Как каждое утро, ровно в 7:30 Луиза открыла дверь квартиры. Поль и Мириам стояли в гостиной и явно ее ждали. У Мириам было лицо голодного зверя, который всю ночь метался по клетке. Поль включил телевизор и в виде исключения разрешил детям посмотреть утром мультики.
– Сидите здесь и не убегайте, – сказал он сыну и дочери. Те, разинув рты, мгновенно уставились в экран, по которому скакали развеселые кролики.
Взрослые закрылись на кухне. Поль предложил Луизе сеть.
– Может, сварить кофе? – предложила няня.
– Нет, спасибо, – сухо отказался он.
Мириам стояла у него за спиной, опустив глаза. Она поднесла руку к губам.
– Луиза, мы получили письмо, содержание которого привело нас в полное недоумение. Должен сказать, что мы крайне расстроены тем, что узнали. Есть вещи, которые мы считаем недопустимыми.
Он говорил без остановки, сверля взглядом конверт, который держал в руке.
У Луизы перехватило дыхание. Язык у нее одеревенел, и, чтобы не расплакаться, она прикусила губу. Как маленькой, ей захотелось заткнуть уши, закричать, упасть на пол – сделать что угодно, лишь бы прекратить этот разговор. Она попыталась рассмотреть, что за конверт держит Поль, но не смогла разобрать ни адреса, ни имени отправителя.
Она вдруг решила, что письмо написала мадам Гринберг. Наверняка старая ведьма шпионила за ней в отсутствие Поля и Мириам и прислала им анонимку. Мается от скуки, вот и придумала себе развлечение – возвести на нее напраслину. Скорее всего, доносит, что все каникулы Луиза провела здесь. Что приводила в гости Вафу. И письмо, как пить дать, не подписала – чтоб напустить побольше туману. Небось, насочиняла с три короба – поди догадайся, какие непристойности бродят в старухиной башке, не давая ей покоя. Луиза этого не переживет. Не переживет взгляда Мириам, презрительного взгляда своей хозяйки, которая поверит, что она спала в их постели и насмехалась над ними.
Луиза словно окаменела. Пальцы свело от ненависти, и она спрятала руки под колени, чтобы не было видно, как они трясутся. Лицо у нее побелело. В порыве ярости она запустила пальцы в волосы. Поль, так и не дождавшись от нее ни слова, продолжил:
– Это письмо из казначейства, Луиза. Они требуют, чтобы мы удержали из вашей зарплаты сумму вашего долга, очевидно копившегося много месяцев. Вы ни разу не ответили на их уведомления!
Поль мог поклясться, что в глазах няни мелькнуло облегчение.
– Я прекрасно понимаю, что это крайне унизительная для вас процедура, но, поверьте, она и нам не доставляет никакого удовольствия. – Поль протянул ей письмо. – Посмотрите.
Луиза схватила конверт и вспотевшими, трясущимися пальцами достала из него листок. В глазах у нее все плыло. Она притворилась, что читает, хотя на самом деле не понимала ни слова.
– Если они пишут нам, значит, испробовали все другие пути. Нельзя же быть такой безответственной, – объяснила Мириам.
– Простите меня, – ответила Луиза. – Мне очень жаль. Я все улажу, даю вам слово.
– Если надо, я могу вам помочь. Принесите мне все документы, и мы поищем выход.
Луиза растерянно скребла ладонью щеку. Она догадывалась, что должна что-то сказать. Ей хотелось броситься к Мириам, обнять ее и молить о помощи. Признаться, что она одна, совсем одна, что с ней случилось столько всего, что никому не расскажешь, разве что ей, Мириам. Ее била дрожь. Она не знала, как себя вести.
Луиза сделала вид, что ничего страшного не произошло. Что все это – не больше чем недоразумение. Видимо, связанное с тем, что она недавно сменила адрес. Во всем виноват ее муж Жак, который все запутал и ни о чем ей не рассказал. Вопреки очевидности, вопреки доказательствам она все отрицала. Выражалась она так туманно и с таким жаром, что Поль воздел глаза к небесам.
– Ладно, ладно. Это ваши дела, так что, пожалуйста, разберитесь с ними. Но я больше не хочу получать подобных писем.
Письма преследовали ее от дома Жака до ее квартирки и в конце концов добрались сюда, до этого дома, который держался на плаву только благодаря ей. Ей слали счета за лечение Жака, квитанции на уплату жилищного налога, уведомления о задержке выплат по кредитам, о которых Луиза не имела никакого понятия. Она наивно думала, что, не дождавшись ответа, все эти люди рано или поздно перестанут бомбардировать ее письмами. Ей просто надо притвориться мертвой, все равно у нее ничего нет. Что они могут ей сделать? Какой им смысл за ней гоняться?
Конечно, она прекрасно помнила, где эти письма. Груда писем, которые она не выбрасывала, а засовывала за электросчетчик. Лучше бы она их сожгла. Она не понимала смысла этих длинных предложений, этих таблиц, занимавших целые страницы, и столбцов цифр, сумма которых все время росла. То же самое было, когда она помогала Стефани с уроками. Они писали диктанты. Она решала с ней задачки. Дочь над ней смеялась: «Да что ты в этом понимаешь? Ты полный ноль!»
В тот вечер, переодев детей в пижамки, Луиза задержалась в их комнате. Мириам ждала ее у входной двери.
– Вы можете идти. До завтра.
Луизе так хотелось остаться. Она спала бы на полу, возле кроватки Милы. Она не шумела бы и никого не побеспокоила бы. Она не хотела идти домой. С каждым днем она возвращалась все позже. Бродила по улицам, натянув шарф до подбородка и глядя под ноги. Она боялась столкнуться с владельцем квартиры – стариком с рыжими волосами и налитыми кровью глазами. Скряга! Он и поверил ей только потому, что «сроду не надеялся сдать жилье в этом квартале белой». Наверное, теперь он об этом жалеет.
Сидя в метро, она сжимала зубы, чтобы не расплакаться. На улице шел мерзкий холодный дождь, намочивший ей пальто и волосы. Тяжелые капли, срываясь с крыш, падали ей за воротник, и она вздрагивала. Дойдя до угла улицы, вроде бы безлюдной, она почувствовала, что за ней наблюдают. Она обернулась – никого. Вдруг в полутьме она заметила примостившегося между двух машин мужчину. Он сидел на корточках, с голой задницей, опустив на колени огромные ручищи. В одной руке он держал газету. На Луизу он смотрел без тени смущения или враждебности. Она отступила. К горлу подкатила тошнота. Ей хотелось закричать, призвать кого-то в свидетели. Мужчина испражнялся прямо на улице, у нее под носом. Очевидно, привык справлять нужду прилюдно. Ни стыда ни совести.
Луиза бегом бросилась к своему подъезду. Пока она поднималась по лестнице, ее колотило. Дома она принялась наводить порядок. Сменила постельное белье. Ей хотелось вымыться, встать и долго-долго стоять под струей горячей воды, чтобы согреться, но душ сломался еще несколько дней назад. Деревянный пол под поддоном душевой кабины прогнил и почти провалился. С тех пор она мылась в раковине, обтираясь рукавичкой. Три дня назад она вымыла голову, сидя на пластиковой табуретке.
Она легла в постель, но сон к ней не шел. Перед глазами стоял виденный только что мужчина. Как ни гнала она от себя ужасные мысли, но не могла запретить себе думать, что вскоре на его месте окажется она. Ее выгонят на улицу. Она лишится даже этой убогой квартирки и тоже будет испражняться на улице, как животное.