Говорить правду вслух.
Недолгая, но действительно героическая попытка.
После назначения главным инженером СУ-13 Ельцин собрал руководителей управления и велел приготовить полный финансовый отчет: какими средствами они располагают, какие зарплаты выплачивались, какие были расходы на материалы, электроэнергию. Он хотел заставить этих людей научиться элементарно считать. Но мы строители, а не конторские крысы — возразил кто-то из них. Однако им все же пришлось погрузиться в лабиринты «социалистической бухгалтерии», расспрашивать своих подчиненных, мастеров и прорабов.
«Битва за прозрачность» продолжалась и в ДСК.
«В кабинете Ельцин чувствовал себя неуютно и при каждой возможности выезжал на объект… Иногда результат этих визитов бывал весьма драматичным. Как-то бригада монтажников из ночной смены на одном из участков комбината напилась допьяна и прекратила всякую работу. Узнав об этом, когда был еще в кабинете, Ельцин отправился разбираться в два часа ночи, пешком, так как автобусы уже не ходили. Когда проверка окончилась, возвращаться домой было уже поздно. Ельцин прямиком отправился обратно в кабинет и приказал бригаде немедленно явиться к нему. Одного за другим все еще пошатывающихся монтажников вызывали для беседы с начальником. После этой утренней накачки монтажники надолго забыли, как льется водка из горлышка бутылки» (Леон Арон).
Мы, конечно, можем улыбаться наивности американского биографа Ельцина. Ему кажется, что такого ночного случая было достаточно, чтобы они «надолго забыли». Как же, забыли они! «Мир», в котором жили эти монтажники, даже и не предполагал, что его можно поколебать такими наскоками.
В 1963 году Ельцин уходит из СУ-13, проработав там два года, в 1966-м он становится директором ДСК.
Между этими двумя событиями в Москве снимают Хрущева, на октябрьском пленуме ЦК КПСС 1964 года…
В ночь перед пленумом, на котором это произошло, Брежнев вызвал к себе начальника КГБ Семичастного. «Как вы собираетесь обеспечивать мою безопасность?» — напрямую спросил будущий генсек. Семичастный в ответ, тоже напрямик, спросил, что Брежнев имеет в виду. «Ты можешь поставить автоматчиков в моем подъезде, чтобы я мог спокойно заснуть?»
…После Хрущева в стране появилось сразу три «первых лица» — Генеральный секретарь Брежнев, Председатель Совета Министров Косыгин и Председатель Верховного Совета СССР Подгорный.
Понятно было, что Брежнев имеет гораздо больше влияния, но насколько он самостоятелен в своих действиях при такой «тройной схеме», простые коммунисты могли лишь гадать. Всем импонировал тихий, немногословный Косыгин, промышленник, высоколобый директор завода, умный и сдержанный человек. Его хотелось видеть во главе страны, его экономической реформе верили.
Однако Брежневу между 1966 и 1968 годами удалось тихо свернуть реформу и отстранить от власти всех, кто имел на нее хотя бы теоретические шансы. В 1968-м он введет танки в Чехословакию. Плоды полного брежневского единовластия страна начнет собирать немного позже, несколько лет спустя.
Ни в одном тексте, ни в одних мемуарах, воспоминаниях, записках, интервью я ни разу не нашел упоминания о том, что Ельцин хоть с кем-нибудь обсуждал все эти политические события, высказывал оценки. Кажется, что грызня кремлевских бульдогов под ковром его вообще в те годы не волнует. Это мир настолько далекий от него, что даже бесстрастно интересоваться им не имеет никакого смысла. Вместе с ним «не интересуется» им и вся страна (очередной парадокс советской жизни!), гораздо привлекательнее другое: спорт, особенно хоккей, космос, телевидение и кино, строительство нового жилья, своя работа, своя семья.
Паспортист, заполняя личное дело Ельцина, в графе «правительственные награды» впишет по ошибке: жена Анастасия (1932 г. р.), дочь Елена (1957) и дочь Татьяна (1960)[4].
Ошибки на самом деле никакой нет. Только награды эти — не от правительства.
Младший брат Ельцина Михаил, вслед за Борисом поступивший на строительный факультет УПИ, бросает институт и идет на стройку рабочим. «У вас, инженеров, зарплата такая, что я на стройке больше заработаю», — просто скажет он брату. В 1972 году, когда их отца Николая Игнатьевича Ельцина разбил тяжелый инсульт (он скончался в 1977-м), брат Миша вместе с родителями переехал в Свердловск.
Ельцин тяжело переживал болезнь и смерть отца. С родителями виделся довольно часто, каждое лето приезжал к ним в Бутку (о чем речь еще впереди). Когда Николая Игнатьевича свалила болезнь и он почти не вставал с постели, для семьи наступили тяжелые годы.
Наина Иосифовна часто приезжала помочь ухаживать за тяжело больным свекром. Клавдия Васильевна, мать Ельцина, после смерти мужа почти каждый день заходила к внучкам проведать, помочь, накормить… Жили с 1977 года они почти рядом, Михаил поменял квартиру ближе к Борису. Валентина, младшая сестра, жила в Березниках, она окончила Пермский технологический и осталась в родном городе, как и отец, работая в строительном управлении химзавода.
— Кстати, Наина Иосифовна… А как складывались отношения между двумя братьями? — спросил я. — Миша ведь другой человек, он отказался вступать в партию, когда ему предложили, предпочел другой жизненный путь. Не было трений каких-то, разногласий, споров или неурядиц?
— Да нет, что вы, никогда! Самые нежные были отношения, самые близкие. И жили рядом, и Клавдия Васильевна часто бывала у нас, и Миша. Вот в газете написали, что когда Борис Николаевич умер, Миша отказался приехать на похороны. Конечно, он приехал, хотя у него больное сердце.
Ну кто мог придумать это! Вот он сидел на том же месте, где сидите вы, взял в руки эту газету, поднял на меня глаза, побледнел весь и спросил: «Ная, ну что это? Как так можно?» А что я могла ему сказать? Судиться с ними? Не хочу…
В 1965 году, когда отец Ельцина вышел на пенсию, случилось важное событие в его жизни, важное и, я бы сказал, символическое — был куплен дом в Бутке, в том самом селе, где родился старший сын Боря. Ельцины вернулись в родные места.
Отныне и до самого окончания школы Лена и Таня Ельцины на все каникулы отправлялись в деревню. К бабушке и дедушке. Родители навещали их регулярно — Наина Иосифовна на поезде или вместе с Борисом Николаевичем на служебной машине — приезжали на день, на выходные.
Здесь, в Бутке, было хорошо и детям, и взрослым. Вольный воздух, деревенские друзья, лошади, рыбалка, лес, поле, речка. Часто в дом заходила родня. И дальняя, и близкая. Родни в Бутке, в соседнем Басманове, много.
Кстати, о родне.
— Борис Николаевич в те годы был уже большим человеком в городе, все об этом знали, — продолжаю я выспрашивать семейные подробности у Наины Иосифовны. — Наверное, к нему обращались с просьбами кого-то устроить, чем-то помочь, что-то достать?..
— Нет, никогда.
— А почему? Все знали, что у него такой характер?
— Трудно сказать… Мне кажется, все Ельцины были такие. Борис Николаевич практически никогда не пользовался служебным положением, чтобы как-то обойти закон, или сделать кому-то протекцию, как сейчас говорят, «решить чью-то проблему», или что-то еще. Обращались, может быть, но не ко мне. Может, к Клавдии Васильевне? Но и она мне ничего не говорила. Как-то это не было принято. Он очень этого не любил, и все это знали.
— Но ведь бывают, как бы это сказать, неразрешимые ситуации, когда очень нужна помощь? Неужели ни разу он или вы не отступили от этого правила?..
Она надолго задумалась.
— Да, вы знаете, со мной это один раз было. Наша однокурсница оказалась в очень сложной семейной ситуации, и ей срочно нужно было поменять квартиру, взамен старой, расширить жилплощадь. Я позвонила тоже нашему однокурснику, в институте которого она работала, и просто сказала: ну неужели ты не можешь помочь?
…Однажды Б. Н. позвонил жене на работу и сказал, что через три часа они уезжают в отпуск. Он взял путевки, билеты, надо быстро собраться. Она заплакала. Как в отпуск? Как через три часа? Это было слишком неожиданно. Даже для нее, которая всегда была готова к его сюрпризам.
— Сейчас за тобой заедет водитель. Приезжай скорее домой, у нас мало времени.
Он никогда не присылал за ней на работу водителя.
Она приехала домой и первым делом увидела его.
Он был дома! Днем! Он ждал ее дома… Она не могла на него сердиться.
Н. И. быстро собирала вещи, настолько быстро, что в чемодане оказались два ботинка на одну ногу.
Воспоминание об этих двух ботинках стало семейной легендой.
Импровизации, сюрпризы, неожиданности наполняли семейную жизнь, как и его подарки. Его подарки ей. «То придет с огромным букетом пионов, то принесет какой-то невероятный отрез ткани и, как фокусник в цирке, начинает вынимать его из кармана, а то привез из какой-то поездки безумно красивые туфли и, как ни странно, они подошли! На дне рождения его коллеги, Житенева, прямо за столом положил передо мной какую-то коробочку и кивает — мол, открой. Я ничего не поняла, решила, что это подарок имениннику, вручила, стала произносить тост, он открывает, а там женские серьги! Раздался хохот, а Борис улыбается и говорит: “Да это же тебе!”… Я их до сих пор ношу, эти серьги».
— Наина Иосифовна, — спросил я. — А вот как вы ощущали себя с ним все эти годы? Он был непредсказуем? Или постоянен, надежен, то есть за ним вы были «как за каменной стеной»?
— Да…. — немного подумав, ответила она. — Как за каменной стеной. Не потому что он добывал какие-то там блага. Он вообще не знал, что такое деньги в бытовом, житейском смысле. Просто, понимаете, я прожила всю жизнь с очень интересным, глубоким человеком…
Еще, к слову, об отпусках. Два-три раза ездили в Болгарию, Румынию. В любимый Кисловодск. В 1975 году он организовал выезд в Болгарию всему студенческому братству, наступил «их год», условленный заранее, и Б. Н. оформил документы всем своим однокурсникам, даже невыездным, работавшим на секретных объектах, через обком партии (значит, все-таки воспользовался «служебным положением», отметил я про себя), 40 человек отправились на Золотой Берег. В 1970-м такое же удивительное путешествие эта огромная компания, уже с семьями и детьми, совершила на теплоходе по Каме (потом по Волге до Ростова-на-Дону, затем самолетом до Геленджика, на Черное море) — каждый день КВН, концерты, песни, стенгазеты, стихи… «Лена и Таня до сих пор вспоминают это путешествие», — замечает Наина Иосифовна.
В 1969-м, за год до этого, на двух машинах три семьи отправились в автомобильное путешествие — «Волга» и «москвич» их друзей совершили головокружительный маршрут. Из Свердловска двинулись по направлению к Каспийскому морю, но из-за плохой дороги туда не доехали, вернулись на Урал и уже через Оренбург по Симферопольскому тракту — на море Азовское, а потом и на Черное. Ночевали в палатках. В каждой машине сидели трое взрослых и три ребенка.
Но как бы ни складывались отпуска, кое-что оставалось неизменным — Лена и Таня отправлялись в Бутку, а супруги Ельцины оставляли от отпуска одну неделю для сплава по реке Чусовой. (Получалось это, увы, не каждое лето, но традиция сохранялась годами.)
«Река Чусовая, вероятно, будет в непродолжительном времени служить одним из любимых мест для русских туристов, ученых и художников. Немного найдется таких уголков на Руси, где сохранилась бы во всей своей неприкосновенности суровая красота дремучего северного леса, где перед вашими глазами в такой величайшей панораме развертывались бы удивительные картины гор, равнин и скал, где, наконец, само население, образ его жизни, историческое прошлое, нравы, условия труда — все было бы преисполнено такой оригинальности и своеобразной поэзии», — цитирует слова Д. Н. Мамина-Сибиряка современный писатель Алексей Иванов в своей книге «Message: Чусовая» (тех, кто захочет узнать подробнее о тех местах, где сплавлялся на лодке вместе с женой будущий первый президент России, отсылаю к этой книге).
Кстати, о нравах и образе жизни населения…
— Значит, у вас была лодка, Наина Иосифовна? — спрашиваю я.
— Да нет, какая лодка. Лодку-плоскодонку брали со спортивной базы. Лодка — это была не моя забота…