по-холостяцки, а жен пошлем в театр, пусть смотрят свои драмы.
Мысль о таком вечере столь явно ужаснула Жиля, что Натали нервно рассмеялась. Она
тихонько смеялась еще и в театре и в темноте взяла его за руку. В ответ он забрался под ее
меховую пелерину и положил руку ей на бедро, чтобы взволновать ее и подразнить, но она
уже не обращала на него внимания, так ее захватил спектакль, действительно прекрасный, тогда как Жиль, в нервном возбуждении да еще отяжелев после бесконечного обеда, почти
ничего не слышал. В антракте они пошли, как водится, выпить виски, и, пока женщины
обсуждали пьесу, а Роже угрюмо глотал одну рюмку за другой, Жиль смотрел вокруг.
Казалось, все провинциалы назначили друг другу свидание в этом театре. Тут были молодые
парочки и супруги зрелого возраста, по две, по четыре пары, дамы в более или менее
элегантно сшитых скунсовых или норковых пелеринах, все были принаряжены и горды, что
попали сюда, и разглагольствовали о замыслах драматурга самодовольным, нарочито
развязным тоном, свойственным французским буржуа. Жиль знал, что на премьерах бывает
то же самое, только публика поэлегантнее, но ему вдруг показалась чрезвычайно важной
именно эта элегантность – благоприобретенная или врожденная. Нужно быть либо снобом, либо уж коммунистом, но Жиль не мог решиться ни на то, ни на другое. Выпив на прощанье
неизбежный «посошок» в мрачном баре возле театра, они наконец расстались. Сидя за
рулем в своей старой «симке», вернувшейся в строй, Жиль хранил осторожное и слегка
язвительное молчание. Наконец Натали печально произнесла:
– Ты ужасно скучал, правда?
– Да нет, – ответил Жиль, – пьеса хорошая. Поедем в клуб, выпьем по последней рюмке, хорошо?
– А знаешь, она была очень славная девушка, – продолжала Натали, не отвечая на его
вопрос. – Такая была милая, такая романтичная.
– Да, в ней есть обаяние, – заметил он. – Только жаль, что вышла замуж за такого типа.
– Да, очень жаль.
Жиль с улыбкой повернулся к ней.
– Знаешь, Натали, я очень тебя люблю.
Он и сам не знал, почему это говорит, – просто чувствовал, что надо сказать ей это. Натали
не ответила, только сжала его руку, лежавшую на руле. Они подъехали к клубу.
Дым, галдеж, возбужденные голоса, знакомое лицо контролерши в дверях – все это
подействовало на Жиля, как струя свежего воздуха. Даже странно. Они сразу нашли
свободный столик и торопливо выпили. Жилю стало легко и весело, ему хотелось захмелеть, говорить глупости, подраться с кем-нибудь для смеху, подурачиться. Вдруг он увидел на
другом конце зала Жана в какой-то незнакомой компании. Жан поманил его рукой, и Жиль
тотчас встал, увлекая за собой Натали. Ну вот, наконец-то он оказался среди своих, среди
«полуночников», дегенератов, алкоголиков, никчемных людей. Только подойдя к столику, он
увидел Элоизу. Она была очаровательна в экстравагантном кожаном костюме с очень
короткой юбкой, вся обвешанная цепочками. Она улыбнулась Жилю без всякого смущения, бросила на Натали одобрительный взгляд и представила им какого-то рослого подвыпившего
американца-есть женщины, которые обожают знакомить всех со своим официальным
любовником. Жан, улыбаясь, встал, усадил рядом с собой Натали. Жиль не сомневался, что
сейчас у них пойдет разговор о пьесе (Жан любил беседы такого рода) и, значит, все будет
хорошо. А он, Жиль, может не-много разойтись, вновь почувствовать себя холостяком.
Американец обхватил его за плечи и все пытался под грохот музыки что-то сказать, но Жиль
не понимал.
– Элоиз и вы… Before? Yes? [1] Он, смеясь, тыкал указательным пальцем то в Элоизу, то в
Жиля. Наконец тот понял и засмеялся:
53/68
– Yes, it is me [2] .
Встретив взгляд Натали, Жиль улыбнулся ей. В сущности, ему было лестно, что она
познакомилась с Элоизой, да к тому же Элоиза сегодня в прекрасной форме, – право, это
было для него лестно. Да и для Натали тоже.