- Ничего удивительного, этот радист - девушка. В солдатской одежде трудно понять, кто этот радист, - девушка или парень. Она так же курит махорку и может при случае загнуть с верхней полки. Голос у нее грудной, низкий. Ее трудно отличить от других солдат.
- Не пристают к ней?
- Солдаты ее побаиваются и называют между собой Ниной-Колей. Получается ни то ни се. А майор держит ее около себя и покровительствует.
- Майор сильно сдал, жалуется на предчувствия. Такого и действительно могут убить.
- Это не первый день у него - сдают нервы. Убьют или не убьют - никто не может сказать заранее. Даже предчувствие. Утверждают, что предчувствие верный признак надвигающейся беды. Неправда. Оно может сбыться, а может и нет. Вероятность этого события равна половине, пятидесяти процентам. Когда событие сбывается, суеверы вроде бы торжествуют: а мы что говорили! И помалкивают, когда оно не сбывается. А как твое самочувствие?
- Я застрял мозгами в полковом медпункте. Новая врач...
- Брось думать о ней. Ларисе легче выбрать из штабников - они поближе. Чем не жених помначштаба или начхим?
- Сердцу не прикажешь...
- Выкинь из головы. И прикажи сердцу - ты солдат. Твои попытки обречены.
Капитан Сурмин, как всегда, прав. Я вернулся к себе и, управившись с делами, лег отдохнуть.
У Сурмина крепкая голова, он настоящий артиллерист, думал я.
В полку появились девушки. На их хрупкие плечи легли мужские обязанности связистов. Девушки были и раньше - их видели на театральных подмостках агитбригады и в медсанбате в роли медицинских сестер и санитарок. В медсанбате и на подмостках роль девушек понятна. А каково им придется на поле боя?
Думал о Ларисе, несколько мгновений покоившей свои легкие руки на моих плечах. Неизъяснимое волшебство исходило от этих рук... Она не сказала ничего обидного, а дала понять: не на ту загляделся. Тебе обидных слов не скажут, чтобы пощадить тебя и твое самолюбие: ты должен еще воевать.
...Когда закончился огневой вал, наступила относительная тишина. Под прикрытием огня артиллерии пехота прошла через вражеские окопы. Дальше лежала местность, свободная от видимых укреплений. Казалось - иди и оставляй ее сзади. Но так казалось. За каждым кустом, в каждой роще мог притаиться враг. Шум выстрелов удалялся и становился реже.
Я подождал, пока лейтенант Карпюк соберет свой взвод. Потом шли гуськом, прикидывая, где можно выбрать НП.
Вот землянка, на ней воронка от прямого попадания. Только одно попадание, а все фрицы в землянке мертвы. Их поразило осколками через накат из бревен. Бревна не защитили.
Жесткая нескошенная трава, отдельные кусты на пути и еще поляна. На ней - заброшенная постройка без крыши. Она не попала в зону огня и уцелела. До нее не докатился даже огневой вал. А еще дальше - цепочка кустарника: там возможен ручей или складка местности. Пехота близка, ее мы не видим, но определяем по звуку выстрелов.
Бревенчатая постройка - только три полуразвалившиеся стены чуть выше человеческого роста - самое высокое здесь место. С него можно наблюдать вокруг. Перебежками перебираемся туда.
Разведчики устанавливают стереотрубу, радист устраивается в углу с радиостанцией, я определяю местонахождение.
Цепочка кустарника метрах в трехстах впереди перегораживает путь. Она начинается от рощицы слева и заканчивается на правом фланге. Это не ручей, а понижение, язык впадины, - ручья на карте нет. Пометка у черного квадратика "сар." означает сарай. Но сараем никто не пользовался с тех пор, как составлялась карта.
Приходит комдив - он тоже облюбовал сарай, а за ним подтягивается его свита.
На мгновение я вспоминаю о вчерашней слабости комдива, понятной и извинительной в таких условиях: мы тоже грешны страхами и ослаблением воли, но загоняем свои чувства вглубь. А комдив сегодня привычно деятелен и свеж - никаких внешних следов от его вчерашних переживаний.
Я докладываю майору результаты ориентирования и готовность начать пристрелку, как только будет связь.
- Давай, - говорит майор и становится к стереотрубе.
Люди комдива оживлены движением и довольны новым НП. Здесь есть укрытие, и ни копать, ни подбираться по-пластунски пока не надо. И постреливают не очень, даже почти не постреливают. Остановились временно.
Ничего необычного нет, каждый делает свое несложное дело: один наблюдает в перископ, другой - у рации, третий возится с катушками телефонного провода. Только технику-лейтенанту Колесову заняться нечем. Он, как экскурсант, прибыл на "передок" по своей воле, поскольку пушки действовали исправно, в ремонте не нуждались.
Колесов посматривал на рощи, на бурую траву перед ними, на кусты у впадины и ничего не находил подозрительного. Он отошел от угла сарая и стоял в одном метре от него, вглядываясь вперед. Туда ушел противник, враг, и смотреть туда немного страшновато.
- Не вылезай, Колесов! - крикнул ему Ширгазин.
- А что? - оборачивается тот.
Из кустов звучит выстрел. Выстрел был неожиданностью и для нас. Колесов падает.
Едва ли Колесов тоже терзался недобрыми предчувствиями, находясь рядом с Ширгазиным. Его влекла сюда жажда острых ощущений, желание оказаться полезным, прийти на помощь в трудную минуту. Недобрых предчувствий у него не было - иначе он бы не пошел с комдивом, а вернулся на ОП. А Ширгазин, вчера еще полный предчувствий, сегодня забыл о них.
Когда заговорила батарея, к нам на НП пришел лейтенант - связной от пехоты. Он показал на местности положение передней цепи и передал просьбу командира батальона дать огонька - "прикурить". Лейтенант показал на кустарник во впадине и на дальний откос за ним, откуда противник ведет огонь во фланг батальона.
У нас налаживалась связь и взаимодействие с пехотой, бой в глубине обороны продолжался.
Пехота поднялась в новую атаку.
Днем мы перешли речушку и заболоченную низину. Теперь могут перемещаться ОП.
Полк снялся с насиженных мест, двинулся за нами.
Наметив новые ОП, я оставил там телефониста. Орудия шли сюда. Сюда же перебазировались тылы, весь полк выбирал новое для себя место. Я торопился, чтобы вернуться к началу ввода в прорыв своей пехоты, шедшей во втором эшелоне, пока огневики занимают позиции. И мимоходом заметил Ларису.
Она стояла за деревом, касаясь его плечом. И смотрела на меня. Надо бы остановиться, сделать какой-то знак приветствия, переброситься словом, как это бывает в нормальных случаях. А нуждалась ли она в этом? Я предпочел сделать вид, что не заметил.
Я прибавил шагу, мимолетная встреча добавила энергии и... злости, которые сегодня так необходимы.
Выход на границу
До западных границ Литвы к моменту прорыва оставалось чуть более двадцати километров. Дальше начиналась Восточная Пруссия. Эти последние километры представляли собой глубоко эшелонированную, хорошо подготовленную оборону.
Нанося удар южнее города Вилкавишкис и озера Поезиоры, в первый день боя стрелковые полки устремились в сторону Вержболово по шоссейной дороге, по проселкам, подходящим к ней, по прилегающим полям, очистив берега и форсировав речушку Шервиндт. Дорога эта стала осью полосы наступления нашей дивизии, введенной в бой на смену частям прорыва.
Последние километры!
Было еще тепло - вторая половина октября для Прибалтики на удивление была сухой. Только ночью солдаты раскручивали скатки и одевались в шинели, ненадолго замирая в коротком отдыхе.
Мы выбрали НП с утра, когда солнце вставало из-за горизонта. Торопясь и надеясь на быстрый успех, не нашли ничего лучше пустого амбара с черепичной крышей, одиноко смотрящего с пологого уклона на противника. Такой НП годился на два-три часа. Солнце вставало в затылок, против солнца, в тени, нас не видно, как и смотровую щель в крыше.
Сидя на футляре стереотрубы, я пристрелял одиночную ячейку напротив нас: Фриц там устроился с ручным пулеметом на козлах. Через несколько выстрелов его выбросило наружу - прямое попадание. Мы ушли за амбар, где заканчивали окоп, оставив наблюдать одного разведчика. Через несколько минут он крикнул:
- Товарищ капитан! Немцы пушку выкатывают! На прямую наводку!
Пушка была направлена на НП.
- Быстрее вниз, Веснин! Живо!