Легенд вроде эта любовь не оставила, кроме как в памяти поредевших односельчан. Там-то и подхватил ее писатель, певец, рассказчик русской души, национальной любви.
Именно таким, через всю жизнь, чувством одарены герои его прозы в самых разных по содержанию произведениях.
Это свойство и помогает героям без потерь, невредимыми преодолеть демонические встречи. Наделяет зоркостью воспитания чувств.
Что проступает в выпукло явленных женских портретах.
"В проеме двери комнаты стояла, как мне тогда показалось, удивительной красоты девушка, вся какая-то воздушная, прозрачная, розовато светящаяся... сквозь тонкую ткань розового сарафана видно было ее юное тело с необыкновенно тонкой талией. Эта фея, неизвестно откуда появившаяся, глядела на меня чуть снисходительно и насмешливо и улыбалась". В дразнящем облике уже угадывается возможность превращения. И оно действительно происходит. Алешкин вообще недрогнувшим пером может описать любую сексуальную сцену, неприкрытые ласки, радости плоти. А тут - мастерски описывает чудовищное:
"Звякнул, а потом стукнул об пол солдатский ремень. И шепот, оглушивший меня, бросивший в трепет, шепот сержанта Андреева:
- Сюда, сюда давай!
- Быстрее! He могу! - ее голос, родной, милый голос, ударивший меня ножом в сердце.
Громкий, грохочущий короткий топот и взрыв пружин дивана. Недолгая возня и стон, долгий, протяжный, вытянувший из меня силы, сознание, ощущение реальности...
Увидев меня, она не испугалась, не смутилась, а даже обрадовалась...
- О-о, ты! Иди ко мне!"
Герой отделался лишь острейшим приступом язвы. При том, что он вовсе не аскет, хотя и не неразборчивый распутник. Его влечет к женщинам, несмотря и благодаря даже ощущению риска, "...я удивлялся, как я могу с одинаковой нежностью вспоминать их, как могу любить их одновременно". Но это не то "одновременно", это переполненность жаждой любви, влюбленностью, это всего тебя захватывающее переживание. "Иринушка - это страсть, поглощающая всего меня, сжигающая страсть, омут, в который я готов был броситься бездумно - и пропади все пропадом!" Это необъятный океан жизни, в любви принимающий самые причудливые формы. В одном из недавних рассказов "Пермская обитель" Алешкин повествует, как от любви герой становится... монахом. Что только ни случается в любви! Но чтобы выжить в ней, не утонуть в океане и не прожить таким утопленником остаток дней, можно стать и язвенником, и монахом, и тайным романтиком. Нельзя только обмануться в истинной любви.
Да, в этом океане встречаются и чудища Ады, женщины-террористки, убийцы любви, жизненного торжества. Но, очертив по эпицентру адские круги, Алешкин умеет отвести от них неповрежденными радости земной любви. Явно стремится к тому, чтобы добро не пропадало даром. Чтобы и дожившая до зрелых лет непреклонная недотрога познала мужскую плоть. Эта женщина с ровным, не переменчивым тоном кожи, смугловатым, с чуть пробивающимся - а не дразнящим от праздничного хмеля румянцем, блестящими, вспыхивающими зеленоватыми глазами оказалась способной привязать к себе легковесного в любви ловеласа. В этом ей и ему помогли герой рассказа со своей женой, в сущности, поспособствовав обману ни о чем не подозревавшей, подпоенной умницы с высшим образованием. Тема тоже на грани риска. Но итог окупает случившееся: "Кожа под его ладонями казалась бархатной, необыкновенно нежной и огненной. Обжигала пальцы..." Так Алешкин руками своих героев буквально толкает женщин в объятия мужчин, желает им счастья. Так, почти не объяснимо для самого себя возвращается к той, что вдруг стала своей, еще один его персонаж... Писатель желает счастья и женщине, и мужчине.
Зажигающий жар страсти, естественное влечение друг к другу мужчины и женщины дышит у Алешкина неистребимым физическим здоровьем и здоровой, неискусственной пафосностью чувств. Дышит жизнью, "тем таинственным восхитительным смехом, каким смеются только весной лунной ночью девчата", стремительной гибкостью движений, румянцем на женских щеках...
И среди этих так легко даруемых и легко, но жестоко ранящих выплесков земного счастья, на этом динамическом бытийном фоне герой прозы Алешкина пробивается к своей героической, мужской осуществленности. Его миссия в том, чтобы свершилась и судьба женщины: быть любимой. В том, чтобы любить.
Достоевский, размышляя о лозунге братства, выдвинутом французской революцией, говорил, мол, если этого братства в людях, в нации не заложено, то откуда же его взять. Искусственного братства не бывает, как, что сказано в Библии, если соль утратит свою соленость, то и ее взять будет неоткуда. Так же и с любовью. Ею либо наделен человек, либо нет. А ведь любовь синоним жизни, не только смерти. Одолевающая кордоны тайная, неразгаданная энергия. Сила. И либо человек силен, либо - откуда же ее взять?
Об оскудении земли на любовь в литературе прошлого, да и позапрошлого веков - "русский человек на рандеву" - написано куда больше, чем о ней. И сколько жалких попыток имитаций! А ныне и откровенного перехода на безлюбый секс, все более удручающий и отталкивающий именно привносимыми, имитирующими ухищрениями.
В прозе Петра Алешкина отметается, само отлетает все безлюбое. Любовная же энергия бьет радужным ключом. Из недр бытийных выталкиваются и облаком, лучами насыщают жизнь живые природные чувства. Весь любовный спектр их гудит в его произведениях. Хочешь - почитай о грустном и чистом, хочешь - о зажигающем кровь, о мирном и счастливом, хочешь - испугайся омутов, обманов любовных... Проследи за превращением чувств в энергию красоты, открывающей новое романное пространство. То, где на пути ждет волшебный случай.
Пока что новое романное время грезится в виде сказки. Таков один из самых, на первый взгляд, незатейливых и одновременно "абсолютных" алешкинских сюжетов - как раз о таком случае. Рассказ и называется "Случайная встреча".
Действие начинается с героя на распутье: "Когда я работал на строительстве компрессорной станции под Воскресенском и жил на квартире в деревне Губаново". Подмосковье - былинная земля. И в не столь отдаленное время, да и поныне в сегодняшних забросе и запустении немало в нем глухих углов, дремучих троп. И страшно там оказаться на распутье...
"Я представлял себе, как буду блуждать в темноте по чужому мне лесу, вырос я в степи, блуждать среди темных мрачных деревьев в поисках засыпанной снегом тропинки... Нет, лучше в Пески. Ничего, проскочу как-нибудь", - ибо и на выбранной дороге поджидают соловьи-разбойники. Свежий опыт подсказывает герою, что, возможно, удастся избежать драки с местными парнями. Так он и движется сказочной дорогой, в неведомом, пока не происходит встреча с судьбой. И оказалось - на всю жизнь. Отсюда сладкая и жутковатая вера в могущество случая. Обыденного и волшебного. "Как странно, думал я, судьба человека порой зависит от такой мелочи - на какой остановке он выйдет". А любимая героя так же таинственно верит в предначертание. "В ранней молодости ей почему-то нравились свечи..."
Случай всевластен, но он зависит и от движения человека ему навстречу, от первого, безотчетного порыва. Не последовал ему - заплатишь судьбой. И останется лишь надежда на встречу в ином мире, как сложилось в трудной, но освещенной огнем любви судьбе дожившего до старости русского крестьянина, некогда не кинувшегося выхватить из телеги раскулачиваемых ссыльных любимую девушку. Любовь в прозе Алешкина, накрепко вплетенная в быт, в обстоятельства, постоянно преодолевает их враждебность и косность и движет ими. Она - активная сила. Неважно, женат ли герой, замужем ли любимая, мать детей, - они должны достичь выпавшего им на долю великого счастья. Бытийность любви подчинена у Алешкина какой-то высшей цели, обозначить, назвать которую он не умеет, но передает ее художественно безошибочно и отнюдь не напрягаясь. Точно так же данность любви не отягощает ее носителей, им с ней высоко и надежно. Да, горько, мучительно больно, страшно от ее потери, а все же только в любви мощно и свободно раскрывается русский человек. Алешкин рисует именно русскую любовь. Как национальное свойство. Как самую обычную жизнь человека.
В любовную тему писатель, вместе с дополнившими литературу сюжетами и красками чувств, вносит и свой непосредственный, неповторимый художественный вклад. Дает литературе свой женский образ. Образ алешкинской женщины. В обаятельном и узнаваемом сочетании все тех же признаков здоровья телесного и душевного, особенностей движений, повадок, собственной ауры, отношения к жизни, к судьбе. Не святой, но чистый, стойкий образ. Мечты, которая сбывается, жертвы, которая остается над палачами псевдопобедителями. Образ варьируется, но всегда распознаваем. Поэтической зримости достигает он в Настеньке из романа "Откровение Егора Анохина" его касаточки. "Егору Игнатьевичу вдруг явственно представился, возник перед глазами деревенский луг неподалеку от церкви, ребята, играющие в салки, и юная Настенька среди них: маленькая, худая, юркая, вся какая-то угловатая, быстрая... Егор Игнатьевич услышал ее восторженный визг, когда мяч пролетел мимо. Вот почему он стал звать ее касаточкой..." Настенька в повествовании - то в тени страшных событий века, то их безвинная жертва, дана в ожидании, в верности, в подчинении обстоятельствам... Вообще с ней может все что угодно случиться. Она может принадлежать и тому и другому сопернику, но - нет в ней предательства, а есть стойкое, горячее женское терпение. Она всегда неизменна, никакие превратности жизни не вызовут ее превращения. Она - это Она. Ее можно любить вечно, стремиться к ней вечно, выплывать с ней из житейских омутов, тосковать о ней в бесконечной разлуке, блаженствовать в счастливых буднях на родной земле. Даже портретно она именно в согласии, в гармонии с русским миром и душой героя. Именно это подчеркнуто в скупых штрихах ее облика: "Конец толстой русой косы завязан большим бантом алой шелковой ленты. Особую нежность вызывал этот бант, лежавший у нее на груди. Почему-то радовало то, что он был одного цвета с его рубахой..."
Но какова бы ни была любимая женщина героя алешкинской прозы, она свято исполняет важнейшую свою миссию - пробуждать и крепить любовь и нежность мужской души, как ее основу. Быть любимой. Быть "одного цвета"...
История любви Егора и Настеньки, пронизывая эпическое содержание произведения, развивается по этим, собственным, независимым от историко-социальных обстоятельств, державных потрясений законам. И этим, безусловно, перекликается с "Тихим Доном". Общность Анохина со знаменитым шолоховским героем глубже их участия в водовороте событий, исторической общности судеб. Оба втягиваются в смуту жизни ради любви. Эта ведущая тема звенит как струна. Она принесла великому роману ХХ века славу и всенародную любовь. После "Тихого Дона", кстати, во множестве романов-эпопей, шедших вслед шолоховскому шедевру, как раз эта ведущая струна не звенит бытийно, "музыкой сфер". Не является героям так, как явилась Настенька Егору Игнатьевичу на рубеже жизни и смерти. Петр Алешкин словно бы угадал тайну, а на самом деле вложил в тему, в образы свое ощущение мироздания, сделав эту тему и образы иными, устремленными в новое романное время. Вывел на земной план всепронизывающий бытийный звук. Утвердил за собой важнейшую и непостижимейшую тему. Вложив в нее всю душу без ложных эффектов, без непосильного душевного надрыва.
Достоинство писателя Алешкина в том, что он обнародовал великую тайну русской души. Ради любви совершает деяния русский человек. Проза Петра Алешкина - исследование и того, сумел ли русский человек, житель городской и деревенской России сберечь любовь или сдался, погубил, предал. У Алешкина - ни разу не предал.
А если завела-таки она в роковые дебри, то герой или убьет врага, или с собой покончит: "Огромная каменная лавина с ревом рухнула на голову, оглушила, раздавила, расплющила, закрутила в потоке... Дмитрий увидел справа в десяти метрах от дороги, за зелеными стволами елей край обрыва Большого Каньона. Он рванул руль в ту сторону, запетлял меж деревьев и нырнул в пропасть".
И тем спас - не себя, а душу русского человека. Как спас Егор Анохин саму любовь - женщину как святыню. Вдохновленная любовью русская душа, неистраченной любовью, когда-нибудь сможет объять нежностью всю Россию с ее истинной, красно украшенной беспредельностью. Главное, что жива любовь и что ею движется русская словесность.
Верность в любви - потаенная традиция русской литературы. Но какая, оказывается, живучая. В романе "Откровение Егора Анохина" она проходит через столетие.
"- Помни, помни, касаточка моя, что бы тебе ни говорили обо мне, все неправда, я жив, жив! И непременно вернусь за тобой, найду! Где бы ты ни была!"