте… – терпеливо предложил лекарь.

Он выпил еще этого варева, но оно не помогло. К этому времени рассвет уже разлился по всему небу. Слуги сделали ему знак и помогли выйти из большой комнаты. Охрана шла впереди, остальные – сзади. Так они спустились по лестнице и вышли во двор, где их ждали носилки с новой охраной. Он с удовольствием сел в паланкин. По приказу командира серых носильщики подняли паланкин, и, сопровождаемые охраной, они присоединились к процессии из паланкинов, пеших самураев и дам, тянущейся по лабиринту улиц замка к выходу. Все были одеты в самое лучшее. Некоторые женщины – в кимоно темных тонов, с белыми шарфами на голове, другие – во всем белом, только шарфы цветные.

Блэкторн отдавал себе отчет в том, что за ним наблюдают… Он сделал вид, что не замечает этого, пытался выпрямить спину и придать лицу равнодушное выражение, молясь, чтобы его не настигла снова та же слабость и он не опозорился, но боли все усиливались…

Кортеж петлял в каменных лабиринтах крепости, вдоль тысяч самураев, вытянувшихся молчаливыми рядами. Никого не окликали, не требовали документов. Похоронная процессия проходила один пост за другим, не останавливаясь у опускных решеток и рвов с водой. Когда миновали ворота и оказались за основными укреплениями, Блэкторн вдруг заметил, что серые стали более бдительными, внимательно изучали всех, оказавшихся поблизости, старались держаться к нему вплотную. Он немного успокоился – вспомнил, что бросается в глаза. Наконец процессия пересекла открытый участок, прошла по мосту и поднялась к назначенному месту – на площадке, недалеко от берега реки. Площадка имела размеры триста на пятьсот шагов. В центре – яма в виде квадрата, со стороной пятнадцать шагов и глубиной пять, заполненная дровами. Над ямой устроена высокая крыша из циновок, покрытых белым шелком, кругом – стены из белых холстов, висящих на бамбуковых шестах; стены указывали точно на восток, север, запад и юг; в середине каждой стены – маленькие деревянные ворота.

И Блэкторн вдруг вспомнил недавнее…

– Ворота для того, чтобы душа могла проходить в них при полете на небо, – объяснила ему Марико в Хаконэ.

– Давай лучше поплаваем или поговорим о чем-нибудь более веселом.

– Вот и дай мне закончить – это как раз очень весело. Наши похороны очень важны для нас, так что вам следует все знать о них, Андзин-сан.

– Да, Марико. Но почему ворот четыре? Почему не одни?

– У души должен быть выбор. Это мудро. О, мы очень мудры… Я говорила тебе сегодня, что люблю тебя? – вдруг спросила она. – Мы очень мудрая нация и позволяем душе иметь выбор. Большинство душ выбирают южные ворота, Андзин-сан. Это важные ворота – там ставят столы с сухими фигами, свежими гранатами и другими фруктами, редисом и другими овощами и связками рисовой рассады, если это происходит в соответствующий сезон. И всегда миску свежеприготовленного риса, Андзин-сан, – это самое важное. Видите ли, душа, может быть, захочет поесть, перед тем как отправиться в путь…

– Что касается меня, положите жареного фазана или…

– Извините, ничего мясного, даже ничего рыбного… Мы серьезно относимся к таким вещам, Андзин-сан. На столе также должны быть маленькая жаровня с тлеющими углями из ценных пород деревьев и благовонные снадобья, дающие такой приятный запах… Я хочу, чтобы мои похороны были на рассвете… – искренне призналась она. – Я больше всего люблю рассвет… Ну и если бы это было можно, то осенью…

Он был тронут этими подробностями.

«Бедняжка… – Блэкторн почувствовал, как глаза его наполняются слезами. – Ты давно знала, что осени уже никогда не будет».

Его паланкин остановился на почетном месте – в переднем ряду, близко от центра, так близко, что видны были брызги воды на цветах. Все было так, как она говорила. Вокруг – сотни паланкинов, площадь заполнена тысячей самураев и женщинами, пришедшими пешком. Все стоят молча, без единого движения. Он узнал Исидо и рядом с ним – Отибу. На него никто не обращал внимания. Все сидели в своих роскошных паланкинах и смотрели на белые холщовые стены, колышущиеся от легкого ветерка. Кияма сидел рядом с Отибой, Дзатаки – около них, вместе с Ито. Закрытый паланкин Оноси – там же. Все окружены несколькими рядами охраны. На самураях Киямы – кресты, у Оноси – тоже.

Блэкторн оглянулся: а где же Ябу? Он не нашел его. Не было и коричневых. Вообще ни одного дружеского лица. Вдруг он заметил: Кияма, с каменным выражением лица, внимательно на него смотрит. Блэкторн невольно порадовался, что с ним охрана. Тем не менее он сделал легкий поклон. Каменный взгляд Киямы не изменился, на поклон он не ответил и тут же отвернулся. Блэкторну стало легче дышать.

Воздух разорвали звуки барабанов, колокольчиков и удары металла о металл – не в лад, очень резко. Все глаза обратились к самому большому крытому паланкину, который держали восемь синтоистских священников. В нем восседал высокий священник, похожий на изваяние Будды. Впереди и позади его носилок еще несколько священников били в металлические барабаны. Вот к носилкам подходит целая процессия – сотни две буддийских монахов в оранжевых одеждах и столько же, нет, даже больше, одетых в белое синтоистских жрецов. Вот и закрытые носилки с телом Марико – богато убранные, белоснежные. Тело тоже облачено во все белое, устроено в сидячем положении, со слегка склоненной головой. На лице безукоризненный грим, волосы тщательно уложены. Носильщики – десять коричневых. Перед носилками два священника раскидывают мелкие лепестки бумажных роз, которые тут же подхватываются и разносятся ветром, – символ эфемерности жизни. Позади два монаха несут две пики древками вперед: указание на то, что покойная – самурай и ее верность долгу так же сильна, как крепость стальных лезвий. За ними – четыре монаха с незажженными факелами. Сарудзи, ее сын, идет следом, лицо его так же бело, как и кимоно его покойной матери. Далее – Кирицубо и госпожа Садзуко, тоже все в белом, распущенные волосы повязаны кисейными платками. Волосы младшей спускаются до груди, у Кирицубо – еще ниже. За ними – небольшой промежуток, а дальше идут самураи Торанаги – те, что остались. Среди коричневых – раненые, многие хромают.

Блэкторн видел только ее: казалось, она просто молится – смерть не оставила на ней никаких отметин. Он держался прямо, зная, что вся эта церемония с Исидо и Отибой в качестве главных свидетелей устроена в честь нее. Но это не облегчало его боли.

Более часа высокий монах распевал какие-то мантры, барабаны били не переставая. Потом внезапно наступила тишина. Сарудзи вышел вперед, взял незажженный факел и подошел к каждым из ворот – восточным, северным, западным и южным, – чтобы убедиться, что они свободны. Блэкторн видел, что мальчик весь дрожит. Вот он возвращается к носилкам, глаза потуплены. Поднимает белую веревку, привязанную к носилкам, и ведет носильщиков через южные ворота. Носилки аккуратно ставят на дрова. Еще одно восклицание монахов – и Сарудзи дотрагивается пропитанным маслом факелом до углей в жаровне. Факел вспыхивает. Мальчик колеблется, потом возвращается один через южные ворота и бросает факел в подготовленный погребальный костер. Пропитанные маслом дрова сразу же загораются и скоро превращаются в ревущий костер. Пламя достигает десяти футов в высоту. Жар оттесняет Сарудзи назад, он идет за благовониями и подбрасывает их в огонь. Сухое как трут дерево взрывается, огонь охватывает полотняные стены. Теперь вся площадь ямы – воющая, неугасимая огненная масса – корчится и трещит. Обрушиваются подпорки крыши. По рядам зрителей проносится вздох. Вперед выходят жрецы и подбрасывают еще дров в погребальный костер – пламя поднимается еще выше, дым накатывает волнами. Теперь остаются только ворота, – Блэкторн видит, что их опаляет жаром. Вот и их окутывает пламя.

В этот момент Исидо, главный свидетель, вылез из паланкина и прошел вперед, подложив согласно ритуалу еще дров и благовоний в костер. Он церемонно поклонился, снова сел в свой паланкин, носильщики по его приказу подняли носилки и понесли в замок. За ним последовала Отиба и стали расходиться все остальные.

Сарудзи в последний раз поклонился языкам пламени, повернулся, подошел к Блэкторну, встал перед ним и поклонился.

– Благодарю вас, Андзин-сан, – произнес он и ушел вместе с Кири и госпожой Садзуко.

– Все кончено, Андзин-сан. – Командир серых ухмылялся. – Ками теперь в безопасности. Мы идем в замок.

– Подождите, прошу вас.

– Извините, нам приказано… – Серый встревожился, остальные охранники подошли поближе.

– Прошу вас, подождите.

Не обращая внимания на их беспокойство, Блэкторн вышел из паланкина, чуть не ослепнув от боли… Самураи встали вокруг, охраняя его. Он подошел к столу, взял несколько кусочков камфарного дерева и бросил в огонь. Сквозь завесу пламени ничего не было видно.

– Во имя Отца, Сына и Святого Духа! – пробормотал он, незаметно перекрестил ее, повернулся и пошел прочь от костра…

Когда Блэкторн проснулся, ему было намного лучше, но он чувствовал себя опустошенным, в висках все еще пульсировала тупая боль, болел лоб.

– Как вы себя чувствуете, Андзин-сан? – Лекарь сверкнул белозубой улыбкой. Голос его был едва слышен. – Вы долго спали.

Блэкторн приподнялся на локте и посмотрел сонными глазами на тень от солнца. «Наверное, уже пять часов пополудни, – подумал он. – Я спал больше шести часов».

– Простите, я проспал целый день?

Эскулап улыбнулся:

– Вчера весь день, ночь и большую часть дня сегодня. Вы меня понимаете?

– Понимаю, конечно. – Блэкторн откинулся назад, заметив, как блестит от пота его кожа. «Хорошо… – подумал он, – это самое лучшее… Когда спишь – не думаешь, что у тебя там цело, что – нет… Ни о чем не думаешь…»

Его постель, из мягких стеганых одеял, с трех сторон была огорожена передвижными ширмами, инкрустированными слоновой костью и красиво расписанными картинами природы и морскими пейзажами. В окна напротив проникает солнечный свет, жужжат насекомые, комната большая, уютная, спокойная. С улицы доносятся обычные звуки мирной жизни замка. Он различал стук неподкованных конских копыт, звон уздечек. Слабый бриз доносит запах дыма. «Не знаю, хотел ли бы я, чтобы меня сожгли, – подумал он. – Но постой, а разве лучше, если тебя положат в ящик, зароют, а потом к тебе заберутся червяки… Стоп! – приказал он себе, чувствуя, как его тянет вниз по спирали. – Беспокоиться не о чем! Карма есть карма, когда ты мертв – ты мертв и что дальше – тебе неизвестно. А когда тонешь, вода заполняет тебя всего, тело распухает, крабы… Стоп!»

– Выпейте, пожалуйста. – Лекарь опять предложил ему свое отвратительное варево.

Блэкторн протянул чашку со словами:

– Чаю, пожалуйста.

Служанка, круглолицая женщина средних лет, с морщинами вокруг глаз и застывшей равнодушной улыбкой, налила зеленого чая, он поблагодарил. После трех чашек во рту посвежело.

– Пожалуйста, Андзин-сан, скажите, как у вас с ушами.

– Все так же. Слышу как будто издалека… все на расстоянии, понимаете? Как с большого расстояния…

– Понятно. Поедите, Андзин-сан?

Маленький поднос был уставлен мисками с рисом, супом и жаренной на углях рыбой. Он мучился спазмами в желудке, но вспомнил, что не ел по-настоящему целых два дня. Сел и заставил себя съесть немного риса и выпить рыбного супа. Желудок успокоился, Блэкторн поел еще и постепенно прикончил все, пользуясь палочками для еды как продолжением пальцев, без всяких усилий.

– Спасибо. Оказывается, я был очень голоден.

Лекарь выложил на стол около постели холщовую сумку с травами:

– Делайте чай из трав, Андзин-сан. Раз в день, пока все не пройдет. Понятно?

– Да, спасибо.

– Я считал за честь лечить вас. – Старик сделал знак служанке, та унесла пустой поднос. Он поклонился и вышел за ней в ту же дверь.

Блэкторн остался один. Он удобно лежал на спине, на футонах… Сил как будто прибавилось.

– Просто я был голоден, – произнес он вслух.

На нем была только набедренная повязка. Его обычная одежда валялась кучей там, где он ее оставил, – это его удивило, – хотя чистое коричневое кимоно вот оно, рядом с мечами. Блэкторн решил: «Дам себе спокойно полежать…» Внезапно он почувствовал, что в комнате есть кто-то чужой. Он с трудом сел, потом встал на колени и поглядел на ширмы, но, прежде чем успел что-либо сообразить, уже стоял на ногах. Голова раскалывалась от боли – такое резкое движение… На него смотрел иезуит-японец с тонзурой на голове. Монах неподвижно стоял на коленях у главного входа, в руке распятие и четки…

– Кто вы? – спросил он, превозмогая боль.

– Я брат Мигель, сеньор. – Угольно-черные глаза были неподвижны.

Блэкторн отошел от ширмы и встал около мечей:

– Что вы хотите от меня?

– Меня послали узнать, как вы себя чувствуете, – спокойно ответил Мигель на хорошем португальском, хотя и с сильным акцентом.

– Кто?

– Господин Кияма.

Блэкторн внезапно понял, что они остались одни.

– Где моя охрана?

– С вами никого не было, сеньор.

– У меня была охрана! Двадцать серых! Где мои серые?

– Когда я пришел, здесь никого не было, сеньор, извините меня. Вы там спокойно спали. – Мигель с серьезным видом показал за дверь. – Может быть, вам следует спросить этих самураев?

Блэкторн поднял меч:

– Пожалуйста, отойдите от двери.

– У меня нет оружия, Андзин-сан.

– Все равно, не подходите ко мне. Святоши действуют мне на нервы.

Мигель послушно встал и отошел с тем же невозмутимым спокойствием. За дверью, у балюстрады лестничной площадки, прохлаждались двое самураев.

– Добрый день, – вежливо приветствовал их Блэкторн. Они были ему незнакомы.

Никто из них не поклонился.

– Добрый день, Андзин-сан, – ответил один.

– Простите, а где моя охрана?

– Вся охрана была снята в час зайца, сегодня утром. Вы поняли, что значит «час зайца»? Мы не ваша охрана, Андзин-сан. Здесь наш обычный пост.

Блэкторн почувствовал, как по спине у него заструился холодный пот.

– По чьему приказу убрана охрана?

Оба самурая захохотали. Тот, что повыше, сказал:

– Здесь, в главной башне замка, Андзин-сан, приказы отдает только господин командующий или госпожа Отиба. Как вы сейчас себя чувствуете?

– Лучше, благодарю вас.

Высокий самурай что-то прокричал вглубь помещений. Через несколько минут из комнаты появился командир с четырьмя самураями. Он был молод и строг. Увидев Блэкторна, он оживился, глаза у него вспыхнули.

– А, Андзин-сан. Как вы себя чувствуете?

– Лучше, благодарю вас. Прошу меня простить, но где моя охрана?

– Мне приказано сказать вам, когда проснетесь, что вы должны вернуться на корабль. Вот ваш пропуск. – Командир вынул из рукава листок бумаги и передал его Блэкторну, потом презрительно показал на Мигеля: – Этот вас проводит.

Блэкторн пытался заставить свою голову работать, мозг его вопил об опасности.

– Да, благодарю вас, но сначала, пожалуйста, дайте мне возможность повидать господина Исидо. Это очень важно.

– Простите, но вам приказано вернуться на корабль, как только вы проснетесь. Вы меня поняли?

– Да. Прошу меня извинить, но мне очень важно повидать господина Исидо. Пожалуйста, скажите вашему начальству. Сейчас. Я должен перед уходом повидать господина Исидо. Прошу прощения, но это очень важно.

Самурай почесал оспинки на подбородке:

– Я спрошу. Пока можете одеться.

К большому облегчению Блэкторна, он ушел. Остались четверо самураев. Блэкторн вернулся к себе и быстро оделся. Самураи наблюдали за ним. Послушник ждал в коридоре.

«Будь терпелив, – сказал себе капитан. – Не думай и не беспокойся. Это ошибка. Ничего не изменилось. У тебя еще есть все твои прежние привилегии».

Он засунул за пояс мечи и допил чай. Потом посмотрел на пропуск: печать, подписи – все на месте. Нет, это ошибка. Чистое кимоно уже удобно облегало его.

– Послушайте, Андзин-сан, – сказал один из самураев. – Я слышал, вы убили пятерых ниндзя. Это очень хорошо.

– Прошу прощения, но только двоих, от силы троих. – Блэкторн покачал головой из стороны в сторону, пытаясь облегчить боль и избавиться от гула в висках.

– Я слышал, там было пятьдесят семь мертвых ниндзя и сто шестнадцать коричневых. Это правда?

– Не знаю. Прошу прощения.

В комнату вернулся командир:

– Вам приказано идти на корабль, Андзин-сан. Вас проводит этот христианин.

– Да. Спасибо. Но сначала я, извините, должен повидать госпожу Отибу. Это очень-очень важно. Пожалуйста, попросите вашего начальника.

Серый повернулся к Мигелю и заговорил гортанно и очень быстро. Мигель поклонился все так же невозмутимо и перевел Блэкторну:

– Извините, сеньор. Он говорит, его начальник спросит своего начальника, но вы тем временем должны немедленно идти со мной на галеру.

– Има! – добавил серый для большей важности.

Блэкторн понял, что он уже покойник. И затем услышал собственные слова:

– Благодарю вас. Скажите, пожалуйста, где моя охрана?

– У вас больше нет никакой охраны.

– Пожалуйста, пошлите гонца на мой корабль. Пожалуйста, приведите оттуда моих вассалов…

– Вам приказано немедленно отправиться на корабль! Поняли? – Это прозвучало весьма невежливо и бесповоротно. – Идите на корабль! – добавил серый с кривой улыбкой, дожидаясь, пока Блэкторн не поклонится первым.

Блэкторн заметил это, и все превратилось в какой-то кошмар, все замедлилось и затуманилось. Его отчаянно затошнило. Надо бы утереть пот и поклониться… Но серый вряд ли ответит ему поклоном или сделает это невежливо, не как равный равному… Тогда он будет опозорен перед всеми. Ему стало ясно, что он выдан своему врагу-христианину, что Кияма, Исидо и священники были частью этого предательства и, какова бы ни была причина, цена, – он бессилен. Он может только утереть пот, поклониться и уйти. От него ждали именно этого.

Вдруг он почувствовал рядом с собой Марико, вспомнил ее муки, всю ее мудрость, и все, что она сделала и должна была сделать, и все, чему она его научила. Он с силой сжал сломанную рукоятку меча и вызывающе отставил ногу. Что ж, судьба его решена, карма определена. Если он должен умереть, он предпочел бы достойно умереть сейчас, а не потом.

– Я – Джон Блэкторн, Андзин-сан, – гордо произнес он. Это решительное заявление придало ему незнакомую уверенность и неожиданную жесткость. – Командир корабля господина Торанаги. Всего корабля. Самурай и хатамото. А вы кто?

Командир вспыхнул:

– Сайго Масакацу из Каги, вассал господина Исидо.

– Я – хатамото. А вы? – Тон Блэкторна стал еще более груб.

Он не воспринял и не осознал имени своего противника, только видел его с поразительной, нереальной четкостью – каждую пору на лице, каждый торчащий волосок, каждое пятнышко на радужке неприязненных карих глаз, каждую жилу на запястье руки, сжимающей рукоятку меча…

– Нет, не хатамото.

– Вы самурай или ронин? – Последнее слово выскочило само собой и хлестнуло японца будто плеть. Блэкторн почувствовал, что за ним кто-то стоит, но это его не испугало. Он только следил за серым, ожидая внезапного смертоносного выпада, который потребует всей его хара-гэй, всей его внутренней энергии, чтобы вернуть удар с той же ослепляющей силой. Обоюдная почетная смерть покончит и с ним, и с его врагом.

К своему удивлению, он увидел, что выражение глаз серого изменилось: он вдруг как-то съежился и поклонился, низко и почтительно, так и замерев в поклоне.

– Пожалуйста… пожалуйста, простите мои плохие манеры. Я был ронином, но господин командующий дал мне второй шанс. Пожалуйста, извините меня за мои плохие манеры, Андзин-сан. – Голос его прерывался, ему было стыдно.

Невероятно! Блэкторн все еще был готов к схватке, ожидал смерти, а не победы. Он взглянул на других самураев. Они все как один поклонились и стояли так, признавая победу за Блэкторном.

Спустя мгновение Блэкторн с усилием поклонился, но не как равный. Они продолжали кланяться, пока он не развернулся и не пошел по коридору, Мигель двинулся за ним. Они спустились по главной лестнице, прошли через крыльцо во двор. Теперь Блэкторн не чувствовал боли, только сильный жар. Серые смотрели ему вслед. Группа самураев провожала его и Мигеля до первого поста, держась за пределами досягаемости меча. Один из самураев торопливо побежал вперед.

У следующего поста старший поклонился вежливо, как равный, и он поклонился в ответ. Пропуск был проверен очень дотошно, но корректно. Еще один эскорт провел их до нового поста, где все повторилось. Там был самый первый ров с водой, потом – еще один. Их никто не останавливал. Вряд ли кто из самураев вообще обратил на них внимание. Постепенно Блэкторн почувствовал, что голова почти не болит, пот высох… Он расслабил пальцы на рукоятке меча, остановился у фонтана, бьющего из стены, напился и сполоснул голову. Сопровождающие его самураи остановились и вежливо подождали, а Блэкторн все это время соображал, почему он потерял расположение и защиту Исидо и госпожи Отибы. «Ничего же не изменилось!» – в отчаянии думал он. Потом поднял глаза и увидел, что Мигель внимательно смотрит на него.

– Чего вы хотите?

– Ничего, сеньор, – вежливо ответил Мигель. Потом широко улыбнулся – улыбка у него была очень теплая. – Ах, сеньор, вы доставили мне большое удовольствие, заставив этого ублюдка с плохими манерами напиться собственной мочи! Это было очень приятно видеть! Ты, – добавил он по-латыни. – Я благодарю тебя.

– Я ничего не сделал для вас, – вежливо возразил Блэкторн на португальском, не желая разговаривать на латыни.

– Все равно – дай вам Бог счастья, сеньор! Знайте, что пути Господни неисповедимы. Вы оказали услугу всем людям. Этот ронин был опозорен, и он заслужил это. Нельзя нарушать бусидо.

– Вы тоже самурай?

– Да, сеньор, мне оказали эту честь. Мой отец – двоюродный брат господина Киямы, мой род из провинции Хидзэн на Кюсю. Как вы догадались, что он был ронином?

Блэкторн пробовал вспомнить.

– Я не уверен… Может быть, потому, что он сказал – он из Каги, а это далеко… Марико – госпожа Тода – говорила, что Кага далеко на севере. Не знаю… я даже не помню, что говорил.

К ним вернулся сопровождающий их командир:

– Прошу прощения, Андзин-сан, этот человек не надоел вам?

– Нет-нет, благодарю вас. – Блэкторн тронулся с места.

Пропуск проверили еще раз, очень любезно, и они прошли дальше.

Солнце к этому времени уже снижалось, до захода все еще оставалось несколько часов, в потоках нагретого воздуха закручивались аккуратные пылевые спирали. Они прошли несколько конюшен: все лошади были выведены наружу, пики, шпоры, седла уже приготовлены для немедленного отъезда; самураи ухаживали за лошадьми, чистили снаряжение. Блэкторна удивило, что их так много.

– Сколько же здесь лошадей? – поинтересовался он.

– Тысячи, Андзин-сан. Десять, двадцать, тридцать тысяч – здесь и по всему замку.

Когда они пересекли предпоследний ров с водой, Блэкторн поманил к себе Мигеля:

– Вы поведете меня на галеру?

– Да. Именно это мне и приказано сделать, сеньор.

– И больше никуда?

– Нет, сеньор.

– А кто приказал?

– Господин Кияма. И отец-инспектор, сеньор.

– Ах, этот! Я предпочитаю, чтобы меня звали Андзин-сан, а не сеньором, отец.

– Прошу меня извинить, Андзин-сан, но я не отец. Меня не посвящали в священники.

– А когда посвятят?

– В свое время, – уверенно ответил Мигель.

– А где Ябу-сан?

– Прошу прощения, но я не знаю.

– Вы должны просто отвести меня на мой корабль и больше никуда?

– Да, Андзин-сан.

– И тогда я буду свободен? Свободен идти туда, куда захочу?

– Меня просили узнать, как вы себя чувствуете, потом проводить вас на корабль, и больше ничего. Я только посланец, провожатый.

– Богом клянетесь?

– Я только провожатый, Андзин-сан.

– Где вы так хорошо научились говорить по-португальски? И по-латыни?

– Я был одним из четверых… четверых крещеных японцев, посланных в Рим отцом-инспектором. Мне было тринадцать, Урага-но Тадамаса – двенадцать.

– А! Теперь я вспомнил! Урага-сан говорил мне, что вы были среди них. Вы были другом Урага-сана. Вы знаете, что он погиб?

– Да, я очень огорчился, когда узнал об этом.

– Это сделали христиане.

– Это сделали убийцы, Андзин-сан. Убийцы. Не беспокойтесь, их будут судить.

Через мгновение Блэкторн спросил:

– Как вам понравился Рим?

– Я ненавидел его. Мы все ненавидели. Все в нем… Эту еду, грязь, безобразный вид… Они там все эта – невероятно! У нас заняло восемь лет, чтобы добраться туда и вернуться обратно, и как я был благодарен Мадонне, когда наконец вернулся домой.

– А Церковь? Святые отцы?

– Отвратительны. Многие из них отвратительны. Меня просто потрясли их нравы: любовницы, жадность, пышность, лицемерие, невоспитанность. У них две морали: одна для паствы, другая для пастырей. Все это было нам ненавистно. И все-таки я нашел Бога в некоторых из них, Андзин-сан. Так странно… Я нашел правду – в соборах и крыльях аркад, среди священников. – Мигель бесхитростно посмотрел на него – он был переполнен нежностью. – Правда, редко, Андзин-сан, очень редко я находил такие проблески. Но я нашел истину и Бога и знаю, что христианство – это путь к вечной жизни… Прошу меня простить, католическое христианство.

– Вы видели аутодафе, инквизицию, суды, казни ведьм?

– Я видел много ужасных вещей. Очень мало мудрых людей – большинство грешники… Самые дьявольские дела совершаются именем Бога. Но не Богом! Этот мир – юдоль слез и только подготовка к миру вечному. – Он молился про себя некоторое время, потом, набравшись силы в молитве, поднял глаза. – Даже среди еретиков могут быть хорошие люди.

– Возможно… – Блэкторну начинал нравиться этот человек.

Последний ров с водой, последние ворота – главные южные ворота, последний пункт проверки документов – и вот ему отдали бумаги. Мигель прошел под последней подъемной решеткой, за ним – Блэкторн. Около замка их ждала сотня самураев, люди Киямы. Он увидел распятия… Настроены они были явно враждебно. Он остановился. Мигель продолжал идти. Старший сделал знак Блэкторну выйти из ворот, он повиновался. Самураи сомкнулись вокруг него, зажав его в кольце. Носильщики и торговцы на дороге расступались в стороны и кланялись, не поднимая головы, пока они не проходили. Некоторые с торжественным видом поднимали свои нательные кресты, и Мигель благословлял их. Они спустились пологим склоном, обогнув сзади погребальное кострище – яма уже не дымилась, – затем пересекли мост, вошли в город и направились в сторону моря. Среди пешеходов, идущих из города, попадались серые и просто самураи. Они неблагожелательно посматривали на Мигеля и наверняка задирали бы его, если бы с ним не было столько самураев Киямы.

Блэкторн шел за Мигелем. Он не боялся, хотя и не прочь был бы сбежать от них всех. Но бежать ему здесь некуда, спрятаться негде – во всяком случае, на земле. Его единственное спасение – попасть на борт «Эразма», пробиться в море – с полной командой, провизией и вооружением.

И вот они оказались на улицах города, выходящих к морю. Мигель завернул за угол и вышел на открытый рыбный рынок. Хорошенькие служаночки, толстые бабы, старые дамы, юноши, взрослые мужчины и дети, покупатели и продавцы – все они сначала глазели на него, потом начинали поспешно кланяться. Блэкторн шел за самураями мимо палаток, корзин, бамбуковых лотков: всевозможные морские твари – тигровые и обыкновенные креветки, омары, лангусты, – аккуратно разложенная, иногда плавающая в специальной посуде живность, еще сохраняла свежесть моря. «В Лондоне, – подумал он, – никогда не бывает так чисто… Воняет не только от торговцев, но и от их товара». Потом с одной стороны он увидел ряд палаток с едой, в каждой – маленькая жаровня: он сразу уловил запах печеного лангуста…

– Боже мой! – Не раздумывая, он свернул в эту сторону.

Самураи сразу же преградили ему путь.

– Гомэн насай, киндзиру! – заявил один из них.

– Иэ! – резко ответил Блэкторн. – Ватаси табэтай дэс. Ватаси Андзин-сан! (Я проголодался. Я – Андзин-сан!)

Блэкторн начал протискиваться среди них. Старший поспешил его остановить. Мигель быстренько вернулся к ним и стал успокаивающе объяснять что-то, попросил разрешения, и оно было неохотно дано.

– Пожалуйста, Андзин-сан, командир говорит, что вы можете поесть, если вам хочется. Что бы вы хотели?

– Вот это, пожалуйста. – Блэкторн указал на гигантских креветок, обезглавленных и разделанных, – мясо было бело-розовое, очищенное от покрова с большим искусством. – Вот этих. – Он не мог оторвать от них глаз. – Пожалуйста, скажите командиру, что я не ел почти два дня и проголодался. Простите.

Продавец, старый человек с тремя зубами и обветренной кожей, в одной набедренной повязке, надулся от гордости, что выбрали его палатку, выложил на поднос пять лучших креветок с аккуратными палочками для еды, а остальные поставил подогреваться.

– Додзо, Андзин-сама!

– Домо. – Блэкторн почувствовал, как у него заныл желудок. Его мутило. Новыми деревянными палочками для еды он взял одну креветку, опустил в соус и с удовольствием съел. Ощущения изумительные…

– Брат Мигель? – предложил он, протягивая тарелку. Мигель взял одну, но только ради приличия. Командир отказался, хотя и поблагодарил.

Блэкторн расправился со своей тарелкой и взял еще две. Он мог бы съесть и еще пару, но решил воздержаться – из приличия и потому, что не хотел перенапрягать желудок.

– Домо. – Он возвратил тарелку с обязательной вежливой отрыжкой. – Бими дэс! (Превосходно!)

Старый продавец просиял и поклонился, все продавцы вокруг тоже поклонились, и тут Блэкторн, к своему ужасу, понял, что у него нет денег. Он покраснел.

– В чем дело? – поинтересовался Мигель.

– Я… Э-э-э… У меня нет с собой денег или чего-нибудь, что можно отдать этому человеку. Вы не могли бы одолжить мне немного, пожалуйста?

– У меня нет денег, Андзин-сан. Мы не носим денег.

Наступило неловкое молчание. Продавец ухмылялся, терпеливо ожидая денег. Мигель смущенно обратился к командиру, но просьбу изложил спокойно. Самурай был взбешен поведением Блэкторна и что-то резко сказал одному из своих людей. Тот вышел вперед и красивым жестом протянул деньги. Мигель многословно поблагодарил и, красный, вспотевший, повел их дальше. Блэкторн подошел к Мигелю:

– Извините, что так получилось, но это… Со мной этого никогда не было! Я первый раз покупал здесь для себя! У меня никогда не было денег, как ни странно это звучит, и я никогда не думал… Я никогда не пользовался здесь деньгами…

– Пожалуйста, забудьте об этом, Андзин-сан. Ничего страшного.

– Прошу вас, скажите старшему, что я расплачусь с ним, когда попаду на корабль.

Мигель выполнил его просьбу. Некоторое время они шли молча, Блэкторн пытался на ходу определить направление. В конце улицы виднелся морской берег, спокойное и тихое под лучами солнца море. Тут он понял, куда они идут, и показал налево, на широкую улицу, которая шла с востока на запад:

– Давайте пойдем этой дорогой!

– Здесь быстрее, Андзин-сан.

– Да, но этим путем мы будем проходить через миссию иезуитов и мимо португальского корабля – лорчи. Я предпочел бы сделать круг и обойти длинным путем.

– Мне сказали идти здесь.

– Давайте пойдем другой дорогой. – Блэкторн остановился.

Командир спросил, в чем дело, Мигель объяснил. Самурай махнул рукой в ту сторону, куда предлагал пойти Мигель.

Блэкторн взвесил все последствия своего отказа: его заставят, или свяжут и понесут, или поволокут. Нет уж, лучше уступить. Он пожал плечами и зашагал. Они вышли на широкую дорогу, что вилась вдоль берега. На расстоянии в половину ри отсюда – иезуитская пристань со складами, в ста шагах дальше можно разглядеть португальский корабль. За ним, еще в ста шагах, стоит его галера. До нее еще слишком далеко и разобрать, есть ли кто на палубе, невозможно. Блэкторн поднял камешек и бросил в море.

– Давайте немного пройдемся по берегу.

– Конечно, Андзин-сан. – Мигель сошел с дороги на песок. Блэкторн зашел в море на мелкое место, наслаждаясь его прохладой и звуками слабого прибоя.

– Славно здесь, на море, в это время…

– Ах, Андзин-сан! – Дружелюбие Мигеля, казалось, прорвалось внезапно. – Много раз, прости меня, Мадонна, мне хотелось быть не священником, а просто сыном своего отца, одним из сыновей…

– Почему?

– Увести бы вас тайком, вас и ваше странное судно, в Иокогаму, в Хидзэн, нашу большую гавань в Сасэбо. Вот там я попросил бы вас показать мне и нашим морским капитанам, как плавают по морю ваши суда, какими путями вы плаваете… В свою очередь я предложил бы вам лучших учителей в государстве, знатоков бусидо, тя-но-ю, хара-гэй, ки, медитации сасэн, аранжировки цветов – всех тех особых, уникальных знаний, которыми мы обладаем.

– Вот это по мне. Почему бы нам этим не заняться?

– Сегодня – невозможно. Но вы уже многому и за столь короткое время научились… Марико-сама была прекрасным учителем. Вы достойный самурай! И вы обладаете качеством, которое так редко здесь, – непредсказуемостью. Им обладал тайко, оно присуще также Торанаге. Видите ли, обычно мы очень предсказуемые люди.

– Вы?

– Да.

– Тогда подскажите, как мне избежать ловушки, в которую я попал.

– Простите, Андзин-сан, но вы заблуждаетесь, – возразил Мигель.

– Я не верю в это. Как вы узнали, что мой корабль в Иокогаме?

– Это все знают.

– Да?

– О вас знают почти всё – и как вы защищали господина Торанагу и госпожу Марию, госпожу Тода, – об этом хорошо известно. И все вас уважают.

– Я ничему этому не верю. – Блэкторн подобрал еще один плоский камешек и бросил его так, что он полетел, подпрыгивая, над водой.

Они продолжали идти, Блэкторн мурлыкал матросскую песню. Этот Мигель ему симпатичен… Они обошли волнолом, вставший на их пути, и снова оказались на дороге. Склады иезуитов и миссия высоко поднимались над ними на фоне краснеющего неба. Он увидел братьев в оранжевых одеждах, охраняющих арочные каменные ворота, и почувствовал их враждебность, но его это не трогало. Вот голова снова начала болеть – это хуже. Как Блэкторн и рассчитывал, Мигель сразу направился к воротам миссии. Капитан приготовился к тому, что им придется избить его до полусмерти, прежде чем он будет обезоружен и затащен внутрь.

– Вы только проводите меня на галеру?

– Да, Андзин-сан. – К его удивлению, Мигель сделал ему знак остановиться у ворот. – Ничего не изменилось. Мне сказали известить отца-инспектора, когда мы будем проходить здесь, простите меня, но вам придется немного подождать.

Остановленный стражей, Блэкторн смотрел, как Мигель вошел в ворота. Он ждал, что миссия окажется концом его путешествия: сначала инквизиция и суд, потом пытки, затем его передадут в руки генерал-капитана. Блэкторн посмотрел на лорчу в ста шагах от него: Феррьера и Родригес – на корме, вооруженные до зубов; моряки, тоже с оружием, толпятся на нижней палубе. За кораблем дорога к пристани изгибается, видно его галеру. У планшира стоят люди – ему показалось, что он видит Ябу и Винка. На борту – несколько женщин. Кто это? Вокруг галеры – серые, много серых.

На лорче канониры слоняются около двух небольших пушек, направленных в сторону берега, – они уже зарядили и нацелили эти пушки. Он узнал огромную тушу Пезаро, боцмана, спускающегося по сходням с группой моряков, посмотрел, куда они идут, и кровь застыла у него в жилах. На утоптанной площадке в дальнем конце пристани был установлен высокий столб, вокруг основания столба навалена целая куча дров.

– А, капитан! Ну как у вас дела? – Это дель Акуа вышел из ворот.

Он кажется особенно высоким рядом с Мигелем. На этот раз отец-инспектор в рясе иезуита. «Такой рост и роскошная серо-белая борода придают ему вид библейского патриарха, инквизитора до мозга костей, внешне такого доброго…» – подумал Блэкторн. Он посмотрел в его карие глаза – странно, что у кого-то есть такие глаза. Еще более странно, что в этих глазах, кажется, мелькнуло сочувствие. Но ни жалости, ни сострадания тут не будет – это ясно. Да он и не ждет ничего такого.

– А, отец-инспектор! – Блэкторн приветствовал его, креветки сразу колом встали у него в желудке.

– Может быть, пройдемся?

– Почему бы и нет?

«Ну, значит, допрос будет вестись на борту, – подумал Блэкторн, отчаянно жалея, что с ним нет пистолетов. – Вам следовало бы умереть первым, ваше преосвященство…»

– Оставайтесь здесь, Мигель, – велел дель Акуа. Он посмотрел в сторону португальского судна, лицо его окаменело.

Блэкторн заколебался. Мигель и самураи смотрели на него со странным выражением.

– Саёнара, Андзин-сан, – произнес Мигель. – Идите с Богом!

Блэкторн коротко кивнул и пошел вперед между самураями, каждую секунду ожидая, что на него нападут, отнимут мечи. Но его беспрепятственно пропустили. Тогда он остановился и оглянулся с бешено бьющимся сердцем. В какой-то момент появилось искушение вытащить меч и атаковать первым. Но тогда нет никакой возможности спастись – они не станут сражаться с ним. У многих пики, так что им ничего не стоит схватить и обезоружить его, а потом связать. «Я не пойду связанным», – пообещал он себе. Единственный путь для него – вперед, а там его мечи беспомощны против пушек. Он мог бы напасть и на пушки, но ему только перебьют ноги и свяжут.

– Капитан Блэкторн, пойдемте? – окликнул дель Акуа.

– Да, сейчас… Подождите минутку, пожалуйста. – Блэкторн сделал знак Мигелю. – Послушайте, брат, спускаясь к берегу, вы сказали, что я был достойный самурай…

– Да, Андзин-сан, я это сказал.

– Тогда я прошу вас об одолжении, как самурай. – Он был спокоен, но настойчив.

– О каком одолжении, Андзин-сан?

– Умереть как самурай.

– Ваша смерть не в моей власти. Она в руках Бога, Андзин-сан.

– Да, но я прошу вас об одолжении. – Блэкторн махнул рукой в сторону столба. – Это нечестно! Это подло!

В недоумении Мигель посмотрел в сторону лорчи. Потом впервые увидел столб.

– Боже мой…

– Капитан Блэкторн, пойдемте, пожалуйста, – позвал его дель Акуа.

Блэкторн попросил, еще более настойчиво:

– Объясните командиру. У него здесь достаточно самураев, чтобы он мог настоять на своем. Объясните ему. Вы были в Европе. Вы знаете, как это там происходит. Я ведь немногого прошу, правда? Пожалуйста, я же самурай! Один из них может быть мне помощником.

– Я… я спрошу. – Мигель вернулся к командиру и стал переговариваться с ним, негромко, но настойчиво.

Блэкторн сконцентрировал свое внимание на корабле – ему пришлось немного пройти вперед. Дель Акуа ждал его. Впереди Блэкторн увидел Феррьеру, с гордым видом спускающегося с полуюта на главную палубу, – за поясом пистолеты, на боку рапира. Родригес следит за ним, держа правую руку на длинноствольном дуэльном пистолете. Пезаро и десять других моряков уже стояли на пристани, опираясь на мушкеты с примкнутыми штыками. Тень от столба передвинулась и теперь тянулась в его сторону.

«О Боже! Мне бы пару пистолетов и десяток моряков с одной пушкой… – подумал он, глядя, как неотвратимо сокращается расстояние. – О Боже, не дай мне пережить такой позор!..»

– Добрый вечер, ваше преосвященство. – Феррьера не спускал глаз с Блэкторна. – А, вот и англичанин…

– Добрый вечер, генерал-капитан. – Дель Акуа сердито посмотрел на столб. – Это ваша идея?

– Да, ваше преосвященство.

– Возвращайтесь на борт своего корабля!

– Это дело военных.

– Отправляйтесь на борт!

– Нет! Пезаро! – Пезаро со своей командой тут же выступил вперед и направился к Блэкторну. Феррьера выхватил пистолет. – Ну, англичанин, вот мы и встретились снова…

– Меня это как раз меньше всего радует. – Блэкторн вытащил меч. Он неловко держал его двумя руками, сломанная рукоятка царапала руку.

– Сегодня ты будешь радоваться в аду! – хрипло проворчал Феррьера.

– Если у вас есть хоть капля мужества, вы будете сражаться со мной один на один. Но вы не мужчина – вы трус, испанский трус и кастрат!

– Разоружить его! – приказал Феррьера.

Тут же вперед вышли десять матросов, наставив штыки на уровне груди. Блэкторн попробовал отступить назад, но он был уже окружен, багинеты нацелились ему в ноги. Блэкторн замахнулся на нападающего мечом, но в это время его атаковали сзади… Дель Акуа вышел из себя:

– Опустите ружья! Именем Бога я приказываю вам опустить ружья!

Моряки остановились в замешательстве… Все мушкеты были направлены на Блэкторна… Он беспомощно стоял на берегу бухты, высоко подняв меч.

– Отойдите, все отойдите! – приказал дель Акуа. – Назад! Богом заклинаю, отойдите! Люди вы или звери?

Феррьера заявил:

– Мне нужен этот человек!

– Я уже говорил вам, чтобы вы не смели его трогать! Ни вчера, ни сегодня! Вы слышите? Боже, дай мне терпение! Прикажите вашим людям подняться на борт!

– Я приказываю вам повернуться и уйти!

– Вы приказываете мне?

– Да, я приказываю вам! Я генерал-капитан, губернатор Макао, главнокомандующий войсками Португалии в Азии! Этот человек угрожает государству, Церкви, черному кораблю и Макао!

– Клянусь Богом, я уничтожу вас и всю вашу команду, если вы тронете этого человека! Вы поняли? – Дель Акуа повернулся к мушкетерам, которые в испуге отошли назад, – все, кроме Пезаро: он с вызывающим видом стоял на том же месте, небрежно держа в руке пистолет, и явно ждал, что сделает Феррьера. – Отправляйтесь на корабль и уступите дорогу!

– Вы ведете себя неправильно! – взорвался Феррьера. – Он опасен! Я главнокомандующий в Азии, и я заявляю…

– Это дело Церкви, а не военное!

Блэкторн застыл в оцепенении, не способный думать и видеть. Голова разрывалась от боли. Все происходило так быстро – то он под стражей, то нет, то его выдают инквизиции, то спасают, то снова выдают. И главный инквизитор защищает его. Все запуталось и потеряло смысл.

Феррьера кричал:

– Я еще раз вас предупреждаю! Бог мне судья, но вы делаете ошибку! Я сообщу об этом в Лиссабон!

– Хорошо! А пока прикажите вашим людям подняться на борт или я лишу вас права командовать черным кораблем!

– Вы не имеете таких полномочий!

– Если вы не прикажете вашим людям подняться на борт и возьмете под стражу англичанина, я распоряжусь вас уничтожить – и всех, кто у вас под началом, и всю команду – и прокляну вас и всех, кто у вас служит! Именем Бога!

– Клянусь Мадонной!.. – Феррьера вдруг остановился. За себя он не боялся, но под угрозой его черный корабль… Если сейчас он не повинуется священнику, бо́льшая часть команды разбежится… Какое-то время он размышлял, не подстрелить ли отца-инспектора… Но это не поможет ему избежать анафемы. Ладно, он уступит… – Всем возвращаться на борт, всем! Уходите!

Люди его послушно разошлись – гнев отца-инспектора миновал их, и слава Богу!

Блэкторн видел все как в тумане… Цела ли еще его голова?..

В суматохе все забыли о Пезаро. Он поднял пистолет и прицелился. Мгновение – и дель Акуа, заметив это, бросился вперед и закрыл Блэкторна своим телом. Пезаро уже нажимал на курок… и в этот момент его пронзило несколько стрел. Пистолет выстрелил, не причинив никому вреда. Пезаро рухнул на землю с криком боли и ярости. Блэкторн обернулся: шестеро лучников Киямы приготовили новые стрелы, рядом с ними стоял Мигель. Командир что-то хрипло проговорил. Пезаро издал последний стон, конечности его дернулись, он отдал Богу душу.

Мигель, весь дрожа, заговорил первым, стремясь разрядить накаленную атмосферу:

– Командир говорит: извините, но он боялся за жизнь отца-инспектора.

Мигель просил Бога простить его за то, что он дал сигнал стрелять. «Пезаро был предупрежден, – доказывал он себе. – Это мой долг – следить, чтобы приказы отца-инспектора выполнялись, чтобы его жизни ничто не угрожало, чтобы убийцы были наказаны и никто не пострадал!»

Дель Акуа опустился на колени у трупа Пезаро, осенил его крестом и прочитал молитву. Португальцы, стоявшие вокруг него, с ненавистью следили за самураями, страстно желая отомстить за товарища. Самураи Киямы, остававшиеся у ворот миссии, спешили к ним. Масса серых устремилась к месту стычки от галеры, пытаясь выяснить, что происходит на берегу бухты.

Феррьера, несмотря на слепящую ярость, понимал: вступить в схватку прямо здесь и сейчас невозможно!

– Всем подняться на борт! Забрать Пезаро!

Высадившаяся на берег команда неохотно начала выполнять приказание.

Блэкторн опустил меч, но не убрал его в ножны. Он замер, ошеломленный, ожидая подвоха. Вот сейчас его схватят и потащат на борт корабля. На юте Родригес распорядился:

– Все по местам! Осторожно, Бога ради! – Его люди кинулись на боевые позиции. – Прикрывать генерал-капитана! Приготовить баркас!

Дель Акуа повернулся к Феррьере, который стоял у сходен, готовясь защищать свой корабль.

– Вы виновны в смерти этого человека! – выкрикнул отец-инспектор. – Ваша фанатичная мстительность, ваше…

– Прежде чем вы при всех скажете что-нибудь, о чем после пожалеете, я советовал бы вам подумать! – прервал его Феррьера. – Я выполнил ваш приказ, хотя и знаю: вы делаете ужасную ошибку! Вы слышали приказ всем моим людям вернуться на корабль! Пезаро не послушался вас, а не меня! Ответственность – на вас. Если вообще кто-то виноват. Вы не дали ему и всем нам выполнить наш долг! Этот англичанин – наш враг! Это дело военных! Я сообщу в Лиссабон. – Теперь ему оставалось проверить готовность корабля к бою, выяснить, сколько самураев к ним приближаются.

Родригес подошел к сходням главной палубы:

– Генерал-капитан, я не смогу выйти в море при таком ветре и приливе.

– Приготовьте баркас для буксировки, если потребуется!

– Уже готовят.

Феррьера закричал морякам, несущим Пезаро:

– Быстрее, быстрее!

Все поднялись на борт. Пушки готовы, каждый положил около себя по два заряженных мушкета. Слева и справа на пристань подтягивались самураи, но никто не пытался вмешаться.

С палубы Феррьера угрожающе заявил Мигелю:

– Скажи им, чтобы разошлись! Им здесь нечего делать! Произошла ошибка, очень жаль… Они были правы, стреляя в боцмана… Скажи им, чтобы они разошлись! – Бог видит, как тяжко просить об этом, но он почти физически чувствовал запах опасности и ничего не мог сделать – только отступить…

Мигель подчинился. Самураи не тронулись с места.

– Вам лучше уйти, ваше преосвященство, – с горечью сказал Феррьера. – Но это не последняя встреча. Вы еще пожалеете, что спасли его!

Дель Акуа тоже понимал: тучи вокруг них сгущаются, но его это не беспокоило. Он осенил себя крестным знамением, прочитал короткую молитву.

– Пойдемте, капитан.

– Почему вы позволяете мне уйти? – Блэкторн не осмеливался верить, боль в голове усилилась. – Почему? Не понимаю…

– Я тоже! – крикнул Феррьера. – Мне хотелось бы знать настоящую причину, ваше преосвященство. Разве он не угрожает нам и Церкви?

Дель Акуа спокойно смотрел на него. «Угрожает – да, – хотелось сказать ему. Стереть высокомерие с лица этого щеголя. – Но еще большая угроза – немедленная война. Как мне выиграть время для нас и еще пятидесяти рейсов черного корабля? Кого выбрать – Торанагу или Исидо? Вы ничего не смыслите в наших проблемах, Феррьера. В том, с какими препятствиями мы сталкиваемся. Сколь деликатно наше положение здесь… Какие опасности нас подстерегают…»

Вчера дель Акуа в беседе с Киямой использовал Мигеля как переводчика, не доверяя своему знанию японского языка, хотя владел им очень хорошо.

– Пожалуйста, подумайте еще, господин Кияма, – просил он даймё. – Я предлагаю вам в этой ситуации сделать ставку на Торанагу.

– Это недопустимое вмешательство в дела Японии, оно выходит за пределы ваших полномочий. К тому же чужеземец должен умереть.

Дель Акуа применил все свое дипломатическое искусство, но Кияма был непреклонен и отказался подумать или изменить свою позицию. Сегодня утром, когда он пошел к Кияме сообщить, что благодаря воле Божьей англичанин окажется в их руках, появился проблеск надежды.

– Я все же подумал о том, что вы вчера сказали, – заявил ему Кияма. – Я не буду вступать в союз с Торанагой. С сегодняшнего дня и до главной битвы я буду следить за обоими соперниками и сделаю выбор в нужный момент. Я согласен отпустить этого чужеземца… не потому, что вы меня об этом попросили, а из-за госпожи Марико, чтобы почтить ее память… и потому, что Андзин-сан – самурай…

Феррьера все еще ждал от него ответа.

– Желаю вам безопасного плавания, генерал-капитан, помоги вам Бог! Капитан, я провожу вас на галеру. Как вы себя чувствуете?

– У меня… Моя голова… Я думаю, все из-за этого взрыва. Вы действительно разрешаете мне уйти? Почему?

– Из-за госпожи Марии, госпожи Марико. Она просила меня поберечь вас. – Дель Акуа направился к галере.

– Но это не причина! Вы бы не сделали этого только по ее просьбе.

– Тут я с ним согласен, – пробормотал Феррьера. – Ваше преосвященство, почему не сказать ему всю правду?

Дель Акуа не остановился. Блэкторн направился вслед за ним, но старался не поворачиваться к кораблю спиной – он все еще ожидал подвоха.

– Не заботьтесь об этом! – бросил он Феррьере. – Вы же знаете, я все равно уничтожу вас! Я захвачу ваш черный корабль!

Феррьера презрительно захохотал:

– Это каким же образом, англичанин? У тебя нет корабля!

– Что вы имеете в виду?

– У тебя нет корабля! Он погиб! А то я не дал бы тебе уйти, как бы там ни угрожал мне его преосвященство!

– Это неправда!..

Сквозь туман в голове Блэкторн слышал, как Феррьера повторил это еще раз и захохотал еще громче. Еще что-то о несчастном случае и воле Божьей… И что корабль сгорел полностью… Ему теперь никогда не удастся навредить черному кораблю. Хотя он не перестал быть врагом – он еретик и все еще угроза для веры. Блэкторн разглядел жалость на лице Родригеса, почуял, как его губы шепчут:

– Да, англичанин, это правда…

«Нет-нет! – кричало у него внутри. – Это не может быть правдой!»

И тут отец-инспектор, с расстояния в тысячи лиг, произнес:

– Я получил утром письмо от отца Алвито. Это произошло во время землетрясения. Приливная волна…

Но Блэкторн уже не слушал. «Твой корабль погиб! Ты позволил ему погибнуть! Твой корабль мертв! У тебя нет корабля… нет корабля… нет корабля…»

– Это неправда! Вы лжете! Мой корабль в безопасности, он в гавани, его охраняют четыре тысячи самураев! Он не может погибнуть!

– Если только на то не будет воли Господа! – раздались чьи-то слова.

Инквизитор продолжал:

– Приливная волна наклонила ваш корабль. Говорят, что лампы на палубе опрокинулись, огонь распространился. Ваше судно сгорело.

– Ложь! А палубная вахта? Там всегда стоит вахтенный! Это невозможно! – закричал Блэкторн. Но он уже понял, что ценой его жизни был его корабль.

– Ты списан на берег, капитан! – глумился Феррьера. – Ты теперь на якоре! Останешься здесь на всю жизнь, тебе никогда не дадут пропуска на наши корабли! Ты навеки останешься здесь, на берегу!

Время для него будто остановилось. Он стал тонуть. Потом глаза его прояснились. Он услышал крики чаек, почуял запах мусора на берегу, увидел Феррьеру, увидел всех своих врагов и понял: все это ложь… Все они лгут, чтобы вывести его из равновесия… Он понял это очень четко и решил, что священник тоже участвует в заговоре.

– Черт бы тебя побрал! – закричал он и бросился на Феррьеру, высоко подняв меч. Но этот бросок он совершил только в мыслях. Он не успел. Его легко остановили и отобрали мечи. Он идет между двумя серыми, среди всей собравшейся толпы. Так его довели до сходен галеры, вернули мечи и дали возможность двигаться самому.

Он едва видел, почти не слышал. Мозг с трудом что-то соображал сквозь заполнившую его боль. Конечно, это уловка, чтобы свести его с ума, и они бы преуспели, если бы он поддался. «Боже, помоги мне! – взмолился он. – Кто-нибудь, помогите мне!» Вдруг рядом с ним оказались Ябу, Винк, его вассалы. Он не мог уже разобрать, на каких языках с ним говорят. Его проводили на борт. Кири, Садзуко… Ребенок плачет на руках у няньки… На палубе толпятся оставшиеся самураи в коричневой форме, гребцы, моряки. Ябу и Винк что-то говорят ему. Чтобы сосредоточиться, ему потребовалось много времени…

– Капитан, ради Бога, объясните, почему они дали вам уйти?

– Я… Они… – Он не мог сказать ни слова.

Вот он на полуюте, и Ябу командует капитану немедленно выходить в море, прежде чем Исидо передумает отпустить их всех. Прежде чем серые на пристани передумают… Он приказывает капитану полным ходом идти в Нагасаки. Кири говорит:

– Простите, Ябу-сама, сначала в Эдо, нам надо в Эдо…

Небольшое суденышко легко несется на веслах от верфи, против приливного течения и ветра, и выходит на большую воду. Чайки кричат им вслед. Блэкторн наконец справился со своим оцепенением настолько, что смог связно произнести:

– Нет, извините! Давайте в Иокогаму! Нужно попасть в Иокогаму!

– Сначала отправим людей в Нагасаки, Андзин-сан, вы меня понимаете? Это важно. Сначала людей. У нас есть план. – Это Ябу.

– Нет, плывем в Иокогаму. Мой корабль… Мой корабль в опасности…

– В какой опасности? – требует ответа Ябу.

– Христиане говорят… говорят: он сгорел!

– Что?

– Ради Бога, капитан, это не ошибка? – кричит Винк.

Блэкторн дрожащей рукой показывает на лорчу:

– Они мне сказали… Они говорят: «Эразм» погиб, Йохан… Наш корабль пропал… сгорел… – Тут он не выдерживает и кричит: – О Боже! Сделай так, чтобы это было вранье!

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• »