на колени, взяла его голову в руки и, наклонившись совсем близко к его лицу, улыбнулась
загадочной улыбкой.
– До чего же худой! – проговорила она.
Они пристально смотрели друг на друга. «Если она поцелует меня, – думал Жиль, – все
кончено! Ни за что не встречусь с ней больше. А жаль, очень жаль». Эти дурацкие мысли
разом пронеслись у него в голове, и сердце вдруг заколотилось. Но она уже вскочила и
отряхивала юбку, не глядя на него. Жиль поднялся и пошел вслед за нею. На полдороге он
остановился на мгновение, и она обернулась к нему.
– Послушайте, вы, может, немножко сумасшедшая? Лицо ее вдруг приняло строгое
выражение, и она сразу постарела на десять лет. Она покачала головой.
– Нисколько.
И уже до самого дома они не перекинулись ни словом. «Порто-флип» был достаточно
18/68
охлажден, Одилия суетилась, раскрасневшись от волнения – ведь Натали Сильвенер была
местной знаменитостью, – а Флоран ради гостьи надел чистую куртку. Гостья посидела еще с
полчаса, была утонченно любезна, разговорчива, а потом Жиль проводил ее до машины. Она
сказала, что завтра днем заедет за ним, раз ему так хочется побывать на выставке Матисса в
городском музее. До вечера Жиль пребывал в угрюмом и злобном настроении и лег спать
еще раньше, чем обычно. «Да что это на меня нашло? Зачем я взвалил на себя эту обузу?
Все кончится деревенским борделем в окрестностях Лиможа, и я наверняка окажусь не на
высоте. А завтра еще два часа изнывать от скуки в музее. Уж не рехнулся ли я?» Проснулся
он очень рано, сердце у него заколотилось от ужаса, когда он вспомнил, что ему предстоит, и
он горько пожалел, что нарушилась устоявшаяся, уютная скука, обычно заполнявшая его дни.
Но в доме не было телефона, и невозможно было предупредить Натали Сильвенер.
Пришлось ее ждать.
Глава четвертая
– Ну что? – сказал он. – Довольны?
Он откинулся на спину, весь в поту, задыхающийся, униженный. И тем более чувствовал
свое унижение, что упрекнул ее несправедливо, – ведь он сам завлек ее в эту постель. Они
пили чай в придорожной харчевне, и Жиль, сунув хозяину денег, получил эту жалкую
комнатенку. Натали, однако, и глазом не моргнула, когда он объявил ей об этом, ни единым
словом не возразила, но ничего и не сделала для того, чтобы помочь ему. А теперь лежала
рядом с ним, нагая, спокойная и как будто даже равнодушная.
– Чем же мне быть довольной? У вас такой злобный вид… Она улыбнулась. Он воскликнул
раздраженно:
– Для мужчины, согласитесь, это не очень приятно.
– И для женщины тоже, – спокойно сказала она. – Но ведь ты заранее знал, что это будет
именно так, да и я, впрочем, знала. Ты нарочно снял эту комнату. Тебе нравятся неудачи.
Правда?
Да, это была правда. Он положил голову на ее обнаженное плечо и закрыл глаза. Он вдруг
почувствовал себя опустошенным и умиротворенным, словно после безумия любовных ласк.
Комната с ее пестрыми занавесками и ужасным сундуком была ни с чем не сообразна – вне
времени, вне смысла, как и он сам, как и создавшееся положение.
– Почему же ты согласилась? – растерянно спросил он. – Если знала…
– Думаю, мне еще на многое придется соглашаться ради тебя, – сказала она.
Наступило молчание, а потом она тихонько сказала: «Расскажи», и он принялся
рассказывать. Обо всем: Париж, Элоиза, приятели, работа, последние месяцы. Ему казалось, что понадобятся годы, чтобы все рассказать… чтобы очертить это «ничто». Натали слушала
не прерывая, лишь время от времени закуривала две сигареты и одну протягивала ему. Было