Вдруг его пробрала дрожь, и он решил пойти в клуб и напиться. Конечно, это не блестящий
выход, но он просто не может больше шагать вот так, пряча закоченевшие руки в карманы
плаща, и быть все время под током, чувствуя каждый нерв, ведущий от ладоней к плечам, к
сердцу, к легким. Да, надо напиться вдрызг, а домой его кто-нибудь привезет. По крайней
мере тогда он уснет. И Элоиза укроет его одеялом.
Он вошел в клуб, поздоровался с барменом, дал дружеского тумака Жоэлю, обменялся
шуточками с Пьером, помахал рукой Андре, Билю, Зоэ – словом, проделал все, что положено, и, несмотря на многочисленные приглашения, сел один у стойки бара. Он выпил
шотландского виски, затем повторил, но пил его будто воду. Тут появился Тома, явно пьяный, блаженно улыбающийся, и сел рядом с Жилем. В редакции они были тайными врагами вот
уже четыре года – с тех пор как произошла эта темная история из-за некой девицы и из-за
некоего репортажа, Жиль сейчас уже не помнил подробностей. Знал только, что они
поссорились. Тома, маленький, щуплый, с остреньким личиком, говорил пронзительным
фальцетом, раздражавшим Жиля.
– А-а, вот он, наш красавец Жиль! – воскликнул он, дохнув ему в лицо таким густым винным
перегаром, что Жиль невольно отшатнулся. Для достойного завершения вечера не хватало
только этой встречи. – Ты что шарахаешься? Не нравлюсь я тебе? Скажи, не нравлюсь?..
Пьер издали делал знаки. В тот вечер он дежурил по клубу и потому хотел предупредить
Жиля, что Тома вдребезги пьян, хотя это и так было очевидно. Тома все не отставал:
– Ну, красавец? Что ж ты не отвечаешь?
11/68
И вдруг резким движением – не то нарочно, не то нечаянно – опрокинул свой стакан прямо на
рубашку Жиля. Стакан упал на пол и разбился. Все притихли.
В эту минуту что-то оборвалось в груди Жиля. Все исчезло – жажда счастья, уважение к
людям, самообладание, все вдруг затрещало, рухнуло в порыве злобы, и Жиль вдруг увидел
как бы со стороны, что он бьет Тома; бедняга свалился от первого же удара, а Жиль стоял
возле него на коленях и бил его кулаком по остренькому личику, бил по своей жизни, по
своему разочарованию в жизни, бил самого себя. Чьи-то сильные руки схватили его за плечи, оттащили, а он все продолжал драться, почти рыдая, и буйствовал до тех пор, пока до него
не донеслись слова: «Пес бешеный» – и кто-то не дал ему в зубы. Тогда он перестал
вырываться, и все умолкли. Жиль увидел вокруг себя с десяток недоуменных, возмущенных
лиц, увидел, как маленький Тома встает на четвереньки, и почувствовал на губах соленый
вкус крови и слез. Он вышел, пятясь к двери, и никто не сказал ему ни слова. Даже Пьер, с
которым он пьянствовал всю свою молодость. Как раз Пьер-то и ударил его, сообразил Жиль, и правильно сделал. Это ведь его обязанность, в конце концов. Каждый должен зарабатывать
себе на жизнь.
В квартире слышались голоса, и он в удивлении остановился у дверей. Было около
полуночи. Он вытащил из кармана носовой платок и вытер кровь, запекшуюся в уголках губ: ему вовсе не хотелось появиться в образе Франкенштейна. В былые времена он не преминул
бы разыграть эту роль, но теперь маленькие комедии, прежде забавлявшие его, потеряли для
него свой смысл. В гостиной сидел Жан вместе со своей приятельницей Мартой, ласковой и
глупой толстухой, а Элоиза стояла у окна. Она вздрогнула, когда он вошел. Жан повернулся к
нему с притворно-спокойным видом, а Марта воскликнула:
– Боже мой!.. Жиль, что с вами случилось?..
«Настоящий семейный совет, – подумал он. – Добрые души, искренние друзья тревожатся
вместе с верной подругой… И вдобавок какая удача-герой возвращается раненым». Элоиза
тут же помчалась в ванную за ватой. Жиль рухнул в кресло и улыбнулся.
– Я подрался – глупо, как всегда, когда люди дерутся. И знаешь с кем, Жан? С Тома.
– С Тома? Только уж не говори, пожалуйста, что это он так тебя отделал.
И Жан засмеялся с благодушным и недоверчивым видом знатока – недаром он каждый
понедельник ходил на бокс.
– Нет, – ответил Жиль. – Это Пьер ударил, когда разнимал нас.
И вдруг ужаснулся, вспомнив об этой жалкой ссоре, о своем ожесточении, о том, что он с