- К забору! - крикнул я своим из взводов управления четвертой и шестой батарей, находившимся рядом. Огневики продолжали сборы.
Немцы остановились. Они не знали, кто мы, не определили. От них до нас - не более ста метров. Управленцы встали за двойным забором из бревен.
- Огонь!
Кто-то выстрелил. Потом еще.
Немцы соскакивают, прячутся за кузов, машина их прикрывает. Но в кузове еще много. Управленцы поняли, что это за встреча, но огонь их неэффективен.
Сбоку... сбоку от машины, справа, - мое орудие, оно почти рядом! Почему не видит расчет? Туда!
Подбегаю:
- Огонь!..
Кто-то заряжает, я у панорамы ставлю угломер 30-00, навожу в центр кузова, нажимаю на спуск...
Снаряд рвется в двадцати шагах, а до машины пятьдесят. Эх! Чего же там копошатся остальные?
- Стрелки! Где второй номер? Соединяй стрелки!
Немцы разбегаются. А такая компактная цель была - человек тридцать плюс машина!
Второй снаряд посылает уже расчет, он поджигает машину, угодив в бензобак. Но фрицы от машины ушли, залегли во ржи.
Я к другим:
- К бою! Не видите?
Короткое замешательство: только что собирались, и...
За первой немецкой машиной к станции подошла целая колонна. Сколько их? Много.
Они тоже еще соображают: что происходит?
По голове колонны открыла огонь гаубица капитана Сурмина, не успевшая сняться с позиции. Задние попятились, свернули с дороги, пошли в обход станции по полю.
Но теперь четвертая батарея готова, все орудия ведут огонь.
Я к забору опять - не очень-то активны управленцы.
- Огонь! Чего ждете? Дай-ка карабин, Иванов. Иванов дает карабин. Я прицеливаюсь в серое пятно во ржи, слева от горящей машины. При выстреле пятно приподнимается и тут же падает: есть!
- Видели? Прицеливайтесь спокойно. Управленцы усиливают огонь, бьют по перебегающим фигурам.
Иванов вдруг сникает. Пуля попала ему в голову.
Немцы катят направо, под огонь моей батареи. Я туда.
- Обходят, товарищ капитан!
Сам вижу, что обходят.
- Бейте по легковушке - впереди. А потом по задним.
Командиры орудий сами выбирают цели перед рощами на расстоянии 400-500 метров. Там экипажи покидают машины, скрываются в кустах. Теперь огонь переносим на заросли, чтобы не дать очухаться, собраться...
Что делается сзади и на левом фланге - я не вижу, я слышу работу батарей Федяева и Сурмина. У них тоже "весело". Между выстрелами возникает такое естественное:
- Ура-а-а-а!..
Это майор Ширгазин повел в атаку взводы управления. Они бегут вдоль проселочной дороги,, скрываются за домами во ржи.
Взводы управления выполняют роль пехоты: очищают и рожь, и остальную местность от живой силы врага.
Появляется сержант Загайнов, приводит первых пленных: трое. Один ранен. Он смеется - такой веселый немчик - и прихрамывает. Он еще разгорячен боем - и беготней, и переполохом.
- Санинструктор, перевяжи, - говорю я Кирюхину.
Кирюхин занимается перевязкой, а Загайнов уходит к своим.
Связисты и разведчики при столь мощной поддержке своих батарей отлавливают укрывшихся во ржи фрицев:
- Хенде хох!
Фрицы покорно встают, поднимают руки:
- Гитлер капут...
Это вроде пароля между двух враждующих армий. Они сдаются в плен.
Солдатик из шестой батареи, я не знаю его фамилию, небольшого роста, ведет с карабином наперевес дорожного фельдфебеля с сумкой через плечо - он и выше и толще солдатика раза в два.
Останавливаются около нас. Солдатик считает дело оконченным, лезет в карман за кисетом. Но его пленник вдруг пускается наутек.
- Хальт! - кричит ему солдатик и устремляется следом. И стреляет не целясь. Тот падает.
- Дурак! - заключает солдатик.
Пуля прошла через затылок.
Теперь управленцы возвращаются к огневым позициям с пленными. У каждого по несколько человек. Но наши отличились: мы насчитываем девятнадцать. А всех дивизион взял более тридцати. Куда с ними?
Майор Ширгазин приказывает:
- Лейтенант Карпюк! Пленных отвести на шоссе, сдать под расписку.