Поначалу Вафа не собиралась праздновать свадьбу. Они договорились с Юсефом, что зарегистрируются в мэрии, и Вафа будет каждый месяц выплачивать ему часть долга за французские документы. Но позже будущий муж передумал. Он убедил свою мать, которая только того и желала, что все же надо пригласить нескольких друзей. «В конце концов, это моя свадьба. И потом, как знать, это может произвести хорошее впечатление на иммиграционную службу».
В среду утром она встретились перед зданием мэрии коммуны Нуази-ле-Сек. Луиза, которая впервые в жизни была свидетельницей, надела голубое платье с круглым воротничком и вдела в уши сережки. Она расписалась внизу листа, протянутого мэром, и подумала, что теперь бракосочетание выглядит почти всамделишным. Крики «Ура!», пожелания счастья новобрачным и аплодисменты звучали вполне искренне.
Небольшая компания двинулась к ресторану «Газель Агадира», которым владел приятель Вафы – когда-то она работала здесь официанткой. Луиза смотрела на стоящих вокруг людей: они размахивали руками, смеялись и хлопали друг друга по плечам. Перед рестораном братья Юсефа припарковали черный седан, украшенный золотистыми синтетическими лентами.
Хозяин ресторана включил музыку. Недовольства соседей он не боялся, зато надеялся привлечь внимание прохожих к своему заведению: пусть заглядывают в окна, видят накрытые столы и завидуют чужому веселью. Луиза разглядывала женщин – широколицых, с полными руками и пышными бедрами, которые казались еще пышнее из-за туго перетянутой поясом талии. Они громко говорили, смеялись и окликали друг друга через весь зал. Они сгрудились вокруг Вафы, сидевшей за главным столом и, как догадалась Луиза, не имевшей права подниматься с места.
Луизу усадили в глубине зала, подальше от окон, за одним столом с мужчиной – Вафа познакомила их еще утром. «Это Эрве. Помнишь, я тебе про него рассказывала. Он делал у меня в комнате ремонт. Он любит работать рядом с домом». Вафа специально посадила их вместе. Никого лучше Луиза не заслуживала. Никому он не нужен, а Луизе сгодится: она привыкла донашивать чужую одежду, читать брошенные кем-то журналы с вырванными страницами и доедать надкушенные детьми вафли.
Эрве ей не понравился. Ее смущали красноречивые взгляды Вафы. Она терпеть не могла, когда на нее пялились, и ощущала себя в ловушке. Но главное, мужчина оказался до того невзрачным! Разве такой может понравиться? Во-первых, маленький, ростом чуть выше Луизы, с сильными короткими ногами и тощим задом. Практически без шеи. При разговоре он время от времени склонял голову к плечу, точно пугливая черепаха. Луиза не сводила глаз с его лежащих на столе рук – рук рабочего, бедняка, курильщика. Она заметила, что у него не хватает зубов. И вообще выглядел он простовато. От него пахло свежими огурцами и вином. Первым ей пришло в голову, что она постесняется познакомить его с Мириам и Полем. Они будут разочарованы. И решат, что Луизе этот мужчина не подходит.
Эрве, напротив, пожирал Луизу взглядом, словно старик юную девушку, которая обратила на него внимание. Она показалась ему такой элегантной, такой утонченной. Его восхитил ее изящный воротничок, ее скромные сережки. Он смотрел, как она крепко сжимает на коленях руки – белые ручки с розовыми ноготками, на вид никогда не ведавшие ни нужды, ни тяжелой работы. Луиза напоминала ему фарфоровую куклу, какие встречались ему в квартирах старух, которым он что-нибудь чинил или делал ремонт. У нее были почти застывшие черты лица и такие же кукольные, пленившие его манеры. Она, например, могла подолгу смотреть в пустоту, вселяя в Эрве желание вернуть ее на землю.
Он рассказал ей, чем занимается. Он работал шофером в доставке, неполный день. Еще подрабатывал, кое-что чинил, помогал грузить вещи тем, кто переезжал с квартиры на квартиру. Три дня в неделю дежурил охранником на автостоянке банка на бульваре Осман. «Зато у меня остается время читать. В основном детективы, но не только». Она не знала, что ответить, когда он спросил, что любит читать она.
– Хорошо, а музыка? Ты любишь музыку?
Сам он был помешан на музыке и даже изобразил своими синеватыми пальцами, как трогает струны гитары. Заговорил о прошлом, когда ходил с друзьями на концерты своих кумиров. Тогда он носил длинные волосы и боготворил Джимми Хендрикса. «Я покажу тебе фото!» – пообещал он. Луиза вдруг сообразила, что никогда не слушала музыку. Не испытывала такой потребности. Она знала лишь считалочки и примитивные детские песенки, которые передаются от матери к дочери. Однажды вечером Мириам услышала, как она пела с детьми, и сказала, что у Луизы очень красивый голос. «Надо же, да вы могли бы стать певицей!»
Луиза не обратила внимания на то, что большинство гостей не притронулись к алкоголю. На каждом столе стояло по бутылке с газировкой и по графину с простой водой. Эрве поставил бутылку вина на пол и подливал Луизе, как только у нее пустел бокал. Луиза пила медленно. Постепенно она перестала замечать оглушительную музыку, вопли гостей и невнятный речитатив, который наговаривали молодые парни, приклеившись ртом к микрофону. Она смотрела на Вафу и улыбалась, совсем забыв, что все происходящее – не более чем маскарад, ширма для простофиль, спектакль.
Она продолжала пить, и в бокале, из которого она не спеша потягивала вино, тонули и растворялись ее жизненные неурядицы, ее болезненная застенчивость, все ее горести. Убожество ресторана и ничтожество Эрве вдруг приобрело какие-то новые краски. Эрве говорил тихим голосом и умел молчать. Он смотрел на нее и с улыбкой опускал глаза. Если ему нечего было сказать, он ничего и не говорил. Луиза поняла, что ей вовсе не противны ни его маленькие глазки почти без ресниц, ни его жидкие волосы, ни его лицо в пурпурных пятнах, ни его манеры.
Она согласилась, чтобы Эрве ее проводил, и они вместе дошли до метро. Она простилась с ним и, не оборачиваясь, спустилась по лестнице. Эрве по дороге домой думал о ней. Ее образ преследовал его, как песня на английском, из которой он не понимал ни слова, но мелодия которой продолжала звучать у него в голове даже спустя годы.