- Товарищ старший лейтенант, лошадей побило...
Я бросился к оврагу.
Там группа лошадей, сбившись в кучу, тряслась нервной дрожью у дальнего берега оврага. Две коняги лежали, пораженные осколками в живот, еще у одной, стоявшей неподалеку, сочилась кровь из мякоти задней ноги. Такая беспечность!
- Увести отсюда лошадей! - Я не сдержался и обругал ездовых.
Сержант Ефимов засуетился, заторопил ездовых.
Мой подседельный Орлик смотрел на меня, ожидая помощи. До чего же выразителен взгляд у лошади, не умеющей говорить! Но как я могу помочь раненому, другим раненым? Широкая пробоина на животе перекрывалась выпятившимся серым пузырем внутренностей. Другая лошадь ранена не менее тяжело. Третью увели. Дело безнадежное.
- Извини, дружок, - я погладил Орлика по мордахе.
- Этих... добить, - с трудом выдавил я. - Из карабинов в затылок.
И отошел в сторону, отвернулся, чтобы не видеть печальную акцию.
Залетевшие в овраг снаряды предназначались не лошадям. Лошади пострадали по безрассудной неосмотрительности отделения тяги. Но теперь не до разбирательств.
Подошедшие свежие силы, открывшие огонь с ходу, отвлекли от нас внимание противника. Батарея стреляла редко и, менее других заметная, утопленная в землю, становилась целью второстепенной. Ответный огонь немцев велся правее центра батареи, а некоторые снаряды перелетали, били по оврагу. Надо быть мудрее, чтобы понять и оценить это сразу. Сержант Ефимов, к сожалению, мудрецом не был.
Я подошел к четвертому орудию. У панорамы стоял Канаев. Он следил за полем на стороне противника. Цели заслонялись фонтанами разрывов, пылью и копотью, поднявшимися по ту сторону ручья.
- Только по бортам, Канаев. В лоб не бить.
- Мало снарядов, - доложил командир орудия сержант Борьков.
- Старайтесь экономить, - ответил я коротко. У панорамы третьего стоял Горбов. Еще двое, склонились к сидящему на ящике из-под снарядов товарищу, накладывая повязку на его голову. Рядовой Хромов ранен и поддерживает конец длинного бинта. Младший сержант Погорелов, припав к брустверу, всматривается вперед запавшими темными глазами.
- Серьезно? - спрашиваю у раненого.
- Царапнуло, - не меняя положения головы, отвечает он. - Но терпимо пока.
- Держись, солдат, - говорю я Хромову.
- Горбов, не торопись, - советую наводчику. - Будь внимателен, как на занятиях.
В привычном окружении среди огневиков я стал успокаиваться.
У второго орудия лейтенант Мятинов и сержант Банников выжидающе наблюдали. Рядовой Филипчук тряпочкой протирал стекла панорамы - этакая предусмотрительность в такой обстановке! Впрочем, он молодец - стекла запорошены землей, самое время привести их в порядок.
- Эти гитлеровцы отсюда не выберутся, им каюк.
- Успокаиваться рано, жди еще новую волну, сержант. Немцы на этом не остановятся.
Здесь все нормально, я пошел дальше.
У первого орудия ефрейтор Корнев сохранял внешнее спокойствие, наблюдая в окошечко панорамы. Он не нуждался в особых подсказках.
- Спасибо, Корнев, за первый танк. Жди новую атаку. И не спеши.
- Что с лошадьми? - спросил Абрамов. Я ответил.
Абрамов крякнул, но ничего не сказал.
- Впереди день, расходовать минимум. И не зевать - бить наверняка.
- Есть.
Я обращался к наводчикам в первую очередь - от них зависело многое. Эти слова наставника и распорядителя слышат все. В них - главное, самое необходимое, все другое оттеснено на задний план. Мне нужно убедиться в том, что все в порядке, из-за этого прошел по окопам. Наставник нуждался в общении с мужиками-солдатами - от их настроения и веры в собственные силы теперь зависел он сам. Моральная поддержка нужна самому командиру. Он обязан найти ее и одолеть свою неуверенность, если она появилась. Но причин для нее нет, люди на местах и знают свое дело.
Я устроился опять в ровике позади первого орудия.
На занятиях мы отрабатывали сложные варианты стрельбы, когда танки идут на большой скорости и возникает необходимость упреждений. Эти варианты сегодня не пригодились. Танки не шли, а выползали. Они удивляли не скоростью, а осторожным появлением. С расстояния чуть более километра они смотрелись мишенями - выбирай, бей, как на учебном поле.
Я нервничал в первые, самые трудные ожиданием минуты боя - первая встреча с танками. Противная дрожь - плохая помощница. Еще ничто не определилось - предстояла проверка людей делом, их выучки и качества подготовки. А потом почувствовал себя на равных. Нервы не улеглись, ибо решался вопрос: кто - кого. Контратакующие танкисты, конечно, уверены были не более. Мы не так встали и не все предусмотрели хорошо. Но первый успех окрылил и вдохновил.
К полудню в бою участвовал весь полк. Новая волна танков натыкалась на огонь артиллерии. Трижды повторенная контратака немцев закончилась их разгромом. Уцелевшие машины, отстреливаясь, уползли за бугор. Наши потери были незначительны.
За бой 13 июля нашей батарее зачли четыре танка, сожженных в одиночном бою, и десять - в групповом. Для одной батареи это неплохо - из 27 танков, подбитых в этот день полком.
Огневики батареи были представлены к наградам.
Преследование
Началось упорное преследование врага, изматывающее силы. Днем мы вели бой с заслонами, с арьергардными подразделениями, а ночью шли, пока не встречали новый очаг сопротивления.
Вечером и в ночь на 14 июля после боя с танками прошли по дорогам километров сорок, в следующую ночь - еще тридцать. Такое продвижение радовало.
Но утомление сказывалось. На отдых времени почти не оставалось. На марше, механически передвигая ногами, солдаты умудрялись вздремнуть на ходу, держась рукой за рядом идущий транспорт. В изнуряющих ночных маршах, развертываниях с ходу и в ведении прицельного огня каждая пауза, каждое затишье означали отдых. Отключиться на часок, свернувшись калачиком в воронке, - это принималось за сладкую возможность.
Маршрут первых дней пролег через населенные пункты Ульяново, Светлый Верх, Крапивна, Чухлово, Ржевка. На рубеже Афанасьево - Троянов, встретив сопротивление, полк развернулся. К 12.00 14 июля Афанасьево взято, бой ведется за рубеж Поляков - Панов, которым овладели в 16.00.
15 июля - битва за переправу через реку Вытебеть. К исходу дня переправами овладели, заняли Крутицы, Подлесную Слободу, Фондеевку, Дворики, Ягодное.
Двигались вперед не только ночью. Дневные атаки тоже нередко приводили к успеху, так что средства обеспечения не всегда успевали за наступающими.
Капитана Маркина мы видели редко, но его голос по телефону всегда был требовательным:
- Давай, давай! Торопитесь! Огонь нужен сейчас. Пехота собирается в атаку.
Или:
- Какого черта вы там копаетесь? Пехоту контратакуют! Немедленно! Я поснимаю вам головы!
Разумеется, мы торопились. И не потому, что опасались снятия голов, а потому, что знали - в боевых делах батарея играет не последнюю роль.