чувствовалось что-то ребячливое и искреннее, и оба были такие красивые, что на них
приятно было смотреть. Нормальные люди. Значит, еще существуют на свете нормальные
люди. Жиль рухнул в кресло, измученный и довольный. Он у себя дома, в своей семье, после
того, как из-за своего дурацкого характера так по-дурацки провел день.
– Когда вы приехали, Пьер?
– Сегодня утром. У меня оказалось два свободных дня, а мне очень захотелось увидеть
Натали. Мне ее писем недостаточно.
Так она, значит, часто писала брату? Между посещениями музеев? А что она вообще делает
целыми днями? Он всегда рассказывал ей, возвратившись с работы, как у него прошел день; они, как сумасшедшие, спорили о политике, говорили о газете, о знакомых, но она никогда
ему ничего не рассказывала о себе, говорила только о своей любви к нему. Что же она могла
писать брату? «Я счастлива… Я скучаю… Жиль очень хороший… Жиль не очень хороший…»
Он бросил взгляд на Пьера, пытаясь прочесть на его лице отзвуки этих писем, но ничего не
увидел. Ласковое любопытство-и только. Нет, она, наверное, одинаково таится и от него и от
брата. Он вспомнил о том, что говорил о ней, сидя целый час у Жильды, и ему стало стыдно.
– Я вижу, вам и выпить нечего, – торопливо сказал он. – Натали совсем не хозяйка.
– Натали всюду чувствует себя гостьей,-отозвался брат. – Тут уж она ничего не может с
собой поделать.-Он весело улыбался.
Натали побежала к холодильнику, мужчины остались одни.
– Судя по ее виду, моя сестра счастлива,-сказал Пьер. Говорил он спокойно, но в его голосе
звучала все та же нотка угрозы. Как в тот знаменательный вечер в Лиможе. В общем, он
выступал в роли «благородного брата», и это немного раздражало Жиля.
– Надеюсь, она действительно счастлива, – сказал он.
– Буду очень рад, если я ошибся в своих опасениях, – миролюбиво продолжал Пьер.-А как
мне стало тоскливо в Лиможе без нее!
– Огорчен за вас,-сказал Жиль.-Но мне было бы так же тоскливо без нее в Париже.
– Вот это главное. В сущности, только это мне и хотелось узнать.
– Она вам не писала об этом? Пьер засмеялся:
– Натали не любит говорить о своих чувствах. Вам-то следовало бы это знать.
Неумело держа поднос, вошла Натали, и Пьер тотчас вскочил ей навстречу, спеша
освободить ее от ноши. Да, Натали, вероятно, всю жизнь оберегали, всю жизнь любили, и, должно быть, Жиль, с его нервозностью избалованного ребенка, зачастую внушал ей страх.
Между нею и братом была глубокая взаимная любовь, взаимная привязанность, множество
воспоминаний обо всем, что они сделали друг другу хорошего-просто так, по велению сердца, и Жилю вдруг захотелось, чтоб и у него в жизни было так же, И он вдруг вспомнил, что у них с
сестрой не было душевной близости, если не считать ее материнской к нему привязанности, а его отношения с другими женщинами сводились к подспудным безрадостным битвам, прерывавшимся недолгими минутами счастья, но неизменно заканчивавшимся либо победой
с привкусом поражения, либо просто поражением. Он вдруг почувствовал усталость, оттого
что перепил вчера; таким он себя не любил.
– А почему бы вам не поужинать где-нибудь вдвоем? – ска-зал он. – Так вам будет
спокойнее. А я пораньше лягу. Я совсем расклеился – слишком много вчера выпил.
Он ждал возражений, но Натали просияла:
– А тебе не будет скучно? Мы с Пьером так давно не, виделись. ..
– Вы, правда, не против?-спросил Пьер.
«Бедняжка Натали – думал Жиль, – ты так давно не видела приличных людей. Ну в самом
деле, кого ты видела? Пропащего Никола. Жана, который ревнует меня к тебе, твою
злосчастную подругу, весьма унылую особу, а с восьми часов вечера и до утра видела меня –
жалкое существо, которое ты, моя сумасбродка, любишь». Он замотал головой.
57/68
– Нет, нисколько, наоборот. Ступайте поужинайте без меня. Если я еще не засну к вашему
возвращению, мы вместе выпьем по чашечке липового чаю.
Когда они ушли, он включил было телевизор, но тут же выключил его, съел ломоть ветчины, стоя у холодильника, и лег в постель. У него был превосходный детективный роман, большая