здесь танцуют редко, а я уже не в том возрасте, когда занимаются акробатикой…
Натали улыбнулась, положила руку ему на плечо, и они вышли на круглую паркетную
площадку, выложенную прямо на земле. Они сделали несколько па молча, потом Натали
вскинула голову.
– Ты больше не будешь?
– Чего не буду?
– Говорить о Франсуа.
Жиль совсем забыл об их столкновении. Если бы дело было только в этом! .. Он любезно
улыбнулся.
– Нет, больше не буду. А знаешь, твой мушкетер номер один – просто красавец. Ну тот…
преподаватель литературы… И, по-видимому, обожает тебя.
И, услышав ответ, сбился с такта.
– Надеюсь, что обожает. Это ведь мой брат. А хорош, правда? – Через минуту она
24/68
прошептала: – Не прижимай меня к себе, Жиль. На нас смотрят. Жиль, ты счастлив?
– Да, – ответил он.
И в эту минуту он говорил правду.
Глава седьмая
Утром Жиль получил телеграмму от Жана с просьбой срочно позвонить по телефону. И вот
теперь он задыхался от полуденной жары в маленьком почтовом отделении Беллака, встревоженный я вместе с тем обрадованный предстоящим разговором, который как бы
свидетельствовал о том, что он в своей области еще имеет какой-то вес. Пришлось пройти
через трех обрадовавшихся ему секретарш, пока не вызвали Жана, и наконец откуда-то
издалека, словно с другой планеты, донесся его голос:
– Алло, Жиль? Как дела – лучше себя чувствуешь? Да? Ну, я так и знал… Рад, очень рад, дружище…
«Идиот несчастный, – незаслуженно обругал его про себя Жиль, – ничего ты не знал! Ты и
представить себе не мог, что произойдет. Не говори мне, как моя сестрица, что ты надеялся
на чистый воздух Лимузена. Мне стало лучше, потому что здесь нашлась женщина, которая
полюбила меня, и я принимаю ее любовь. Не мог же ты это предвидеть!»
Но, думая о своем, он все же отвечал отрывистыми спокой-ными фразами, словно тяжело
раненный человек, жизнь которого наконец спасена и который понимает, как он напугал
друзей.
– …слушай, – продолжал Жан.-Лену насмерть разругался с шефом. Предполагается
передать международный отдел тебе. Клянусь, это правда!.. И я тут, представь, ни при чем…
Ну, что ты на это скажешь?
Он явно ликовал, и Жиль напрасно старался разделить его радость. Наплевать ему было на
все эти перемещения. Должность, которую ему раньше так хотелось занять, теперь стала для
него ничего не значащим пустяком.
– Это, конечно, будет не раньше октября. Я без церемоний сказал шефу, что ты смылся
куда-то. О депрессии, разумеется, ни слова – сам понимаешь, сейчас это произвело бы
невыгодное впечатление. Возвращайся как можно скорее, хотя бы на несколько дней… пусть
шеф посмотрит на тебя… а то, знаешь, наши милые дружки…
«Так значит, моя депрессия произвела бы неприятное впечатление? – иронически думал
Жиль. – Порядочный человек, выходит, не имеет права заболеть?.. Хороший журналист
непременно. должен быть счастливцем, весельчаком, даже распутником… Кем угодно, только
не неврастеником. Честное слово, кончится тем, что в один прекрасный день меланхоликов
начнут угощать цианистым калием… То-то будет отравителям работы…»
– Ну, рад? – раздался ласковый голос Жана, должно быть, чрезвычайно довольного своей
сердечностью. – Когда приедешь?