Много с собой не возьмешь. Она не египетская царица, которую провожают в загробную жизнь с кучей всякого добра. Она даже не уверена, будет ли жива через двадцать четыре часа. А если и будет, то кем станет?
В доме было удивительно тихо. Джози и Нат сидели наверху, пытаясь найти общий язык с Нининой швейной машинкой. Нину уже не раз призывали распутать нитку. Она постояла в дверях, наблюдая за девочками. Кройка и шитье отвлекли их от похода по магазинам, от кино, от потенциальной опасности. Нина вспомнила себя в этом возрасте, как она, бывало, из ничего мастерила нечто. «История моей жизни», — думала она, возвращаясь в их с Миком спальню.
Она легла на кровать и уставилась в потолок, в тысячный раз мысленно все перебирая, как делала обычно перед спектаклем на выпуске. Весь реквизит на месте. Грим проверен, спецэффекты подобраны, расходные материалы заказаны. Чтоб комар носа не подточил, парики не сбивались, бутафорской крови было хоть залейся. В точности как сейчас, как в реальной жизни, — все должно быть абсолютно готово к финалу. От страха сосало под ложечкой.
Нина вытянула руку, провела ладонью по матрацу. Это самый трудный шаг в ее жизни. Она представила, что Мик лежит рядом, и попробовала объяснить ему. Но воображаемый Мик вскочил с кровати, требуя подробностей, в ярости от того, что его столько лет держали в неведении. «Я ведь твой муж», — слышала она его злой, растерянный и разочарованный голос. А Джози? Мятущаяся, красивая, вспыльчивая, трудная. Еще неизвестно, что причинит ей больше боли — что мать всю жизнь жила во лжи или что ее, Джози, предали.
Нина уже вытряхнула деньги из банки, которую держала в кладовке, — ее тайный рождественский резерв. До недавнего успеха Мика у галерейщиков с деньгами у них было туговато. По привычке особенно не шикуя, Нина экономила там, сям — десять фунтов за одну неделю, двадцать за другую, и довольно скоро собралось несколько сотен. Ими-то она и расплатилась за груду металлолома, которую перекупщик называл автомобилем.
— Фамилия? — Его рука зависла над квитанцией.
— Дейвис, — без запинки ответила Нина. — Сара Дейвис.
Ему было без разницы, ей тоже, поскольку регистрировать драндулет Нина не собиралась. В клубах дыма она выехала из гаража и двадцать минут спустя припарковала старую развалину на месте, которое тщательно выбрала за день до этого. В багажнике был припрятан чемоданчик с одеждой и прочими нужными вещами, купленными все на ту же сэкономленную наличность. Детали плана мало-помалу срастались, и Нинино сердце стучало все громче. Она знала, что очень скоро будет нелегко удержать его в груди.
Мик работал в мастерской. Это хорошо, думала Нина, что жизнь вокруг нее идет своим чередом. Ее недавнее поведение, нервозное, переменчивое и подозрительное, — образцовое объяснение тому, что должно произойти и вызвать немало вопросов. Плюс оставленная записка, которую перечитают сотни раз.
Почему? Как она могла? Неужели никто не догадывался?
Сработает ли ее план, Нина не знала, только ничего другого, кроме как попытаться, ей не оставалось. Просить помощи не у кого — во всяком случае, некому довериться, а подвергать еще большей опасности тех, кого любила, Нина не могла.
Она утешалась мыслью, что, быть может, это не навсегда. Может, если хорошенько постарается, она как-нибудь исхитрится выцарапать хоть лоскуток того, что у нее когда-то было, даже вернется, объяснит, вымолит прощение. Правда, до этого еще невыносимо далеко, но если бы не эта надежда, Нина положила бы всему конец по-настоящему. Впрочем, и сейчас нет никакой уверенности, что она выживет. Так или иначе, но единственным достоверным фактом в ее жизни сейчас была смерть.