травой, и она смотрела на него пристально, широко раскрытыми, почти испуганными глазами.
Но Жиль не видел выражения ее глаз, он видел лишь темные круги под ними – следы любви.
Он улыбнулся, поцеловал эти круги и рассмеялся:
– А разве ты могла бы полюбить насквозь прогнившего человека?
– Любовь зла – тут не выбираешь.
– Странно, образованная женщина и не боится говорить такие банальные фразы, – сказал
он.
– Нет, очень боюсь, – тихо ответила Натали, – но в них почти всегда правда.
Жиль посмотрел на нее: она действительно боялась, и на мгновение ему тоже сделалось
страшно. Каково им будет вместе? Что если когда-нибудь она начнет презирать его? Что если
он действительно достоин презрения? Вдруг Натали не сможет больше его любить? Жиль
зарылся головой в траву и вздохнул
– нет ему ни отдыха, ни покоя. Вот он любит эту женщину, прямо сказал ей об этом, а она
боится его.
– Если ты боишься, брось меня, – прошептал Жиль. И почувствовал, как ее щека, ее губы
коснулись его затылка.
– Я бы не могла, – сказала Натали, – но даже если бы и могла, не бросила бы.
– Почему?
– У меня была безмятежная жизнь, меня лелеяли, оберегали, но жилось мне тоскливо, –
спокойно сказала она. – Наверное, я должна была встретить кого-то вроде тебя.
– И эта встреча кажется тебе удачей или катастрофой?
– Сейчас – удачей, – ответила она.
Они неподвижно лежали в траве. Натали привалилась к нему и положила голову ему на
спину, тонкая травинка щекотала его лоб; глубокий, похожий на оцепенение, покой овладевал
им. Звук собственного голоса почти удивил его:
– А что будем делать с Франсуа?
Она отодвинулась и легла навзничь. Жиль повернул голову, и теперь ему был виден
профиль Натали; она спокойно смотрела в небо.
– Не знаю, – сказала она. – Мне надо от него уйти.
Жиль даже вздрогнул. Подсознательно он уже успел свыкнуться с этим призрачным, так
мало стеснявшим их Франсуа. Жиль знал, что Натали не живет с мужем, она сказала ему об
этом, и он верил ей, слишком хорошо зная ее прямоту. Но эта прямота влекла за собой
немало последствий.
– Что же ты собираешься делать? Она посмотрела на него и улыбнулась.
– Может быть, уеду с тобой и буду возле тебя, пока ты меня любишь. А там – увидим…
Она права, она совершенно права: они любят друг друга, они должны быть вместе. Он
зарабатывает вполне достаточно, чтобы обеспечить женщине безбедное существование. И к
чему цепляться за какую-то свободу и одиночество? Да ну их ко всем чертям – и свободу и
одиночество: ведь именно эти две безрадостные вак-ханки и привели его к нервной
депрессии… А все-таки страшно. Протянув руку, Натали коснулась его волос.
– Не беспокойся. Жиль. До лета я не уйду от него. До конца лета. И я не уеду с тобой, пока
ты сам меня об этом не попросишь.
Он вдруг разозлился и с вызовом посмотрел на нее. Разозлился оттого, что она прочла его
мысли, и оттого, что они возникли у него.
– Да я и не думаю беспокоиться. Я хочу быть с тобой. Хочу, чтобы ты со мной уехала. Чтобы
мы уехали немедленно. Сегодня же вечером ты с ним поговоришь, и завтра мы уедем.
«А куда? – тут же подумал он. – Куда? У меня в кармане всего три франка. Оставаться здесь
после скандала, который не-минуемо разразится, невозможно. Куда же нам деваться до
сентября?»