Нина пробиралась между трейлерами к границам Инглстон-парка, не замечая ни мокрого мусора в переполненных баках, ни оскалившей зубы овчарки на привязи. Скользнули мимо сознания звук пощечины и женский визг, плач ребенка и громовые раскаты музыки.
«Мик. Мик Кеннеди», — твердила она про себя, шагая к главной дороге. Дождь все лил, скоро она промокла насквозь, но мысленно была еще там, в захламленном трейлере.
До автобусной остановки топать и топать, ну и пусть. За тот час, что она провела в обществе Мика, с ней произошли странные изменения. От него исходила внутренняя сила, какой она не встречала ни в одном мужчине. Она забыла о хаосе в его трейлере, а видела лишь ум и душу, которые хотелось узнать ближе.
До четверга целая вечность. Всего-навсего кружка пива в кабаке, но ведь он пригласил ее! А это значит, что она ему понравилась. Получается, в ее жизни все не так уж плохо. И подъем в шесть утра каждый божий день, и пробежки по покатой лестничной площадке в общую ванную в надежде успеть прежде, чем соседи оккупируют ее на часы, — не такое уж тяжкое испытание. И бегать за кофе с булочками для всей съемочной группы, а не делать то, чему ее учили, то есть накладывать грим, на самом деле не означает, что она лишь прислуга. И счет в банке у нее не такой жалкий, как казалось вчера.
На горизонте Нининой жизни вставала заря надежды. Она больше не чувствовала себя совершенно одинокой, всеми покинутой, никому не нужной. Хотя, если честно, знакомиться с новым человеком было так же страшно, как переходить дорогу с завязанными глазами.
В итоге они не попали в пивную. Когда она пришла, Мик расхаживал взад-вперед по тротуару. Вообще-то Нина явилась чуть раньше, но он уже ждал: голова опущена, руки в карманах джинсов, с губ свисает сигарета. «Гляди, какой нетерпеливый», — подумала она и окликнула:
— Привет!
Оделась Нина просто, с легким оттенком богемности, решив, что Мику должна понравиться летящая юбка и кофточка в цветочек. Чистая женственность, ничего кроме, однако не слишком ли по-детски? И перед выходом она накинула на плечи шаль.
— Нина! — Мик затоптал сигарету. — Какая ты красивая! — Он чмокнул ее в обе щеки, и Нина с удовольствием вдохнула запах крепкого табака. — А давай не пойдем туда? — Мик мотнул головой на дверь. — Терпеть не могу кабаков.
Нина рассмеялась:
— И что будем делать?
Мик пожевал губами. Похоже, он не брился, но не беда. Судя по лицу и растрепанной вьющейся шевелюре, он ночь напролет работал. Даже уставший, он был полон жизненных сил, источал энергию, от которой у Нины по коже пробегал холодок.
— Я знаю одно место. Только сначала надо кое-чем запастись.
С лукавой ухмылкой он направился через дорогу к небольшому магазинчику. Нина двинулась за ним.
На кассе к хлебу, сыру, оливкам и вину Мик добавил сигареты и переложил покупки из корзины в огромную холщовую сумку, которая висела у него за спиной.
— Пошли. — Он взял Нину за руку и повел к автобусной остановке. — Машины у меня нет. — И та же озорная усмешка осветила его лицо.
Когда выехали из Бристоля, Мик объявил, что они направляются в Даунс.
— Мое любимое место. Вид на ущелье — просто умереть!
— Никогда не была, — откликнулась Нина. — Я сюда недавно приехала.
— Ты у нас девчурка северная, — сказал Мик с глупейшим акцентом.
Нина покраснела, замялась.
— Я… училась в школе на севере.
— Но родом ты не оттуда?
Мик отклонил голову, и Нине в глаза ударили лучи заходящего солнца. Она никак не находила ответа.
— Оттуда. Почти.
Мик расхохотался.
— Или оттуда, или не оттуда. Ты где родилась?
— Не знаю.
Ей уже приходилось пользоваться этим приемом. Как правило, подобное заявление вызывало смех, после чего можно было поменять тему. Но Мик не засмеялся. Он нахмурился.
— Сирота? Тебя удочерили? — участливо спросил он.
— Мама умерла во время родов, а отца я никогда не знала, — тихо произнесла она и умолкла.
Мик медленно кивал, размышляя о том, какое ей выпало детство.
— Наша остановка. — Он подхватил сумку и повел Нину к выходу. Автобус укатил в клубах бензинового дыма, а они остались посреди бескрайнего лесопарка.
— Какая красота! — восхитилась Нина. — А я и не знала.
— Пошли, я покажу тебе вид, который ты запомнишь на всю жизнь.
Мик широким шагом пустился по тропинке, Нина поспешила следом, пожалев, что надела босоножки, а не что-нибудь посолиднее. Но трава щекотала пальцы, как ворс теплого ковра, лучи вечернего солнца ложились на плечи еще одной шалью. Убежавший вперед Мик обернулся, поджидая запыхавшуюся Нину. Она смеялась и, приподняв подол, насилу передвигая ноги, карабкалась вверх по склону. Высоко они забрались.
— Оглянись, — сказал Мик.
Нина остановилась, от усталости шумело в голове. Глазам открылось неожиданное и захватывающее зрелище: ущелье, края которого стягивал мост, противоречащий всем законам физики. Нина ахнула:
— С ума сойти! Потрясающе!
— Перед вами Клифтонский подвесной мост, — тоном экскурсовода начал Мик. — Спроектирован Изамбардом Кингдомом Брюнелем, в эксплуатацию введен в 1864 году, через пять лет после смерти автора.
— Подумать только, а я и понятия не имела про это место!
— Ты не поверишь, что иногда может быть прямо у тебя перед глазами. Достаточно только открыть их.
Мик стоял у нее за спиной, на расстоянии одного теплого вздоха. Нина пожала плечами: непонятно, что он имеет в виду, но в этом-то все и дело. Мик выдавал поразительные вещи и постоянно удивлял ее; он вдруг открыл перед ней будущее, о котором она прежде, до встречи с ним, и мечтать не смела. Как за такое короткое время можно сблизиться с человеком, словно знал его всю жизнь?
Несколько минут они молча наслаждались видом. «Как здорово, что попали сюда, а не в пивную», — думала Нина. В ущелье под ними мутными извивами катился Эйвон. Нина представила, как ползут, наталкиваясь друг на друга, глыбы ледника, прогрызая себе дорогу в древнем известняке.
— Сотни миллионов лет, — задумчиво проговорила она. — Я читала об этом.
— Да? — Мик подвинулся еще ближе. Его подбородок оказался над правым плечом Нины.
— А мы принимаем как должное. Сооружение такого моста — ничто в сравнении с мастерством природы, создавшей это ущелье.
— Расскажи об этом Изамбарду и его команде. — Мик опустился на колкую траву. — Во время строительства погибли несколько человек. А нам, по-моему, пора подзаправиться.
— Ты много знаешь про мост. — Нина опустилась рядышком на траву.
— Эх, стаканы забыл! Давай, ты первая. — Мик перочинным ножом откупорил бутылку и протянул Нине. — Я учился на инженера, мы это проходили. Кроме того, я вообще люблю занятные факты. Например, в самом конце девятнадцатого века, еще во времена королевы Виктории, одна женщина прыгнула с моста и осталась жива. Поверишь ли, спасла длинная юбка!
Нина пригубила вина.
— Невероятно! А я думала, ты учился на художника.
Мик покачал головой. Нина передала ему бутылку.
— Отец хотел, чтоб я пошел по его стопам и стал инженером-строителем. А иначе отказывался мне помогать. — Мик надолго припал к бутылке, утер ладонью рот. — По правде говоря, я никогда особых надежд не подавал, так что перспектива еще несколько лет пожить на родительские денежки меня вполне устраивала, даже если для этого приходилось изучать ненавистные предметы.
Откровенность Мика, подробности его прошлого вызвали в душе у Нины странное ощущение — нечто среднее между стыдом и завистью. И еще растущее желание кому-нибудь открыться.
— И ты всегда рисовал?
— К великому папиному неудовольствию. Он говорил, что это занятие для недоучек. И знаешь что? Он был прав! — Мик с хохотом развернул сыр, поломал на куски хлеб. — Bon appetit. — Не сводя с Нины глаз, он запустил зубы в краюху хлеба.
— Но у тебя великолепные картины. Много покупают?
— Почти ничего. Выражение «голодный художник» не на пустом месте родилось. Я подрабатываю по мелочам: колю дрова, разношу газеты, в барах посуду мою. Ничем не брезгую, лишь бы на хлеб хватало.
— Держу пари, отец не устает тебя корить. Учитывая, что он твою учебу на инженера оплачивал. — Нина тоже откусила хлеб, слизнула с губ крошки.
— Некому корить. Он умер.
И тотчас связь между ними окрепла. В ответ на его слова в сердце Нины родилось теплое чувство, которое подхватило их обоих и понесло дальше — к любви, к женитьбе, к семье. В будущее.
Они сидели на пестрой траве, пили вино из горлышка, отламывали ломти хлеба и сыра; колени ненароком задевали колени, пальцы касались пальцев, передавая бутылку, сплетались мысли по мере того, как они больше узнавали друг о друге, — Мик не таясь сыпал историями из своего прошлого, Нина же рассказывала о себе опасливо, словно укладывала яйца в корзинку.
— У тебя такой вид, будто ты привидение увидела. — От Мика пахло краской и скипидаром. Он вытирал руки тряпкой в пятнах масла — только что вернулся из мастерской. — Что с тобой?
Нина сжала телефон до боли в пальцах. Булочная «Клер». Это должен был быть «прямой провод», «кнопка выброса», «страховочная сетка».
— Ничего, все в порядке. — Голос прозвенел натянутой струной.
Жестокая правда в том, что минуло двадцать лет. Люди переезжают, умирают, переходят на другую работу. Да и телефонные номера уже не раз поменялись с тех пор, как давным-давно ей дали этот номер. А она-то как последняя дура таскала его повсюду, словно спасательный жилет, которым всегда может воспользоваться. Если брала другую сумку, первым делом перекладывала записную книжку. Сам по себе номер был не столь существен — спокойствие давало то, что он собой олицетворял.
— Ты кому звонила? — Мик налил в чайник воды. — Умираю хочу кофе! У меня сегодня с утра не ладится. А теперь еще и белая краска вся вышла, придется в художественный салон ехать.
— Нет!
Ни за что она сейчас не останется без его поддержки.
— Но мне необходима белая краска.
— А через Интернет нельзя заказать? — Засовывая книжку обратно в сумку, она отметила, что руки дрожат.
— Доставят дня через два, не раньше, а мне надо закончить работу. — Мик засыпал в кружку кофейные гранулы. — Дело наконец-то пошло, я не могу все запороть.
Он определенно доволен новым контрактом. Однако у этой медали была оборотная сторона, и Нина ее прекрасно видела.
— Пожалуйста… я тебя прошу, не уезжай! Или давай все вместе. Джози придет — где-нибудь пообедаем. — Она обвила пальцами его запястье. — Пожалуйста!
— Какая муха тебя укусила? Я думал, у тебя сегодня куча писанины, и Джози что за радость таскаться за нами, она захочет пойти к подружкам.
— Ты не понимаешь. — Кровь отхлынула от лица, Нина была на грани обморока. — Не хочу я сегодня оставаться одна!
Время вдруг повернуло вспять — они снова сидели там, на траве, и вечернее солнце кутало их плечи. На повороте ущелья тень от моста тонкими чертежными линиями ложилась на мутную воду далеко внизу, и теплый сыр таял у них во рту. Ни мысли, ни намека на мысль о Джози. Занимал Нину только один вопрос: поцелует ли ее Мик при расставании.
Все было так просто, так неизведанно, и они — первооткрыватели. За несколько следующих недель они стали по-настоящему близкими людьми, на что Нина и надеяться не могла. Он и она: умный, загадочный, порой мрачноватый, гениальный художник и молоденькая, наивная и не всегда уверенная в себе гримерша.
Как давно это было, целую жизнь тому назад.
— Ты и не заметишь, как я вернусь, еще пару часов поработаю, а потом… Знаешь что? Пообедаем вдвоем, на природе. Хлеб, сыр, вино…
Мик обнял Нину, прижал ее лицо к своей груди. Оба понимали, что он имеет в виду, как символична эта простая трапеза.
— Я туда и обратно, а ты пока дозванивайся, куда хотела. — Забыв про свой кофе, он уже тянулся за ключами от машины. — Двадцать минут — и я дома.
Если бы двадцать минут… Нередко Мик, забыв обо всем, пропадал в салоне часами — болтал с хозяином, не спеша, со вкусом выбирал кисти, пробовал на ощупь холсты, перебирал разные сорта бумаги и угольных карандашей, огрызки и обломки которых валялись потом по всей мастерской.
— Ладно, — неохотно сдалась Нина. Дальше настаивать было невозможно, и без того выставила себя истеричкой. — Только не задерживайся, пожалуйста.
Ничего не случится, пока Мика не будет. Надо только запереться на все замки и прикинуть, как связаться с единственным человеком на свете, который может дать дельный совет.
Мик выехал со двора. В считанные секунды дверь была заперта, окна закрыты, оконные запоры проверены и перепроверены. Сегодня никто больше не вломится.