– У Гарнье серьезные неприятности. Он теперь на учете в полиции из-за какого-то
мальчишки.
– Но при чем здесь это?-воскликнул Жиль. Он был возмущен, взбешен. Жан бросил на него
успокаивающий взгляд. Но Жиль уже не мог остановиться.
– Значит, если я правильно понимаю, это место я получил благодаря моей добродетели?
Фермон пристально, ледяным взглядом посмотрел на него.
– Дело не в вашей добродетели, а в моей. Я не желаю держать на столь ответственном
посту человека, которого могут шантажировать. Приступите к работе в сентябре.
В кабинете Жана Жиль дал выход своей ярости. Он метался взад и вперед под
невозмутимым взглядом Жана, размахивал руками.
– Не могу я принять это место, получается как бы воровство. Что означает вся эта история?
Подумаешь, какие пуритане! Да кто в наше время вздумает шантажировать кого бы то ни
было из-за тех или иных его склонностей? Не могу согласиться… А ты, ты-то что думаешь об
этом? Мог бы мне сказать! Я ведь совсем забыл о Гарнье.
– Забыл о Гарнье, и об Элоизе, и обо мне, – миролюбиво сказал Жан. – Впрочем, не
волнуйся: если ты откажешься, они найдут другого. Твоего приятеля Тома, например.
– А мне наплевать, пускай берут Тома или кого угодно. Понимаешь, не могу я поступить так с
Гарнье. Мне Гарнье очень симпатичен. И он знает дело ничуть не хуже меня.
Он курил сигарету за сигаретой, расхаживая по комнате. На-конец Жан.остановил его:
– Сядь-ка. А то у меня уже голова кружится. Я говорил с Гарнье. Он считает, что ты – самая
подходящая кандидатура. На свой счет он не строит никаких иллюзий. Повидайся с ним.
– Как все просто! – проворчал Жиль. –Предельно просто. Он устало опустился в кресло.
Жан улыбнулся:
– Ты обиделся, что тебя взяли не только за твои выдающиеся способности?
– Ничего ты не понимаешь, – сказал Жиль. – Тут явная несправедливость, и я не желаю этим
пользоваться.
Но в то же время он действительно чувствовал какую-то обиду. Обиду и отвращение. Ему
хотелось послать к чертям Париж со всеми его интригами, его порядками, его лицемерием.
Хотелось вернуться в деревню, в гостиные Лиможа, тихие, отжившие свой век, голубые, как
глаза его зятя. Надо позвонить Натали и спросить у нее совета. Она скажет. В ней есть
какая-то неподкупность и природная чистота. А ему именно это сейчас и нужно.
– Сейчас позвоню, – машинально пробормотал он.
– Кому?
Этот прямой вопрос удивил его. Обычно Жан был сама деликатность.
– Почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Просто интересно. Уезжая из Парижа, ты был похож на каторжника, влачащего за собой
чугунное ядро существования, а вернувшись, ты прямо в облаках паришь. Любопытно, благодаря кому.
– Но ты ошибаешься! – воскликнул Жиль в полном ужасе. –Я вовсе не влюблен в нее, –
наивно продолжал он, –я едва с ней знаком, она очаровательная женщина – вот и все!
Жан засмеялся:
– Вот и все! Однако, когда я предлагаю тебе должность, к которой ты всю жизнь стремился, ты выезжаешь только на следующий день. Встреча с Элоизой тебя раздражает. Ты
торопишься позвонить этой женщине сразу же после приезда. И при первом же затруднении
тебе необходимо спросить у нее совета. Вот вроде бы и все. Не смотри на меня, будто на
мне дурацкий колпак, у тебя самого такой глупый вид, что даже страшно.
– Ну это уж слишком, – сказал Жиль. Он даже стал заикаться от ярости, от желания уверить
Жана и самого себя в своей правоте.-Я же тебе говорю, она мне очень нравится – и только.
Ты что, теперь разбираешься в моих чувствах лучше меня?
– Не только теперь, – ответил Жан, – а вот уже пятнадцать лет. Пойдем куда-нибудь
посидим, и ты мне расскажешь о ней хоть немного.