концерт. Время от времени человеку не мешает побыть в одиночестве – это имеет свою
прелесть. В сущности, он всегда был одинок, добрый, старый, одинокий волк, и, умилившись
этому своему образу, Жиль уснул, не погасив свет.
Глава седьмая
Время шло, и Натали решила поступить на работу. Она сообщила Жилю, что нашла себе
очень хорошее место в туристическом агентстве с приличным, кажется, жалованьем, которое
поможет им сводить концы с концами, что было зачастую нелегко. Жиль сначала засмеялся: ему стало досадно, что она устроилась без его содействия, и забавно было вообразить себе
Натали за конторским столом.
– Разве ты уже успела осмотреть все музеи? Что это на тебя нашло?
– Я целыми днями ничего не делаю,-ответила она,-так со-всем отупеешь.
– А что ты делала в Лиможе?
– В Лиможе у меня было благотворительное общество, – спокойно ответила она.
Он расхохотался. Вот сумасшедшая!
– Я понимаю, это кажется нелепым, – заметила она, – но знаешь, я многим помогала…
– И все-таки… Ты – в роли дамы-благотворительницы… Ты же целые дни проводила со
мной.
– Так ведь это было летом, – возразила она. – А для бедняков самое тяжелое время – зима.
Он изумленно уставился на нее.
– Если я правильно понял, стоило мне приехать к сестре зимой, и мы бы с тобой не
встретились? Она засмеялась, покраснела:
– Да нет же… Не о том речь. В агентстве очень приятная работа, директор-очаровательный
человек, приятель Пьера, И знаешь, так интересно разрабатывать маршруты для туристов.. Я
буду отправлять их в Перу, в Индию, в Нью-Йорк…
– Если ты собираешься работать из материальных соображений, то, по-моему, это
идиотство, – сказал Жиль. – Можно просто поменьше тратить.
А ведь совершенно очевидно было, что транжирил-то деньги он, причем сам не знал, куда
они уходят. Приятели, бары, такси – деньги так и текли между пальцев. И если Натали могла
где-то бывать и одеваться, то этому она обязана была отнюдь не заработкам Жиля, а скорее
тому, что ежемесячно получала из Лиможа сто тысяч по какой-то старой семейной ренте. А
тут еще Жиль купил ей к рождеству прелестную старинную брошь, за которую никак не мог
расплатиться. Право, Натали пришла совсем неплохая мысль, но почему-то она очень
раздражала Жиля.
– Нет, не из материальных соображений,-сказала она, – а потому, что меня это
заинтересовало. Но если тебе это неприятно, я могу отказаться.
– Делай как хочешь, – сказал он. – Кстати, о путешествиях – когда возвращается цветочник?
Дело в том, что фотограф-американец упорствовал. Он забрасывал Натали розами-вот
почему Жиль дал ему такое прозвище – и нежными письмами. Ему пришлось отправиться в
дальнюю поездку, и почти отовсюду он посылал Натали вполне безобидные открытки со
спокойной уверенностью человека, решившего ждать хотя бы тридцать лет, – послания его то
забавляли, то возмущали Жиля, смотря по настроению. Натали они трогали, и она это по
своему обыкновению не скрывала, что, конечно, должно было успокаивать Жиля, но мешало
им смеяться вместе над обожателем.. Натали заявила, что во всяком искреннем чувстве, каково бы оно ни было, нет ничего смешного. На эту тему она вела долгие разговоры с
Гарнье, которого Жиль представил ей однажды, – тот все еще ждал выхода из колонии своего
юного друга. Кстати сказать, Гарнье все больше перекладывал работу на плечи Жиля, и
58/68
зачастую Жиль, возвратившись домой, заставал там Гарнье. Уютно расположившись у
камина, они с Натали увлеченно болтали. Странный все-таки у нее вкус! В компании пьяницы
Никола и развратника Гарнье она становилась оживленной, веселой, тогда как общество