Хмурились.
Но вели себя уже как цивилизованные поросята, то есть, с ногами не лезли в корыто…
Аналогичным образом Алексей загонял горожан и гостей столицы в общественные нужники, туалеты то есть. Чтобы на улицах, переулках и прочих местах, для того не потребных, они не справляли естественную нужду.
Таких туалетов он понастроил в достатке. Заранее их заложил в проект реконструкции города, разместив достаточно густой сеткой. И теперь в столице, выглядящей вылизано чистой, еще и запахов дурных не наблюдалось. Роль же дворников стала особой. Они не только убирали территорию, собирая оперативно конские яблоки, но и выступали чем-то вроде мини-участковых или эрзац-постовых, следящих за чистотой и порядком на вверенном им участке. Свисток им выдали. Метлой охаживать дурных тоже разрешили. И платили достойно, спрашивая соответствующе…
Совсем уж «каменным монолитом» Москва не являлась.
Согласно плану реконструкции часть кварталов занималась небольшими парками[1]. Скорее даже скверами, засаженными липой и разными декоративными кустарниками. Благоустроенными. Тут и дорожки прогулочные, и скамейки, и урны, опять же. На праздники в таких скверах устраивали точки общественных гуляний.
Имелись и площади.
Большие и просторные с проезжей часть по периметру. Центр же — прогулочная зона. Сюда в будущем планировали ставить арки, стелы и прочие грандиозные монументы. Сейчас же именно тут в дни празднеств создавали главные узлы для организации народных гуляний. И, кстати, общественные нужники вокруг таких площадей шли намного гуще. Чтобы потом не отдраивать все после народного веселья.
Впрочем, если новые площади сделали сразу правильно и хорошо, то Красную — главную площадь страны, только привели в порядок. Ну так. Без особых усилий. Потому как этот район вокруг кремля только предстояло реконструировать. Ведь тут Алексей собирался сделать культурно-исторический центр в формате единого архитектурного ансамбля. А самые толковые и опытные строители да архитекторы кремлем пока занимались. Почти закончили уже. Его перестраивали, превращая в конфетку… в игрушку. Тоже, кстати, комплексно и в рамках единого архитектурного ансамбля…
Петр Алексеевич жаждал перестроить весь кремль в духе новейших веяний европейской архитектуры. Чтобы не хуже, чем в Голландии. Но сын его убедил не пороть горячку. И переделать кремль «под старину». В том числе и потому, что весь этот барочный стиль просто не вписывался в формат крепости.
Вообще.
И выглядел там как плавки, надетые поверх ватных штанов. Просто потому, что диссонировал и с Успенским собором — местом, где венчались русские цари, и с Архангельским собором — их усыпальницей. Да и самой крепостью. Их что, сносить, чтобы все это барокко не выглядели в кремле тремя тополями на плющихе? Петр не такое не пошел. Не решился. И нехотя уступил сыну в его задумке. Так что весь кремль оказался перестроен в стиле итальянского Возрождения. Преимущественно Высокого, но не обязательно. Кстати говоря, итальянский Ренессанс вообще доминировал в архитектуре остальной Москвы после ее реконструкции. Пусть и со своими нюансами.
Царя это раздражало.
Он по природе своей тянулся к бесформенности барокко. Ренессанс же отличался стремлением к правильности геометрии, рациональности пропорции, четкости линий. По сути являя собой этакий архаичный вариант классицизма.
Впрочем, несмотря на свое недовольство эстетикой, Петр Алексеевич очень гордился тем, что у сына получилось. В первую очередь потому, что город выглядел по-европейски. В хорошем смысле этого слова. Как старый такой, европейский город откуда-то из Северной Италии. Хотя знатоки говорили больше про Рим, только замечая отдельно улицы, которые в Вечном городе были очень узкими. Ну и рекомендовали весь этот кирпич хотя бы штукатуркой закрыть да покрасить, а еще лучше облицевать чем-нибудь приличным, чтобы выглядело более богато…
До кремля голландская делегация не дошла. Но ей и того, что они увидели хватило.
Прямо прониклись.
Хотя особенно ничего монументального и не углядели. Просто то, что имелось, было сделано качественно и добротно. Но главное заключалось в том, что виденное ими совершенно не сочеталось с теми словами о «дикой варварской стране скифов и гуннов», про которую все чаще стали говорить на Западе. В рамках пропаганды.
Да и дорога от Риги до Москвы[2]…
Нигде в Европе они не видели ТАКИХ дорог! Кое-где оставались, конечно, старые римские и они были весьма неплохи. Особенно если за ними следили. Но не такой же протяженности!
Хотя бедность они тоже заметили.
Как ни старался Алексей, а даже вокруг державных дорог привести населенные пункты в порядок еще не удалось. И там всякого хватало.
Работали над этим.
Плотно работали.
Но дело шло медленно из-за нехватки рабочих рук. И за пределы Московской губернии покамест не вышли. Хотя в этом деле отец прямо яро поддерживал сына. Он любил пустить пыли в глаза иноземцам, да и не только. И отлично понимал, что эти дороги — витрина державы. По ним гости станут судить о России…
* * *
Злобин Леонтий Степанович нервно ударил себя по шее.
Опять комары!
И здоровенные! Словно летающие лошади!
Ему крайне не нравилась эта экспедиция, но отказаться он не мог. Понимал — оправдает надежды царевича и все — жизнь потом пойдет если не как по маслу, то сытно и комфортно.
А сейчас требовалось потерпеть. И потрудиться. Здесь.
Ну, если быть точным, то не совсем здесь. Крошечный городок Иркутск, в котором они остановились, выступал лишь перевалочной базой. Им нужно было идти дальше — на восток. На реку Лену и далее в ее восточные притоки…
Персидская торговля была интересной, вкусной и перспективной. Ведь даже при сохранении старой логистики она могла достигнуть 5–6 миллионов рублей оборота в горизонте нескольких лет. После прокладки же чугунной дороги для запуска индийского транзита и того больше. Существенно больше. 15… 20… 25 миллионов… Это было очень сложно прогнозировать.
Но Персия — это Персия.
Важное направление, но не единственное. Во всяком случае «складывать все яйца в одну корзину» Алексей Петрович не хотел. И видел большие перспективы в китайской торговле. Да, до постройки чугунной дороги от Перми до Нижнего Тагила и канала между притоками Оби и Енисея обороты там были смехотворные — тысяч по 100–200 в год. Да еще с учетом совершенно кошмарных издержек. Но все поменялось. И этим требовалось пользоваться.
Китай был готов покупать мех, кожи, шкуры, шерстяные и льняные ткани, ковры и гобелены. Возможно чугунное литье и железные изделия, если много и дешево. Хотя это пока не точно. Сам же мог продавать шелковые и хлопчатобумажные ткани, шел сырец, фарфор, чай, сахар, а также жемчуг и драгоценные камни.
Хорошая комбинация.
И после ввода в эксплуатацию чугунной дороги и крохотного Обь-Енисейского канала торговый оборот начал стремительно увеличиваться. С перспективой достигнуть через несколько лет 4–5 миллионов. Главное обеспечить транзит около 7–8 тысяч тонн груза каким-нибудь разумным и дешевым способом. Во всяком случае не так, как поступили в оригинальной истории с этим кошмаром длинных караванных перевозок.
Решение лежало на поверхности.
Ввести стандартный пароход с удобным типоразмером. Чтобы легко проходил от Нижнего Тагила до Кяхты. И делал это быстро. Ради чего, кстати, он со своим пароходом и возился. Запускать их в серию с кондачка выглядело слишком рискованным.
По задумке новый универсальный речной грузопассажирский пароход должен был иметь длину 30 саженей, ширину 4 и осадку в ½[3]. Конструктивно — плоскодонное корыто в духе отработанных уже баркасов. Два гребных колеса сзади. Рубка, каюты и машинное отделение там же. Центральная и передняя же его части были свободны как для грузов, так и для заполнения просторной надстройкой практически любого назначения. Носовая оконечность плоская, чтобы легче приставать к необорудованным берегам.
Подобный аппарат должен получиться водоизмещением около 780 тонн с грузоподъемность порядка 500 тонн. То есть, для решения логистической задачи по разгону китайской торговли до 4–5 миллионов в год хватало и дюжины таких, курсирующих от Нижнего Тагила до Кяхты.
В принципе, кораблик не сильно тяжелый. Поэтому можно даже подумать над созданием этакого железнодорожного волока от Перми до Нижнего Тагила. Дабы еще сильнее облегчить и упростить логистику. Но это потом. Сейчас главное этот стандартный пароход создать и начать наращивать их парк. Для начала в интересах китайской торговли. А потом на внутренних линиях по Волго-Камскому бассейну, Дону, Днепру и на севере…
Впрочем, успех в китайской торговле наметился уже сейчас. Даже без пароходов. Что и спровоцировало Алексея Петровича идти дальше. Дальневосточный берег России был практически полностью отрезан от любых ее внутренних коммуникаций. По сути — восточнее Иркутска начиналась одна сплошная логистическая катастрофа. И если по Лене еще хоть какая-то «движуха» шла, то дальше… дальше начиналась зона героизма и чудес. Ведь в тот же Охотский острог было проще и быстрее добраться на корабле, совершив крайне рискованное кругосветное путешествие, чем по внутренним путям России.
С этим требовалось что-то делать.
И экспедиция Злобина была уже не первой, отправленной с этой целью. Впрочем, куда более практичной, чем предыдущие.
От Иркутска до верховьев Лены уже начали прокладывать однопутную чугунную узкоколейку, где-то километров в двести. Да, вечная мерзлота. Но и дорога считай временная военно-полевая с весьма и весьма скромными нагрузками. Однако введение ее в эксплуатацию открывало новые горизонты в освоение Лены.
Ясак ясаком.
Это не так уж и важно было в этом проекте.